Мера за меру, 5-1

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

У городских ворот.

(Мариана под покрывалом, Изабелла и монах Пётр стоят в отдалении. Входит Герцог Винченцо, Варрий, придворные,  Анжело, Эскаль, Лючио, Провост, стража и любопытные горожане, выглядывающие из дверей.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Привет, достойный мой кузен!
И вас, мой старый верный друг, мы очень рады видеть!

АНЖЕЛО и ЭСКАЛЬ:
Да будет славен день возврата  государя!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
От сердца вас благодарю. О власти слухами благими полнилась земля, за что признателен вам очень. Награды по заслугам обретёте.

АНЖЕЛО:
Мой долг значительней от вашей похвалы.
ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Заслуги ваши требуют огласки и было бы неправильно замалчивать о том. Достойно их увековечить в бронзе, чтоб времени безжалостная поступь их тлену не могла предать. Давайте ж руку, пусть увидят все, как внутренние чувства вырываются наружу. И ты., Эскаль, мне руку протяни. Вы оба — мне надёжная опора.

(Вперёд выступают монах Пётр и Изабелла.)

МОНАХ ПЁТР:
Пора пришла: падите на колени и просите молвить слово!

ИЗАБЕЛЛА:
Молю о правосудии, монарх! Прошу вас снизойти к особе с попранною честью. Я недостойна царственного взгляда, но всё же выслушать меня вас умоляю. Да будет правосудие превыше!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
В чём суть вопроса? Кто обидел вас? Анжело кратко просьбу изложите. Он справедливо вас  рассудит. Откройтесь же ему.

ИЗАБЕЛЛА:
Простите, государь, но дьявола просить об искуплении не можно. Вам — слушать и решать. Коль вы решите — ложь в моём рассказе, накажите, коль нет моей вины, то покарайте зло по праву. Я умоляю вас меня послушать!

АНЖЕЛО:
Умом девица тронулась, похоже. Я брата, государь, её казнил по приговору правого суда. Она ж просила о пощаде.

ИЗАБЕЛЛА:
Вы правым этот суд назвали?

АНЖЕЛО:
И боль  и странность в этой речи.

ИЗАБЕЛЛА:
Быть может, странные слова, по сути же — правдивы: Анжело — клятвенный преступник и  убийца, прелюбодей  Анжело и девичьей чести вор. К тому же — лицемер отменный. Не это ли всё странно, господа?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Похоже, странностей здесь всех не перечесть.

ИЗАБЕЛЛА:
Не странно это как и то, что он Анжело, а странно то, что  нам не перечесть всего того, что натворил Анжело. И как не действуй осторожно, упрятать правду невозможно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
О, бедная душа! Велите же убрать — ей рассудок  помутился.

ИЗАБЕЛЛА:
Особа царственная, вас я умоляю, коль верите, что есть для утешений мир иной, не отвергайте вы меня, в безумстве обвиняя! Меж невозможным и возможным нету грани. Отъявленный злодей из всех злодеев казаться может скромным и степенным, как Анжело.  Вот и Анжело под личиной власти скрывает подлое и злобное нутро. Поверьте, государь, коль не был бы злодеем он, то не был бы во власти. Анжело — более злодей, чем может показаться. Как мне недостаёт словесной скверны заклеймить его позором!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Сказать по чести, коль она безумна, а в этом трудно сомневаться, не лишено её безумство здравого рассудка, какого редко встретишь у безумца.

ИЗАБЕЛЛА:
Великий герцог, полно повторяться — в невероятном смысл безумия искать. Свой напрягите ум и вызволите правду, где ложь ту правду в тайниках скрывает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Признаться должен — многие не могут сравниться с вами  в здравомыслии своём. И что же хочешь ты сказать?

ИЗАБЕЛЛА:
Я Клавдио сестра, которого Анжело, ваш наместник, приговорил к жестокой казни за распутство. И в монастырь, в котором к послушанию готовили меня, пришёл посланник Лючио от брата моего с известием о предстоящей казни.

ЛЮЧИО:
Всё так оно и было, ваша светлость. Я к ней от Клавдио пришёл просить пойти к наместнику Анжело и вымолить прощение для брата.

ИЗАБЕЛЛА:
На самом деле так.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Пока вам слово не давали.

ЛЮЧИО:
Мне слово, ваша светлость, не давали, но и молчать не запрещали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ну, что ж — теперь я запрещаю. И молитесь, когда придёт черёд держать вам слово за себя. Тогда у бога нужных слов просите в оправдание своё.

ЛЮЧИО:
Я в грязь лицом не упаду.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ну, что ж, посмотрим.

ИЗАБЕЛЛА:
Сей дворянин начало изложил рассказа моего.

ЛЮЧИО:
Да, да. Конечно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Пусть будет по сему, но впредь, пока вас не попросят, нас не прерывайте. Прошу продолжить.

ИЗАБЕЛЛА:
И я пошла к наместнику-злодею...

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Опять какой-то бред.

ИЗАБЕЛЛА:
Простите, но слова все к месту.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Пусть будет так, но что же дальше?

ИЗАБЕЛЛА:
Для краткости рассказа опущу моменты, как убеждала, плакала, стояла на коленях, как он отказывал и чем я отвечала. Всё это утомительно для слуха. Начну с постыдного, печального момента, который сердце рвёт, клеймит меня позором. Он, похотью и страстию объятый,     решил, что целомудрие своё я обменяю на свободу брата. И пала честь под грузом сострадания ко брату — я отдалась. А он же, справив похоть, обещание забыл и обезглавил брата.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Похоже всё на достоверность!

ИЗАБЕЛЛА:
Ах, если б достоверность справедливости равнялась!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
О, боже, что несёшь ты, жалкое созданье. Ты злобной клеветою честь его позоришь. Во-первых, он в поступках безупречен, а во-вторых, карать порок, в котором сам повинен, он не может. Будь грешен он, как твой почивший брат, он не казнил бы, а казнился. Кто надоумил признавайся прямо и по чьему совету жалобу творишь?

ИЗАБЕЛЛА:
И это всё, что можете сказать?  О, небеса, терпенье ниспошлите дожить мне до минуты той, когда не будет зло спокойно процветать под покровительством закона! Храни вас бог от бремени позора, который со стыдом отсюда уношу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ушла бы ты охотно, знаю, но стража отведёт тебя в тюрьму. Как можно допустить порочить клеветою мужа, достойного и близкого короне? Здесь происки и умысел того, кто вас сюда направил.

ИЗАБЕЛЛА:
Отца Людовика хотела бы здесь видеть.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Похоже, он духовник твой. Кто знает, как отца Людовика найти?


ЛЮЧИО:
Я, ваша светлость, знаю этого пройдоху. Мне он — не по душе. К тому же — в пору вашего отъезда он недостойными словами вашу светлость обзывал. С каким бы удовольствием его я отдубасил.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Уже ли смел? Ну и монах, однако! Он ненавистью деву зарядил, чтоб вылить на наместника всю грязь. Немедленно его мне отыщите!

ЛЮЧИО:
Ещё вчера я видел их в тюрьме на пару.  Монах — наглец. Наглец отменный.

МОНАХ ПЁТР:
Да будет  благодать монаршей власти! Я, ваша светлость, здесь стоял, внимая лжи, которой нагло ранили ваш королевский слух. Во-первых, женщина клевещет на Анжело: он также связан с ней пороком, как и она с мужчиной, не родившимся на свет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
И я не менее уверен. Известен ли отец Людовик вам, которого она упоминала?

МОНАХ ПЁТР:
Прослыл он святостью своей и благочестьем. Не подлый он и не пройдоха, как здесь его пытались очернить. И слову моему поверьте: не мог он, сударь, в адрес ваш высказывать хулу.

ЛЮЧИО:
Хулил, вам говорю, хулил.

МОНАХ ПЁТР:
Придёт момент — он сам себя очистит. Сейчас он болен, государь, жестокою охвачен лихорадкой. Прознав, что на Анжело стряпают донос, велел мне к вам, мой государь, явиться и объявить от имени его, где ложь, а где здесь правда. Сам под присягою он это подтвердит и доказательства представит. Сперва об этой женщине скажу. И чтобы обелить достойного вельможу, на чью главу позора тень  легла, мы обвиним во лжи другую, и ей от правды этой не укрыться.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ну, что ж, монах, мы выслушаем вас.
(Стража уводит Изабеллу, Мариана выступает вперёд.)
Барон Анжело, не смешно ли это? Тщета глупцов презренных велика! Присесть хочу. Кузен Анжело, будь себе судьёю, а я  бесстрастно буду наблюдать. Монах, она свидетель? Так пусть  откроет нам лицо и говорит.

МАРИНА:
Простите, государь, лица я не открою, пока мне не позволит мой супруг.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Вы замужем?

МАРИАНА:
Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИЧЕНЦО:
Вы девица?

МАРИАНА:
Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Тогда вдова?

МАРИАНА:
Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А кто ж тогда, коль вы ни дева, ни вдова и ни жена?

ЛЮЧИО:
Она, должно быть, шлюха, ваша светлость. Они — ни девы, и ни вдовы, и ни жёны.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А ну-ка, парень, замолчи. Тебе ещё придётся за себя ответить.

ЛЮЧИО:
Я повинуюсь, ваша светлость.

МАРИАНА:
Не замужем и  не девица я. Признаться в этом, государь, могу я. Как и могу признаться в том, что муж мой мною обладал, но сам того ещё не знает.

ЛЮЧИО:
Он натворил всё это спьяну, ваша светлость. Иначе и не может быть.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Хотелось бы, чтоб дара речи хмель лишил тебя.

ЛЮЧИО:
Согласен, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Встать на защиту оскорблённого Анжело я свидетеля не вижу.

МАРИАНА:
Я к этому веду своё повествованье, государь. Та, кто его в интимной близости винит, чернит супруга моего, поскольку в тот момент в его объятиях была сама я,  супружескою лаской наслаждаясь.

АНЖЕЛО:
Другого ты кого-то обвиняешь?

МАРИАНА:
Других не знаю я.


ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Как не знаешь? Ты ж имеешь мужа.

МАРИАНА:
Имею, государь. Мой муж — Анжело. Уверен он, что тела моего не познавал, а обладал в ту ночь  не мной, а Изабеллой.

АНЖЕЛО:
Абсурд полнейший. Покажи лицо.

МАРИАНА:
Не смею мужу отказать. Смотрите.
(снимает покрывало.)
Вот то лицо, которым ты, безжалостный Анжело, не мог никак  налюбоваться. Вот — рука,  которую сжимал, ведя меня к  святому алтарю. А вот — сама я, что пришла под видом Изабеллы к тебе той ночью на свидание тайком.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Вам эта женщина знакома?

ЛЮЧИО:
Да, судя по её словам: знакомства ближе не бывает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Как, парень, надоел ты!

ЛЮЧИО:
Молчу я, государь.

АНЖЕЛО:
Признаться должен, государь, мне эта женщина знакома. Пять лет назад меж нами был о браке договор, но он расторгнут. За ней приданого достойного не дали , а главная причина —  в легкомыслии девицы. С тех самых пор ни разу с ней не говорил, не видел, не встречался. И в этом честью вам клянусь.

МАРИАНА:
Светлейший государь, как свет — от неба, речь — от сердца, а там, где разум — торжествует правда, где правды торжество,  там  — добродетель правит, так верно, государь, и то, что небом освящён супружеский союз меж нами. И прошлый вторник подтверждает это — его женою, наконец, я стала. Коль правда это, то — с колен я поднимусь, коль нет — я мраморной статуей обернусь.

АНЖЕЛО:
Улыбке всё достойно это. Прошу я, государь, вручить мне полномочия судьи. Лимит терпения исчерпан. Не более, чем жалкий инструмент в руках свирепого врага две эти глупые девицы. Позвольте, государь, распутать это дело.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Конечно, позволяю. Карайте их по собственным законам. Уже ли ты, ума лишившийся монах, и ты, сообщница, упрятанной в тюрьму, решили, что довольно данной вами клятвы, хотя бы в ней на помощь всех святых призвали, чтоб очернить персону столь доверенную мне? И вас, почтеннейший Эскаль, прошу с кузеном вместе  в деле преуспеть в раскрытии коварства и его истоков. Замешан здесь ещё один монах. За ним пошлите тоже.

МОНАХ ПЁТР:
Не помешало б, государь, ему на суд явиться! Кто, как не он, прислал тех женщин с жалобой сюда? И где находится монах, Провосту вашему известно. Он может отыскать его.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Немедленно идите отыщите.
(Провост уходит.)
А вы, мой благородный, преданный кузен, которому так важен этот результат, судите и карайте  всех по  собственному праву. На время вас я оставляю, но вы, истоки клеветы не распознав, отсюда, вас прошу, не уходите.

ЭСКАЛЬ:
Мы, государь, подробно в деле разберёмся.
(Герцог уходит.)
Не вы ли, уважаемый Лючио, утверждали будто бы  отец Людовик  на руку не чист?

ЛЮЧИО:
Обман — монашеский наряд, когда ты господу не рад. Под благовидною одеждой монарха поносил невежда.

ЭСКАЛЬ:
Прошу остаться до его прихода. Тогда и обвините перед всем народом. А мы рассудим — кто же прав.

ЛЮЧИО:
Даю вам слово: в  Вене вы такого не найдёте.

ЭСКАЛЬ:
Зовите Изабель. Хотел бы с ней поговорить.
(Слуга уходит.)
Позвольте мне, барон, девицу допросить. Увидите, как это я умею.

ЛЮЧИО:
Его вы лучше сделать не сумеете, пожалуй, судя по её рассказам.

ЭСКАЛЬ:
Как вы сказали?

ЛЮЧИО:
Коль приставать единолично к ней  возьмётесь, то на признание надеяться возможно, при всех же не получиться — конфузно.

ЭСКАЛЬ:
Я дело заведу во мрак и всё раскрою.

ЛЮЧИО:
Во мраке женщина податливей всегда, и раскрывается без лишнего труда.

(Возвращается стража с Изабеллой, Провост и Герцог Винченцо в одежде монаха.)

ЭСКАЛЬ:
Идите-ка, сударыня,  сюда. Вот женщина, которая отвергла всё, что вы сказали.

ЛЮЧИО:
Смотрите, сударь, вот и плут, которого вам в красках описал. С Провостом рядом он расположился.

ЭСКАЛЬ:
Ко времени пришли.
Вы с ним переговоров не ведите, пока вас не попросят говорить.

ЛЮЧИО:
Молчу.

ЭСКАЛЬ:
Не вы ли, сударь, посылали этих женщин клеветать на славного Анжело?  Они сознались, что затея вам принадлежит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Это ложь.


ЭСКАЛЬ:
Отчёта вы себе не отдаёте — где вы.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Почёт сему судилищу святому! В аду и дьявол со своею сковородкой бывает к месту. Где герцог? Я с ним желаю говорить.

ЭСКАЛЬ:
В нас государь. И мы готовы слушать только правду.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
По крайней мере, смело. Созданья бедные, беспомощные овцы, пришедшие просить пощады у лисицы! Ночь для расправы — в самый раз! Ваш герцог удалился, с ним удалилась всякая надежда. Призыву вашему не внявший, он в пасть мерзавца судьбы ваши бросил, которого пришли вы обвинять.

ЛЮЧИО:
Я ж говорил, что он негодник.

ЭСКАЛЬ:
Безбожник злостный, лжемонах, не много ль на себя берёшь ты? Двух женщин подослал оклеветать  вельможу, дерзнул его же обозвать мерзавцем перед всем честным народом. И более того: на государя нашего несправедливости набросил тень. Схватить его! Вести на дыбу! Пусть кости все пересчитают, пока всей правды не узнают! И в этом будет наша справедливость!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Остыньте, сударь. Пальцем герцог ваш меня не тронет — ему  меня пытать едино, что себя. К тому же — я не подданный его, не местный. Я в вашем государстве по делам бываю и в Вене часто наблюдаю, как хлещут через край  коррупция и зло, давно уже превысившие норму. Проступку каждому прописаны законы, но они — смешны, поскольку все зависят от мощны. То не законы, а скорее — простые прейскуранты, в лавке брадобрея.

ЭСКАЛЬ:
Клевещет на правительство! Немедленно в тюрьму!

АНЖЕЛО:
Что, Лючио, хотите заявить вы против этого монаха? Ведь этот тот, о ком вы говорили?

ЛЮЧИО:
Тот  самый он и есть. Иди-ка, лысый муж, сюда, меня ты узнаешь?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Узнал по голосу тебя. В тюрьме встречались мы. В то время герцог был в отъезде.

ЛЮЧИО:
Да неужели? А помните, что вы о герцоге в ту пору говорили?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ещё бы мне не помнить, сударь.

ЛЮЧИО:
Вот как? Действительно ли герцог сводник, дуралей и трус, как вы его изволили позорить?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Все это правда, но устами не моими — вашими в ту пору изрыгалось.   И много в памяти ещё позорных слов осталось.

ЛЮЧИО:
Ах, ты презренный негодяй! Не я ли за такие речи тебя отчитывал весь вечер?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Люблю я герцога, как самого себя и в этом присягаю.

АНЖЕЛО:
Смотрите, как негодник изворотлив и отрекается от брани в адрес государя!

ЭСКАЛЬ:
В тюрьму, в тюрьму! Не будем на него терять мы время. Провост, в тюрьму отправьте этого монаха! Закуйте в кандалы и слушать больше нечего его. Компанию похотливых девиц и их сообщника немедля отправляйте!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращаясь к Провосту):
Повремени немного.

АНЖЕЛО:
Да смеет он ещё сопротивляться? Лючио, помоги ему.

ЛЮЧИО:
Пошёл, пошёл! Пошёл вперёд! Ты, лгун бритоголовый,  свой лик скрываешь под поповским балахоном? Открой уродливую рожу, обезображенную оспой! Яви своё поганое лицо! И пусть петля твою обнимет шею! Ты этого, конечно, не желаешь?
(Срывает капюшон с монаха и пред взорами всех присутствующих оказывается сам герцог.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ты — первый проходимец, кто монаха обратил в монарха. Позволь, Провост, троих смиренных взять мне на поруки.
(Обращается к Лючио.)
Не уползай змеёй. Монах с тобою должен расквитаться. Возьмите-ка его под стражу.

ЛЮЧИО:
Страшней петли, пожалуй, будет пытка.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращается к Эскалю):
Сюда вас попрошу присесть.
(обращается к Анжело)
Найдутся ли слова, ума ли, наглости потуги, способные весь грех твой оправдать? А коль найдутся — излагай, пока на обличительную речь я не решился, которой все твои надежды враз порушу.

АНЖЕЛО:
О, строгий государь! Вине подобно оправданье, когда всевышнему я стал бы излагать всё то, о чём ему доподлинно известно. Не тяготите временем позора — пусть казнь моя признанием послужит. Молю меня казнить немедля вслед за приговором.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Прошу я Мариану подойти.
А был ли обручён ты с женщиною этой?

АНЖЕЛО:
Да, государь.

ГЕРЦОГ ВИЕЧЕНЦО:
Иди же с ней немедля обвенчайся?
Святой отец, сей совершив обряд, сюда вернётесь снова. Провост, сопроводите их.

(Анжело, Мариана, монах Пётр и Провост уходят.)

ЭСКАЛЬ:
Всех остальных событий больше его позор меня смущает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Сюда идите, Изабель. Теперь духовник ваш — монарх. Как и тогда, наставником являясь и советником твоим, я, несмотря на смену сана, в чувствах добрых к вам не поменялся. Готов всегда я и во всём полезным быть.

ИЗАБЕЛЛА:
Простите бедного вассала, что смел он государя утруждать, не распознав величия под маской!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Тебя я, Изабель, простил. Но, дева милая моя, и ты меня прости. Известно мне, что в сердце  кровоточит рана по брату Клавдио, казнённому на плахе. Должно быть, ты себя спросила, почему не спас его, когда бы мог, открывшись, это сделать. О, дева милая, причиною всему — поспешность казни той, которая мои разрушила все планы. Но мир ему! Та жизнь не знает страха смерти и в этом преимущество её. И брат твой счастлив.

ИЗАБЕЛЛА:
Я знаю, государь.

(Возвращаются Анжело, Мариана, монах Пётр и Провост.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Вот появился новобрачный, больное чьё воображенье пыталось крепость неприступную  девичьей чести одолеть, но Марианы ради, ты его прости. Да будучи виновен сам, он  брата вашего казнил и слова, данного сестре во имя жизни брата согрешить решившей, не сдержал.
Провозгласим же строгим языком закона:
«За Клавдио — Анжело,
Смерть — за смерть,
За веру — вера,
А за меру — мера».
Твоя вина, Анжело, очевидна. И опровергнуть ты её не в праве. Казнят тебя, как Клавдио, на той же плахе и в такой же спешке. Уведите!

МАРИАНА:
Великодушный мой монарх, вы подарили мужа мне без головы.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Он головой своею сам распорядился. Спасал я честь твою — не мужа. Пусть мужа нет, а честь осталась. А кроме прочего, вдове дарую я наследство, которое поможет вам достойного супруга отыскать.

МАРИНА:
О, государь, другого мне не надо.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Просить напрасно — принято решенье.

МАРИАНА:
Но ваша милость...
(Становится на колени.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Напрасно тратите вы время.
Казнить немедленно его!
(Обращается к Лючио.)
Вот, сударь, и до вас мы добрались.

МАРИАНА:
О, государь! О, Изабелла! Помогите! Готова я тебе за помощь, Изабель, служить оставшуюся жизнь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Рассудку вопреки её ты умоляешь. Когда б она о милости просила, её почивший брат восстал бы из могилы и вверг её в ужасные страданья.

МАРИАНА:
Стань, Изабель, со мною на колени, не надо слов — сильнее слова жест. А я скажу, что часто праведник — покаявшийся грешник. Одним из них, быть может, муж мой станет. Ужели, Изабель, меня ты не поддержишь?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
За гибель Клавдио ответит он.

ИЗАБЕЛЛА:
Великий государь.
(Становится на колени.)
Давайте предположим — жив мой брат. А обвиняемый, пока меня не встретил, держал себя по чести и уму. А коли так — ему даруйте жизнь. Мой брат виновен и наказан по закону. Дурным намереньем Анжело был ведом, намеренье — не дело, а всего лишь — мысль, но заблудилась мысль и умерла.

МАРИНА:
Всего лишь — мысль.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
С колен вставайте. Просьб не принимаю.
Ещё я об одном проступке вспомнил. А как, скажи, Провост, случилось, что Клавдио казнён был ранее намеченного срока?

ПРОВОСТ:
Приказано так было.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
А было ль предписание на это?

ПРОВОСТ:
Нет, государь. Всё на словах мне передал посыльный.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Ты должности лишён за это .Сдавай ключи!

ПРОВОСТ:
И сам я полагал, мой государь, в сомненье пребывая, что то была ошибка. А доказательство тому — доселе  не казнённый узник, которого должны бы обезглавить по тому же устному приказу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Кто?

ПРОВОСТ:
Бернардин.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Хотелось бы, чтоб с Клавдио такое приключилось. Пусть приведут сюда. Его хочу я видеть.

(Провост уходит.)

ЭСКАЛЬ:
Прискорбно мне, что столь учёный и делами умудрённый муж, как вы, Анжело, так низко пал и сердцем и рассудком.

АНЖЕЛО:
Я вашей скорби праведной источник. Так глубоко меня пронзила эта скорбь, что в сердце кающемся лишь одно желанье — умереть. Смерть заслужил и жажду смерти.

(Входят Провост с Бернардином, Клавдио, укрытый плащом, Джульетта.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Который Бернардин?

ПРОВОСТ:
Вот этот, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Монах один рассказывал о нём.
Ты, парень, говорят,  душою очерствел и в этой жизни радости не знаешь, а потому и соответственно ведёшь. Ты осуждён, но все грехи земные я тебе прощаю. Пусть будет милость той дорогой, которая ведёт к добру. Наставь его, монах. Тебе его я поручаю.
А кто там под плащом укрылся?

ПРОВОСТ:
Ещё один несчастный заключённый, которого я спас. Он с Клавдио погибнуть должен был. Смотрите-ка и внешностью на Клавдио похож.

(Разворачивает плащ Клавдио.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращаясь  Изабелле):
Уж если так он с вашим братом схож, придётся мне его простить. Я руку предлагаю вам и сердце, а он теперь мне будет братом, но этому — особый час и день особый. В глазах Анжело вижу проблески надежды на спасенье. Погибло зло в зародыше, Анжело, люби жену и кончим эти дело. Её достоинства тебя облагородят. Настроен я прощать, но всё же одному простить я не могу.
(Обращается к Лючио)
Ты, парень, обзывал меня последними словами, приписывая мерзкие дела, причина в чём такого небрежения ко мне?

ЛЮЧИО:
Вся болтовня, мой государь, — забавы ряди. Достоин я петли, по мне же — порка впору бы сгодилась.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
И порки ты достоин и петли. Велю,Провост, публично объявить о том, что если есть на свете женщина с ребёнком, зачатым от него и брошенного им, мне сам он в этом признавался, то разыскать её и замуж  выдать за него. А после выпороть , затем уж и повесить.

ЛЮЧИО:
Я умоляю вас, великий государь, меня на шлюхе не женить. По вашим же словам — я из монаха сотворил монарха, за это чудо не творите из меня верблюда.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Я честию клянусь: ты женишься на ней. И этим жизнь свою спасёшь, и все грехи оплатишь. В тюрьму его. И всё исполнить, как повелеваю.

ЛЮЧИО:
Уж лучше пусть  ласкают плети, в объятьях душит смертная петля, чем пожирает эта тля.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Цена за государеву хулу.
(Стража уводит Лючио.)
Ты честь поруганную, Клавдио, обязан воссоздать.
Счастливых дней желаю, Мариана! Люби, люби её, Анжело. Её духовником я был и добродетель мне её известна.
Мой добрый друг, Эскаль, не счесть твоих заслуг, а значит —  и наград.
Твоё молчание и мудрые поступки, мой Провост, служебный гарантируют вам рост.
Прости его, Анжело, за обман, — принёс тебе он голову пирата, а не ту, что жаждал ты увидеть. Такой проступок — истинный поступок.
Не смею чувств в себе я удержать, желаю, Изабель, я твой ответ на предложение узнать.
Коль примешь, кратко выражу желание своё: я — твой, а всё твоё — моё.
А потому —  идёмте во дворец,  и там раскроем все секреты  — пусть доброй вестью полетят они по свету.

(Уходят.)