гл. 24

24. Неожиданное спасение.
   Почти все время, начиная со вчерашнего вечера, Гейвин не мог полностью сосредоточиться ни на одном деле. Вид заплаканного Луиса ищущего его взгляд и в безнадежной мольбе цепляющегося за его руки никак не желал выходить у него из головы. Может действительно зря он обошелся с парнем так сурово? Мог же отправить его не в общий барак к чужим незнакомым невольникам, а разместить в гораздо более надежном месте, где жили его же собственные слуги. Уж там-то с парнем точно ничего плохого случиться не могло. И в бараке тоже не случится! – Тут же мысленно рыкнул он сам на себя. Невольники не первый день живут в общих бараках и все нормально. Не Луис первый и не Луис последний молодой раб отправленный туда! Мальчишка ничем не лучше остальных рабов, и чем скорее он это поймет, тем лучше для него же самого. Маленький лгунишка! Он так привык, что можно вертеть людьми с помощью красивой мордахи и услужливой задницы. Пускай теперь узнает, что с капитаном эти фокусы больше не пройдут. «Я знал, что ты спасешь меня Гейвин!» - Вот для чего он нужен был этому притворщику – чтобы спасти его драгоценную шкурку, а вовсе не потому, что капитан ему и в правду нравится!  Но теперь конец! – Гейвин больше не позволит сопляку делать из себя идиота! А барак… - ну что ж барак, он, между прочим, охраняется. И стражники, между прочим, следят там за порядком. Не такие уж страшные ужасы там и творятся. Но воображение вопреки самоуспокоительным мыслям, упорно рисовало, каким соблазнительным был полуголый парнишка с точеной фигуркой и нежной белой кожей, настолько тонкой, что сквозь нее местами проступали синеватые жилки. Добавить к этому огромные черные глазищи на овальном личике с тонкими правильными чертами и пухлые нежно - розовые губки… Гейвин даже застонал вслух, проклиная собственную глупость на которую толкнул его гнев. Как, ну как он мог додуматься отправить парня в полный голодных до ласк злых мужиков – рабов полуголым? Все равно, что бросить кость стае бродячих собак! Да его нужно было отправлять туда закутанным в бесформенное тряпье с ног до головы! Ворчание старого управляющего тоже не добавляло расстроенному своим необдуманным приказом мужчине душевного равновесия.
   Вчерашним вечером, возвратившись после водворения Луиса в общий барак, старый слуга не замолкал ни на минуту. Очень быстро переварив новость, что совсем молоденький мальчик оказался разбойником старый добряк нашел для него ровно тысячу оправданий, среди которых было и что ужасные мерзавцы  завлекли его в банду обманом, соблазнением или запугиванием, а может и шантажом. А сам он наверно просто запутавшийся ребенок, нуждающийся не только в, несомненно, заслуженном наказании, но и в небольшой помощи и шансе вернуться к приличной жизни. Каждой новой идеей он делился с капитаном, разозлив того под конец до полного бешенства, пока Гейвин наконец не прикрикнул на старого ворчуна напомнив как погибли его прежние хозяева и отправил старика спать. Это немного остудило пыл самозваного защитника малолетних преступников.  Однако совсем ненадолго.  Добряк давно уже простил мальчику его прощальную вспышку, когда парень едва не кинулся с кулаками на отводившего его неизвестно куда человека, прекрасно поняв, что вызвана она была не столько злостью сколько страхом перед ожидавшей его неизвестностью и бравадой не желавшего признавать этот страх совсем молоденького паренька. Старик изо всех сил старался сдержать данное бедняге слово хоть как то попытаться повлиять на господина, а потому на следующий день с новым пылом принялся изводить его. Прислуживая утром за завтраком, старый хитрец решил зайти с другой стороны. Он в ярких красках описал кучу опасностей, что ожидали молоденького и беззащитного паренька при ночевке с кучей мужиков не привыкших сдерживать свои желания с такими же невольниками как и они сами. Снова напомнил в каком вызывающем виде отправился туда мальчишка. Тут Гейвин даже не нашелся, что возразить разошедшемуся доверенному слуге. Целитель, выхаживавший Луиса после обморока, действительно оставил парня в одних только коротких подштанниках, но он, то рассчитывал, что парень проведет хотя бы пару дней в постели! Гейвин с запоздалым раскаянием вспомнил, что Луис так и не оправился до конца от потрясения и что он обещал оградить мальчика от волнений. Оградил! После этого он почти не слушал ворчания слуги, который, по сути, просто озвучил все его собственные опасения. Вновь решив вопрос, как и положено справедливому господину – попросту велев старику заткнуться и прибирать со стола он, не закончив завтрак, отправился к королю. Камни что он привез, нужно было еще продать. Гейвину уже удалось переговорить с несколькими из потенциальных покупателей, выбранных королем, и он, в общем-то, думал, что его миссия на этом заканчивается. Однако король попросил, поприсутствовать на переговорах. Делать Гейвину в эти пару дней до отъезда в свое поместье было все равно не чего. Любителем столичных развлечений он никогда не был, и поэтому не видел причин отказывать монарху в его просьбе – приказе. Переговоры затянулись почти до полудня, кстати, ни к какому окончательному решению они так и не привели, хотя с мертвой точки дело и сдвинули. Так что король не просто отпустил старого друга в долгожданную поездку домой, но даже просто повелел ему оправиться туда и наконец, отдохнуть самому, и дать давно заслуженный отдых отряду. А после этого так и не пришедшие, к устроившему всех соглашению король и барыги решили, что для достижения всеобщего взаимопонимания нужно как следует отпраздновать будущую удачную сделку и, конечно же, пригласили бравого капитана присоединиться к ним. Король, желая хоть немного развеять заметно хмурого друга дал понять Гейвину, что отказ не принимается и мужчина скрепя сердце согласился, понадеявшись, что до вечера с Луисом ничего ужасного не случится. Возвращаясь к себе уже в сумерках, Гейвин внезапно с удивлением понял, что ноги сами привели его к бараку невольников. Вздохнув, мужчина невольно улыбнулся, вспомнив один из последних аргументов, которыми пытался убедить его управляющий – Он же совсем ребенок! Чему он научится там у этих мужланов? Пусть уж лучше наши парни за ним присмотрят. Научат мальчика уму разуму. Глядишь из него еще, и получится неплохой слуга. Тогда Гейвин едва сдержался, чтоб не объяснить старому слуге, что этот невинный мальчик вполне способен сам научить кого угодно чему угодно. И, поселив его к своим слугам, Гейвину придется переживать за невинность уже этих самых слуг. Теперь он был рад, что не сделал этого. Если он хочет поселить Луиса со своими ребятами, то лучше, чтоб с самого начала к пареньку отнеслись непредвзято. Капитан даже остановился, поняв, что решение он давно уже принял. Он заберет мальчишку к себе. В конце концов, он же не собирался оставлять парня тут, когда вернется в поместье, так что не было ни малейшего резона и отсылать его с самого начала. Он должен был признать что сделал это только для того чтоб наказать зарвавшегося мальчишку. Истошный крик перекрыл обычные размеренные звуки готовящегося ко сну королевского дворца. Гейвин мгновенно узнал голос кричащего. Звериным чутьем, поняв, что звук донесся с небольшого пустыря позади рабского барака, он бегом бросился туда. Завернув за угол большой деревянной постройки, он увидел высокого массивного мужчину со спущенными штанами и гордо торчащим членом и худенькую фигурку на коленях перед ним. От ярости у Гейвина потемнело в глазах. Полностью занятые в разыгравшейся драме оба ее участника даже не заметили, что у них появился зритель. Как раз в этот миг стоящий отвесил склоненной перед ним фигурке  пощечину, от которой  та отлетела на пару шагов в сторону и осталась лежать неподвижно подобно сломанной кукле. С разъяренным рыком капитан налетел на полуголого подонка. Потребовался всего один удар, чтоб уверенный в своей полной безопасности и не ожидавший нападения верзила отлетел к деревянной стене, и с сухим треском ударившись об нее головой, замер на земле бесформенной грудой. Не обращая на насильника больше не малейшего внимания, капитан склонился над неподвижно застывшим Луисом. Он осторожно повернул склоненную на бок черноволосую голову к пока еще тусклому свету восходящей луны и замер от ужаса – все лицо было покрыто кровью натекшей из разбитого носа губ и рассеченной брови. Нос и губы и вся левая половина лица уже начали наливаться огромной бесформенной опухолью. На горле были видны посиневшие следы от душивших его пальцев. Гейвин тихо ахнул. Вот это ничего не случилось! Он склонился к разбитым губам, и с облегчением убедившись, что Луис дышит и дыхание его сильное и ровное, принялся осторожно теребить его за одежду, и едва прикасаясь поглаживать по лицу, стараясь не касаться наиболее израненных участков.
- Луис очнись. Очнись, пожалуйста. Мальчик мой маленький прости меня. Я не уберег тебя, прости, только очнись. - На миг перепуганному мужчине показалось, что жизнь покинула бледное, там, где оно не было залито кровью и покрыто безобразными синяками, лицо. Но в этот, же миг, словно желая успокоить капитана, Луис едва слышно застонал и пошевелил избитой головой. Мужчина едва не расплакался от нахлынувшего облегчения.
- Малыш мой, маленький, - шептал он тихо, чтоб не потревожить раненого, продолжая осторожно гладить избитое лицо чуть приподняв мальчика за плечи, - Луис, пожалуйста, открой глаза. Умоляю, взгляни на меня. Малыш во имя неба просто открой глазки. -  Снова и снова повторял, словно молитву Гейвин. И молитва была услышана! Очень медленно Луис распахнул на конец глаза – два бездонных черных озера боли. С трудом сосредоточившись на склоненном к нему лице, он недоверчиво уставился на держащего его в объятиях мужчину.
- Гейвин, - едва слышно просипел он передавленным горлом, еле шевеля разбитыми губами, - Гейвин? - Снова недоверчиво повторил мальчик, и вдруг порывисто бросился на грудь мужчине, отчаянно вцепившись в его одежду обоими руками и сотрясаясь от неудержимых рыданий. Капитан, чувствуя, что сердце его буквально разрывается от жалости и боли осторожно прижал к себе прильнувшее к нему тело и принялся нашептывать на ухо рыдающему пареньку какие-то ласковые глупости, стараясь хоть как то его успокоить. В этот миг он готов был убить себя на месте за то, что так неосмотрительно отправил его в этот проклятый барак. Лекарь просил поберечь парня от волнений, а он вместо этого обеспечил его новым потрясением, да еще таким, которое и не каждый-то здоровый выдержит. Чувствуя, что паренек, наконец-то стал успокаиваться, Гейвин бережно отстранил его лицо от своей груди и принялся его рассматривать. Наверно ужас все же проступил в его глазах потому что паренек внезапно смутился опустив голову и тихонько спросил
 – Так сильно безобразно? - Это было так по-детски – едва выжив после жестокого избиения переживать о том, что он ужасно выглядит, что капитан вновь почувствовал, как у него защемило сердце.
- Все в порядке малыш, все в порядке. Все пройдет, вот увидишь. Даже следов не останется. Я обещаю, и клянусь – больше тебя никто никогда не обидит. - В этот момент капитан почувствовал, что на его плечо легла, чья-то рука. Обернувшись, он увидел командира подоспевшего на шум отряда стражников. Те подняли пришедшего в себя раба со спущенными штанами, и теперь держали его, ожидая, что же командир прикажет с ним делать. А командир пока и сам не знал, что тут произошло. Он не посмел прервать явно убитого беспокойством всем известного королевского капитана раньше, но теперь, когда предмет его столь трогательной заботы пришел в себя он просто не мог не попросить его объяснить что, же тут, в конце концов, произошло. Поняв, чего от него ждет деликатный офицер, Гейвин в двух словах объяснил, что вчера отправил нового раба ночевать в общий барак, так как других рабов у него самого прежде не было, и он просто не знал где еще поместить невольника пока не отправиться в свое поместье. Не дожидаясь комментариев солдата по поводу решения, которое уже сам считал верхом глупости, и безответственности, Гейвин в двух словах обрисовал сцену, которой стал свидетелем несколько минут назад. Офицер, поняв, что избитый мальчишка всего лишь раб, хотя и явно дорог своему владельцу, решил, что вполне имеет право допросить его для внесения большей ясности.
- Что тут произошло парень? Он что-нибудь успел тебе сделать? Луису на миг показалось, что все лица с любопытным ожиданием обернулись к нему, и на каждом читалось – «шлюха»! Он нервно сглотнул и отрицательно покачал головой.
- Нет, господин, он не успел. Гейв, то есть простите, мой хозяин успел вовремя вмешаться. Этот тип только избил меня.
- Да эта шлюшка сама напрашивалась со вчерашнего дня! – Подал возмущенный голос удерживаемый солдатами громила. Казалось, что если бы он был свободен, он снова набросился бы на паренька
- Заявился вчера в барак полуголый, сначала строил глазки и вертел попкой, а потом как дошло до дела, решил немного поиграть, и поломаться. Вот и пришлось чутку его укротить, чтоб следил за языком и не пускал его в ход без дела. При этом мерзавец вызывающе улыбнулся, глядя на капитана. Он прекрасно понимал, что никто его слишком сурово за попытку изнасиловать такого же раба сильно не накажет, а плетью его было не напугать. К своему несчастью он не знал, с кем имеет дело!
- То есть ты хочешь сказать, что мальчик сам завлек тебя. - Обманчиво спокойно поинтересовался капитан.
- Ну да, - подтвердил мужчина. Он просто шлюшка, которая сама нарвалась на то, чтоб его немного обломали. Нужно же было ему показать, чтоб знал, как перечить мужчине. - Гейвин вновь взглянул на избитого парня и почувствовал, что еще одно слово, и он просто прикончит подонка, наплевав на все последующие объяснения с его хозяином.
- Ну что ж, ты сам признался в содеянном преступлении. Если бы ты успел надругаться над ним, - при этих словах изумленные солдаты переглянулись, никто никогда не применял подобных слов к тому, что происходило с каким-то жалким рабом! Но поправлять уважаемым всеми прославленным капитаном, близким другом самого короля никто не осмелился.
- Если бы ты тварь успел сделать ему еще, хоть что-то кроме избиения я бы прикончил тебя своими собственными руками! Медленно. – Теперь уже мужчина не скрывал сжигающей его ярости. Но так как тебе повезло, и я появился вовремя к счастью для тебя и слишком поздно к несчастью для мальчика…  Гейвин машинально пригладил взъерошенные темные пряди таким ласковым жестом, что, ни у кого не осталось сомнений, чем вызван такой гнев мужчины, Я приговариваю тебя к тридцати пяти ударам, кнута у столба. – Раздались тихие восклицания – тридцать пять ударов, нанесенных умелым палачом, вполне способны были отправить не лишком сильного человека на тот свет. На взгляд солдат наказание было чересчур суровым.
- Простите господин, все же осмелился подать голос офицер. – Не считаете ли Вы что хозяин этого негодяя тоже имеет право принять участие в суде над ним.
- А никакого суда и не было командир, - надменно отчеканил капитан. – Этот раб посмел покуситься на мою собственность. Фактически он пытался меня ограбить, и я принял решение его наказать.
 Яростный взгляд синих глаз едва не прожег офицера насквозь. И без того обычно бледное, покрытое шрамами лицо сейчас побелело еще больше выдавая крайнюю степень гнева своего обладателя.
- У Вас есть какие то возражения офицер?
 - Нет, капитан, конечно же, нет, - поспешно отступился командир патруля, уже проклиная в душе свою несдержанность. - Но у его хозяина могут быть возражения, - предпринял он последнюю попытку, - Ведь тридцать пять ударов кнутом могут его и убить.
- Если у его хозяина будут какие-нибудь возражения, смело направляйте его ко мне. Я с удовольствием дам ему любые необходимые объяснения. Если же они его не удовлетворят, он всегда сможет вызвать меня на поединок. - Капитан чуть тронул висящий на поясе длинный узкий палаш.
- Вы даже не хотите прежде узнать имя хозяина этого раба?
- В данный момент его имя волнует меня меньше всего на свете. Имя человека держащего в услужении подобное животное мне совершенно не интересно. – Каждое слово капитана лязгало глухим металлическим звоном. Больше спорить со всем известным героем офицер не посмел. Он дал знак солдатам увести пленника. Тот на время притих, поняв, что слишком уж легко отделаться в этот раз не получится. Однако лицо его не утратило до конца своего дерзкого и вызывающего выражения. Видимо верзила не сомневался в своей способности выдержать эти злосчастные тридцать пять ударов хлыстом. Но далеко не все разделяли эту его уверенность. Неожиданно Луис с силой ухватил капитана за рукав.
- Гейви, - жарко начал, было, он, - Хозяин, тут же поправился парень под изумленными взглядами солдат, - Пожалуйста! Он конечно мерзавец, но я не хочу, что бы ты убивал его из-за меня. Умоляю, я не хочу, чтоб из-за меня снова кто-то умирал. Умоляю! - Гейвин внимательно взглянул в широко раскрытые черные глаза на покрытом синяками и запекшейся кровью лице, переполненном ужасом и мольбой. Он понял, что хотел сказать ему мальчик. В банде он был приманкой, заманивая доверчивых жертв, выведывая их секреты, поставляя их под удар бандитов. Теперь он не хотел служить причиной, чьей-нибудь смерти. Пусть даже и негодяя, пытавшегося его изнасиловать. Протянув руку, капитан вновь осторожно погладил избитое лицо.
– Маленький, милый, добрый мальчик, - с щемящей душу нежностью подумал он, - Каким человечком ты бы смог вырасти не погибни твои родители так рано? Не окажись ты с самого детства игрушкой в руках мерзавцев?
- Двадцать плетей! – Не поворачивая головы, громко произнес он замершей в ожидании его решения группе людей в доспехах, держащих под руки мужчину в рваной одежде раба.  – Только двадцать плетей, если ты раскаешься в том, что сделал, и в том, что только пытался сделать и попросишь прощения у мальчика.
- Раскаюсь?! Попросить прощения?! – вопреки здравому смыслу мужчина и не подумал воспользоваться подаренной возможностью. Он абсолютно не считал себя провинившимся и не испытывал ни малейшей благодарности к заступившемуся за него пареньку.
- Просить прошения у этого жалкого шлюшонка? Он просто обычный раб, как и любой другой в бараке. Только то, что он спит с тобой не делает его каким то особенным! – мужчина даже попытался вырваться из держащих его рук, чтоб снова наброситься на Луиса. – Он просто раб, возомнивший о себе слишком много, а на самом деле он точно такой же, как и мы. То что его трахаешь ты ничего не меняет. От этого он не перестал быть жалким шлюшонком. Почему же перед тобой он должен раздвигать ноги, а передо мной нет? Только потому, что я не господин, а тоже раб?   Видя, как бледнеет все больше и больше с каждым новым оскорблением лицо Луиса, там, где оно не было скрыто кровью и синяками, Гейвин ощутил опаляющий жар в груди. Поняв, что сейчас может произойти, что-то действительно страшное солдаты попытались увести распоясавшегося мерзавца, но тот все, же успел докончить свою самоубийственную речь.
- Пятьдесят пять ударов хлыстом у столба! – повернув к подонку страшное лицо, где между белесыми полосками шрамов отчетливо проступали узкие ярко-красные полосы нетронутой кожи. – Пятьдесят пять! И не дай вам Боги, если я, хоть на миг усомнюсь в том, что он получил их все! Я сам пересчитаю каждый шрам на спине трупа, и если их будет хоть на один меньше командир, ты сам встанешь на его место, а я возьмусь за хлыст.! Больше он не смотрел ни на застывшего от ужаса, наконец-то осознавшего всю тяжесть неотвратимого наказания раба, ни на побледневших солдат с их не менее побледневшим командиром. Гейвин подхватил Луиса на руки, легко поднялся и, не слушая пытавшегося, что-то возражать паренька отправился к себе со своей драгоценной ношей.