Красное небо

ПОВЕСТЬ


«...Как магнитом опилки
Магнитною массой
Все железо Европы
Притянуло сюда»
Владимир Костров


Пролог

В конце апреля, когда бесконечные заросли орешника покрылись густым зеленым налетом, там появились дезертиры. Собственно, они кублились там и зимой, но лишь на весеннем солнышке осмелели, и даже стали устраивать ночные набеги на поселок. Участковому Жигайло втихомолку донесли, что главарь дезертиров, Роман Силин даже каждую ночь проводит дома, в хате колхозного кузнеца Андрея Пан кратьевича. Впрочем засада оказалась пустой: Роман не появлялся в отцовском доме, а Андрей Панкратьевич укорял милиционера:
— Да нешто я его приютил бы, паскудника? Попадется п руки — размозжу дурную голову кувалдой.
Однако в поселке пропадали овцы и куры, а когда исчез и тяжеловес Удод, терепенне участкового лопнуло. И он пошел к командиру прожекторного дивизиона, который невесть каким ветром занесло в эти весенние дни сорок третьего года в поселок Колодезный.


1
По происшествии десятилетий непросто собрать, воедино всю мозаику событий, развернувшихся перед грозным курским сражением. Вся глубина обороны, где лежал и небольшой приоскольский поселок Колодезный, буквально нашпиговала была перемещающимися войсками, возвращающи¬мися беженцами, пылящими по нолевым дорогам колоннами танков, грузовиков, обозами... В небе стремительно проносились стайки самолетов, перелетавших на новые аэродромы, совсем рядом с фронтом, Нелегко приходилось теперь штабным работникам всех званий и рангов. Предписания велели им выдвигаться на новые места.
Маршрут движения интересовал теперь и капитана Гнедых из особого отдела дивизии. Он курил у открытого окна в поселковом клубе одну за другой, в крошку давя кончики окурков в глиняном блюдце. Перед ним по ту сторону стола сидел командир дивизиона майор Ефремов и его начальник штаба лейтенант Крнушина. Майор, грузный сорокалетний мужчина из запасных, мял в руках носовой платок, временами прижимая его то ко лбу, то к массивному загривку. Двадцатилетняя Криушина сидела простоволосая, не поднимая взгляда от кончиков мягких хромовых сапог.
—И в то время, — продолжал начатую фразу особнст, - - когда вы должны прикрывать Воронеж и ремонтироваться, вы оказались за семьдесят километров от пункта назначения. Если вы думаете, что я сочту это за ошибку, то глубоко ошибаетесь! Это преступление, невыполнение приказа в военное время со всеми последствиями... Что вы молчите, майор?
Капитан присел на подоконник открытого окна и глядел как по пыльной улице пацаны катали мадьярский велосипед с пробитыми шинами. Из-за сарая хаты напротив выглядывал развернутый лепестком ствол немецкой пушки. Баба в повязанном по самые брови черном платке, босая, провела мимо пестрого худющего теленка. «И как сохранила при такой голодухе, болезная?» — Так я жду, майор Ефремов.
Майор обтер платком лоб и прогудел:
— Вам сколько лет, капитан?
— Двадцать восемь.
— Наверное, классов семь кончили все-таки?
— Подольское военное училище.
Майор вздохнул и безнадежно махнул рукой: —
— А у меня всего четыре класса. Взяли из школы, завхоза. Расчеты, карты... Я ж в них, как баран по библии. А тут — одно название: там Колодезный, тут Колодезный. Ну, я и поехал, который поближе.
-Поближе, —саркастически протянул особист.—Но у вас ведь начальник штаба имеется! Небось, у лейтенанта Криушиной точно десятилетка?
Не поднимая головы, Валентина согласно и не вмеру резко кивнула.
— Да причем тут лейтенат Криушина?! майор даже привстал, словно стараясь прикрыть собой девушку. — Ее ведь ко мне два дня назад на марше прислали!
Капитан Гнедых раздавил окурок и принялся собирать со стола бумаги:
— Решим так, — сказал он, — документы на вас, майор Ефремов, я передам в военную прокуратуру. Трибунал решит, как поступить. Пока же оставайтесь командовать дивизионом.
Майор убрал платок в карман галифе, поднялся:
— Прикажете следовать к тому месту назначения, куда мы ошибочно не попали?
Капитан застегнул полевую сумку, смерил Ефремова глазами с головы до ног:
— «Ошибочно»!, — передразнил он. Я вам не командир, выпутывайтесь сами.
 И вышел, через минуту затарахтев за дверью мотором трофейного мотоцикла.
В клубной комнате задержалась тишина. Потом лейтенант Криушина поднялась, надела пилотку:
— Товарищ майор, зря вы так, я и сама могу за себя постоять. Чего уж, пойдемте теперь к председателю колхоза, определимся хоть временно. Я ведь здешняя, хоть уже два года дома не была.


2
Пошло, зашелестело от дома к дому.
— К Игнату—председателю дочка-командирша вернулась...
Слышь, кума, Валюшка к Мостовым приехала. Вся в погонах, как генералша!
— Главная командирша у ентих осветителей.
Помнили, помнили в поселке, как перед самой войной увез без спроса председательскую дочку гостивший у родных в соседней деревне бравый политрук Криушин. А ведь все у Мостовых тогда и без того к свадьбе шло. И до сих пор опозоренный старик Силин не знается с председателем, лишь буркнет что-то вместо приветствиям руки за спиной смыкает.
Понятно, в такую пору у каждого бед по завязку, а все ж таки интересно, еще одну новость узнать. Вот и сошлись к крыльцу колхозного правления. О чем они там беседуют — военные и председатель? Каково дочку-то беглянку Игнат Осипович встретит?
В свежепобеленном кабинете со скромным портретом Сталина на стене и новеньким Переходящим Красным знаменем в углу за председательским столом сидел сам Игнат Осипович. Майор и Валентина примостились на длинной широкой лавке у стены.
Игнат Осипович решил пока не признавать дочери. «Кто его знает, может, она по какой секретной части служит? Надо будет — сама откроется. Вот тогда я и покажу ей кузькину Мать, позорнице. До сих пор остатки дегтя с ворот соскаблить не могу».
— Слушаю вас, товарищи — это он военным, заворачивая газетную самокрутку. Майор кашлянул в кулак:
— Тут, председатель, такое дело. Скрывать не стану, ©шиблись мы маленько пунктом назначения, километров на семьдесят Надо бы следовать дальше, да мы остались почти без горючего. В трех ЗИСах радиаторы текут, моторы греются, продовольственный запас почти кончился. Да и отдохнуть моим бойцам хотя бы сутки не грех. Поможете?
Председатель чиркнул гильзой зажигалки:
— Разве мы пожалеем чего для Красной Армии? Бойцов разместим по хатам, накормим, попоим. Радиаторы ваши залудим, другой какой мелкий ремонт сделаем. А вот на¬счет бензина — извини, командир, у нас даже керосина для лампы в правлении нету. Машины-то наши еще до окупацпп военкомат забрал. Волы вот остались, да еще жеребец Удод. Хотя, — он махнул рукой, — и жеребца уже нету. Поди — сожрали дезертиры.
— Дезертиры? — встрепенулась Валентина, по привычке державшая пилотку на коленях.
— Они самые — Роман Силин и еще человек семь пацанов. В орешнике вон c весны крутятся. Поди — вылови, когда заросли почти до райцентра Буденное тянутся... Да чего тебе рассказывать, — сорвался Игнат Осипович, — сама лучше моего знаешь, что сломала жизнь Роману, дочка.
Майор недоуменно преревел взгляд с председателя на Валентину.
— Да-да, — подтвердил председатель — ваш заместитель — это моя родная дочка. Конечно, я рад, что она до офицерских погон дослужилась, а все ж таки мне из-за нее и поныне кое кому в глаза глядеть стыдно... Однако это наши дела. Теперь ты, Валентина, разведешь своих девчат по домам. Сама разберешься, кого и куда определить. На скла¬де у завхоза получи пшено и сало. Пока ничего другого там нет. Загляни к деду Гурею, он медком поможет. А мы пока с майором в кузницу, по железному делу. Да к матери сначала зайди, обрадуй...
Кузница черно дымила прямо посередине поселка. Чующие раскаленный металл, шоферы дивизиона сами подтянулись сюда. Теперь сидели как грачи, опершись на черенки конных плугов, чадили. Самый пожилой из них, усатый ефрейтор, уже извлек сердцевину потекшего радиатора и теперь вместе с кузнецом разглядывали ее. прикидывая, как ловчее починить. При этом кузнец Силин машинально поворачивал болванку массивного паяльника в самом горниле полыхающей печи.
— Молодцы! — похвалил майор поднявшихся при его появлении шоферов. Председатель с каждым поздоровался за руку.
Вошли в резко пахнувшую угарным газом кузницу. Еф¬рейтор, не размыкая рук, указал глазами па радиатор:
— Чиним вот, товарищ майор.
Кузнец распрямился, оставил паяльник в горниле. С удовольствием сильно пожал руку офицеру, коротко кивнул председателю. Через всю щеку Силина тянулся маслянистый след сажи, короткая сивая борода выла обожжена па одной стороне. Разговаривая, Андрей Панкратьевич начал раскачивать рукой длинный деревянный рычаг мехов-гармошки.
— Да все мы можем, товарищ командир, - ответил он на просьбу о помощи. — Заклепаем, запаяем, скуем, заменим... Кабы председатель снял с поля Степана Пастухова, то и движки чинили бы. Вон, в колхозной мастерской до войны даже коленчатые валы растачивали. Станок цел, откопали мы его как немец ушел.
— Это верно, — согласился председатель. Только вот для станков электричество нужно, а у нас плотину на реч¬ке как мадьяры взорвали, так и стоит турбина. А Степу Пастухова я отпущу, коли майор мне взамен на волов девчушку какую выделит. Сговоримся, майор?
— Так я думаю тут не больше, чем на сутки задержаться!
Председатель хитро улыбнулся:
— Куда вы без бензина? И потом, по себе знаю — стоит только растележиться, как потом долго гапли собирать придется.
Майор размышлял. Пока особист подготовит документы, да сдаст в прокуратуру дня два пройдет. Там еще с неделю проволынят. И пошлют исполнителей наказания не сюда, а в то, другое Колодезное. Словом — недельки две до дивизиона никому из особого отдела дел не будет. Конечно, тут явное невыполнение приказа о поддержании системы ПВО над Воронежем. Но и это поправимо. Сейчас же надо сообщить в штаб армии о случившемся. Там найдут замену, а нам поставят новую боевую задачу на время ремонта.
По рукам, сказал он председателю. -— Твоего умельца- моториста я приму, а на полевые работы попроси кого из бойцов у лейтенанта Криушиной. Сейчас я па связь с начальством, утрясу все это.
—Кстати, о связи, -встрепенулся Мостовой. Не могли бы вы по громкому вещанию хотя бы сводки Совинформбюро передавать. У нас ведь тут пока ни газет, ни радио. При немцах не то что проводов — столбов не осталось.
— Да ради бога! — майор широко развел руками.
У нас на летучке хорошая усилительная радиоустановка. Идем туда, председатель, понесу начальству повинную голову.
И они заспешили к автомобилям, среди которых выделялся один, без чашки прожектора, но с высоким тентованным верхом.


3
Марфа Миновна подливала дочке в глиняную миску тюрю и говорила, говорила. Все еще не веря, что пропавшая Валентина вернулась, она и теперь боялась, что дочь вновь столь же внезапно исчезнет:
-Отец-то твой, Игнат Осипович, на второй месяц войны повестку получил. А в этом, марте вернулся. Это он с виду здоровый, а коли глянешь - вся спина в шрамах. Ну, опять из райкома велели ему в председатели заступать. Мужиков в колхозе сейчас он да вон Степка Пастухов. А вчера пацанов двадцать шестого года рождения забрали. Бедные дети: слышно, что скоро опять бои страшные зачнутся... И вдруг мелко-мелко закрестилась, с испугом глядя в раскрытое окошко. Оттуда, во всю мощь военного радиоусилителя еще неведомым тут голосом Левитана зазвучало: «От советского Информбюро. В районе Белгорода немцы атаковали боевое охранение н-ской части. В ожесточенной рукопашной схватке наши бойцы истребили 60 гитлеровцев и отбросили противника. В воздушном бою наши летчики сбили 6 самолетов, из них 2 бомбардировщика уничтожил Герой Советского Союза гвардии младший лейтенант товарищ Новиков».
Валентина с лукавинкой посмотрела на перепугавшуюся мать:
- Это наша усилительная установка заговорила, мама. Пока мы тут, вы хоть радио послушаете.
— Надолго, дочка?
— Не знаю, командир решит. Хороший человек, командир-то?
-Кажется, да. Мы всего два дня знакомы. Я случайно к прожектористам попала. Ехала к вам на побывку перед новым назначением, да в Старобельске предложили место в эту часть. Прежняя начальник штаба у них забеременнела, что ли. Ну, я и согласилась. Говорю майору: «Я сама из Колодезного, без всякой карты доведу.... Ну, и довела кажется, дура.
— Что так?
— Долгая история, мама. Только подвела я майора, а он меня не выдал. А у него и так горе — вся семья погибла в селе под Купянском.
Мать еще плеснула в миску дочери:
— Вишь, что в председательской семье едим? У других — не лучше. На весь поселок в подворьях один всего теленок остался у деда Гурея...
Кстати, отец говорил, что у него и медку можно разжиться. Жив еще, кавалер Георгиевский?
— Как гром. Такие до ста лет тянут. Знаешь, у пас в каждом доме на постое мадьяры, да немцы были. А он к себе не пустил. Стал вот так набычившись на пороге — бородища по ветру. Они постояли, постояли во дворе, да и убрались восвояси. Хотя — может и брешут — но слышно, что одного досужего немца он у себя под завалинкой закопал. А медок у него есть. Засахаренный, конечно, но все равно — разживетесь...
Валентина вытерла куском хлеба миску, откусила:
— Чего ж про моего Криушина не спрашиваешь?
-Жду — сама скажешь.
— Убили его в августе сорок первого под Рославлем. Тогда я и пошла в школу радистов, звание получила. Потом под Тулой была, в Сталинграде... Мама, — решилась она,
— как Роман-то Силин в дезертирах оказался?
Марфа Миновна присела на табуретку, помолчала. Дочь распустила поясный ремень, потянулась к папиросе.
— Куришь? Да, ты и пионервожатой боевая была, небось, уже тогда этим зельем баловалась. Знаешь, дочка, я вот теперь думаю, может — зря ты тогда Романову мать за колоски в тюрьму упекла? Все ведь потихоньку стригли. А он с тех пор сломался, хоть так и не узнал, что ты донесла в милицию. Да, видать, до самого вашего сватовства Роман сомневался. А уж когда ты с политруком сбежала будто с ума сошел парень. Пить начал, по пьянке трактор разбил. Осудили его, вот, только после оккупации появился. А тут — повестка на фронт. Ну, он подбил с собой пацанов помоложе — и в бега. Вона — орешник да венишник какой по косогорам. Поди — слови. Да и кому ловить-то. Один участковый на пять сел, да пацаны сопатые. Конечно — поймают рано или поздно. Да жалко ребят — постреляют по военному времени... Однако заговорила я тебя. Ступай по своим делам, да к нам на постой человека четыре приводи. Горница большая.
Валентина затянула ремень, кинула на голову пилотку:
— Прости меня мама, коли что не так. Нынче из-за проклятой войны ни в одной семье покоя нету.
— Ах, коли б только из за войны, -горько вздохнула вослед дочери Марфа Миновна.


4
У двадцатипятилетнего Степана Пастухова было две беды, как он считал. С детства незрячий левый глаз и густая конопатина по всему лицу. Несмотря на возраст, Степан еще не брился, и подбородок его покрывала реденькая сеточка рыжих волос. Вообще, парень со стороны походил на стебель подсолнечника. Рост под метр восемьдесят, а голова — как расцвеченая рыжим обрамлением корзинка с семечками конопушек.
На второй день войны он явился в военкомат и потребовал «приписать» себя в армию. Проверили зрение и отказали. От возмущения он размахивал длинными руками и под смех врачей кричал:
— Это даже лучше, при стрельбе прижмуриваться не надо.
Л в колхозе обрадовались такой забраковке. Был Семен из тех русских людей-самоучек, которых принято называть «золотые руки». Все мог смастерить, а уж после курсов мотористов при МТС стал он известным на всю округу сле¬сарем. Да при этом на дух не переносил спиртного. Ну, разве не клад для хозяйства?
Он сам же со слезами перед приходом немцев закапывал в землю станки и инструменты эмтэсовской мастерской, сам же в этом апреле, как отошла мерзлая земля, и вытащил их па свет божий. Опять же со слезами снимал с них смазку и ставил все на место. Кабы пустить ток, так хоть сейчас можно включать моторы. Правда ремонтировать пока нечего. Разве что упряжь с этих неповоротливых волов, что тянут сейчас за собой четыре легких боронки, которые «тьфу, шельма», «универсал» и не почувствовал бы. Только ремонт упряжи — это по части конюха. И озлобленный Степан стегал постылых волов, и над полем часто слышалось его яростное и унылое «Цоб-цобе!»
По этому крику и нашла его соседская девчушка. Удивился Степан, увидев с нею двух девушек в солдатской форме.
— Вы Пастухов?
-Ну?
— Приказано принять у вас пост... то есть быков... Нет, то есть волов.
— - Зачем? -опешил Степан. — Неужто армии наших лошадей мало?
— Так за тебя работать будем, весело сказала та,что повыше, русоволосая: -Я Лариса Полубатько. А это вот, — указала на чернявую подругу с цветком в пилотке, -Зина.
Встряла соседская девчушка:
— Тебя, дядька Степан, председатель зовет сейчас же.
-Иди, иди, кавалер, -Лариса лукаво стрельнула глазками. — Может, вечером в клубе встретимся?
« Черт его знает что! — размышлял Степан, шагая к поселку и хлопая кнутовищем по керзе сапога. — Может, и мне повестку дадут?»
В поселке он застал суматоху и сразу понял, что причина ее - военные.
В правлении застал председателя и кряжистого майора с потной шеей. Едва поздоровался, как Игнат Осипович,указывая на Степана, сказал майору:
-Вот вам и моторист, Алексей Васильевич! Огонь парень!
Майор внимательно оглядел Пастухова, крепко пожал руку:
-Надеюсь на вашу помощь, товарищ Пастухов. А дело вот в чем.
 И коротко рассказал, в каком нелегком положении оказался вверенный ему дивизион.
-Своих специалистов-ремонтников у меня нет. А восстановить материальную часть мне приказано в течении недели.
Семен перемялся с ноги на ногу:
- Так ведь электростанция стоит, плотину немцы взорвали.
Maйоp подошел к Степану, положил руку ему на плечо:—
— Понимаешь, у меня — кровь с носу — а сроку всего неделя. Подсудное дело. Уже пятнадцатого числа я должен развернуть дивизион западнее Корочи. А плотину мы сегодня восстановим. Я уже смотрел — там всего метра полтора прорехи. Там уже хлопочут девушки из отделения сержанта Копыловой. А вы уж позаботьтесь о пуске динамо. Я думаю, что водоем до нужной отметки за сутки заполнится.
Степан почувствовал, как кровь прилила к голове. «Дело, настоящее дело для фронта. Может и медаль какую дадут! Что ж я — рыжий»?
— Товарищ командир! — заволновался он. — Да, я на все согласный. У меня и дома с оккупации много припрятано — и вкладыши для моторов, и диски сцепления. Пара карбюраторов есть, с дюжину свеч!..
— Ну, вот и добре. — повеселел и председатель. — Мобилизуем тебя, Степан, на всю эту неделю. А меня извините - спешу на ферму: там колхозное стадо из эвакуации пригнали, из-за Дона... Молодцы наши доярки, —похвалил он,— скот вернули в целости и упитанный.
   Степан отпросился на часок домой — перекусить и переодеться. Когда ступил на порог, столкнулся с участковым Жигайло:
— Майор военный тут?—спросил он у Степана, и увидеа Ефремова, направился прямо к нему.

«От советского Информфюро. Сводка за 10 июля. Пленный радист-стрелок самолета «Юнкерс-87» унтер-офицер 4 отряда 2 группы немецкой бомбардировочной эскадрильи Рихард Эрхе рассказывал: «До апреля 1943 года я находился во Франции. В Россию прибыл недавно и успел совершить только три вылета. При налете на Курск отряд потерял все самолеты. Я (Летал над Францией и не раз участвовал в воздушных сражениях, но таких боев, какие разгорелись под Курском, мне еще не приходилось видеть. На подступах к городу нас встретили русские истребители, атаковали и сбили один за другим веч наши самолеты. Другие отряды 2 группы тоже понесли большие потери». Усилители разносили над поселком очередную сводку и даже здесь, на окраине, голос диктора слышался отчетливо. Валентина Криушина и два ее бойца подошли к плетеной калитке подворья деда Гурея. Сам он, в белых штанах и такой же рубахе, виднелся невдалеке, окапывая старую яблоню. На зов лейтенанта распрямился, приложил руку к глазам:
— Никак, воины пожаловали? Ну, проходите, проходи¬те, болезные, без страху. Зверья отродясь не держал, покусать некому.
Девушки с некоторым испугом оглядели дюжего старика, похожего на писателя Толстого. Уж совсем они опешили, когда в низеньких сенцах едва не стукнулись лбами о висевший на веревках гроб. А Валентина улыбнулась про себя. Она припомнила рассказ отца о том,что гроб этот дед вывесил еще после Гражданской войны. Думал помереть в один год со своею старухой. Да вот до сих пор держится.
Дед Гурей подтолкнул девушек:
-Не робей, служба! Я в том гробу лук сушу. Не берет меня курносая, бес ей в ребро!
В избе усадил гостей в углу под сумеречной иконой. Через минуту вынес из боковушки глиняный кувшин. По плошкам разлил мед, дохнувший на девушек полузабытым запахом. Прижав к груди, распустил на куски круглую буханку хлеба:
-Еште.
Накинулись, как с голодного края. Облизывая край ладони с янтарным потеком, Валентина начала.
-А мы ведь с тем к тебе и пришли, дедушка. У нас часть такая секретная, что одни женщины служат. Не выделишь нам хоть бы засахаренного медку? А мы заплатим:.
Дед Гурей подошел к приоткрытому окошку, окликнул:
— Акимовна! Поди, чего скажу.
Ступила через порог пожилая женщина. Валентина едва признала в ней невестку деда Гурея, жену его давно помершего сына. В повязанном до бровей черном платке, та молча стала, опершись на косяк.
— Акимовна, — заговорил дед. — Вот тут у меня командиры из секретной женской части. Так ты отвяжи телушку и сведи к их котлу, куда скажут.
— Ты чего, дедушка Гурей! — опешила, Валентина, -нам бы только меду!
— Молчи! — сурово сказал старик, — На зиму корму накосить у меня все-равно сил нету, а телушку не ваша секретная, так мужская открытая часть должна съесть. Такая у ней планида.
...Ступала Валентина через порог обратно, и не знала, куда ногу ставить. А вдруг тут и впрямь немец законам? Побывала у Гурея и поняла: с него станется.



6
Еще вчера полусонная после оккупации жизнь поселка сегодня ощутила бодрость пробуждения. Зазвучало железо, замелькали лопаты на плотине, от полевой кухни и из сельских труб потянуло дымком наваристого кулеша, Степан Пастухов нынче стал самым нужным человеком для Крас¬ной Армии. Вместе с шоферим, ефрейтором Михеевичем, обследовал он каждую машину, и к концу дня приговор каж¬дой был безошибочный. Девушки-прожектористки выполняли любое поручение, а кузнец Андрей Паикратьевич получил от Степана наряды.
— Учти, Пакратьевич, -- говорил он, — наклека дисков сцепления — дело тонкое, по твоим ли рукам? Давай-ка я сам займусь.
—- Уйди, паря! — плечом отодвигал Силин Степана от горна, —- я барские часы с боем для городского музея заново сделал, а тут какая тонкость — заклепка сантиметровая?
Уже в сумерках председатель глянул c пригорка, где размещал в загоне стадо, вниз на поселок и глазам не поверил.: наливалась пойма водой и вновь обретал окаем знакомый колхозный пруд.
Майор Ефремов от постоя в председательском доме отказался. Расположился в фургоне летучки. Вечером к нему туда поднялись участковый и председатель. У переднего борта за спиной майора краснел глазок рации. На откидном столике он выставил фляжку со спиртом, три стаканчика. По привычке вытирая лоб и шею, поднял свой стакан:
-Как водится — первый тост,за победу... Гуще, гуще берите тушенку. «Третий фронт» называется. Этим нас союзнички подчуют вместо настоящей помощи... Вот теперь поговорим без суеты. Посты расставлены, на боевое дежурство мы заступили. Спасибо товарищу председателю за гостеприимство, а особенно за рыжего Степана и кузнеца. Вашу помощь принимаем с благодарностью. Теперь о нашей помощи вам. Я понимаю, товарищ участковый, что дезертиры для вас — это бельмо в глазу. Но как я поведу своих девчат на их поимку? Цепью? Так в этом орешнике черт ногу сломит. При всем желании нас хватит лишь на очень узкую полосу захвата.
— Нам и не надо на широкую полосу, — лейтенант Жигайло потянул из банки изрядную порцию тушенки. — Я приблизительно знаю места, где они прячутся.
— Вдруг вооружены?
— Вряд ли. Хотя, конечно, при желании это сейчас не трудно: после боев тутошних и орудие можно найти.
— Кстати, — повеселел Ефремов, — что это там за пушченка с распущенным стволом стоит напротив клуба?
-Еща та история! — повеселел теперь уже председатель. — Мадьяры ее установили, готовились обороняться от наших. Ну, а пацаны втихомолку возьми да и загони ей в ствол початок кукурузный. Запечатали прямо. А когда мадьяр дернул за шнур — ее и разворотило. А с обратной стороны от замка, так полыхнуло, что весь расчет на месте остался.
— Как же все-таки с дезертирами? — гнул свое Жигайло.
-Нe знаю, право... Да и боезапасу у нас нет. Вон, даже в караул всего по одному патрону к карабинам даем. Ты б, лейтенант, в СМЕРШ обратился.
— Да докладывал я капитану Гнедых! Вот, говорит, если б они от немцев заброшены были, тогда конечно. А так, говорит, разбирайся сам. А они ж, паразиты, наглеют день ото дня. Уж коли жеребца сожрали, значит, они со всей округи собрались.
— А мы им — девочек на закуску, — съязвил майор. -Нет, друг, девочек не пущу. А сделаем так. У меня двенадцать шоферов, — мужчин, нас двое. Вот таким отделением и пойдем брать дезертиров. Готовь свою войсковую операцию.
Он поднял стакан:
 — Ну, за успех в нашем безнадежном деле!.. Однако, что это за звук?
Выскочил вон. В звездном небе гудело с запада, по северному краю.
— На Воронеж правятся! — с горечью ударил кулаком но колену Ефремов. — Там наше место... Сержант Копылова, — зачно окликнул он, — первую, вторую, третью установки — в боевую готовность. Глядишь, и подставим стервятников под зенитчиков.
...Вспыхнуло, забегало по оконным стеклам и стенам изб небывалое голубое пламя. Люди в недоумении выскакивали на улицу и с удивлением глядели на лезвия ослепитального света, стригущие ночное июньское небо. То же самое было и в соседнем селе Покров-Безгинка, где люди тоже задирали головы в небо и играл отсветами прожекторов купол местной церкви. Командир расположенной здесь зенитной батареи сокрушенно покрутил головой.
— Зря стараются прожектористы: нам не достать «Юнкерсов».
...Майор Ефремов дал отбой. Поселок с его временным гарнизоном отходил ко сну. Закончился еще один день войны.



7
А новый день начался с ЧП. У часового исчез карабин. Девчушка-солдат размазывала по щекам слезы и вразумительного сказать ничего не могла. Отобрали у нее ремень, посадили в клубе в будку киномеханика под арест. Участковый твердо заявил майору Ефремову:
— Дезертиры, больше некому. У меня с крыльца хромовые сапоги пропали.
Ефремов захохотал и глянул на ноги лейтенанта. Тот нынче обут был в старые солдатские керзачи.
— Хорошо, — согласился майор. — Сапоги — мелочь, а вот карабин — это серьезно. Готовьте операцию на следующую ночь. А пока извини, лейтенант, мне ремонтироваться надо.
Степан Пастухов просто озверел. После того, как электростанция пустила ток, он разрывался между тремя стан¬ками и кузницей. К нему приставили в помощь оторванную от волов Ларису Полубатько, и та старалась вовсю, прямо-таки сияя глазами от счастья. Уже к вечеру первый ЗИС, подклепанный и оживший пробно газовал у ворот мастерской. Пожилой шофер с киргизским разрезом глаз прицокивал языком:
— Ай, хорошо. Как новый, однако!

—«0т советского Информбюро. Сводка за 10 июня. В районе Белгорода разведывательный отряд н-ской части, действуя под прикрытием артиллерийского огня, выбил немцев из небольшого населенного пункта. Разрушено 4 вражеских дзота и уничтожено до 40 солдат противника».

И здесь, на базе МТС за поселком, хорошо слышалось это сообщение Москвы. А в 15.00 начальник штаба дивизиона получила шифровапый приказ: «Во взаимодействии с зенитным батальоном, дислоцированным в селе Покров- Безгинка в ночь на 11 июня обеспечить форсирование реки Усерд в районе Колодезное танковой колонной». Лейтенант Криушина сразу донесла об дом майору Ефремову. Тот распорядился немедленно собрать в кулак все установки — исправные и подлежащие ремонту, что и было сделано к досаде Степана Пастухова и Ларисы Полубатько.



8
На взгорке, в загоне колхозной фермы, первыми беспокойство почувствовали доярки. Когда хромой пастух загонял из изгороди стадо, они у него спрашивали:
— Илюх, что там в поле-то звенит уж час целый? Вона, уши закладывает!
 Илюха могал головой:
— Не знаю, бабы. Заложило голову, словно комары в ушах завелись.
Скоро беспокойство почувствовали и внизу, в поселке. Опершись на наковальню,Игнат Осипович теребил бороду, говорил шоферу Михеевичу:
— Меня вот, Михеевич, участковый приходил репрессировать. Дескать, как член семьи дезертира, ты подлежишь выселению в отдаленные районы страны. Спасибо, твой майор заступился. «Ежели ты, говорит, - мне сейчас кузнеца тронешь, то я тебе не помощник». Пока участковый отступился, велел работать. Но, чую, без вашей заступы отправит он меня туда, где Макар телят не пас... Скажи-ка мне, Михеевич, у тебя в ушах не звенит?
— Видишь, сверлю ухо пальцем. Думал, это мне кажется.
Ближе к сумеркам звон начал терять тональность, превращаться в ровный устойчивый гул.
— Непохоже, чтоб самолеты, -говорил Ларисе Степан, оправляя кольцами цилиндр двигателя. - Те быстро наливаются гулом и быстро затихают.
...Сверкнули у штабного фургона фары заезжего виллиса, вышел из него пехотный офицер, майору Ефремову показал документы:
— Редактор дивизионной газеты «Боевое знамя». Ну,как ,держим оборону поднебесья?
К собеседникам подошел Игнат Осипович. Стараясь говорить погромче, спросил у подполковника:
— Что это гудит, товарищ командир?
— Ах, это! — махнул рукой редактор, — обычный гул войны. Вы лучше расскажите, как вам удалось столь замечательно на ровном месте развернуть ремонтную базу? Кто эти люди-умельцы? Сможете ли вы принять и иную технику.
Беседа затянулась. Редактор все строчил, строчил карандашом в блокноте. Когда он уехал, председатель спросил Ефремова:
— Вот так он и воюет с карандашиком?
— Ну, брат, — не согласился майор, — иногда его слово звучит погромче выстрела.
С тем и распрощались. Еще один день войны перевернулся в календарях серой страницей.



9
Забарабанили в переплет окошка, громко, до лязга зазвенели стекла. Игнат Осипович, в белых подштаниках, приподнял раму, выглянул наружу.
- Председатель?! Выходи на улицу — гвардейская танковая армия идет!
Приподнял голову Игнат Осипович, а там, по взгорку, от самого горизонта, без маскировки, словно на  городском проспекте, струилась линия огней. Смело идут, как на учениях. Гул уже был просто невыносимым. Когда председатель, наскоро одевшись, вышел к стучавшим, увидел вереницу мотоциклов с колясками, с пулеметами. Командир в комбинезоне, без знаков различия, говорил рывками, резко:
— Укажите мост. Его грузоподъемность?.. Суха ли пойма? Ее ширина?
Потом отошел к группе других мотоциклистов. Они громко совещались. Подозвали Игната Осиповича. Один сказал:
— Мост не годится: пойма слаба. Нужно гатить. Бревна, камень, кирпич?
— Увы, ничего нет, — развел руками председатель.
Военный, видимо, раздумывать не привык:
— Разбирайте дома, сараи, все что имеет твердые степы. Церковь есть?
— Да, в соседнем селе, в трех километрах.
— Ведите!
Через минуту председатель уже сидел в коляске. Заложив вираж вокруг церковной ограды, вкатились в полуразваленные ворота. И вновь короткое совещание у военных, и командир громко распорядился:
— Взрывчатку... А вам, товарищ преедседатель, приказываю поднять все население колхоза, собрать тягло и через полчаса быть здесь. Я не могу задерживать танковую армию. Гать должна быть готова к рассвету.
...Грохотом динамиков радиустановки взорвалась ночь над Колодезным, подняло всю округу.
— Всем трудоспособным гражданам колхоза имени 1 Мая. Товарищи, к двум часам ночи после взрыва церкви вам необходимо прибыть на ее развалины с нужным  инструментом для обустройства гати через пойму. В помощь к вам придут бойцы Красной Армии. Слушайте распоряжения своих бригадиров и командиров прибывших частей.
Загудели двигатели прожекторных установок, вращая генераторы, и вот уже лучи мощных прожекторов легли в пойму Усерда, превратив ночь в день Они светили сбоку, не ослепляя, а лишь освещая. И пока в сельских домах соображали спросонья что к чему, в Покров-Безгинке рвануло, и стекла посыпались в округе. И вот уже зашевелилась найма, зазвенела голосами, всколыхнулась от стука моторов и дубовых баб-трамбовок. И людские тени свет прожекторов отбрасывал на противоположный склон луга. Они метались, как на громадном экране, и казалось, что не люди, а великаны работают в долине.
Все полтораста метров поймы загатили на рассвете. На гать осторожно тянулись тракторы ЧТЗ с гуменичными артиллерийскими установками. Они протолкли и уравняли путь и и за ними прокатились мотоциклисты. А потом, гордо задрав створы пушек, двинулись танки. Они, шли через поселок, по пойме, поднимаясь, уходили за горизонт, а люди стояли вдоль их движения, и плакали. Старенький учитель-пенсионер непослушными пальцами вытирал линзы круглых очков:
—Ну откуда, откуда и такая силища?!—Спрашивал он сам у себя, вспоминая реденькую цепочку красноармейцев, отступавших отсюда год назад.
А военного в комбенезоне, взорвавшего церковь, мучил теперь другой вопрос. Он стоял на гребне наглухо закрытой плотины и с тревогой следил за тем, как водоем заполняется, распирая берега. Пока же и пойма, и обезвоженное русло крепко держали нагрузку, армия шла, и не было удержу этому бронированному потоку.



10
Утром хозяева не признавали своих домов. Вчера еще белые мазанки, сегодня стояли серыми. Пыль еще висела в воздухе, хрустела за зубах, чернила носы и уши. Степан Пастухов и трое шоферов осторожно выворачивали толстенный винт подъема шлюза. Переполненный пруд распирало. Шлюз поднимали осторожно, не давая потоку под ним набрать силу. Однако, справились. Уже к обеду привычная, если ее можно так назвать, жизнь вернулась в поселок.
Заработала кузница и мастерская. В правлении лейтенант Жигайло показывал Ефремову свою картудвухверстку:
— Капитан Гнедых одолжил... Так вот, Роман Силин со своими бандюгами ночует вот тут, в Ивкином яру. Нынче же и возьмем.
— Откуда такая уверенность? — засомневался председатель.
— Вчера один сдался, паразит. Сидит у меня под замком. Он и рассказал.
На том и порешили. Майор Ефремов пошел к споим шоферам готовиться к ночной операции.
В этот день кузнец Силин и Семен Пастухов отладили еще пару машин. Вечером несколько полностью готовых установок стояли на боевом дежурстве. Майор Ефремов вызвал начштаба.
— Лейтенант, принимайте командование. Вся мужская часть займется поимкой дезертиров.
— Товарищ майор, — полыхнуло по щекам Валентины, — разрешите и мне!
— Нe разрешаю!
И ушел к правлению, где уже построились солдаты — шоферы дивизиона.
...Собственно, боевой операции никакой и не было. Уверенно знакомой дорогой провел милиционер солдат к Ивкину яру. Реденькой цепочкой опустились по его росистому склону. Здесь, в глубоком провале яра стояла полная темнота, а звезды отсюда казались размером с царские ордена. И ведь все обошлось бы благополучно, кабы не всполохнули тяжелую ночную птицу. С резким криком, хлопая крыльями, она сорвалась вверх с дерева, и тени заметались в самом углу оврага.
— Стоять! — резко крикнул майор Ефремов. В ответ прямо ему в грудь брызнул ослепительный выстрел.
Их повязали на месте, со злости долго били, а потом поволокли наверх. К поселку гнали карабинами промеж лопаток и привели к кузнице.
 Утром сюда сошлись люди.
-Гляди, Пашка паразит! У, бесстыжий, отец на фронте лег, а ты в бега! —Кричали бабы, признавая то одного, то другого дезертира.
- А вон чужой, — указывали они пальцами на некоторых. Дезертиры стояли, повязанные по рукам, с понурыми головами. И чувствовалось, как накаляется воздух. Возможно, две девушки с карабинами и не удержали бы женщин от самосуда, если бы солдаты не поднесли к кузнице тело майора Ефремова. Все притихли. Мужчины медленно обнажили головы.
-Кто его? — тихим, но зловещим шопотом спросила Валентина Криушина.
-Пока не знаю, — лейтенант Жигайло держал в руках карабин. — Вот из этого ствола положили майора. Полагаю, именно его и украли у вашей девушки часового... Разойдитесь, товарищи. Скоро из района приедет следователь, и этих, - он кивнул на дезертиров —- заберут куда следует.
Валентина смотрела на дезертиров, и не узнавала среди них Романа Силина. Но он был там, обутый в хромовые миллицейские сапоги. Вряд ли сам Роман распознал Валентину. Он не поднимал головы.
Андрей Панкратьевич в этот день слег. Он состарился в один лень и заперся в доме наглухо. Соседка стучала-стучала, а потом села на крылечке его дома. Боялась, что сотворит с собой чего недоброе старик.
И все хлопоты по ремонту теперь достались Степану Пигасову. Председатель как-то просительно оторвал его от горна:
— Ты уж и гроб майору смастери, Степан. Запишу трудодней пять. Похороним без тебя, а ты работай, работай...
Дымила кузница, звенел металл, вертелась турбина на пруду. За полдень, транжиря боеприпас, девушки дали трехкратный салют на местном кладбище. Здесь упокоился майор Ефремов, и капитан Гнедых стоял у могилки с обнаженной головой. При всем желании он не мог теперь выполнить приказ: арестовать майора и препроводить в военный трибунал.
Зато он обязан забрать с собой старика Андрея  Силина. В полевой сумке капитана - предписание о выселении члена семьи дезертира в отдаленные местности Советского Союза.
Когда с участковым Жигайло и  особист подошел к дому Силина, с его крыльца поднялась разъяренная женщина:
-Не пущу! Дайте старику помереть спокойно. На фронте вас нету, бугаи!
— Да как ты смеешь! — взвился Гнедых.Но участковый под руку отвел его в сторону:
— Успокойтесь, товарищ капитан. Такая баба — не связывайтесь! А старика я сам препровожу, пусть только выздоровеет.



ЭПИЛОГ

Прошла неделя. Окрашенные заново и отремонтированные прожекторные установки выстроены у колхозной кузницы. Начальник дивизиона старший лейтенант Криушина командует «смирно» и поздравила личный состав с успешно выполненной задачей — быстрым и качественным ремонтом материальной части.
— По машинам. Интервал движения — тридцать метров, скорость — сорок километров!
И, повернувшись на каблуках, звонко кричит:
-Спасибо всем труженикам колхоза имени Первого Мая! До встречи после победы... — и, найдя в числе провожающих Марфу Мироновну, уже тише прибавила, — мама...
Но все женщины услышали это последнее слово. Каждую из девушек дивизиона они провожали, как свою дочь. За время постоя сроднились.
Слышал слова прощания и старик Силин, который нынче, переболев, вышел на улицу. Он стоял рядом тут же, оперевшись на палку и за сумерным и болезненным взглядом его нельзя было угадать мыслей старика.
Колонна тронулась по свежевыложенной гати и скоро скрылась из виду.
Лейтенант Жигайло зашел в правление, бросил фуражку на стол перед председателем:
— Ума не приложу, как брать старика Силина? — Он сел, тяжело запыхтев и огорченно умолк, выглянув в окно. Там, прямо перед крыльцом, выбирался из коляски трофейного мотоцикла капитан Гнедых:
— Легок на помине, — чертыхнулся участковый. — Ну, вот пусть он и похлопочет об аресте.
Капитан вошел, шумно выпил кружку воды из ведра у порога.
— Всем привет, — сказал он, тоже кинув фуражку на середину стола.
— По душу старика явился? — спросил Жигайло.
Капитан положил на колено полевую сумку, начал вытягивать язычок застежки:
— Не везет мне в вашем поселке с арестантами, лейтенант. Хотел майора Ефремова заарканить — тот погиб. Думал, старик Силин мой — ан нет!
Достал из сумки газетный лист, подал председателю:
— Читай на первой странице, Игнат Осипович.
Заинтересованный председатель развернул газету.
— Боевое знамя» газета 219 стрелковой дивизии...
— Ниже, ниже, — подсказал особист.
— Ах, вот «Колхозные умельцы — армии. В сложную ситуацию попали воины механизированной н-ской части, оторвавшись от ремонтной базы. Им на помощь пришли умельцы из колхоза Первое Мая кузнец товарищ Силин и слесарь товарищ Пастухов. С помощью солдат в кротчайшие сроки восстановив разрушенную гитлеровцами электростанцию, они симели наладить быстрый и качественный ремонт техники. Командование дивизии ходатайствовало перед Правительством о награждении товарища Силина и Пастухова орденами Трудового Красного знамени»...
В комнате стало тихо.
—- Не могу ж я орденоносца арестовывать, — засмеялся Гнедых. — Ну и слава богу — какой из него враг? Кстати, Игнат Осипович, а где сейчас Степан Пастухов?
— В мастерской, — ответил председатель. — У нас на окраине развернулся потрепанный
автобат, так Степану теперь и головы поднять некогда.