Писать дальше, или не интересно?

Глава первая. Изменение.

Этот день настал. Я оказался на улице. Она ушла. Я не виню её. Она платила за съёмную квартиру, она покупала еду, она хотела, что бы я работал, она хотела ребенка…. Я обещал, каждый день, что я найду работу, что все будет хорошо, но шли годы…. три года. Я так и не нашел работу. Может быть, я плохо старался? Все откладывал на завтра, все чего-то ждал. А она устала ждать, она предупреждала — и она ушла. Она оставила деньги, немного, но все, сколько у нее было. Это был поступок! Они кончились, хотя я растягивал, как мог. Платить за квартиру стало не чем, и вот я на улице.
День был скверный и холодный. Метель, при минус тридцати. Что делать, февраль на Южном Урале такой. Я уже с утра ходил по улицам родного города, всматривался в закутанные лица немногочисленных прохожих, пытаясь встретить какого-нибудь знакомого, сам не зная зачем. Может быть, что бы на обычный вопрос: Как дела? Ответить: Плохо.
Я ненадолго заходил, то в магазины, то в открытые подъезды, что бы накопив и впитав тепло, идти дальше. Что-то не давало оставаться там долго. Может быть гордость, а может быть стеснительность, а может отсутствие опыта бродяжничества, или все вместе. В голове было какое-то оглушение, апатия, рожденная длительным чувством безысходности. Я ловил себя на мысли, что в голове мыслей нет. Подолгу нет.  Припомнилось, что когда-то читал, у одного философа, что если ты не будешь думать двадцать с чем-то секунд, то станешь «осознанным», «пробуждённым», вроде как сверхчеловеком. Ну что ж, сегодня я уже стал таким. И несколько раз.
Вечером похолодало. А может быть сгорели последние остатки вчерашней каши, и организм неумело перестраивается на обширные резервы моего внутреннего жира. Нет худо без добра, хоть похудею. Я всегда был толстый. Это мерзкий жир! Вот сейчас и послужишь мне. Пришло твоё время. Только нужно двигаться, идти, идти. И я шел, быстрым шагом, мимо светящихся окон теплых квартир, мимо ярких витрин бутиков, и вкусных запахов пиццерий и кафе. Я согрелся, во всяком случае, внутри. Рукам и лицу этого не удавалось. Вспомнил, как часто разговаривал с бомжами, как с жалостью и состраданием слушал их истории, как давал советы. Мне, почему-то, всегда казалось, что я в любой момент могу оказаться на их месте. И вот я на их месте. И мне нужен совет. И никого, кто бы дал его.
Пришла ночь. Я почувствовал, что очень устал и замерз. Казалось одежда, теперь, легко пропускает холод. Ноги идти больше не желали, и я сел прямо на снег. Было неудобно, и я лег.  Лежал, руки в кармане, весь нахохлившийся как воробей, и думал:
«Как так? В 21 веке человек замерзает на улице. Почему нет специальных служб? Мест, где можно переночевать.  А может они есть? Тогда почему я не знаю о них? И вообще, как я докатился до этого? И почему я? И интересно как это выглядит со стороны? Лежу в квартале на снегу. Вдруг кто-нибудь увидит? Или это хорошо, что меня кто-нибудь увидит? Окликнет, поинтересуется, поможет….  А вообще-то в такую погоду нормальные люди дома сидят…. Надо бы хоть костер развести. Хотя… спичек нет. А если бы и были, руки все равно слушаться не будут, совсем онемели».

Теперь мне стало невероятно холодно. Может быть от этих мыслей? Я хотел подняться… нет, я только думал, подняться или нет. Думалось медленно. Очень медленно. Это меня напугало, и стало еще холоднее. Я больше не чувствовал рук, не чувствовал ног; попробовал открыть рот — не получилось. Холод сковал мышцы. Мой страх превратился в панику. Паника побудила мозг потребовать от тела усилий. Тело ответило сильной, тупой болью во всех его концах. И я заплакал. Я всегда плакал, когда был бессилен, что-либо сделать. Слезы замерзли на глазах в прямом смысле. Они же соленые, что же они замерзли? Разве солёная вода замерзает так легко? Я опять начал слишком много думать, задавать слишком много вопросов, как делал это всю жизнь.

«Почему я не могу двигаться? Может, плохо стараюсь? А может слишком сильно устал? Я всю жизнь, во всем плохо старался. Плохо старался учиться, плохо старался найти работу, плохо старался встретить достойную спутницу жизни, жену, любовницу. Все женщины, которые были со мной — все были некрасивые, а многие из них и во все уродливые. Только с такими, я мог свободно познакомиться и только таких, я мог быстро уговорить. Смешно! Даже их мне приходилось уговаривать. Вот это я урод! Нет, ну с теми с кем я был больше одного раза — они были хорошие, морально. А красивые….  Боже, как я мечтал о красивых, ну хоть раз, ну хоть с одной! Но нет, не было. Просто плохо старался. Не приложил усилий. Сам во всем виноват. Под лежачий камень вода не течет! А если землетрясение? Камень сдвинется, вода и хлынет…. Всю жизнь я жду такого землетрясения. Вот умру, а с прекрасной, светлой, длинноногой, никогда и не был! Но с другой-то стороны, кто-то вообще девственником умирает….».

Волны жалости к самому себе, горячей кислотой, плескались в остывающем теле. Даже плакать больше не получалось. Зрение расфокусировалось и потеряло способность различать цвета. Всё стало бледным и мутным. Зато в голове замелькали и запрыгали яркие цветные картинки: столы, уставленные вкусной, дымящейся едой, с потоками теплого и приятно пахнущего воздуха над ней. Кровати и шерстяные одеяла, южные моря с пляжами желтого, горячего песка, пустыни, люди в тесных помещениях… 
«Я больше не управляю своими мыслями. Нет, стоп. Мысли, думание, это то, что всегда было подвластно мне и лучше всего получалось, единственное, в чем я преуспел. И я не могу это потерять!»
Я попытался сосредоточиться, попытался представить лицо моей девушки (конечно бывшей девушки, но я пока не мог привыкнуть к этому)  в тот момент, когда она узнает, что я вдруг умер, и понял, что не могу вспомнить её лицо… своё лицо… чьё-нибудь лицо.
Ужас, чистый, лёгкий, огромный, гигантский ужас, вторгся стремительной волною и овладел моим остывающим сознанием. Кажется я обкакался или это просто такое чувство пришло снизу.
«Нужно во что бы то не стало взять себя в руки! Думать! Мыслить! Представлять! Перестать погружаться в расплывающееся ничто!»
Я попытался сосредоточиться. Это была физическая борьба внутри ментального мира моих мыслей, находящихся в пределах моей головы. Невероятным усилием воли, у меня получилось создать образ. Образ, который подчинялся моему управлению и изменялся согласно моему желанию, обитал внутри моего мира, был живой частью меня. Это было единственное существо, вещь, объект, который я смог вспомнить и представить достаточно четко и детализировано, что бы узнать его. Это был костер. Большой, жаркий, рыжий костер, облизывающий и поедающий белые березовые поленья. Не знаю, как долго, я любовался гибким танцем его пламени (может быть несколько часов), но огонь стал медленно растворяться в наступающей темноте. И я понял – я умираю!
Тело больше не болело. Его вообще, как будто, больше не было. Глаза не видели, уши не слышали — они замерзли. Но утомленное сознание, пыталось вернуть, тот, почти теплый, образ костра, который согревал его минутами ранее, доказывая ему, что оно не погибло. Сознание боролось, я видел это… со стороны. И я психанул! Как психует владелец болонки, когда мордочку его собаки откусывает соседская дворняга.  С огромной энергией, и огромным желанием, я бросился к нему на помощь. Я никогда и ничего, за всю свою жизнь, не желал так страстно и неистово, как спасти мое обессиленное сознание. (А уж я в своей бедной жизни много чего желал страстно и сильно!) Сознание, жидким сгустком редких мыслей обволакивало исчезающий костер, и летело в темном пространстве с ускоряющейся скоростью, и я летел за ним. Я и оно, теперь, были абсолютно разные вещи. И понимание этого привело меня в особое состояние первобытного страха. Абсолютного страха.
«Я люблю мое сознание! И любил его всегда, больше чем что либо, на свете! Я не могу жить без него, существовать без него! Кроме него у меня никогда ничего не было! Оно моё!»
Каким-то невообразимым напряжением всех своих, неведомых доселе, сил, я догнал и схватил и вошел в свое собственное сознание. Объединив его вокруг себя. Прекратив его распад. В нем, я увидел бесконечные, цветные потоки моей памяти.
«Так вот что тут внутри, всего лишь моя память! Стоп, если я смог вернуть свою память, я могу вернуть и тело! Значит что, я не умер? Но где мое тело? Его нет тут. Как его найти? Подожди, здесь же есть моя память. Мое тело где-то в конце моей памяти, в конце последних воспоминаний. Кажется, оно там плакало… то есть я плакал!»

В стройных потоках ярких картинок, я нашел свои последние воспоминания. Снова почувствовал тупую боль замерзающего тела. Но это было по-другому. Я был в своем теле, но не был частью этого тела. Боль и холод были только памятью о боли и холоде. На самом деле я ничего не чувствовал. Я смотрел из открытых глаз моей головы, но не глазами моей головы. Поняв это, я дернулся от неожиданного ужаса и оказался сбоку, рядом со своим телом. Была ночь, но я прекрасно видел себя: руки в карманах старого пуховика, согнутые в коленях ноги, ссутулившаяся в попытке сохранить тепло фигура, и застывшее с каким-то удивленным выражением лицо с неравномерно открытыми глазами. Я ничего не осязал, ничего не слышал, не ощущал — только видел. Но я не был тем, кто видит — я был самим зрением! И при этом я переживал эмоции. Мои эмоции. Эмоции присущие мне — Николаю. Я все еще был Николаем, я был собой! Но кем или чем я был? Я попробовал проследить природу, того механизма как я вижу и понял, что вижу сразу на 360 градусов и вверх и вниз одновременно, и эта четкость… я различал цвета в темноте ночи, более того, я видел цвет самой ночи! От этого меня заполнило фантастически приятное чувство восторга, я никогда не думал что у одного только серого цвета, столько прекрасных оттенков…. Но стоп! Хватит восторгаться. Нужно подумать.

«Итак, я вижу свое тело, и ветер как обычно метёт снег, значит я в этом времени и пространстве, я никуда не двигаюсь, относительно сугробов, домов и деревьев, а значит, лечу в пространстве вместе со всеми объектами притянутыми землей или растущими из неё. Фундаментальные законы физики распространяются на меня, значит я часть этого, привычного мне, мира. Стоп! Я нахожусь в метре над землей, и у меня нет ног! Другими словами я вишу над землей, не прилагая никаких усилий, даже более того, у меня чувство, что я прочно установлен в этой точке. Значит, всё-таки, не все законы физики распространяются на то что я есть сейчас. Но могу ли я двигаться? Да!»
Вот я пошел в сторону, вот вверх, легко, просто думая куда нужно двигаться; только остановка очень резкая, и опять это чувство, как будто я закреплен в этой, уже новой точке пространства. Честно сказать и передвижение какое-то странное, как будто не ты двигаешься относительно окружающего мира, а мир передвигается относительно тебя. И еще это необычное ощущение… представьте, что вы бусинка, нанизанная на ниточку и вы передвигаетесь, если кто-то пускает волну по этой ниточке, а теперь представьте, что через вас проходят миллиарды ниточек во всех направлениях, и волну, запускаете вы сами. Если вы смогли представить это, то вы представили способ, каким я, теперь, передвигался в ночном, зимнем пространстве моего родного города.
«Итак, моё тело стало частью городского пейзажа, какой смысл горевать по нему, честно говоря, оно мне никогда не нравилось. Теперь, я мыслящее, «всесторонне» и неплохо видящее Ничто. Интересно, это дар или наказание? Но вопросы потом, а сейчас вперед, исследовать новые возможности!»
И я полетел… давайте я буду называть способ моего перемещения так. Я полетел через детскую площадку, мимо хоккейной коробки и уперся в торец длинной пятиэтажки.
«Могу ли я пройти сквозь стену?»
Да! Легко, как зерно пыльцы проходит сквозь сетку от комаров, прошел я, через железобетонную панель и полетел  прямо сквозь дом, на скорости  бегущего человека. Квартиры мелькали как сцены немого фильма. Спят, спит, спят, жрут, спят, молятся, спят, занимаются любовью….
«О, посмотрю! Старики? Ужас! Уходим отсюда!»
Дом кончился, и я полетел дальше по родному городу, где уже первые спешащие на работу люди, хмуро мерзли на плохо освещенных остановках. Я летал вверх-вниз, вперед-назад и восхищался видом Магнитогорска, таким, каким его, вероятно, видят птицы, но разве птицы могли летать так быстро? Вот, я вишу над железнодорожным вокзалом, наблюдая, как товарный поезд, медленно заходит на станцию, вдруг понимаю, что это скучно и что я хочу увидеть, как разливают сталь на Металлургическом Металлургическом Комбинате в 10 километрах от сюда, и всё! Цеха  Комбината приближаются ко мне с огромной скоростью, и через несколько секунд я с интересом разглядываю вытекающую из печи огненную реку и уставшие лица сталеваров ночной смены. Нет, птицы так не могут!
Наступил новый день, судя по тщательно укутанным людям, такой же холодный, как и прошедший. Я возвратился к своему телу и со смешанными чувствами наблюдал, как трое мужчин из санитарной машины с трудом отрывают его от снега, к которому, оно крепко примерзло. Потом машина уехала, разошлись немногочисленные зеваки, и я вспомнил о Ней!
Её звали Роза. Точнее Розалия. Моя последняя девушка. Башкирка…
У меня с детства, был четкий идеал женской красоты. В меру спортивная блондинка с длинными, густыми волосами,  пропорциональной фигурой, и с обязательно красивым и милым лицом, как у Николь Кидман или у Джейн Фонды, если их лица, чуть-чуть переделать. Ну и она должна была обладать приятным и нежным голосом, вселявшим спокойствие и безмятежность, а глаза должны быть голубые и умные — редкое сочетание.
Роза, как и многие башкирки, была невысокого роста, с короткими ногами, довольно редкими, прямыми, черными волосами и лицом далеким не только от моего идеала: некрасивый подбородок, некрасивые губы, некрасивый нос, и глаза… какого-то, особенно некрасивого оттенка черного цвета, а может это не цвет, а форма делала их такими непривлекательными. А еще у неё была слишком смуглая кожа и сиплый голос. Но я познакомился с ней в парке, когда очень хотел хоть какую-нибудь женщину, она же, хотела хоть какого-нибудь мужчину….
Она  не пила и не курила и занималась спортом, через месяц совместной жизни я привык к её лицу и голосу, через два, у нас стало не плохо в постели, через три, я уже восхищался её большой грудью и перестал стесняться ходить с ней по улице. Она говорила, что любит меня, больше чем родителей и брата… Мы прожили три года, и она ушла. И я не виню её. Но я привык к ней.
И вот я вспомнил о ней, соскучился по ней, она  должна была быть сейчас на работе; и я полетел в поликлинику.  Найдя окна кабинета, в котором она обычно работала, я прошел сквозь стекло. Роза была одна, сидела за столом и перебирала, подсчитывала, подклеивала…, какие-то бумажки исписанные неразборчивым почерком, это было частью ее работы. Долгой, нудной и возможно бесполезной частью. Хотя, нет конечно. Эта работа, только казалась бесполезной, и была таковой для Розы и других участковых медсестер, но эта бумажная работа была крайне полезной для тех, кто ее задавал…
«Господи, как интересно я думаю! Как легко и непринужденно бежит и развивается мысль. Наверное, это из-за тишины и отсутствия внешних ощущений, к тому же нет тела на работу которого вероятно уходило значительная часть мыслительной энергии. Как приятно думать легко!»
Я смотрел на Розу. Какой же родной она была! Я бы знаком с каждым сантиметром её смуглого тела, я знал весь спектр её запахов, и они мне нравились! Да, она не была красива, но был ли красив я? Если бы было можно все начать с начала, вернуться на три года назад, сделал ли я все по-другому? Был ли я верным и материально обеспечивающим её мужем или прошел бы тогда в парке мимо и избежал бы знакомства? Трудный вопрос.
Я весь день летал за ней как привязанный, думал, размышлял, фантазировал. Кажется я полюбил её, только сейчас, после всего, что со мной произошло, я хотел вернуть её во что бы то не стало, жить с ней вместе, родить детей… Несколько часов усиленного думания, ушло на решение: как же устроить это в данной ситуации. Мне нужно было быть кем-то или хотя бы чем-то, нужно было тело! Я попытался вселиться в незнакомого мужчину примерно моего возраста, который сидел в приёмном покое. Не получилось. Я раз за разом проходил сквозь него, как будто, я был бесконечно меньше атомов, из которых состоял это парень. Затем я попытался силой воли собрать вокруг себя какую-нибудь энергию или поле…, но это было похоже на тот случай, когда в детстве, однажды летом, я лежал с высокой температурой в постели. Дома никого не было. Форточка была закрыта, стало душно, а вставать мне очень не хотелось. И я стал пытаться открыть её силой мысли…. Помню этот час невероятного напряжения зрительной памяти в представлении открытия и закрытия несчастной форточки. Меня, тогда, даже затошнило, а затем я встал и с легкостью и облегчением, открыл форточку рукой, подумав, что, некоторые вещи гораздо менее энергозатратно сделать физически, чем умственно!
В общем, изрядно устав, я ничего вокруг себя не собрал, и остался все тем же, ни чем, а только думающим зрением. И тогда я обратился к богу…
Но я и раньше всегда очень подло верил в бога. Я верил и вспоминал о нем, только когда мне было плохо, а сейчас, в этом состояние, в этой абсолютной тишине и отсутствии всякой физической боли, а так же кристально ясном сознании, мне почему-то и во все не получалось в него верить. Поэтому, возможно из-за моего неверия, бог, как и всегда, ни как, не отреагировал на мою просьбу-молитву. Но я не отчаивался, и в надоедающей тишине, все думал, как, же решить этот вопрос….
В это время Роза закончила работу и вышла из поликлиники. Я плыл рядом. Она вдруг заулыбалась и замахала рукой, к ней подъехала машина, в которой за рулем сидел молодой парень. Роза села в машину, парень протянул ей букет роз. Они обнялись и поцеловались. Её лицо выражало счастливый восторг…
Я испытал удар! Это было опустошение! Взрыв чудовищной мощности и мгновенное сжатие с колоссальным давлением! Мелькнула мысль: «Я не разу не дарил ей цветов.».
Конечно, она ушла от меня и была свободна, я даже ожидал, что у нее кто-нибудь есть… или будет, но я не мог ничего с собой поделать, не мог!
Они поехали по дороге через город, а я летел следом, прямо внутри машины, за их головами, в районе заднего сиденья. Они выехали за город и остановились на пустынном месте. Стекла машины быстро запотели. Они обнимались и целовались. Мы никогда не делали этого с ней в машине, хотя я всегда мечтал об этом, но у меня никогда не было автомобиля. Они были невероятно нежны друг с другом. Я видел это. Я был так близко к их губам, и внутри…, наблюдая, как смешиваются их слюни, как  натираясь, краснеет кожа….
Я озверел. Это слово не передаёт силу моих эмоций, просто, я недостаточно знаю русский язык, если вы знаете его лучше, то поменяйте все следующие слова на более сильные. Я возненавидел этих двоих, так как никогда и никого. Я невыносимо сильно захотел причинить им вред, заставить страдать в немыслимых муках, напугать да разрыва сердца. О, как я хотел сейчас власти над ними! Я метался сквозь них с огромной скоростью, а они, не замечая, продолжали наслаждаться друг другом.
Злость не проходила, но возможно я  привык к ней, как желающие похудеть привыкают к чувству голода. Ко мне вернулась способность думать. И на фоне злости, в кристальной тишине, за одну секунду обдумывая тысячи вариантов мыслей, приходящих из тысячи направлений, я вдруг, в этом хаосе переплетений цепочек рассуждений, увидел правильную ветку! Вот она:
«Если у меня есть мысли, значит, у меня есть место, где они находятся, обрабатываются, хранятся. А если у меня есть такое место, значит оно отгорожено от остального мира, а для этого у меня должна быть какая-нибудь «оболочка», и значит я — ни есть ничто! Если я не ничто, значит, я должен, так или иначе, взаимодействовать с окружающим миром. А раз я нейтрален ко всему в этом мире, может быть я просто слишком маленький? Но будучи маленьким, ты должен видеть маленькие вещи, а обычные вещи должны казаться гигантскими. Или всё зависит от угла зрения? Ребенку деревья кажутся большими, а если ребёнок стоит на ходулях, тогда как? Маленький я или нет? Нужно просто посмотреть на себя. А если не можешь? Тогда посмотри в себя…»
Вот так я пришёл к этой мысли. И просто попытался посмотреть вовнутрь себя. И у меня легко получилось! Я, до этого момента, просто не пробовал это делать.  Итак, я просто обратил свой взгляд, своё зрение, внутрь себя, и все мгновенно исчезло, мир в котором находились моя бывшая девушка и тот парень, пропал! Я увидел другой мир! Мир абсолютно чуждый моему сознанию, мир в котором я увидел…, нет, он чужд и вашему сознанию, описание его содержания, может повредить вашей психике. Я не хочу этого. Да и для его описания требуется другой язык, и вряд ли человеческий. Я не стану описывать тот долгий путь, (мне показалось, прошли годы) что я проделал туда и оттуда. Скажу только, что посмотрев внутрь себя, я, как бы вывернулся на изнанку и нашёл свои границы внутри самого себя. Прошло много времени, пока я научился управлять этими границами, пока разобрался в механике и физике этого нового и очень странного состояние. Борясь и тренируясь управлять собственной оболочкой, как молодой моряк учится управлять непослушными парусами его шхуны, в конце концов, я вернулся в наш обычный мир совершенно другим существом. Я вернулся методом расширения, можно сказать — вырос из ничего.
Теперь, я мог видеть наш обычный мир, почти как человек – бинокулярно, двумя точками-глазами. Только мои «глаза», свободно плавали по поверхности круглой оболочки, состоящей из особой материи. В общем, эта оболочка-материя была моим телом, точнее кожей, что отделяла меня от всего остального мира. Эта кожа-оболочка, всегда, стремилась принять форму шара, но я мог изменять её в широких пределах: расширять и сужать внутреннее пространство, придавать ей различную форму, разрывать, пуская внутрь воздух…. Я даже мог улавливать колебания воздуха, воспринимая звук, то есть, мог слышать! После долгой тишины и безмолвия это был драгоценный дар. Так же я был способен ощущать и взаимодействовать с материальными объектами…, но об это потом.
Итак, я вернулся из того мира. Где был долго, но так нисколько и не привык к нему. Это было как сон: яркий, страшный, бессмысленный, но когда ты просыпаешься от него, то ни чего не помнишь, кроме того что он был: яркий, страшный и бессмысленный. Зато прекрасно помнишь все, что было вчера, до этого сна. Так и я как будто проснулся и все прекрасно помнил. Я вернулся, расширившись, в том же самом месте, где была Роза, парень, машина…, но тогда была зима, а сейчас шел дождь. Его капли не проходили сквозь меня, если я не пропускал их специально — интересное чувство! Естественно, не Розы, не парня здесь уже не было. Да и за долгое время проведённое в чужом мире огромных расстояний я понял, что на самом деле никогда не любил Розу. Испытывая к ней только чувство собственности, я привык к ней, как к собственности. И именно это рождало сильнейшую ревность. Как будто тот парень пользовался ею — моей вещью, без моего разрешения. Вот что меня злило! А если бы я любил Розалию, то был бы счастлив видеть её счастливой! И не важно, в чьих объятиях! Ибо любовь, это бескорыстное желание абсолютного счастья, тому кого ты любишь! А еще я понял что, все, что должно делать любое осмысленное существо, это получать наслаждение и удовольствие все доступное ему время, так как ты никогда не знаешь, что будет или кем ты станешь, в следующий момент. Поэтому, забудем Розалию и отправимся путешествовать в поисках наслаждения и удовольствия. И все равно, что было и все равно, что будет! Пускай свежий ветер интереснейших приключений не даст нам задохнуться в протухшей массе: обиды, ревности, мести, злости, разочарования и уныния. В этом вселенной, на нашей земле, есть целый мир, и его можно открывать, и он готов подарить великий восторг, и бескрайние удовольствия, и я готов к этому, и я хочу этого, и я могу это!

               
Глава вторая. Приключение.
Глава третья. Продолжение.
Глава четвертая. Отступление.
Глава пятая. Разочарование.
Глава шестая. Разрушение.
Глава седьмая. Окончание.
    (Писать дальше не буду... сказали не интересно.)