Труба

               



               
               

                Рассказ.

               

               Когда  он  очнулся,  то  не  сразу  сообразил,  где  находится. А находился  на дне  огромного  котлована  напоминавшего  кратер  потухшего  вулкана. И лежал  он  лицом  к  небу,  и  яркое  солнце  слепило  глаза. -"Где я? Что  со  мною?  Не  схожу - ли с ума?" – твердил он себе.

Немного подумав, сделал движение, пытаясь  сесть,  но резкая  боль  отбросила назад.- Спина. Опять  этот проклятый  позвоночник. Нет, дальше  откладывать  не стану, покажусь  доктору. О, Господи, да какой тут  доктор ?  Ты поначалу   выберись  из этой дыры,  застонал он себе..

Преодолевая,  боль в  спине  медленно  встал. Огляделся. То, что  увидел, его ошеломило. Окружность  котлована, снизу  доверху, усыпана  круглыми,  как бильярдные  шары  камнями. Прихрамывая,  прошёлся  по  кругу.- Тьфу, ты, что за чертовщина. Какого черта оказался здесь? Ни чего не помню. Перепил? Ну, хорош. Если и дальше так пить будешь, не удивлюсь, если и на Луне окажусь. Ну ладно. Как я  тут  оказался ещё  помозгую. А  теперь   надо отсюда  выбираться.

Определил  место для подъёма. Слегка присел. Рванулся и побежал. Разбег   оказался короткий и  не сильный. Взбежав  на  уклон, пришлось встать  на  четвереньки. Перебирая   руками  и ногами,  ему удалось преодолеть  метров  пять,  но камни  вдруг сдвинулись  с места и, увлекая  его  за  собою, покатились  вниз И если бы   не успел  отбросить своё    тело  назад, мог  оказаться погребённым  под ними.

 Звонкий грохот  камней, едкая  пыль  его оглушили. Присел  на  корточки. Отдышался.  С ненавистью уставился  на уходящие  к  небу камни.  Хотел  сплюнуть, но во  рту   было  сухо.- Тьфу, ты  черт, и  воды тут нет,- со злостью  крикнул  он  в пустоту.- Так, надо поскорее   выбираться из  этой  дыры.

Но на  этот  раз, он  выбрал  иную  тактику. Осторожно лёг на  живот. Вытянул вперёд  руки. Слегка оттолкнулся.  После  каждого движения рук и ног замирал. Он опасался, что камни могут  снова сдвинуться  с места, и увлекут его  в низ. Но камни не шевелились. Медленно, метр за метром, он  полз буд то  ящерица,  к  вершине  котлована. В какой- то миг хотел передохнуть. Но желание поскорее выбраться с этой западни ускорили его  движения. То была его ошибка. Камни  вдруг ожили, неумолимо сдвинулись с места,  и  с ещё сильнейшим грохотом, подхватив  его,  лавиною двинулись  вниз.

 Присыпанный  камнями и пылью, он лежал на том же дне котлавана,  не решаясь шевельнуться. Но убедившишь что и на этот раз остался цел поднялся. В голове гудело. К горлу подступала тошнота. Ощупал себя. Убедившись, что отделался лёгкими ушибами, со злобой отошёл от склона.- Нет, так просто  не выкарабкаться»- с горечью  решил он.- Надо что-то предпринять. Но, что7   

Он ходил по окружности котлована, перебирал разные варианты подъёма, но в голову ничего путного не лезло. И он снова и снова, как на злейшего врага, бросался на штурм высоты. И  каждый раз, когда уже казалось, что  вот-вот  её  преодолеет, вместе с камнями скатывался вниз

Руки, ноги, плечи, спина, изнывали от невыносимой  боли. Но самая сильная боль держалась в мозгу. По натуре моряк, он  всегда находил выход из самых  безвыходных ситуаций. А тут оказался беспомощным,  и  с этой проклятой ямой ничего  не мог  поделать.

А уже вечерело. В котловане  заметно  темнело. Повеяло прохладой. И на него навалилась усталость И едва держался на  ногах.  -"Непременно  выкарабкаюсь"- успокаивал он себя.- "Мы не то видали" Из  тех же  камней соорудил, что - то на подобии ложе,и  аккуратно уложил свое изнурённое тел. Напряг память, пытаясь  припомнить события последних дней. Но как не старался, дни,  сливаясь  в непонятную массу, уплывали в бездну.   И память, его  верная  память, на этот раз оказалась   глуха. В   левом  виску почувствовал боль. Растёр  пальцем  висок. И тут,  перед ним возникло  море. И белое  солнце. Затем появился песчаный  берег и опрокинутая вверх  дном рыбацкая лодка. А возле лодки  обнаженная девица. Она пела песню. Но о чём  песня, и  её   мелодию,  не мог вспомнить,  Не  мог вспомнить и лица девицы.

       - Красавчик, ты мне нравишься, шепнула она ему на ухо.- Бери меня. Я твоя. Только твоя.
И он подхватил её на руки, и весело смеясь, побежал в набегавших на берег волны. И когда вода достигла груди,   раздвинул руки. Девица  радостно вскрикнула,  и  ушла в глубину. Нырнул следом. Догнал. И тут его сознание затуманилось.
 
Когда проснулся, было уже светло. Но глаза открыть не  решался. Он тешил себя надеждою, что он  в своём доме, а  эта девица, и всё остальное  какое-то наваждение. Но  когда открыл глаза, то на него навалилось  жуткое разочарование. Перед ним всё те же камни  и тот же  ненавистный  котлован.

Испытывая, боль в  суставах,  поднялся на ноги.  Осмотрелся. А в голове что - то на подобии скрежета  жестяного  металла. -О, чёрт? А может  схожу  с ума?
Посмотрел на часы. Секундная стрелка стояла на месте. Повертел головку завода. Что за чертовщина? Даже часы против меня. И тут, у самого подножья склона,  увидел, размером в  кулак,  золотой самородок. Поднял.  Прикинул  вес. Тяжеловат. Безразлично  отбросил  в сторону. 

Теперь он стал более осмотрительным. Определил высоту. Метров сто, а возможно и больше. Выходит это мой последний бой. Да какой  тут к черту бой,-  ухмыльнулся он себе. Бой  когда ты можешь победить, или погибнуть. А тут только одно, околеть. Ну и пусть. Пусть изжарюсь  под солнцем, или иссохну.  Впереди забытье. Вечность. Интересно, как всё оно  происходить? Наверно возникнет  безразличие, а затем  расслабление и пустота. Ну,  что ты психуешь? Тебе, что впервые?  Вспомни, как во время войны, в океане, во время урагана,  корабль валило  из борта на борт. А на палубе  противокорабельные мины. В одной  из них лопнуло крепление, и  мог произойти взрыв. И если бы ты не бросился на ту проклятую мину, и сли бы  раздирая до крови руки  её не удержал,  то  корабль пошёл бы ко дну, а ты  кормил  собою  крабов.  А тут  всего лишь какие-то камни.  Так, что полный вперед, братишка.

И он снова  у склона.  Но, и на это раз, не преодолев и половины расстояния, вместе с камнями  скатился вниз. Чихая, кашляя, хриплым  голосом,  с проклятиями он  стал  кому-то угрожать. А в ответ лишь глухая пустота котлована, и  его протяжное  эхо. 

Он сидел  на сухой земле, и  тут вспомнил   корабельного боцмана,  в случае безвыходной ситуации, он советовал  вить по волчьи.  Непременно  наступит облегчение.  И уже видя, в  какой  безвыходной   ситуации   оказался, решился  вить. По началу  вил тихо, вслушиваясь  в свой голос, затем сильнее, и наконец, завил  протяжно. Сделал паузу. Прислушался. Раздался  ответный вой. О, черт, волки?  Хотел бы  теперь  быть  вместе с ними, чем торчать в этой проклятой  яме. 

А день разгорался. Над котлованом  провисало  раскалённое солнце. Жара. Ни куска  тени. Укрыться негде.  Хотелось пить.   И  ему  почудилось, что  сидит  на огромной   жаровне.

Неожиданно  возник  гул мотора. Слезясь  от солнца,  уставился  на небо. И он разглядел вертолет,самий что ни на есть настоящий вертолёт.  Как ужаленный вскочил на ноги.   Подпрыгивая,  раздирая горло диким криком, замахал  руками.
--Здесь, здесь, я здесь! Скорее сюда, ко мне! Эй, я здесь!!!
Но  вертолёт  исчез так же неожиданно, как и появился.  Ну, а он, тараща глаза в белесую синь неба, всё стоял и стоял, в наивной надежде, что его заметили, и вертолёт  непременно возвратится.  Но вместо желанного гула мотора, всё так же нещадно  палило солнце, и давила на него, та же  гнетущая тишина. И он понял, вертолёт  не возвратиться. Когда, в его жизни  возникали  критические  ситуации,  находил  выход, Но тут, ощутив   свою беспомощность,  впервые согласился о  своем  поражении.
   
- Всё, на этот раз  мне  не выкарабкаться, с горечью сказал он себе и крепко выругался. Но  когда уже основательно  начал терять в себя уверенность, у самого  подножья склона   увидел дыру. Присыпана камнями она была едва заметна. Торопливо  разбросал камни. Присел на корточки.  И перед ним открылось  круглое отверстие канализационной  трубы. Заглянул вовнутрь. Из её  глубины  тянуло  прелой  сыростью
       
 - Фу ты, грязь  какая.  Но тот час мелькнула мысль,  он даже ей испугался, что может в этой трубе и есть его спасение? Но тут   только ползком,  определил он, и его покоробило. И он начал  размышлять. Так он всегда  поступал, прежде чем принимать   важное  решение. Куда она ведёт, зачем её тут проложили. Вползать  в неё, вот так, слёту, безрассудно? Не засорена ли? А ее длина?  И есть ли в ней выход? Тут  только ползком, на брюхе, и он  брезгливо засмеялся. Смешно? Ну, смейся, смейся. А если это единственный способ выбраться на волю.   

Начал ходить  по окружности котлована. Споткнулся о брошенный им самородок. Остановился. Поднял.  Подошёл к трубе. А мы его  туда, и со всей силою запустил  его  в  глубину  трубы.

С грохотом и звоном, самородок катился по трубе. Где - то  остановился. Стало тихо.
-Ну, что братишка, нырнём и мы? Вдвоём - то  веселее. Посмотрел на небо. Смотрел долго  и внимательно, словно  видит его в последний раз. Перекрестился.  Присел. Встал на четвереньки. Лёг на живот. Просунулся  в железную утробу. С первой же минуты ощутил  тесноту.  Всмотрелся  во  тьму. Напрягся. Пополз. Полз осторожно, неторопливо. После каждого метра останавливался. Снова полз. Но по мере удаления от света, его начал  одолевать страх. И  тут, когда   возникло  внутреннее  чувство  грядущей опасности,  попятился назад.

Когда оказался на  свободе,  долго смотрел на каменный склон. Эх, была,  не была, сказал он себе, и с  новой яростью  бросился на  его штурм ненавистной ему высоты. Лихорадочно работая  руками и ногами,  он  заметно  продвигался  вверх.  И когда до  вершины,  оставалось  всего три-четыре метра, камни  ожили,  и  как прежде, вместе с ним  покатился  вниз.
Он лежал. Теперь   для него все стало  безразлично. Хотелось только  покоя. Полного отречения от мира. Уснуть. И вот тут, когда у человека наступает минута полного безразличия к жизни,   приходит  что- то спасительное. Оно  не объяснимо. Но нужное.  И Оно к нему  пришло. Он вспомнил,  что  не закончил свой рассказ о  черном   мальчике  и   дикой собаке Динго.  Он остановился   на том месте, когда мальчик и   Динго пробирались через глубокую пропасть.  Вместо  разрушенного моста, была протянутая длинная жердь. Динго шла по ней первая,  но потеряла равновесие, и с визгом полетела в пропасть. И мальчик,  не раздумывая, бросился спасать своего друга.

Поступок черного мальчика  встряхнуло его. Решительно встал. Посмотрел вокруг.  Улыбнулся. Так он улыбался,  когда знал что надо делать. Значит так, моряк я или кто? Полный вперёд,- скомандовал он себе,  и решительно двинулся к трубе.
          Полз торопливо. Работал  руками и ногами, и даже животом,как это делает ящерица. Подобное сравнение  развеселило. А и в самом деле, чем я не ящерица? В норе, и ползком.

И наступил полный мрак.  А тут, ещё  и воздух провонял всякой  дранью, и дышать было  тяжело и противно.  И к тому же, он почувствовал, что настолько устал, что уже нет желания двигаться.  В какой - то момент возник порыв возвратиться. Но тут же, напрягая мускулы,   продолжал ползти. Останавливался. Лежал по долгу.  Прислушивался. О времени  не думал. Да  он уже  и не знал, что там, на верху, день или ночь.   В голове всё смешалось. И тогда  он стал думать о своём маленьком мальчике и о собаке Динго. Им так же  тяжело. Слишком тяжело.  Они  в глубоком ущелье. У них беда. А что у меня? Я ведь моряк. Я обязан выкарабкаться и им помочь. Но где же  Он?-  вдруг вспомнил  о золотом самородке.  Вытянул вперёд руки. Пошарил  ладонями. Нащупал. О,дружище, вот мы  и  вдвоём, взбодрил он себя, - и толкнул  самородок  вперед.

Игра с самородком доставляла ему бодрость и надежду. Находил. Прижимался к нему щекою. Что-то шептал. Отдохнувши, снова  толкал вперед. И получалось так, что  стараясь  поскорее  его нащупать, он  даже проворнее  полз по  той  ржавой, с едким   запахом плесени и всякой  гадости трубе.

Но порою у него возникали  сомненья. А что если   труба бесконечна? И что он уже ни кто иной, а  часть самой  трубы? Наверное, и в могиле так же  нудно  и темно? Но он устыдился подобной мысли, и  снова начал  думать о черном  мальчике и  о собаке Динго, о том, как они встретятся, и будут весело смеяться, радоваться и рассказывать  о своих приключениях. Но для того, чтобы описать их встречу, надо выскочить из этой западни. И всё же, как он не бодрился, силы   стали  покидать. Всё чаще возникало желание передохнуть. И он останавливался. Дремал. Ему хотелось просто лежать и ни о чём не думать. И тут, когда казалось, что  нет надежды выкарабкаться, блеснул дневной свет. Он  настолько привык к темноте, что даже испугался светлому проблеску.  Да это же свет,дневной свет,нет,нет,это не сон,а я вижу свет.  Господи, не дай мне тут околеть.

Увидев  впереди вебя проблески света,  не  обращая внимания  на  боль в позвоночнике,  он с  новым приливом сил прополз ещё некоторое расстояние. И  когда,до   выхода из трубы, оставалось совсем немного,силы покинули его..  Руки, ноги одеревенели, а сам будто  колода. С трудом поднял голову. Широко открыл глаза. Его взору открывался дневной   пейзаж, близкий, родной, знакомый с детства. Блестела голубая   речушка, за ней сверкал зелёный луг, а на нём пасутся  коровы. И сверху  небо, прозрачное, чистое . Вот ты, какая земля, шептал он. А тут ещё   и весёлые детские голоса.  И он впервые  улыбнулся. Теперь он  знал,  непременно  завершит свой рассказ о  маленьком мальчике и  дикой собаке Динго. 

До спасительного выхода из трубы, оставалось  ещё чуть- чуть, и он на свободе. Но тут он четко увидел, как задним ходом к трубе надвигался    гружёный  мелкой щебёнкой самосвал. Он  с  ужасом понял, что это значит. Слабим,  голосом закричал:
-Эй, эй, стойте,  стойте! Подождите!  Я, я  здесь. Не делайте этого! – Но там,на воле,его не могли раслышать, и самосвал  неумолимо приближался. Остановился.  Кузов задрался, к верху, и  каменная щебёнка с шумом засыпала выход из  трубы.
  В глаза ударила тьма.
  Он застонал.
 
Тут он и проснулся. Тело   было в испарине. Посмотрел вокруг. Находился он  не в том каменном котловане, а  в своей постели. Чистой. Широкой. А рядом и  девица, та самая,  что сказала ему, бери меня, я твоя.
  -Тьфу, ты черт. Выходит я спал.  И та грязная  труба, и  яма с круглыми  камнями  всего лишь сон? Ну и приснится  же такое.
Посмотрел на  спящую девицу, Руки и ноги разбросаны по сторонам.  Кто она?  В моей постели? Как она тут оказалась. Перепил. Всё. Брошу пить. А то  и в правду окажусь в помойной яме. Хорошо, что  труба и  вся та дрань  лишь во сне, и  он брезгливо поморщился. И всё - таки девица.  О, черт.  Перепил, перепил.
 
Подошёл к окну. Распахнул. У  окна цвела белым цветом сирень. С жадностью  глотнул   воздух. Ему нравился  запах сирени. Сорвал ветку. Поставил в стакан с водою.  Запахло весною. Краешком глаз взглянул  на  рукопись рассказа. Торопливый, но  чёткий почерк.  Привычка с детства   писать пером и фиолетовыми чернилами.  Он знал, что только рукописные творенья гениальны. Так писали Пушкин, Лермонтов, Толстой, Есенин. И творили при свечах и чернилами. Потому они  и классики. Аккуратно обмакнув перо в чёрнила. Улыбнулся. Он  любил своего  черного малыша и  дикую собаку Динго.  Они  его друзья. И он уже  знал,  в его рассказе  они  непременно   выберутся из  беды.  Он им поможет.


                Валентин Школьный
                Австралия
               
               




               

.