Агатино молоко

 
1
Галина Аркадьевна и Мирон Петрович навсегда покидали Москву безо всякого сожаления. Они даже не уезжали, а бежали из этого истеричного города, ставшего им чужим и непонятным. Купив домик в самой, что ни на есть, Тмутаракани в ста километрах от Твери, супружеская чета перебралась на родину предков. Того местечка – всего-то четыре двора, зато обнимешь взором Божий простор – душа крылья расправляет! Окрест леса подступают высокой стеной. Грибов хоть возами вози! Земляники крупной да сладкой крась красью! – все поляны затянуло. Неподалёку речка медоточная со смешным названием Хвошня хлопотливо перебирает камушки, торопится к своей старшей сестре – Шоше, а рыбы в этой невеличке столько, что хвосты из воды торчат! Вот где раздолье для рыбаков!
Сразу обзавелись хозяйством. Кур из города привезли, три кошки попросились на постой, да так и прижились. Поправили забор, распахали слежавшуюся землю. Огородик от тягостных дум отвлёк, к жизни вернул. А о чём могут быть думы у пожилых людей, проживших всю жизнь в многомиллионном человеческом муравейнике и почти не видавших ясного неба и не дышавших чистым воздухом, как не о здоровье. Где оно, здоровье? Бежал Мирон Петрович из душного мегаполиса, чтобы дожить спокойно остаток лет своих на родной земле и помереть по-христиански в положенный срок. А срок столичные лекари отвели ему недолгий. Галина Аркадьевна всячески оберегала любимого супруга: за лопату – ни-ни; на солнце – Боже упаси!; в баньку попариться – что ты, не дай Бог! Чего тебе, Мирошка, не хватает? Сиди себе на всём готовом, хочешь – радио слушай, а хочешь  – программу по телевизору смотри. Всю работу за тебя жена сделает.
Дети их, давно уже взрослые и семейные, сын и дочь, остались жить в Москве. Приезжали крайне редко. Родители не обижались, жалели молодёжь: что они видят кроме своей работы? Карьера, карьера, а жизнь мимо пролетает…
С соседями перезнакомились в первый же день. Да и что там знакомиться? Всех жителей – четыре старухи. Но всё же радостно, что не один ты, как нежить какая, среди зелёных равнин обитаешь, а есть кроме тебя ещё душа живая, с которой можно словом переброситься.

2
Галина Аркадьевна уже привыкла желать доброго здоровьица бабке Настёне, каждое утро живенько семенящей мимо её огорода с козочкой на поводу. По нраву была ей эта маленькая опрятненькая старица, резвая в движениях, как и её козочка. Всё лицо его сухонькое было усеяно морщинками, особенно возле глаз. Правда то или нет, но слышала Галина, что бабке без малого сто лет. Если так, то рано она себя в свои шестьдесят в старухи записала. Жить да жить. Да и чего не жить, если душа воспряла на волюшке! Вот и сегодня: завидев бабульку, Галина отвлеклась от работы и весело поздоровкалась:
– С добрым утречком, соседушка!
– Бог в помощь, детка! Позволь к тебе зайти, дело важное…
– Заходите, Настасья, как вас по-батюшке?
– Романом батюшку звали. А я – невелика важность – просто баба Настя. Так привычней. Ну, Агатка, иди же, что упрямишься? – подзадорила она ласковым шлепком по заду свою козочку.
И та, красуясь, грациозно прошествовала цокоточком: острые ножки крепкие, кремень копытца, рога полированные розовые; мех белый атласный.
– Я вот по какому делу,  Галя, – вздохнула старушка. – Хочу тебе козочку свою оставить. Нельзя дать молоку козьему пропасть. Ты молодая, работы не боишься. А мне в путь… Только прошу: не обижай животину. Она здоровье дарит тому, кто о ней заботится.
– Бабушка Настя, не знаю право, что и сказать… Я никогда не занималась козоводством, понятия не имею, как с животным обращаться, ну, там, доить, кормить…
– Подойди-ка, доченька, не бойся. Агата только на вид строгая. Не побрезгуй, понюхай вот это место между рожками.
Галина, страшась, приблизилась, опасливо принагнулась и вдохнула запах, исходящий от шерсти животного. Тут же выпрямилась, испугавшись, что норовистая Агата боднёт её серпообразными рогами. Коза же насмешливо уставилась на женщину умными жёлтыми глазами.
– Вкусно пахнет… Травой скошенной, – нерешительно определила Галина Аркадьевна.
– Вот и молоко будет иметь такой же запах, – улыбнулась старушка. – А кормить животное легко. Козы всеядны: травку свежую любят, овощи, овёс, веточки берёзовые сухие. Доить тоже большого ума не надо. Принеси-ка, детка, полведра тёплой воды и чистое полотенце.
Галина мигом исполнила просьбу. Баба Настя обмыла объёмистое, упругое вымя козы с торчащими в разные стороны сосками и нежно помассировала их. Попеременно сжимая пальцами сосок сверху вниз, стала выдавливать струйки молока. Потом уступила место Галине. Агата слегка покосилась, почувствовав чужие руки на своём теле, но, вздохнув, позволила опустошить себя до дна. Баба Настя погладила сморщившееся пустое вымя и заулыбалась:
– Ну, вот и вся наука. После благодарить будешь. Только не забывай по окончании дойки козье вымечко насухо полотенцем вытирать и несолёным маслицем смазывать, чтобы соски не загрубели и не потрескались.
– Хорошо, так и быть присмотрю за вашей козочкой, лишь бы она согласилась у нас погостить.
– Агата недолго будет капризничать. Поймёт всё и уймётся. Она головастая. Лоб у неё, как у Ломоносова, умный.
Бабка пошептала что-то на ухо своей любимице, поцеловала в широкий выпуклый лоб и передала поводок новой хозяйке…
Только на следующий день Галина поняла, про какой путь говорила соседка. Призвал Господь к себе боголюбивую христианку. Предали земле бабушку всем миром.
Так нежданно-негаданно появилась в хозяйстве у бывших москвичей коза – корова для бедных,  как говорится в народе.

3
Первые два дня Агата изводила новую хозяйку «причитаниями». Неотступно бегала следом, вертелась вокруг неё, норовя в глаза заглянуть, а у самой глаза-то словно заплаканные. И так скорбно блеяла, будто жаловалась: «Горе-то какое…Нет больше бабушки Насти…» В руки же не давалась: растопырит копытца, наставит рожки – гроза: только тронь!
– Да сил моих больше нет! Мирон, ну что ты сиднем сидишь, отведи козу к реке. Второй день голодовку держит, упрямица. Может, тебя хоть послушается?
Мирон Петрович без прекословия собрался, спустился с крыльца, подобрал таскающийся за козой по земле поводок и, добродушно наговаривая, ласково потрепал жёсткую шерсть на шее животного:
– Будет тебе печалиться, лапушка. Пойдём-ка лучше окрестностями полюбуемся, да травкой сочной полакомимся.
Коза подняла полные слёз глаза на Мирона и вдруг уткнулась высоким лбом в его  бедро, вздохнула горестно, по-бабьи,  и… присмирела.
– Петрович, а ты ведь ей приглянулся, не иначе! – обрадовалась Галина. – Ну, вот тебе и физкультура, и занятие, чтоб не скучать: будешь теперь выгуливать Агату.
Так и повелось с этого дня. Галина по дому да по огороду управляется, а Мирон тем временем с козой гуляет. Пока она одуванчиками да клевером лакомится, он потихоньку косой помахивает, сено к зиме впрок заготавливает. Поработает до пота, присядет передохнуть на шёлковистой траве, бегучей речной течью залюбуется, аиста долгим взглядом проводит и не услышит, как Агата сзади подойдёт и стоит тихонечко рядом, травку жуёт. Стукнет легонько рожками в бок, мекнет строго, мол, хватит тебе на небо смотреть! Молоку уже тесно в вымени!
Заспешат домой. Галина Аркадьевна с полотенцем и ведром поджидает гуляк. И Мирон усаживается на приготовленный ею стульчик, потому что сам наловчился козу доить. Лучше всякой бабы управляется: с такой  нежностью обмоет и промнёт набрякшее вымя, что Агата всё, до последней капельки, молоко отдаст. А молоко вкусное: сладкое, сытное, травами дышащее. Приложится к ведру Мирон, отведёт душу, вытрет рукой стекающие по подбородку молочные струйки, медленно оближет губы: ничего вкуснее не пивал! А коза, как собака, преданно в глаза хозяину заглядывает: угодила ль?
– Угодила, угодила, кормилица, – успокоит её Петрович. – Пойдём, матушка, теперь строительством заниматься. Придёт осень с дождями и холодами, отвадит от долгих прогулок.
Вот уже несколько дней, как Мирон Петрович в сарае козлятник сооружал с деревянными уклонными полами для стока нечистот и с полками для отдыха вдоль стенок. Животные на таких полках охотно отдыхают. Работы был непочатый край: предстояло ещё ясельную кормушку сколотить, поилку установить, место для хранения сена подготовить. Стучит увлечённо молотком Петрович, а Агата вокруг резвится, радуется: для неё хозяин старается…

4
Помутнела от холодных дождей река. Потемнели и полегли травы. Галки стали сбиваться в стаи – верно, холода уже в пути. Погрустнела и притихла и без того малолюдная и нешумная деревенька.
Зато Агата к зиме точно взбеленилась. Злится, брыкает, от еды отказывается, блеет без умолку, хвостом туда-сюда дёргает, как маятником. Что с козой сталось? Мирон весь испереживался:
– Может, ветеринара пригласить?  Коза немолодая. Судя по зубам, не меньше шести лет: от некоторых резцов одни пеньки остались. Что, если копыта откинет, сердешная!
Галина и сама встревожилась не на шутку. Набросила полушалочку на плечи и метнулась к соседке, бабе Лизе, за советом: она всю жизнь в деревне прожила, лучше всякого ветеринара определит, что за беда с козой приключилась.
– В охотке строптивица ваша. Козла ей надо. Однако ж срок случки давно вышел. Этим нужно было заняться ещё в августе-сентябре, – со знанием дела прояснила картину опытная баба Лиза.
Примчалась Галина домой. Успокоила мужа, что опасности особой нет. Решать обоюдно стали, как козу урезонить. Додумались. Позвонила Галина в ближайшее село, приятельнице своей:
– Рита, есть у тебя на примете в вашем селе козёл какой?
– А на что он тебе, Галя? Своего мало? – рассыпалась смехом подруга.
– Вот глупая баба! Попридержи язык свой бестолковый! Да моему Петровичу цены нет! Второго такого на всём белом свете не сыщешь. А козёл понадобился Агате, козе нашей.
– Сбрендила, что ль? Да где ж я тебе в конце ноября козла отыщу? Кто их зиму просто так держать будет? От козла ни шерсти, ни молока. Исполнил свою роль – покрыл самок – и в расход. А вообще-то, погоди... – призадумалась хохотушка. – Есть тут у соседа один козлик, но маленький, полгода ему только. Осилит ли задачу? Узнаю, перезвоню.
Дождавшись положительного ответа, стали «невесту» на смотрины собирать. Вызвонили из города такси; под недовольное бурчание водителя затолкали ревущую Агату на заднее сиденье; сели сами. Благо, до дома «жениха» езды всего десять вёрст, иначе оглохли бы от козьих арий. Насилу уговорили таксиста за двойную плату всю компанию обратно отвезти  после важного мероприятия.
На счастье «молодая» и «молодой» быстро снюхались. Козлы вообще очень тонко чувствуют козочек, которые находятся в охоте, и не успокаиваются до тех пор, пока не пробьются к ним сквозь любые преграды и не покроют их…
Совершенно счастливая Агата, скромно опустив пушистые белёсые ресницы, возвращалась домой.

5
Как должны быть благодарны люди тому уму, который придумал сотовую связь, соединяющую близких, родных и друзей! В каком бы отдалении не находился человек, в каком бы изгнании не жительствовал, он никогда не будет чувствовать себя забытым, если с ним рядом верный дружок – мобильный телефон.
Поздний звонок из Москвы немного удивил Галину Аркадьевну, но отнюдь не всполошил: детям вздохнуть некогда, днями на работе – когда звонить, если не по ночам? Помнят о родителях, и – слава Богу!
Она первой схватилась за трубку, чтоб лишний раз не обеспокоить мужа, и лицо её просияло:
– Мирон! Дал Бог утеху! У нас внучок родился: Данилка, Данилушка!
До самой глубокой ночи обсуждали супруги счастливую новость. А потом Галина Аркадьевна обняла крепко мужа, пожелав спокойного сна, а сама долго ещё не спала, вслушиваясь в тишину и вспоминая весёлые дни юности, когда Мирон, молчаливый и добрый юноша, светло-русый кудрявец, однажды прильнув к ней взглядом, уже не выпускал из виду, пока не женился…
Как-то по-особенному уютно бывает в крохотной жарко натопленной хатке перед рассветом. Слышно, как в курятнике куры толкаются на насесте и недовольно поквохтывают друг на друга. В козлятнике Агата нетерпеливо топает копытцами – она не любит долгого одиночества, к тому же пора и подкрепиться. А в печи за загнеткой уже вовсю гудит огонь, и суетится по хозяйству Галина.
Мирон Петрович сладко потянулся и спустился с печи. Разрисованное морозом окошечко порозовело. Зарождался новый день, и тёмные избушки  начинали  выникать из сумерек.
– Доброе утро, бабушка Галя! – улыбнулся Мирон Петрович, вспомнив о вчерашнем звонке.
– Радость-то какая, Миронушка! Хоть бы одним глазком на внучика посмотреть!
– Так в чём проблема? Я тут один управлюсь, а ты поезжай к дочери, поможешь ей на первых порах.
Галина Аркадьевна вытерла о фартук руки и, благодарно обняв мужа, провела рукой по голове. Брови её изогнулись от удивления:
– Дед, а дед, у тебя никак волосы отрастать стали? Да и сам ты был, как сноп скошенный: силой совсем упал, кожа да кости, а теперь, вон, рубашка на животе расходится!
Она хотела добавить: «Что-то ты не больно на больного похож», да вовремя спохватилась: не стоит о болезни вспоминать: не тронь лихо, пока оно тихо. Сколько пришлось вынести бедному Мирону: и облучение, и химиотерапию. Неужто хворь-людоедка на попятную пошла?
Мирон Петрович пощупал лысину и пошутил:
– Едь, едь,  а я тут молодуху себе найду.
– Из всех молодух тут самая молодая баба Лизавета, – отшутилась Галина Аркадьевна. – Правда, муха пролетит, и она забывает, о чём только что говорила, зато по козам большой специалист.
Как только речь зашла про коз, Мирон Петрович тут же стал набрасывать на себя телогрейку и насовывать валенки. Агата, поди, давно заждалась своего хозяина. Прихватив  ведро с варёными овощами для своей любимицы, он выбежал из избы…

ЭПИЛОГ

Ещё час назад мы не знали друг друга. Но всего одна улыбка, одно доброе слово – и человек раскрыл тебе душу, доверил самое сокровенное. Мне показалось, что я знакома с попутчицей, сидящей рядом со мной в пригородном поезде, мчащем нас в столицу, уже много-много лет и мысленно желала здоровья и Мирону Петровичу, и самой Галине Аркадьевне. После того, как она неожиданно замолчала, я спросила:
– И что же: ваш муж действительно от тяжёлого недуга без врачебной помощи исцелился?
Галина Аркадьевна утвердительно покивала головой:
– Болезнь, как и всякий живой организм, обожает, чтобы с ней нянчились,  только о ней и думали. А забудь про неё, найди что-то важное, о чём думать хочется, и отпустит она свои когти. А Мирону есть о ком и о чём думать. Вон, внука растим. Дочке предложили крупную компанию возглавить. Она мальченёнка нам и доверила. А мы и рады. Зачем ещё жить на земле, если не для того, чтобы детей растить? Даже не представляем, как без Даньки останемся, когда мамочка заберёт его от нас. К тому же дом новый строим. Пусть детям останется. И ещё одна радость в хозяйстве: Агатушка, кормилица наша, спасительница, окотилась. Двух козочек принесла. Теперь молока всем хватит. Вот, детям и везу молочка да сыра, – постучала ладошкой Галина по своей сумке. – Они любят.
И улыбнулась:
– Правду сказала мне бабушка Настя, что козье молоко здоровье дарит тому, кто за животным ухаживает. Агатино молоко даже в московской лаборатории исследовали и обнаружили в нём какой-то особый фермент, останавливающий рост злокачественных клеток. Только я так скажу: не фермент исцеляет от болезни, а любовь ко всему живому и к самой жизни. Полюби жизнь не в себе, а вокруг себя, и тогда сам организм такой фермент выработает, перед которым ни одна болезнь не устоит!
2009 г.