Дилижанс

ДИЛИЖАНС


Раз доллар, два доллара…
С наслаждением ковыряюсь в куче серебряных кругляков, рассыпанных по моему столу.
Да, мзда. Да, не законно!
Но должен же я уже начинать на что-то существовать, раз власти штата выбросили меня в эту дыру. На перегонке скота много не заработаешь. Ковбои, вообще, – нищие парни. Но что делать? Хоть так.
Но ничего, сейчас самое начало сезона. Мы еще возьмем свое. Тут еще и Уизли с минуты на минуту должен доставить проценты. Старый осел. Наживается на пастухах как хочет, продает свое паршивое пойло в три дорога. А тут еще слушок прошел, что везет он для своих потаскух бродило калифорнийское. Ну, мол, чтоб от них не вискарем несло, а изысканным вином пахло. А разницы?! Один хрен, утром с такой просыпаешься, от нее перегаром тащит все равно, что от Джерри Сизого. Так сразу и не понимаешь, с кем полночи развлекался. То ли с бабочкой тамошней, то ли с тем же Джерри до утра зажигал. Я, пожалуй, увеличу ставку. Хочет этот пройдоха Уизли бизнесом заниматься, пусть платит.
Мои размышления прервал топот копыт. Нет, это не Уизли. Его лошадь не выдержала бы такой скорости. Едва я успел сгрести монеты в ящик стола, как двери распахнулись, и на пороге возник Пью – местный лоботряс, сдающий свои загоны останавливающимся на постой погонщикам скота.
- Шериф! – прогорланил он, бешено сверкая круглыми от возбуждения глазами.
Стоит, за оба косяка руками схватился, чтоб не упасть, и смотрит на меня, всем своим видом демонстрируя то ли испуг, то ли восторг. Я на всякий случай втянул голову в плечи.
- Шериф!!! – добавляет Пью для пущей доходчивости, отцепляется от косяков и шагает в мой кабинет.
- Что тебе? – гляжу на его кольт, мирно засевший в кобуре, и руки мои сами по себе хватаются за ящик стола.
- Дело тут такое! Странное!
- Что еще? Не уж-то пастор просох?
- Ну, не настолько! Короче говоря, тащусь я с час назад на своем Плуте вдоль Дороги, а тут, бац! Дилижанс почтовый!
Как?!
Грохнув стулом, вскакиваю на ноги:
- Что с ним?!
- Ну что? Лежит на боку, лошади рядом в агонии бьются, а вокруг огро-о-омная кровавая лужа растекается! – Пью благочестиво крестится, - Такая огромная, черт, что я даже не знаю, со скольких человек она могла бы натечь!
Ах, гады… Разграбили, значит… Ну, попадись они мне, твари красномордые… Лично из башок перья повыдергиваю и в за…
Пью перебивает мои мысли:
- Я тут в салун забежал, парням шепнул, они снарядились, кто как мог, и ну, на дорогу.
- Ты что, твою душу, пес бродячий! Койот шелудивый! Да там же от дилижанса железки не останется!!!
Да-а-а… Ситауция. Я подавленно уселся на место. Ждал я сверточек один. Чего таить, с бельишком бабьим. У этого скота, Уизли, девица есть на приработках. Белобрысая, что мой конь. И глаза такие же, лошадиные. Огромные… Печальные… Всю душу из меня вытянула. Как взглянет, так аж кровь в жилах стынет. Теперь придется повременить с ухаживаниями. До следующего почтового дилижанса. Вот, черт!
Пью, похоже, ждал похвалы. Но я, лишь удрученно махнув рукой, велел ему убираться.

Закрыв, наконец, свое скромное богатство на ключ, я вышел из кабинета. В углу просторной приемной за столом сидел мой помощник Рэйли. Бедолагу списали с военной службы и точно так же, как и меня, отправили наводить порядок в этом захолустье. А какой порядок?! Какой порядок может быть у нас, в так называемом форту? Местные живут от сезона до сезона. Во время перегона скота лихо гуляют, потом доедают то, что осталось. Ковбои гонят из Нью-Мексико говядину да лошадей, пьют как черти и воняют навозом; стрелки время от времени забредают в бордель и не всегда выходят оттуда живыми… Ладно, хоть удалось найти с их главарем общий язык. Я отстегиваю им часть мзды, а они – не нападают на караваны на моей территории. Так и существуем друг за счет друга. Вот и весь порядок.
- Рэйли, все слышал?! – рявкнул я.
- Да, сэр.
- Разберись!
- Да, сэр!

Вряд ли кто-то воспринимал его всерьез, этого Рэйли. Юнец юнцом, молоко на губах не обсохло. Я и сам здесь недавно, и мне пришлось изрядно потрудиться для того, чтобы заслужить в Юме хоть какой-то авторитет. Но во мне есть делец. А в Рэйли, если делец и существует, то больно уж хорошо он маскируется под патриотичного слугу родины. Кто-то внушил моему помощничку там, в Финиксе, что порядок в стране можно навести, только действуя внутри нее. В глубинках, так сказать. Помнится, совсем недавно и я слышал что-то в этом роде. Но предпочел мысленно послать этих ораторов в глубинку еще поглубже, чем наша.
Прошло что-то около трех часов прежде, чем у меня объявился новый посетитель. Вернее, посетительница. Толстая визгливая баба этого Джерри.
- Мэйсон, - говорит, - а ну признавайся, куда моего мужика подевал?!
- Ты что, Сьюзи, молока перепила? На что мне сдался твой поганец?
- Ничего не знаю! Делай, что хочешь, но чтобы явился он домой до заката! Там с Нью-Мексико табун пригнали! Я, что ли, за постой договариваться буду?!
- Да подожди ты, угомонись! Поищи его у Уизли, заблудился, небось, твой Джерри где-нибудь между столами.
А тут еще, на беду, в дверях возникает Рэйли.
- Сэр, - и дышит так, словно, это он лошадь нес, а не наоборот.
Стоит, шляпой на себя машет и слов двух связать не может. «Сэр» только с его стороны и слышится.
- Ну что еще?
 - Сэр…
Так, это надолго…
- Сэр, там у дилижанса… Ну… Не вернулся отряд Пью. Никто из них. Тогда я набрал еще парней в салуне. И отправил. А от них уже два часа ни слуху, ни духу…
- А сам чего не поехал?!
- Ну… - парень покраснел, - у салуна… Там… В общем… Тухван…Тхуван…Тухнахвмоск…
- Хвантускомиби.
- Ну да… Лежит, смотрит в небо, палец туда же тычет и говорит: «Белое перо, черное перо. Спустится за ними мудрый Огиданаквад в темных одеждах. Снимет головы, прольет кровь, отымет коней»
- Что сделает?
- Отымет!
- Мэйсон! – жена Джерри Сизого затрясла перед моим носом пальцем, - я те дам! Верни моего мужика домой! Он, ведь, тоже к дилижансу поперся!
- Да верну. Верну! Что с ним будет-то?! А ты, - я грозно обернулся к помощничку, двигай, давай, следом! И чтобы не видел я тебя больше, пока не разберешься.
- Но сэр…
Впечатлительный он очень, этот Рэйли. Особенно его впечатляет все, что несут индейцы. А из них у нас в форте сейчас только Хвантускомиби. Как нажрется, так заводит свою шарманку. Местным надоело, а Рэйли – еще нет. Вот и поит он пернатого втихаря ото всех, а потом сидит и внимает его бреду.
Надо сказать, я и сам в тот момент несколько… озадачился. Пью говорил, что до дилижанса примерно две мили на запад. Даже если бы лошади шли тротом, то места нападения они достигли бы за четверть часа. Ну, а перейди родимые на галоп, то и пяти минут вполне достаточно.
Куда делись два отряда?
Ну, не сквозь землю же провалились?!
Индейцы снова встали на тропу войны?..
Н-да… История…
Я повернулся к Рэйли:
- Значит так! Сейчас возьмешь своего индейца, душу из него вынешь, но узнаешь, что за краснозадая шайка у нас тут орудует! Что за беспредел на моей территории? Ясно тебе?!
- Да, сэр.
- А ты, Сьюзи, дуй домой! Может, выпивоха твой уже дрыхнет где-нибудь на чердаке, а ты все на меня таращишься!
А тут из-за окна вдруг:
- Шериф Мэйсон!!! Стреляют!
Этого еще не хватало!
Пулей срываюсь, выглядываю в окно, а там стоит сопляк Билли Рома и в сторону Дороги пальцем тычет.
- Индейцы!!! – орет, надрывается.
И люди из домов выскакивают, из дверей салуна выпадают и в ту же сторону косят. И такой гомон подняли, что ни черта не слышно!
- Тихо!!! – рявкнул я во все свое офицерское горло.
Люди замолкли, и я прислушался. А ведь и правда, откуда-то словно эхом, грохот выстрелов доносится. И как будто, какие-то голоса!
- Снимет головы, прольет кровь, отымет коней, - это Хвантускомиби снова попытался донести до окружающих свою истину.
Да что за дела-то у нас тут такие творятся!
В досаде ударяю кулаками по оконной раме. Народ вздрагивает и поворачивает ко мне свои головы.
- Что?! - ору я в ответ на немые взгляды.
Тут, смотрим, врывается в ворота форта всадник.
Кто это? Неужели Роб?!!
Да не-е-ет!
Лошадь – бесится, пена изо рта, шпоры у всадника в крови, по рубахе на спине пятно пота расходится. А глаза-то из-под шляпы, что твои плошки, да зубы ходуном ходят. Сполз Роб с лошади, точнее, шмякнулся просто в пыль, сидит и смотрит на нас, бледный-бледный, и молчит все.
Мы ему:
- Что?!
А он нам:
- Там!!! – и рукой на Дорогу показывает.
Мы, ясное дело, сначала все дружно головы-то туда подняли, смотрим, не гонится ли кто за ним. Но у ворот – пусто.
- Что там?!
- Черный… Джо…
И хлоп в обморок.
Вот тут-то мы все и переполошились. Да чтобы Роб! Гроза пустыни! Да в таком виде!
Не он ли хохотал над каждым, кто в его присутствии поминал призрака стрелка Джо? Не он ли хвастался, что не боится никого, даже самого черта? Не ему ли мы свято верили и старались не иметь с ним никаких общих дел, чтобы ненароком не получить пулю в брюхо? Ну и дела!..
Значит, действительно существует эта напасть! Призрак Черного Джо, которому прошлым летом прилетело по затылку отскочившей от телеги динамитной шашкой.
Ну и грозен был этот Джо при жизни. Даже матери пугали непослушных детей его именем. С его гибелью многие вздохнули спокойнее.
А потом вдруг начали приходить известия, что видели, будто этот мертвый Джо слоняется по окрестностям на своем гнедом (который, кстати, тоже пал в тот злополучный день), глушит виски, да постреливает по встречным. И будто в барабане его кольта никогда не заканчиваются патроны. И под шляпой его лица не видно, полностью скрыто оно под черным платком. Даже глаза. Но кольт его все равно не знает промаха.
А когда несется он вихрем над пустыней, да задевает случайно оказавшихся на его пути людей и скот, то сшибает он их с ног и разносит в клочья.
Черный Джо, значит… Вернулся…

Когда мы выехали из форта, солнце уже касалось красным краем верхушек скудной пустынной травы. Лошади шли медленно, да мы их и не торопили. Все всматривались в дорогу, стелющуюся желтой полосой далеко вперед.
Наскоро съеденный ужин, собрался в тяжелый ком и застрял в моем желудке ледяным камнем. Всю дорогу я проклинал день, когда согласился ехать в эту дыру. Я же ничем не обижал Черного Джо, ничем не злил. Да и вообще, у нас были, в общем-то, неплохие отношения. Может, пощадит?
Да не-ет, тут же мелькнуло в мыслях, такой никого не пощадит. Ни старуху, ни дитенка малого, ни бабу видную. Так было при его жизни. А теперь-то – и подавно. Что ему дело, мятежному, до нас, живых? Растопчет как букашек и не заметит… Да что за мысли?! Мейсон, шериф ты, в конце концов, или кто?!
Вот и темный силуэт дилижанса. Это ж надо, прямо на фоне медного солнечного круга. Так и веет жутью от этого зрелища.
Подъезжаем ближе. Уже можно различить спицы, тянущиеся от ступицы к ободу колеса. И видно темный холмик, возвышающийся немного южнее силуэта дилижанса.
- Лошади? – тихо спрашиваю я Пью.
Бледный Пью в ответ только кивает.
Снимаю шляпу, приглаживаю поднявшиеся дыбом волосы и возвращаю шляпу на место.
Сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы собрать эту группу. Местных будто подменили: вечер, а в городе тихо. Ни драк, ни пальбы. Только пьяный Хвантускомиби слонялся по улицам и грозил павшим и их коням мудрым Огиданаквадом. Да святой отец собрал всех женщин в церквушке и, исходя винными парами, заунывно пророчил очередной Апокалипсис.
Подумать только. И все из-за какой-то перевернутой телеги.
И вдруг… Случилось что-то необъяснимое. Колесо, чьи очертания так четко были видны в красном цвете светила, начало медленно вращаться. А несколькими мгновениями позже из-за повозки появилась тень. Черная, что дыра во лбу у предыдущего шерифа.
- Ити-и-и-ить… - хрипло разнеслось по пустыне.
И через секунду мы уже мчались по направлению к форту, вонзая в бока лошадей шпоры, вопя и лихорадочно перебирая в головах все байки о призраках павших ковбоев, гуляющие по нашим окрестностям.
Ворвавшись в ворота, я кинул на ходу, торчащему возле них Гарри:
- Запирай, твою душу! И побыстрее!!!
Подъездные ворота не закрывали со времени самой последней осады индейцев. Остановившись только у дверей ратуши, я позволил себе оглянуться через плечо. С заунывным скрипом деревянные створки, освещаемые светом факелов, медленно сходились. И щель в спустившуюся на землю ночь становилась все уже и уже. Вот опущен засов, и я, наконец, перевожу дыхание.
- Что там, шериф? – голос откуда-то из-под лошади.
Это один из местных, делегированный ко мне от группы горожан, скучковавшихся у входа в салун и поглядывающих на меня с настороженным нетерпением.
Я слез с лошади, бросил ему поводья и пулей влетел в приемную.
Так, арсенал! Вот он. Ключ.
Связка испуганно звенит в моих руках. Еще немного, дверца распахнута, и я извлекаю на свет четыре кольта, шесть карабинов, гроздь охотничьих ножей.
- Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной, - несется в окно.
Выглядываю и вижу процессию местных баб во главе со священником. А у каждой бабы по свечке в руках. И красиво так, будто к празднику какому готовятся.
И в центре всего этого собрания вопит и стенает Сьюзи:
- Джерри! Мой Джерри!
Даже священник ее не перекричит, хоть и активно старается.

Ночь. Прижавшись спинами к воротам, стоят бледные как смерть Гарри, Пью и Тони. Задрали руки вверх, зажмурились и вертят головами своими из стороны в сторону. Перед ними – толпа ковбоев, стрелков и горожан, у каждого в руках минимум по кольту. Направили их в несчастных жертв безжалостного жребия и застыли. Ни звука.
Только вой койотов по округе, и с Дороги от дилижанса доносится утробный хохот призрачных голосов.
Тут из вооруженной толпы выдвинулся сопляк Билли Рома. На вытянутых руках несет кресало, кремень и трут. Остановился перед Тони и сунул огниво ему под нос.
- А ну, бери, скот ты, лупоглазый! – шипит Сьюзи, не выдержав напряжения.
Тут же подает голос баба Тони:
- Кто тут лупоглазый?! Ты на мужа своего посмотри! Как сапоги снимет, вонища – кони дохнут!
- Ой, да ладно! Все знают, что твой-то из Сакраменто на прошлой неделе вшей привез! С новосельем!!!
Этого не знал никто. Над городом снова повисла тяжелая тишина. Все взгляды - на Тони.
- Ах ты, сукин сын! – угрюмо произносит его жена.
Тони открывает один глаз, тяжело вздыхает, берет огниво и топает разжигать за периметром костры. За ним шагают и его приятели по жребию.

Снаружи темно, хоть глаз выколи. Сижу со своим арсеналом на чердаке у Уизли. Отсюда хорошо просматриваются ворота и часть Дороги, уходящей в темноту. В городе тишина, лишь из комнат Тони доносятся вопли и грохот мебели.
Женщины и дети во главе со святым отцом заперлись в церкви. Время от времени можно услышать заунывное пение священника и рыдания его прихожанок.
За периметром догорают костры.
Звуки, доносящиеся от дилижанса, утихли. Однажды мне показалось, что где-то в той стороне слабо заржала лошадь. Перекрестившись, я на всякий случай помянул добрым словом Черного Джо. Мало ли?..
В смотровых башнях сидят мои парни. Каждый вооружен до зубов. Город каждые полчаса обходит караул.
Все трезвые.
Даже пастор.

Утро. Солнце показалось из-за горизонта, стрельнуло лучом мне в правый глаз и прогнало сон. Выглядываю в окно: стрелки мои спят каждый у своей бойницы, на улицах никого нет. Только Хвантускомиби сидит у дверей салуна и задумчиво смотрит вдаль трезвым глазом.
Да вот еще по Дороге к форту движутся четыре человеческие фигуры. Смотрю на них и чувствую, как по спине побежал холодок. Нет ничего естественного в их походке. Идут, словно не сами, а будто ведет их кто-то. Ну, точь в точь, как куклы на веревках, что привозил к нам Кукловод в прошлом месяце. Идут, темных коней под уздцы ведут, шатаются, друг на друга натыкаются, видят ли что-нибудь вообще под своими ногами? На всех четверых – рубахи и жилеты, цветастые платки вокруг шей, шляпы. Ну не отличишь их от ковбоев, если бы не способ передвижения.
В ужасе хватаю кольт и луплю в воздух. Парни мои тут же на ноги повскакивали, стоят, по сторонам озираются, понять ничего не могут. Но уже очень скоро один за другим поворачиваются к Дороге, видят фигуры и замирают. Отчетливо слышен удар об деревянный настил револьвера, выпавшего из чьих-то ослабевших пальцев. И тут же кто-то из часовых открывает огонь.
Остальные, словно  придя в себя, тоже хватаются за оружие. И что тут началось! Грохот выстрелов, свист пуль, запах пороха…
Фигуры с короткими воплями падают наземь, и накрывают руками головы. Лошади их с ржанием и хрюканьем вяло несутся в пустыню. Пули бьют вокруг призраков, но ни одна из них упорно не попадает в цель!
- Заговоренные!!! – вопит один из стрелков, запихивая патроны в барабан.
Точно! Так и есть. Осеняя себя крестом смотрю, как пули врезаются в землю, поднимая вверх облачка пыли.
И что-то вдруг…
Ага! Лежат, не шелохнутся!
Так эти четверо боятся пуль?! Значит, они из костей и мяса?!
- А ну, прекратить стрельбу!!!
Эхо последнего выстрела тает где-то за горизонтом. Убираю кольт в кобуру и спускаюсь вниз, на улицу. Дохожу до ворот и снимаю балку, служащую засовом. За моей спиной начинают собираться люди.
Здесь – люди – мужчины, женщины, дети… Каждого из них знаю в лицо, и почти каждого – по имени. С большинством из них имел дела, приятные и не очень. Смотрят на меня с беспокойством, со страхом. Ждут от меня чего-то. Чего? Ясно чего! Я должен разрешить всю эту ситуацию. А там, за воротами? Кто там? Или, вернее, что там? Что за существа? Что за явление? Сейчас откроются ворота, и окажусь я лицом к лицу с четырьмя исчадиями ада, готовыми разорвать меня и каждого из собравшихся здесь на мелкие куски. Смотрю в печальные лица своих горожан и вижу любовь в них. Ко мне, жалкому и ничтожному. Что сделал я для них, чем заслужил любовь и жалость?
- По-оми-и-илуй мя, Боже-е, поми-и-и-илуй мя-а! – заводит святой отец отходную.
По мне, точно, по мне.
Сплевываю себе под ноги, надвигаю шляпу на глаза и открываю ворота.
В паре десятков ярдов впереди, на Дороге, лежат четыре фигуры.
Ну что, призрачные вы мои. Вынимаю кольт и медленно приближаюсь.
Слышу, как сзади с грохотом закрываются ворота.
Гады.
Однако оглядываться не хочется.
Смотрю на дорогу.
Одна из фигур вяло шевелит рукой, затем медленно поднимает голову и, глядя мне в глаза красными как закатное солнце зенками, едва слышно протягивает:
- Человек… Дай выпить…
И ручку вперед тянет, корявую, трясущуюся…
- Сизый!.. Джерри!.. Ты?.. – бормочу я, крепче сжимая рукоятку кольта.
- Я… - выдыхает он.
И доносится до меня вонища калифорнийского бродила, что должно было прибыть с дилижансом для девок Уизли.

К вечеру того дня дилижанс приволокли в форт.
Сколотили виселицу, чтобы уж окончательно отправить умирающих с похмелья ковбоев в мир иной. Ну и понятно же, всю ночь горожане от страха тряслись. Народу нужен был праздник!
Повесить, не повесили, но попугали парней от души. Око, за око, так сказать.
На следующий день из форта выехал отряд парней с заданием перестрелять всех койотов в округе, чтобы не пугали больше почтовых лошадей.
А вообще, у нас тут все по старому. Ковбои гонят свои стада через Юму, останавливаются у нас, выпивают, шумят, постреливают. Девки Уизли все так же глушат вискарь. Тони живет в амбаре у соседа и все пытается вывести своих вшей, но ни уговоры, ни спиртовые компрессы не помогают. Святой отец крепко подружился с Хвантускомиби, и теперь оба проводят вечера за бутылкой и беседами на теологические темы. Пытаются обратить друг друга в свою веру, что, впрочем, не выходит ни у одного, ни у другого. Рэйли, не выдержав нервного напряжения, вернулся в Финикс и занялся изучением культуры индейских народов.
Что касается меня… Сижу у себя в офисе и перебираю монеты. Оно мне гораздо больше нравится, чем скакать по пустоши, опасаясь шальной пули или явления Черного Джо на его гнедом.
И жду дилижанс. Сверточек для меня там есть один. Чего таить, с бельишком бабьим.