Воспоминание о необычном друге

"Малыш был любимцем, мать берегла его как зеницу ока, никогда не ругала и всегда выражала свою нежность и восхищение. Он не мог ошибиться, все, что он делал, было замечательно, а мать при этом не спускала с него восторженных глаз". Эрих Фромм. Анатомия человеческой деструктивности

Мы играли в индейцев.
- Стреляй в него, стреляй в него! - кричал он, предательски указывая на меня. Мне было досадно, что из всех наших друзей, облаченных в роль индейцев, выбор падал на меня. Наверное, он меня любил. Но в итоге-то стреляли по мне!
Мы с ним были знатными друзьями, хотя и в детских играх оказывались по разные стороны баррикад. Индейцы, солдаты - мы всегда противостояли друг другу. Я пожал ему руку за удачную игру и добавил: «Из тебя, блин, хороший стрелок!»
- Заканчивайте уже, - кротко сказала Клара, его мама. Она была очень доброжелательной. Все, кто помнил ее, отзывались исключительно положительно. В известном смысле она служила примером для подражания: вот мне бы такую маму, мне бы эти теплые заботы!
Вообще у Клары и ее мужа Алоис была положительно хорошая семья. Они жили в отдельном доме с роскошным садом и презабавной пасекой - там все свое свободное время проводил Алоис, известный своей любовью к пчеловодству. Говорят, он был строгим отцом, но я этого не замечал. Временами даже оказывался в хорошем настроении, когда заглядывал к ним в гости и встречал его. Он поучал сына примерному воспитанию - но тот сопротивлялся в силу своего вздорного характера. А мне оно даже нравилось: в школу я никогда не ходил, поэтому новые знания всегда вызывали детский восторг. «Индейцы живут в Америке. Зачем вы играете в эти бестолковые игры? Вы живете в Германии, научитесь чему доброму».
Не сказать что Алоис был патриотом - скорее даже напротив, либералом, дерзким вольнодумцем. Должно быть, он оградился от государственной машины своим особняком, так как не хотел связываться с ней. Но германскую культуру он поощрял, хотя, откровенно говоря, ничего в ней не смыслил.
- Почитайте лучше хорошие книги, - говорил он нам, при этом вообще не имея представления о немецких писателях.
Зато он имел прекрасное представление о вине. Оно было его искусительной слабостью. Что случись - возьмется за бокал. Жена Клара не ругала его - уж больно она была покорной, зато полноценный отбой давал его сын. Он был в доме старшим из братьев, потому имел право. Да еще и этот спесивый темперамент... Нет, он не позволял отцу расслабиться. Семейный конфликт исчерпывался достаточно быстро, и Алоис вновь всецело уходил в свое пчеловодство. Он обожал пчел, обожал добывать мед и обожал затем нас угощать.
Клара время от времени хвасталась достижениями мужа: как-никак неплохая карьера таможенного чиновника, да еще и богатое наследство! В глубине души я очень завидовал этой семье, мое детство этим отнюдь не похвастается. Впрочем, извлечь пользу из солидного материального положения они не усердствовали. Алоис даже иногда проявлял скупость, отчего в семье назревало недовольство. Скупое бытование было не по-сыновнему вкусу.
- Если ты мне желаешь уготовить такую жизнь, то я против! - неистовствовал сын Адольф. За него немедленно вступалась мама, и вместе им удавалось продавить свой интерес.
Надо сказать, в выборе жизненного занятия сыграла эта же логика. Несмотря на то что Алоис желал видеть в своем сыне государственного служащего, он как будто вопреки выбрал другой путь. Адольф любил живопись, пусть и не чувствовал ее по-настоящему. Он любил ее и хотел ей заниматься.
- Художник - это серьезно, - сказал я ему однажды.
- Художник - это борьба, - ответил Адольф.
Тогда я не понял того, что он хотел этим сказать. Набор случайных слов, бессмысленный поток речи. Детская прихоть. Но по прошествии лет я немного приблизился к пониманию бессознательных и, казалось бы, случайно высказанных слов. Художник из него был слабый, а борец - не то слово.
- Когда пойдем играть в индейцев? - задавал он мне вопрос. Ему хотелось порезвиться в фамильном саду с друзьями и прилюдно меня победить. Он любил побеждать. Особенно меня, его верного друга. Сделав из простых ветвей и сучьев подобие лука и стрел, мы ускользали от родительского взора Клары и начинали мальчишечью игру. Закончив любоваться пчелами, Алоис подходил к Кларе и бережно обнимал ее. «Смотри какие они смешные!» - шептала она.
Мы запальчиво играли. Бегали друг от друга, настигали. А семья Гитлеров с умилением взирала на нас. Жеманно хихикая. Смеясь над юношескими глупостями. И особенно наблюдая за своим необычным сыном - Адольфом. Адольфом Гитлером.