Какие глаза у Пресвятой Богородицы?

 



"Любовь долготерпит,

милосердствует,

любовь не завидует,

любовь не превозносится,

не гордится,


не бесчинствует,

не ищет своего,

не раздражается,

не мыслит зла,


не радуется неправде,

а сорадуется истине;


все покрывает,

всему верит,

всего надеется,

все переносит.


Любовь никогда не перестает,

хотя и пророчества прекратятся,

и языки умолкнут,

и знание упразднится."

Апостол Павел.
**************
(1Кор.13:4-9)





Зачем я это рассказываю?

Мне было восемь лет. Очень я любила уже в этом возрасте маленьких детей. Мечтала стать учительницей, а ещё лучше - воспитательницей в детском саду или яслях.  Когда гуляла во дворе, не могла пройти мимо ни одной коляски, ни одного малыша.

Надо мной со смеху умирали, говорили:

" Хорошая из тебя нянька получится!"  Но  вот маме моей  это совсем  не нравилось.

Она считала такое качество моего характера глупостью страшнейшей. Тем не менее, мамочки охотно доверяли мне погулять со своими детьми, легко оставляли с колясками. Подружки поддразнивали, но по-доброму. Жадно поглощая все журналы, что выписывались в нашей семье, я проглатывала  также и журнал  "Семья и школа",  от первой страницы до последней.  Неправильный подход к детям, который я наблюдала вокруг, сильно меня расстраивал. Уже тогда я представляла себе, как будет у  меня самой, когда у меня будут свои дети. Забегая вперёд,  могу сказать сегодня, что мечты и намерения мои сбылись. Не зря я всё это читала, вот я о чём.
Детство моё прошло в Марьиной Роще, в районе Стрелецкой улицы.
В нашем доме, в крайнем подъезде, на первом этаже жила маленькая девочка, грудная…
Не знаю, сколько ей было месяцев. Её папа гулял с коляской и я видела её завёрнутой в красное ватное одеяло в белом пододеяльнике. Вот об этом и пойдёт мой рассказ.
   Дело было зимой. Когда этот папа с ребёнком  впервые появился в нашем дворе, он не  мог не  обратить на себя особое, даже пристальное  внимание.   Это был молодой мужчина очень необычной, яркой внешности,  он не был ни на кого похож.

      У него были очень густые, антрацитно-чёрные волосы,за ними полностью прятался воротник пальто, пружинящие локоны спиралями  рассыпались по плечам. Это было так интересно!  Выражение лица,голубовато-бледного, было немного пугающим и одновременно чем-то притягивающим. Одного взгляда на этого человека  было достаточно, чтобы запомнить его на всю жизнь.
Вот я и запомнила. Когда он шёл по заснеженной улице, на него обязательно оборачивались и провожали взглядами. Было даже нечто необъяснимо манящее, волнующее во всей его фигуре,в том, как он шёл, решительно, размашисто, думая о чём-то, только ему ведомом. Тёмный силуэт то перемещался, то останавливался на фоне ослепительно белого снега, неизбежно привлекая к себе внимание. Одет он был в чёрное длинное пальто, тёмно-синие грязноватые  брюки неряшливо морщились на стоптанных ботинках, лицо было какое-то нездешнее, болезненно отрешённое. Он выходил на прогулку всегда примерно в одно и то же время. Не заметить этого я не могла, потому что все маленькие дети нашего двора были у меня  "на учёте". Я, как кошка, стерегущая мышку, высматривала такие колясочки и мчалась просить разрешения погулять с ребёночком. Очень я жалела, что не было у меня ни сестрички, ни братика. А когда гуляла, представляла себе, что это мой братик или сестричка.
Плохо расти одной.

   Этот мужчина вызывал у меня  страх, смешанный с каким-то неосознанным,  мучительным ,почти болезненным  интересом. Увидев его впервые, я не могла уже отвести от него глаз.Сердце замирало.Красота его была просто сказочной, но какой-то тревожной, необычной. Я уже видела такие лица на картинах в Третьяковской галерее, кажется. Стараясь не упустить момент, когда он выходил из подъезда со своей низенькой салатовой коляской, я уже "дежурила",  стоя поодаль, прячась чуть-чуть за угол.

И вот папочка с коляской появлялся, наконец, и отправлялся в сторону от дома, по направлению к Дворцу культуры "Станколит". Это считалось - далеко. Путь  неблизкий, предстояло  переходить дорогу несколько раз.

Машин в то время было не так уж и много, но всё же он шёл не один  и я   думала, что это не очень хорошо – так много  раз переходить дорогу с маленьким ребёночком, пусть и в коляске.

Решила взять над ним  "шефство",  понятное дело, что его нельзя оставлять  одного.

Это было правильно. Уже  через  какое-то время  его походка становилась неуверенной, он начинал спотыкаться,  странновато пошатываясь и неожиданно  разворачивая коляску в противоположном направлении. В этот момент я пугалась, что он заметит, что я иду вслед за ним. Иногда даже приседала на корточки  и замирала  от страха, не сводя с него глаз.

Но он не замечал ничего. Он был пьян.

Вот так его прогулки под моим  "конвоем" и продолжались какое-то время, пока не сбылась, наконец,  моя мечта. А мечтой моей было забрать у него ребёночка, девочку Вику, и унести её к себе домой. И стала бы Вика моей младшей сестрёнкой. Какое это было бы счастье!
Мама  девочки, худенькая  маленькая блондиночка с милым, мягким, всегда   будто испуганным личиком, очень  радовалась, когда встречалась со мной. Меня уже все знали  как  девочку-няньку. Знали, что со мной можно оставить коляску во дворе и даже доверить сходить с ребёнком в коляске в магазин. Иногда мама Вики, тётя Люся, просто просила меня побыть в комнате, пока ей нужно было постирать в ванной или сбегать куда-нибудь.При одном моём появлении Вика начинала вылезать из кроватки от радости.

Однажды, зайдя к маме моей любимицы, чтобы попроситься погулять с девочкой,  я увидела в её взгляде такое отчаяние, такую беззащитность и обречённость, что у меня вся душа перевернулась. В её  глазах, цвета нежно-зелёного ореха, читалась и мольба, и вина непонятно за что, и отчаяние. Не забыть мне этот взгляд.

   Да, надо было что-то предпринять, что-то придумать, как-то помочь.
Но что я могла бы сделать для безответной тёти Люси, Викиной мамы? Забрать девочку в свою семью -вот что!И тёте Люсе будет полегче, и мы все будем счастливы,что у нас появится ещё человечек в семье.Мы живём в одном доме, в разных, правда, подъездах, значит, тётя Люся сможет к нам прийти в любое время.
И вот, однажды, во время одной из таких прогулок "под моим присмотром", папа Вики,неожиданно споткнувшись,закружился на одном месте,не выпуская коляску из рук.Он был сильно пьян, по обыкновению.Фантастически красивый молодой мужчина библейской,сказочной внешности,кружился на одном месте, привлекая внимание прохожих,в жутком танце с коляской.Девочка,завёрнутая в одеяло в белом пододеяльнике, заплакала.Сердце бешено заколотилось в груди, я сильно испугалась. Но убежать, оставить ребёнка, уже тем более не могла. Вдруг отец девочки как-то осел и повалился мягко, тихо, прямо в  плотный  сугроб.  Тяжёлая коляска перевернулась. Я успела подхватить ребёнка раньше, чем одеяло коснулось асфальта.

   Всё. Моя  Вика была спасена! Я мчалась с ребёнком в руках так, будто за мной гонится Баба –Яга. Люди, идущие мне навстречу, провожали меня любопытными взглядами.

На бегу я с ужасом думала ещё о том, как он там, остался на снегу один, как же  папа Вики  до дома-то доберётся. Но ребёнок был важнее.
Прибежала  домой, когда на улице наступал уже синий зимний вечер. Дверь мне открыла наша  соседка Мария Васильевна, которая  была мне по существу няней.   Увидев меня с ребёнком в ватном одеяле, свёртком не  намного меньше моего роста, обомлела.

-Валечка! Что это?  Кто  это?! Откуда у тебя этот ребёнок?!

К счастью, девочка уже успокоилась и смотрела на меня с любопытством и очень весело. Ей было восемь-девять месяцев, как выяснилось позже.

-Марьвасильна! Там её папа пьяный упал прямо сугроб! Я её спасла.Она теперь будет наша! Она будет моей сестричкой! Вы не представляете, как я её обожаю просто! Ну, смотрите, какая она прелесть!

Она теперь у нас будет жить! Я её  очень люблю! Её мама, тётя Люся,  разрешит, она очень-очень добрая! Она разрешит!Знаете, как ей тяжело живётся?! Там у неё вообще тааакооой ууужас... У Вики знаете, какой папа?! Он  пьяный всё время!

-Валечка! Валечка! Ай-ай-ай!Какая же ты, Валечка,глупышка! Ну, ладно, ладно… Давай, развернём  её, посмотрим, батюшки, ой-ё-ёй… Беда–то какая! Ой, девулечка какая хорошенькая, ишь,какая, смотри-ка, глазки какие умненькие и смеётся! Красавица! Она тебя знает, значит?! Да-да-да! Сколько же ей месяцев-то?
Самое поразительное, что маленькая Вика и, правда, очень обрадовалась, узнав меня, и потянулась ко мне на ручки.Я  была на седьмом небе от счастья.
-Марьвасильна! Мы сейчас её покормим! Я умею варить манную кашу, у  нас есть творог и яблоки. Всё-всё  сейчас натру, всё сделаю. Я  же умею, я её уже сколько раз так кормила!
Необыкновенной красоты глаза девочки, ярко-зелёные, обрамлённые густыми ресницами сияли так, что невозможно было с ней расстаться ни на секунду. Я сообразила, что, для того чтобы уйти на кухню, ребёнка надо положить на кровать.Но ведь не оставишь же её одну в комнате!

В этот момент послышалось, как в квартиру вошла моя мама, вернувшись с работы.   

Марьвасильна находилась в нашей комнате, вид у неё был виноватый и испуганный. Марьвасильна была не только нашей соседкой по квартире, но и   нашим близким, почти родным человеком. Мы вообще жили очень дружно, как одна семья. Одинокая, её  единственного сына Виктора убили на войне. Его фотография висела у неё в комнате над швейной машинкой. На буфете, в её семиметровой комнатке, вверху, стоял разноцветный яркий глиняный петух, а за петухом - икона...Чтобы не видно было.Над верующими очень тогда смеялись, это считалось проявлением крайней отсталости, до неприличия.Добрейшей женщина души во мне не чаяла. И вот сейчас не досмотрела за мной, девочка ушла гулять и пришла вон с кем. Ой-ё-ёй… Что же делать-то!
Мама разделась, вошла в комнату и увидела интересную сцену.
Её восьмилетняя дочь сидит на диване с грудной девочкой на руках и играет в  "сороку – ворону" на ладошке. Девочка громко смеётся и подпрыгивает от удовольствия.
Моя мама была очень волевой  женщиной.На всё реагировала мгновенно. Но здесь получился сбой.
В таких случаях говорят - "она лишилась дара речи". Именно это и произошло с моей мамой. Она "так и села" - не зная, что сказать и что спросить, боясь услышать такой ответ, от которого станет ещё хуже, ещё жутче.
В состоянии шока, с  каким-то кротким любопытством  и одновременно   как-будто страхом уставилась на меня.
В её лице появилось  что-то заискивающее. Видно было по всему, что у неё не получалось  даже сформулировать вопрос. Она просто боялась услышать какой-нибудь ужасный ответ. В эту минуту девочка прижалась ко мне щёчкой и… поцеловала!
Я обняла  ребёнка и заплакала.
- Мамочка! У неё папа пьяница! Он её потеряет когда-нибудь! Он по улице с ней ходит пьяный! С ней может всё что угодно случиться!

Мама  не произнесла ни слова. Лицо её выражало такую растерянность, такое изумление, что видно было по всему, что ей требовалось какое-то время, чтобы совладать с собой. Очень редкий случай.
Я ликовала.  Девочка прыгала с восторгом у меня  на коленях, я уже решила, что это будет моя долгожданная сестрёнка.
-Мам!  Ну,  что ты так смотришь? Тётя Люся же разрешит! Она уже сколько раз разрешала мне с ней гулять!
-Какая тётя Люся?!
-Ну, из первого подъезда.
-Какого первого подъезда?! –нежно и тихо-тихо прошептала мама. На лице её появилось выражение умиления.
-Ну, в нашем доме!
-В нашем доме?!  Её мать  живёт в нашем доме?!
- Ну, да!
Через секунду моей мамы  в квартире не было. Я только подпрыгнула от того,  как хлопнула дверь. У меня всё опустилось внутри. Я заплакала так горько, прямо в голос.
Ужас какой! Моя мама не была на моей стороне. Во, она ушла за тётей  Люсей и у меня  сейчас отнимут ребёнка.
Вика тоже почему-то заплакала, ещё крепче обняв  меня своими ручками. Эта девочка уже была мне родной.
Так мы и   заревели с ней вдвоём...
Минут через пять тётя Люся,  без пальто, в одной юбке и комбинации, даже без кофточки, бледная, с ввалившимися щеками,  потемневшими  крыжовенными глазами, влетела к нам в квартиру.

Я даже не успела произнести заготовленные мольбы. Мать схватила девочку, посмотрела на меня долгим-долгим благодарным взглядом, как-то порывисто чмокнула в щёку и ...дверь хлопнула ещё раз. Я сползла с дивана на пол, зашедшись в рыдании от отчаянного горя. Моя мечта не сбылась.

Но мои прогулки с Викой продолжились. Бывали случаи, когда тётя Люся даже оставляла меня с девочкой дома на полдня. Для меня это были праздники.

  Никогда, ни разу я не заметила, чтобы тётя Люся хоть словом, хоть намёком пожаловалась на свою судьбу.

Мне было совершенно ясно, что она очень любила своего мужа, отца своей дочки.

Мы как бы породнились, Вика привязалась ко мне, а я её обожала.

Шли годы, Вика росла, да и у меня всё меньше оставалось свободного времени.

По слухам, её отец повесился в состоянии белой горячки. Редчайший случай среди евреев.

Когда я встречалась с Викой случайно во дворе, она неслась ко мне, раскинув руки и сияя чудными  светло-зелеными, как у матери, глазами. Густые и нежные, сильно курчавые русые волосики, обрамляющие высокий лоб, счастливое  лицо. За нами наблюдал, улыбаясь и переглядываясь, весь двор, а я уже смущалась.

Как мы с ней любили друг друга! Подружки во дворе заворожённо и слегка с завистью смотрели, как она бросалась мне на шею, завидев  издалека. Как светились её лучистые, тёплые  глаза! А у меня ёкало сердце.Ведь нельзя было не думать о том, что надо бы быть достойной такого отношения.

Школу я закончила и мы переехали в другой район. Связь с Викой оборвалась, к сожалению великому.

Когда я  пытаюсь представить, какого цвета были глаза у Пресвятой Богородицы, мне кажется,  что мне это нетрудно.
Никогда не рассказывала  эту историю никому, вот только сейчас решила.

А мой сын сказал мне на днях , что, если у него будет когда-нибудь дочка, он назовёт ей Викой. Интересно как.