О сострадании. Размышления

Мне кажется, писатель должен творить то, что ему импонирует. Данное произведение мне не импонирует совсем, однако я считаю нужным его оформить.



Для некоторых смерть – освобождение.



Я люблю гулять по центру нашего города, а точнее, по главной – красной – линии. Интересная архитектура времен царской России, деревья, православный храм, из-за ошибки инженеров построенный слишком вытянутым, с синими куполами и потому назвываемый мной храмом неба, величественная река в конце «пути» - всё это каждый раз зовет меня, стоит мне освободиться от дел.
И вот, помнится, еще летом того года я неспешно двигалась по красной линии к Амуру, и тут увидала группу бомжей. Мне стало немного не по себе: чуть ли не главную достопримечательность нашего города неофициально обжили грязные небритые лица. Среди них была непонятного вида женщина, коротко остриженная, по одежде – такая же, как и они. Бомжи сидели на бордюре и о чем-то с важным видом беседовали.
Позже я часто видела их в том месте, они стали неизменным атрибутом и печальным напоминаем о том, кто мы есть, кем мы можем стать или, может, незаметно для себя уже стали. Ложка дегтя на моем пути к плавно тягучим водам великой реки.
Та самая женщина чаще всего просила милостыню. Она, чаще всего пьяная, ходила по дороге назад и вперед, влево-вправо с протянутой рукой и с каждым разом, конечно, становилась всё хуже. У меня никогда не возникало желания дать ей денег. Нет, я не жестока, мне не жалко, просто я знаю, что пара монет не вернет ее к цивилизации. Каждый человек сам выбирает, как прожить свою жизнь.
А потом пришла холодная зима. Некоторые бомжи умирают от холода, но эта группка в центре зиму пережила вполне.
Весна обычно к нам не спешит; кажущееся потепление может резко смениться похолоданем. Сегодня у нас 1 апреля, на улице лежит снег, температура 12 градусов мороза. Как хочется тепла! Каждый новый снег вызывает скорее отвращение, чем радость.
Пару дней назад, в период потепления, не изменяя свой традиции, я снова шла по центру города, наслаждаясь весной, видом тающего снега, подставляя лицо теплому ветру, радуясь солнцу.
Тут мой взгляд падает на ту самю бомжиху. Она сидит на бордюре и отдыхает. Отдохнув, она хочет встать и опирается на некое подобие трости. Сил не хватает, ноги не держат тело. Обходя ее, я вижу, что на крыльях носа есть уже новообразования, что-то белое.
Не сбавляя ход, я иду дальше и периодически оглядываюсь.
Эта женщина снова пытается подняться, и под ней мокрое пятно.
«Фу, она еще и ссытся прямо в штаны».
Я совершенно ее не осуждаю, и даже брезгливость – не то, что я испытываю.
Продолжая идти дальше, более не оборачиваясь, я думаю о том, как бездарно человек может прожить собственную жизнь. Некоторые философы могут сказать, что каждая жизнь имеет право быть прожитой, на что ямогу возразить: так поменяйся местами.
Я иду и думаю о том, что у этой женщины было свое детство, были желания, амбиции, высокие мечты; что в детстве она и не помышляла о такой жизни и даже в страшном сне увидеть не могла. Я словно чувствую, как душа страдает от деградации личности, от оков прожитого.
Шаг за шагом я осознаю, что смерть станет для нее освобождением. Душа сможет очиститься от той грязи и вернуться к исполнению поставленных перед нею задач, начнет всё с чистого листа.
Господи, я желаю ей освободиться, пробудиться. Я желаю, чтобы все люди пробудились и узнали, что есть другая жизнь – светлая, полная радости, единения с природой.
Я неслышно молюсь, а дальше… а дальше Амур…