Последний день Тельца Глава 14

Глава 14

На тротуаре мигом собралась толпа народу. Кто-то причитал, что только пять минут назад видел этого ребенка в цирке, кто-то вызывал милицию, кто-то хлестал по щекам шокированную няню, пытаясь выяснить у нее номер злополучного автомобиля. Приехала скорая помощь, и врач привел в чувства Клавдию Николаевну. Лишь только рассудок вернулся к несчастной женщине, она зашлась рыданиями. Последней подъехала милицейская машина. Бдительный прохожий назвал инспектору номер черной Волги. Милиционер связывался по рации с базой, потом звонил по мобильному телефону. Подъехала еще одна машина, за ней еще. Все вновь прибывшие были офицерами ГАИ. Они перешептывались в стороне от посторонних ушей, что-то мерили рулеткой, что-то записывали в блокноты. Няня, так и сидевшая на асфальте, от рыданий потеряла голос. Слезы тоже пересохли, но она продолжала всхлипывать и трястись всем телом, несмотря на тридцатипятиградусную жару. Раздавленный ребенок лежал на том самом месте, где роковая машина оборвала его жизнь, только теперь накрытый белой простыней. В толпе прошел слух, что водитель злосчастной Волги был милиционером. Кто-то присвистнул от удивления, кто-то усмехнулся, говоря, что это он и предполагал, кто-то снова произнес: «Какой ужас!».

Неожиданно милиционеры засуетились, поговорили с врачом скорой помощи, погрузили тело мальчика на носилки и увезли куда-то вместе с няней. Только машина скрылась за поворотом, на месте происшествия появились журналисты с телекамерой, но кроме нескольких зевак телевизионщики ничего не смогли заснять. Куда повезли тело, никто не знал.

Маша начала волноваться. После разговора со Светой и ее ухода, несчастная девушка не могла найти себе места в опустевшем доме. Номер мужа был недоступен. Родителям она позвонить не решалась, представляя мамину бурную реакцию на открывшуюся Сашину измену. Показаться перед Мишкой в таком заплаканном виде Маша тоже не очень хотела. Поэтому даже радовалась в глубине души, что няня с сыном задерживаются в цирке. Но едва прошли все сроки их возвращения, Мария набрала номер телефона Клавдии Николаевны и очень удивилась, когда робот ответил, что абонент недоступен. Такого никогда не было, чтобы предусмотрительная няня забыла зарядить свой мобильный. Теперь Маша взволновалась не на шутку. Она не могла понять, что произошло, и не представляла, как ей себя вести и что предпринимать. Мобильный же телефон Мишиной няни украли в суете, когда та, потеряв сознание, упала на асфальт и выронила сумочку. Вместе с телефоном пропал и кошелек, и пенсионное удостоверение.

В растерянности Маша вышла за ворота, стараясь разглядеть вдалеке две знакомые фигуры. От переживаний ее стало трясти. Вдруг она вспомнила о Сашином секретаре, которая наверняка знает, где сейчас находится директор. Мария бросилась в дом и набрала рабочий номер мужа.

- Наташенька, здравствуйте! Скажите, пожалуйста, Александр Александрович на месте?
- Здравствуйте! - ответила удивленная Наташа, потому что Мария крайне редко звонила на этот номер. - Нет, его нет в офисе.
- Наташа, он мне срочно нужен, а его мобильный отключен! Я прошу вас, найдите Сашу! Миша с няней ушел в цирк еще утром, и до сих пор они не вернулись. И ее номер тоже отключен. Я не знаю, что делать! Наташенька, пожалуйста, найдите его!
- Конечно, я сделаю все возможное! Маша, вы только не волнуйтесь, может у них батареи в телефонах сели! Я перезвоню вам сразу, как только что-нибудь выясню! - пообещала взволнованная секретарь и повесила трубку, услышав прерывистые гудки на другом конце провода.

Лишь только Маша прервала разговор, телефон в ее руке зазвонил. От неожиданности она чуть не выпустила трубку. Дрожащими пальцами женщина нажала кнопку ответа.

- Да! Алло! Говорите! - почти крикнула она, опережая звонящего.
- Это квартира Соколовых? - спросил сухой мужской голос на другом конце провода.
- Да, а кто это! - похолодев от чужого тона, произнесла Маша.
- С кем я разговариваю?
- С хозяйкой. Мария Александровна.
- Мария Александровна, вы только не волнуйтесь и возьмите себя в руки… (От этих слов в груди у женщины все оборвалось. Показалось, что сердце выпало куда-то вниз, в ноги). Случилось несчастье с вашим сыном… (Маша не могла промолвить ни слова). Его сбила машина… Насмерть!

Маша опустилась на диван, но соскользнула с его края на пол. Руки ее опустились и трубка выпала на мягкое ковровое покрытие. В голове все поплыло, перед глазами замелькали крупные черные пятна. Вдруг она встрепенулась, схватила трубку и закричала в нее.

- Кто это? Что вы говорите? Я не поняла! Куда вы звоните? Алло! Алло!

Дождавшись паузы, человек на проводе снова обратился к Марии, но теперь уже успокаивающим тоном. - Мария Александровна, я понимаю, как вам сейчас тяжело, но вы должны взять себя в руки и приехать в больницу, чтобы опознать тело. Скажите, кто с вами сейчас дома? Алло! Алло!..

Услышав слово «тело», Маша упала без чувств.

Капитан ГАИ, звонивший Марии, повесил трубку больничного телефона и обратился к врачу скорой помощи, доставившей тело ребенка и его няню, к которой до сих пор не вернулся дар речи. Она смогла произнести лишь домашний адрес, номер телефона и фамилию Соколовых, когда ее трясли и брызгали холодной водой, чтобы выяснить, кто родители мальчика.
 
- Док, - обратился капитан к врачу на американский манер. - Мне кажется, что сейчас кстати будет съездить к мамаше. По-моему она потеряла сознание.
- А как мы поедем, вызова-то не поступало? - ответил доктор.
- Так давайте я сейчас и вызову вас по телефону через 03. Какая бригада?

Изобретательный милиционер и врач скорой помощи провернули дело с вызовом и вместе отправились по адресу Соколовых. Калитка оказалась открытой. Дверь в дом тоже - Маша бросила все, спеша позвонить мужу на работу. Когда прибывшие вошли в гостиную, они застали хозяйку дома, лежащую без сознания на полу около дивана. Доктор привел женщину в чувства, но лишь только к Марии вернулась память, она залилась рыданиями, рвалась в больницу, избивая ладошками милиционера, пытающегося остановить ее. Врач сделал успокаивающий укол, и когда через несколько минут в голове женщины все поплыло, а ноги и руки стали неподъемными от собственной тяжести, мужчины заботливо проводили ее до машины, заперев на ключ дом и калитку. В больницу на опознание Маша приехала в полусонном состоянии. Она не плакала и всю дорогу сидела молча, ощущая реальность нескончаемым сном, но только перед ней раскрыли изуродованное тело сына, силы снова вернулись. Она бросалась к Мишке, перебарывая сопротивление врачей и милиционера,  она падала на пол и била в него кулаками, она ругалась матом на Клавдию Николаевну, которая рыдала в коридоре, не зная, что делать и как дальше жить, она плакала и звала мужа.
 
Волоком за руки Марию вынесли из холодной комнаты, в которой остался лежать ее единственный сын - смысл всей жизни. Врач опасался вколоть еще одну дозу успокаивающего, но заставил женщину выпить несколько таблеток. Милиционер что-то писал в протоколе, периодически набирая номер телефона Соколова. Самой большой проблемой для него сейчас стала мать погибшего ребенка, которую нужно было передать в надежные руки. Оставить двух женщин наедине инспектор ГАИ опасался и поэтому, спросив предварительно о состоянии Клавдии Николаевны, отправил ее домой, подальше от глаз Соколовой. На предложение позвонить родителям Маши или ее мужа, милиционер получил категорический запрет от рыдающей матери, считавшей, что те не переживут случившегося. Лекарства снова расслабили Марию, и она замолчала, осунувшись на стуле около инспектора. Увидев эту усталость и решив, что кризис миновал, капитан с величайшим трудом убедил женщину оставить тело ребенка в больнице до утра и отправил ее домой со своим водителем, так и не дозвонившись Соколову.
 
Сержант проводил отрешенную Машу до самой двери и подождал, пока она справится с замком, запирая дверь изнутри. Женщина включила в прихожей свет и прошла в комнату. Дом был пуст и холоден, несмотря на летнюю жару. Маша села на диван, подняла с пола трубку домашнего телефона и по памяти набрала номер мужа, не заметив, что ошиблась на одну цифру. Пошел вызов, и через несколько гудков на звонок ответил пьяный женский голос, перекрикивающий шум веселой компании.

- Алле!
- Алло, кто это? - крикнула Мария.
- А это кто?
- Где Саша? Почему у вас его телефон?
- Саша занят! Это мой телефон! А кто его спрашивает? - ответила женщина, раздражаясь от того, что какая-то незнакомка в приказном тоне требует ее мужа.
- Дай Саше трубку, стерва! - не выдержала Мария глупой словесной перепалки.
- Сама ты сука! Хрена тебе, а не Сашу!
- Я сказала, дай ему трубку! - заорала Маша, но в телефоне послышались прерывистые гудки. В волнении она снова набрала номер по памяти, но теперь робот ответил, что абонент недоступен.

Маша ощутила себя уничтоженной, растоптанной, оставшейся единственной во вселенной. Голоса пьяной компании, среди которых она отчетливо услышала интонации мужа, убили в ней остатки выдержки. Женщина встала с дивана и поднялась в спальню. Минут через десять Мария выключила в комнате свет и, держась за стену, прошла в ванную. Она не знала, как пересилить горе, раздавившее ее, она не представляла, куда спрятаться от бесконечной пустоты, поглотившей ее. Мишкин голос звучал в ушах, то, шепча что-то, как будто перед сном, то, зовя на помощь. Она тысячу раз представляла себе картину, как тяжелые, безжалостные колеса ломают кости ее мальчика. Она ощущала эту боль в своей грудной клетке. Время не возвращалось вспять, как ни молила Маша Господа сделать это. Снова и снова открывая глаза, она оказывалась на полу ванной комнаты без сына и без мужа. Весь остальной мир перестал существовать. Только два этих образа всплывали перед ней, но оба они отобраны навсегда: один - смертью, а другой умер в ее душе. Пустота, мгла впереди, боль во всем сердце, ставшем гигантским от горя, безысходность, безнадежность разрывали Машину душу. Выпитые лекарства, продолжая свое действие, держали ее в полусознательном состоянии, притупляющем ощущение реальности, но не ужас трагического случая. Женщина не могла найти выхода ни из ванной комнаты, ни из безграничности своего горя. Словно в полусне Мария включила струю горячей воды, словно в полудреме достала из новой пачки острое лезвие, словно полуживая села на дно полупустой ванны, подождала, пока вода поднимется до груди, закрыла кран и, опустив руки под воду, словно в полузабытьи разрезала вены. Крови, быстро окрасившей горячую воду, Маша не видела, потому что закрыла глаза, облокотившись затылком на жесткое ребро ванной. Перед ее взором мелькали картинки из недавней счастливой жизни, в которой Мишка смеялся и обнимал ее. Они шли по солнечной улице, держась за руки. Она ощущала в своей большой ладони его маленькую, вспотевшую ладошку. А Саши все не было и не было. Он где-то там, за следующим поворотом, и они с сыном уже бегут, пытаясь догнать папу, который прячется за деревьями летнего парка. Стало так хорошо от надежды, что вот-вот они встретятся и обнимутся как раньше, как в прошлой жизни, такой далекой и счастливой. Стало так тепло…

Наташа пыталась дозвониться Соколову, но его телефон был отключен. Тогда она набрала номер Володи, однако, к удивлению, с ним тоже не было связи. Не зная, действительно ли в семье Соколовых что-то случилось и, перебарывая неприятный осадок, оставленный директором после их утренней встречи, Наташа все же решила поехать в кафе, где рассталась с Сан Санычем. Девушка взяла дежурную машину «Фаворита», но, прибыв в загородную «резиденцию» своего директора, обнаружила, что ни его, ни его Мерседеса там нет. Перезвонив на Машин мобильный, Наташа не дождалась ответа. Мария, отправившись на машине скорой помощи в больницу оставила свой телефон дома. Куда ехать дальше и куда звонить девушка не знала. Она ощущала, что в семье Соколовых что-то произошло, но знать этого наверняка не могла. Водитель высадил Наташу в двух кварталах от дома директора, в сторону которого девушка отправилась неторопливым шагом, раздумывая, что еще она может предпринять. Подойдя к калитке и заглянув в щель между стойками забора, Наташа увидела горящий в гостиной свет. Значит кто-то дома, а раз вокруг все тихо и спокойно, то, наверное, ничего страшного не произошло. Успокоившись, девушка отправилась домой, так и не перезвонив более Марии.

Сан Саныч в одиннадцать часов вечера находился в состоянии алкогольной невменяемости. Девушке, которую он купил на день, надоели его пьяные речи, и она незаметно затерялась в толпе, оставив Соколова около кассы лунопарка. Сан Саныч купил два билета, но спутницу свою найти не смог. Тогда он решил сам дважды прокатиться с ветерком, однако и первое кружение так его разболтало, что, едва став на твердую землю, Соколова стошнило на глазах у многочисленной публики. После этого захотелось спать, и директор «Фаворита» с трудом найдя на стоянке свою машину, приказал Володе ехать домой. Водитель высадил еле стоящего на ногах директора  около ворот и подождал, пока тот войдет во двор. Соколов, несмотря на крайнюю степень опьянения, запер на ключ и калитку, и входную дверь. Оказавшись в прихожей, он снял обувь и насколько мог тихо прошел в гостиную. Ему не хотелось видеться с женой, потому что эта встреча непременно привела бы к скандалу, а сил спорить у Сан Саныча не осталось. Он разделся, бросив одежду на полу около дивана, и заснул крепким сном, не выключив в комнате свет. 
 
Как обычно после перепоя Сан Саныч проснулся на рассвете от иссушающей жажды. Он, качаясь, прошел в кухню, открыл холодильник и сделал несколько крупных глотков минеральной воды. Холод сковал горло и Соколов закашлялся. Голова гудела. От кашля в висках застучал пульс, а в глазах все поплыло. Сан Саныч немедленно вернулся в комнату и снова рухнул на незастеленный диван. Глубоко вздохнув, он снова задремал, но головная боль не давала ему погрузиться в сон. Через полтора часа Соколов опять с трудом поднялся на ноги и направился в ванную комнату, чтобы умыться. Он вошел, не включая свет и не осматриваясь по сторонам. В глазах темнело. Хотелось поскорее выздороветь. Чувство сожаления от вчерашней неугомонности заполнило трезвеющее сознание Сан Саныча. Он несколько раз умыл лицо холодной водой, прополоскал во рту и вышел в кухню, чтобы снова прильнуть к бутылке минеральной воды. Теперь Сан Саныч запил ней таблетку цитрамона, не найдя растворимого аспирина. Вернувшись в гостиную он сначала сел, потом лег, но снова сел на диване. Тошнило. Солнце за окном раздражало приближением нового рабочего дня. Еще пугала встреча с женой. Ему сейчас так не хотелось разговаривать, тем более выяснять отношения по поводу нескольких последних дней, когда он почти не виделся с Машей и сыном. Сан Санычу, вдруг, стало так жаль свою жену и Мишку. Ведь они целыми днями сидят дома и ждут его возвращения, а он в это время пьет проклятую водку и таскается с бесполезными, пустыми девками. Соколов встал с дивана и подошел к окну, раздвинув гардины. Перед ним открылся двор с качелями на зеленой траве. На этих качелях они часто по вечерам покачивались с Машей, уложив Мишку спать. Сан Саныч брал с собой бутылку шампанского и в течение часа они болтали обо всем и пили, закусывая то бананами, то дольками ананасов. Это было очень давно. Последний раз он катал на этих качелях Мишу, но и это было еще прошлой осенью. Как же летит время! Ведь так и вся жизнь может незаметно промелькнуть, и сожалеть о потерянных минутах будет просто поздно. Сан Санычу безудержно захотелось залезть к Маше под одеяло и уткнуться носом в ее теплое тело. Как много он теряет в круговерти событий! Как много ласки пропускает по собственной вине. И как много он этой ласки недодает своей семье. А ведь он безгранично любит и Машу и сына. Ведь они - самое дорогое, что есть у него в жизни.

Сан Саныч поднялся на второй этаж и открыл дверь спальни. Маши не было. Он остановился в недоумении. Первое, что пришло в голову - она спит вместе с сыном. Соколов тихонько прошел в детскую, но там тоже было пусто. Он заглянул еще в две комнаты и, не обнаружив там жены и сына, решил, что они ночевали у ее родителей. Сан Саныч снова спустился в гостиную крайне расстроенный тем, что не смог приютиться около спящей жены и что по его вине семья не ночевала дома.

Еще раз посмотрев на пустые качели во дворе, Сан Саныч решил умыться и почистить зубы - во рту стоял невыносимый привкус горечи. Он включил свет и вошел в ванную…
Маши почти не было видно в густом цвете кровавой воды. Из-под воды виднелись только бледные коленки, и несколько локонов прилипло к краям ванны. Соколов молча кинулся к жене и попытался поднять ее, но поскользнулся и по плечи погрузился в холодную, красную воду. Он вскрикнул от напряжения и достал безжизненное тело из ванны. Оно было таким же холодным, как и вода, стекающая на пол с Машиных волос. Сан Саныч вырвался в комнату и положил жену на диван.
 
- Маша, Машенька! - наконец выкрикнул он, ударяя ее по бледным щекам. - Что ты наделала, любимая моя?! Что ты наделала?!

Слезы заливали его щеки и душили спазмами. В голове абсолютно трезво звучало: «Она холодная, кровь не течет, значит мертва. Она пролежала там всю ночь, а я спал рядом. Возможно, ее еще можно было спасти!». Но из горла, из самого сердца вырывались стоны негодования, вопли отчаяния.

- Машенька, девочка моя! Нет! Нет! Нет, любимая! Только не ты! Я прошу тебя! Только не ты! - кричал Сан Саныч в самое лицо Марии. Он чувствовал, как сердце его разрывается в груди, как обливается оно горячей кровью. Он готов был сам себе вскрыть вены, лишь бы вернуть ее к жизни, лишь бы она простила его. Ведь достаточно было попросить у нее прощения, как собирался он сделать вчерашним вечером. Просто купить цветов, встать перед ее кроватью на колени и попросить прощения. Всего несколько слов, всего несколько минут, и ничего этого не произошло бы. Как теперь ему жить, как объяснить все сыну? Он, наверное, сейчас спит у бабушки и не подозревает, что папа своим молчанием, своей грубостью убил его маму.

- Машенька, миленькая, что же ты наделала?! Что же я Мишке скажу? Как я скажу ему, что тебя нет? Родная моя! Я ведь так тебя люблю! Что же ты наделала, милая моя? - продолжал то кричать, то шептать Сан Саныч. Его руки, наполненные жизнью, отличались краснотой на фоне обескровленного тела Марии. Он гладил ее локти, переплетался своими горячими пальцами с ее тонкими неподвижными пальчиками, как делал это тысячу раз, когда Маша была жива и любима. Он поправлял ее волосы, прилипшие ко лбу. Гладил бледные щеки и целовал посиневшие губы. Маша была мертва, и это было необратимо.

В конце концов, Сан Саныч поднялся с пола и чуть не упал, почувствовав, как затекли ноги. Он подошел к телефону и не придумал ничего другого, как позвонить в скорую помощь. Оператор, еще не успевшая смениться, узнала адрес ночного вызова и решила отправить туда ту самую бригаду, которая привозила Марию в больницу к сыну. Через двадцать минут к воротам подъехала машина скорой помощи. Сан Саныч вышел во двор и открыл калитку. Доктор вместе с медбратом молча проследовал за хозяином дома в гостиную, где лежала уже знакомая им женщина.

- Господи! - вырвалось у врача, когда он увидел мертвецкую бледность Марии, еще несколько часов назад бьющуюся в истерике на полу около тела погибшего сына. - Она все-таки не выдержала!
- Что? - переспросил растерянный Соколов.
- Как же вы не уследили за ней? Ведь было видно, что она на грани срыва!
- Я не виделся с ней, - ответил Сан Саныч, не придав значения тому, что доктору знакома его жена.
- Когда это произошло?
- Я не знаю. Я нашел ее в ванной час тому назад.
- А вечером вы в ванную не заходили? Или вы вернулись утром?
- Я вечером приехал, но в ванну не зашел.
- Постойте, - переглянувшись с медбратом, спросил врач, - так инспектор вам не дозвонился?
- Какой инспектор? - отрешенно переспросил Соколов.
- Так вы ничего не знаете?
- Доктор, у меня жена умерла! - вдруг вскрикнул Сан Саныч. - Что еще мне нужно знать?
- Я прошу вас, успокойтесь и сядьте! Я сейчас сделаю вам укол.
- Не нужно мне никаких уколов! - немного успокоившись, сказал Соколов. - Я в порядке.   
- И все же я попрошу вас присесть.

Сан Саныч подчинился и сел в кресло, обхватив руками голову.

- Как вас зовут? - спросил врач, готовя инъекцию.
- Александр Александрович. Саша, - поправился Соколов.
- Александр Александрович, я понимаю, как вам сейчас тяжело, - начал страшное признание врач и, сделав паузу, вколол Соколову дозу успокоительного. - Но то, что случилось с вашей женой, это еще не все беды, которые вам придется пережить.
- Что вы имеете в виду? - поднимая глаза на врача, спросил Соколов, и по его спине пробежал холодок. Он вдруг понял, что этот доктор знал Марию.
- Я говорю о вашем сыне…

Соколов подорвался с места и схватил врача за локти.

- Где Мишка, что с ним? - закричал он изо всех сил.
- Его нет, он вчера погиб…
- Нет! Нет! Этого не может быть! - заорал Соколов, которого двое мужчин пытались удержать в комнате. - Где он? Что за ерунда? Черт возьми, пустите меня! - вырываясь, сам не зная куда, кричал Сан Саныч.
- Успокойся ты, в конце концов! - крикнул врач в самое лицо Соколова, и тот сел в кресло, перестав сопротивляться. - Соберись с силами, ты же мужик, и выслушай все!
- Я слушаю, - громко выдыхая в ноздри, произнес Соколов, вцепившись крепкими пальцами в подлокотники кресла.
- Вчера, когда ваш сын с няней возвращался из цирка, его насмерть сбила машина.
- Какая? - прошипел Соколов.
- Никто не знает. Водитель скрылся с места происшествия.
- С места происшествия, - так же шипя, повторил Сан Саныч. - Где Миша?
- Он в больнице. Сегодня проведут экспертизу, и вы сможете его забрать домой. Я глубоко сочувствую вам! Крепитесь! Только сильный человек сможет пережить такие потери. А вы сильный! - попытался поддержать Соколова врач.
- Я сильный, - повторил за доктором Сан Саныч и закрыл ладонями лицо. Потом воспрянул. - Я должен его увидеть! Немедленно!
- Конечно, вы можете поехать в больницу, но за вашей женой сейчас приедут из милиции. Нам придется их дождаться, а потом вы сможете отправиться за сыном. Я напишу вам адрес, - успокаивающим тоном, словно с ребенком, говорил с Соколовым врач. Но лекарство начало свое действие, и Сан Саныч обмяк и расслабился. Он откинулся на спинку кресла и слезы потекли из глаз, капая на обнаженную грудь.

Скоро приехала оперативная группа. За их действиями Соколов наблюдал словно со стороны, словно сидел перед телевизором и смотрел фильм. Реальность растекалась по сознанию Сан Саныча непроглядным туманом. Протоколы, опросы, фотографирования смешивались разорванными картинками в одну тупую боль - необратимость произошедшего. Все земное тускло перед возникшей опустошенностью. Все богатства, все проблемы, все философии растворились в мизерности собственной важности. Государства, религии, войны перестали существовать рядом с единственной реальностью - смертью жены и сына. Оказалось, что смерть не страшна - как логический итог физического существования, она страшна тому, кто остается жить и страдает на грани саморазрушения от бессилия перед одиночеством, которое принесла гибель самого близкого человека, а страшнее - самых близких и дорогих людей. Любовь к Марии разбивала сердце Соколова, как волны разбивают своей мощью прибрежные скалы. Только теперь, когда она больше не сможет услышать о его любви, только теперь он понял, что значила для него эта маленькая женщина, бледно лежащая сейчас на диване. Только теперь, когда ни один вопль о затерянных в суете чувствах не коснется ее сознания, когда ни одна слеза не согреет своей искренностью, только теперь Сан Саныч ощутил величайшее единство своей души и тела с душой и телом Машеньки, которая никогда более не проведет своей нежной ладонью по его коротким волосам, никогда не согреет ухо тихим шепотом, никогда не прижмется теплой щекой к его горячей ладони. Разрезано безжалостной рукой Всевышнего, разорвано по живому, изъято навсегда, обезглавлено, обездушено, обезвожено сознание оставшегося живым. Вакуум одиночества и бессилия растворил своей пустотой осколки человечности. И освобожденное место заполнилось жаждой возмездия. Ведь это не болезнь забрала две самые дорогие жизни, это не безликая стихия поглотила в своих водах любимых людей. Это человек, скорее всего - пьяный человек, своей нечеловеческой жестокостью, безразличием, перечеркнул счастье, любовь и жизнь. И он сейчас жив! Более того, наверное, продолжает пить и хохотать своим мерзким баритоном, целуя воспаленными губами руки уличных проституток. Этот некто, а вернее сказать - это нечто! - продолжает свое существование без малейших угрызений совести, без намека на раскаяние. Оно ходит по земле своими гадкими ножками, садится в машину своей отвратительной задницей и продолжает в ресторане пожирать свинину своим омерзительным нутром. Такому человеку не место среди людей, во всяком случае - среди живых людей! (Сан Саныч почувствовал, что волосы на его голове зашевелились от вскипевшей ненависти). Этот гад будет уничтожен рукой возмездия, стерт с лица земли, раздавлен, как слизняк. Он вырвет его сердце и растопчет в придорожной пыли. Он вывалит на асфальт его внутренности, пока эта мразь еще будет все видеть и осознавать. Он перегрызет ему горло, упиваясь теплом горячей вражьей крови. Но сначала он изобьет его до полусмерти, до состояния холодца. На окровавленном лице невозможно будет различить ни рта, ни носа, ни глаз. Он превратит эту мерзкую рожу в отбивную. Он разорвет самодовольную тварь на мелкие кусочки, отгрызая уши и нос, вырывая когтями волосы и кадык. Он размозжит камнем его череп, и бестолковые, извращенные мозги хлюпнут своей бессмысленностью в грязь на дороге. Пусть машины раскатывают их по асфальту, пусть вороны превратят их своими желудками в экскременты. Он выбросит остатки этой расчлененной плоти в реку, чтобы рыбы и раки насладились вонючим мясом никчемного человека. Он найдет его и отомстит за свою семью, за своего Мишку и Машеньку.