Болтун - находка для шпиона

   Коташкова,  научный сотрудник   Ленинградского университета,   обладала гениальным   житейским умом,  не имеющим никакого отношения  к науке, которой она занималась. Было впечатление, что она  видит людей насквозь.  Да,  она  и  видела   их насквозь  и  умело  этим  пользовалась. Все потому, что в отличие от других  дам, которые только и делают, что  трендят  о чем-то своем женском,   она умела  слушать.

     А  уж  ее собеседники,  чуя к себе большой интерес,  говорили и говорили, пели и свистели: о себе,  детях,  женах, внучках и жучках,  о начальстве, взглядах на мир и планах на жизнь.

 Разве эти  голубые глаза, глядящие на вас с таким сочувствием,  могли  лицемерить?  А ручка, что  невзначай  ласково прикасалась к вашему плечу, могла потом вонзить  вам нож в спину?

 «Разговорить»  коллегу,   насладиться его или ее  самовлюбленностью,  и доложить обо всем  шефу   в постели  - право, это  были  милые пустячки!  Боже,  какие интриги, пользуясь  людским простодушием,  она разводила на кафедре!

    В те годы это чудовище имело вид  миниатюрной  и тощей  брюнетки с  тихим голосом, 
сорока с чем-то лет,  глубоко замужней.  Ее  бессловесного мужа за спиной звали Коташковым,  хотя  бедняга носил иную фамилию.

- Эх,  внедрить  бы тебя в  кампанию  антисоветчиков! -  посмеивалась  над своей коллегой аспирантка Аня.   – Всех бы ты их  вывела на чистую воду! Как умеешь подъехать на кривой!  Все выведать и наплевать в душу! Какой бесценный кадр упускают наши органы!

- А, может,   не упускают? Может, я уже  давно там? – снисходительно ухмылялась ее молодости и  нахальству  Коташкова.

   Может, и правда, она «там», думала Аня.  Куда у нас не плюнь, попадешь в стукача. Хотя,  если бы ты была давно там,  меня  с моим языком   точно  бы не было «здесь».

    Однако  надо признаться, что только благодаря  Коташковой,  она  попала на  эту замечательную конференцию.

Ведь, чтобы в разгар лета прокатиться  по  Оби  за  счет трудового народа, нужны были, помимо научного доклада,  еще и связи. К счастью, шеф, любовник Коташковой,  заболел, а одной ей ехать не  хотелось.  Тут и подвернулась Аня.

   Принимающей организацией был  Томский университет. Участники конференции садились в Томске на теплоход, плыли по реке Томи,  притоку  Оби, а потом и по самой  Оби.

   Аня с Коташковой  приехали дня на три пораньше, чтобы  осмотреть  Томск, где они никогда не были, поэтому до прибытия теплохода их поселили в общежитии для аспирантов.

     Закаленная  советской коммуналкой,  Аня могла жить, где угодно, но такой грязи не видела ни до, ни после.  Обшарпанные  стены, потолок, который вот-вот обвалится, унитаз в туалете, черный от грязи,  с огромной дырой посредине.

   Еще более приятные сюрпризы ожидали их в комнате.

-  Ну, знаете ли,  - воскликнула Коташкова,  когда  они уже улеглись спать, но еще не успели потушить свет.  – Клопы идут  цепочкой! Хочешь посмотреть?

   Смотреть Аня не хотела. Всегда находившая общий язык  даже с цепными псами, она панически боялась клопов и тараканов. Что страшного в таракане? – успокаивала она себя. Просто жук, который никого никогда еще не укусил!  Но психотерапия не помогала.

- И  тараканы! – обрадовала ее  Коташкова.  – Они  идут  широкой волной. – Она  подняла тапок и стала  равномерно ударять по стенке. – Что ты молчишь?

   Аню трясло, и она боялась смотреть на стенку рядом со своей кроватью.
Что делать?  Куда бежать, когда  так хочется спать?

- Послушай, - сказала  она, немного успокоившись, - я слышала, что тараканы боятся  шуршания  газет.  Давай,  укроемся  газетами,  и  не будем гасить свет.

    Они так и сделали и довольно быстро заснули.  Проснулись от звона  разбитого стекла.
Кто-то  снаружи  с равномерными промежутками времени стрелял  по их окну  стальными шариками,  и  в самой  равномерности обстрела было что-то ненормальное. Сыпались стекла,  шарики, долетающие до их восьмого этажа,  раскатывались по полу.  Они   легко могли попасть им в голову и убить, но стрелявшего  это ничуть не волновало.

   Внезапно обстрел прекратился,  они подкрались к окну и посмотрели вниз.
Внизу  как раз  напротив  общежития  для аспирантов располагалась тюрьма, и скучающий зэк, видя их освещенное окно, тренировался в стрельбе из рогатки. 

   Коташкова  погасила свет:

. -  Нет,  кто-то  всерьез думает, что тюрьма  « такого» перевоспитает.  Гуманисты!- она с аппетитом  во весь рот зевнула. -  Это же не человек!

-  Ой, анекдот расскажу, пока не забыла! – воскликнула  Аня, счастливая хотя бы оттого, что при дневном свете клопы и тараканы прекращают свою бурную деятельность.

-  Ну! – вдохновила ее Коташкова.

-  Мойша, что Вы ходите взад – вперед по камере? Шо,  Вам кажется:  если Вы ходите, Вы уже не сидите?

-  Вот и этому кажется, что,  если он  стреляет,  то он уже не сидит,  -  сказала  Коташкова.    -  Убила бы такого с превеликим удовольствием.

-  И я! Конечно,  если бы  за это не сажали,  а вешали  на грудь медаль,-  согласилась Аня.  – А пока  это  он нас может прикончить.
 
-  Ладно.  Пойдем на пристань. Может, пришел теплоход.  Попросимся – может, заселят раньше времени. Только ты не вмешивайся,  с твоей  дипломатией все испортишь.

      Но  коташковская  дипломатия  тоже не пригодилась, потому что на теплоход их поселили без всяких уговоров.

Здесь в Сибири они, москвичи и ленинградцы, были желанными гостями.  Коташкова  сказала, что, чем ближе к востоку, тем теплее прием.   Далеко не в каждом университете был Ученый совет, дающий право присуждать степени кандидатов и докторов наук. Большинство Советов тяготели к Европе,  и поэтому сибиряки, объясняла Коташкова,  это, вроде как, наши вассалы.

   Устраивая  всесоюзную научную конференцию, расходуя на это огромные деньги, вассалы надеялись завязать какие-то полезные контакты.

    Поэтому с  утра  еще до работы  участников   встречали столы, уставленные  дефицитами за счет принимающей стороны.

   До трех часов слушали доклады.  Потом обед в шикарном пароходном ресторане,  потом снова доклады часов до пяти- шести.

   В ресторане  за их столом  сидела супружеская пара из Москвы:  Валерий Иванович -  загорелый,  черноглазый, слегка простоватый  мужчина и его супруга Наталия  Дмитриевна –   ухоженная, хорошо одетая дама. На вид им было лет по пятьдесят.

    Валерий Иванович  был военным и работал в  секретном «ящике».

 В те годы  сложилась замечательная практика: не имеющие больших денег, ученые писали за военных диссертации, а те делились с ними своими большими, разумеется, государственными деньгами.

     Валерий Иванович  интересовался  разработками, которые проводились на  их кафедре,  но из теоретиков никого не знал.  Зато Коташкова знала всех и вся,   и  общение  было плодотворным. Скучала только жена Валерия Ивановича.

-  Что вы все о работе, да о работе, -  хмурилась она.

- Действительно, - соглашалась Аня. -  Тогда  расскажите  о том, что у вас нового в Москве.

- Вы представляете,  Ельцин, - охотно переключался на другую тему  Валерий Иванович,- недавно явился  без предупреждения  к нам на работу.

- А кто это, Ельцин? – спросила Аня.

- Секретарь московской парторганизации.

- Шишка, однако. Ну, и что, этот Ельцин?

- Какая же Вы аполитичная, Анечка! - удивилась Наталия Дмитриевна.

- Ой, это точно! Я, когда  сдавала экзамен по истории КПСС в аспирантуру …

- Давно это было? – спросила Наталия Дмитриевна.

-  Год назад.

- Так, поверите,  - продолжала Аня, -  я не знала, какую должность занимал  Брежнев.  То, что он партию возглавлял,  знала, а,  что еще какую-то должность, нет. Историчка  прямо выпала  в осадок, но четверку поставила,  наша кафедра ее  просила, чтобы она не зарезала молодое дарование.

- Да,  - вздохнул Валерий  Иванович, - вот уж в более ранние времена послали бы вас за это…

 - Где Макар телят не пас, - соглашалась Аня.

-  Ну, так вот, - не сдавался Валерий Иванович. – Приезжает к нам на работу Ельцин на трамвае.

– Ой, я анекдот про трамвай вспомнила! – воскликнула Аня.

- Да,  Анечка, расскажите лучше анекдот, - попросила  Наталия Дмитриевна,  слегка покраснев  и  явно не желая продолжения  опасной темы.

- Едут  двое в трамвае, и один другого спрашивает:  чем отличается Никита Сергеевич от свиньи?

-   От кого? – переспросила Наталия Дмитриевна.

-   От свиньи. – Повторила Аня.   – Никита, он же был похож на свинью.

- А…- протянула  Наталия Дмитриевна. – Извините, Анечка. Продолжайте.

-  Ну, вот.  А  собеседник первого, того,  кто ехал в трамвае, дослушал анекдот и говорит:
 - А, знаешь, чем ты отличаешься от этого трамвая?

 -  Чем?
-   А  тем, что трамвай поедет дальше, а ты пройдешь со мной! – и предъявляет ему  удостоверение КГБ - шника.

 – А, знаешь, чем ты отличаешься  от меня?- парирует его собеседник.

– Чем?

-  А ничем! – и тоже предъявляет удостоверение КГБ – шника.

     Анекдот слушателям  понравился, но Аню и Коташкову   все же  интересовал секретарь московского ЦК, который приехал  на трамвае (!) к Валерию Ивановичу  на работу.

-  Ну, и что  этот  Ельцын  у вас в Москве? -  напомнила Коташкова.

 -   Представляете? –  захлебнулся от восторга  Валерий Иванович. – Ехал сначала, как простой смертный.  А потом пришел в нашу столовую. Встал в очередь позади меня и спрашивает,  какие  у народа претензии, докладывайте.

 - Ну, кому это интересно, Валерий? -  вновь  поморщилась его супруга.  -  Пусть лучше Анечка расскажет еще анекдот.

   Анечка  любила внимание, и анекдоты сыпались из нее, как из дырявого мешка: и про Брежнева, и про партию, и  про людей.

    После обеда Аня готовилась к докладу, а потом  пошла на палубу, встала рядом с Коташковой и стала смотреть на проплывающие мимо берега реки.

  - Послушай, - сказала ей  Коташкова.   – Как все же некоторые  умеют в этой жизни устраиваться! 

   А ты, бедная, не умеешь! -  подумала Аня.

- Прикинь: они же приехали втроем (!) за государственный счет. И все  без докладов.

- А кто третий?

- А их сын. Студент.  Сидит за соседним столом.

- Чему тут удивляться? Московские связи, -  предположила Аня.

- А  кто она  по профессии, не знаешь? – задумалась Коташкова. -  Ты спросила,  а  она  ничего не ответила.

 - Чувствуется,  что  женщина образованная, - сказала Аня. - Языки знает, литературу. Как я завидую тем, кто знает языки.

- А.., теперь понятно, почему она про работу ни гу-гу.  Языки изучала, литературу, а сама домохозяйка. Стоит у кастрюли и все, - подвела итог Коташкова.

- А какая она красивая, ухоженная, - подлила Аня масла в огонь.

- Красивая? В пятьдесят? Не нахожу. Вот он – интересный, это да. И глаз у него на женщин горит!

- То-то ты строишь ему глазки.

- Это, что, заметно? – усмехнулась Коташкова.

- А то нет!  Наталья нервничает. 
            
- Пусть не нервничает. Интересно, почему ты всегда принимаешь сторону законной жены? По логике, эту позицию должна занимать я, - съязвила Коташкова.

   Аня задумалась. Действительно, почему она буквально всеми фибрами чувствует страх женщины, на мужа которой  какая-то  б…   раскатывает губу?  Может, потому, что у  мамы когда-то увели мужа?  Вот зачем Коташковой этот Валерий Иванович? Что за жадность? Неужели  мужа и шефа ей мало?

 - Не нравится мне эта Наталья, - вырвалось у Коташковой. -  Много воображает.

- Но нам – то она что сделала плохого?

- А вот и сделала! Мы вчера ночью пели на палубе. Кстати, а почему ты не поешь?

- Нервничаю перед докладом и пытаюсь заснуть.

- Ты нервничаешь, Наталья нервничает. Какие вы все нервные!

- Так я только перед докладом!

- Так вот, - сказала Коташкова,  - Наталья побежала к капитану и нажаловалась, что ей  мешают спать.

- А капитан?

- А капитан сначала побледнел, а потом и вовсе  позеленел.

- А что ему зеленеть?

- Ну,  в его функции входит, чтобы всем нравилось на теплоходе.

-  Ну и?

-  Помолчал, поиграл желваками  и  сказал: не могу я делать замечания вашей профессуре. У Вас, только один выход - пойте тоже.

-  А ты, что, это слышала?

- Да,  но со стороны и не с самого начала.

- Ну, и что она теперь? – спросила Аня.

- Подумала-подумала и поет тоже. Притом, хорошо, но слов не знает.

- Ну, да,  - сказала Аня,  –  встретила она меня вчера  в коридоре с бумажкой. У вас, говорит, Анечка, хорошая память. Не знаете ли Вы слова песни «Товарищ Сталин, Вы  большой ученый…»!

- А ты знаешь?

- Конечно, знаю. Песня древняя. Продиктовала – мне не жалко.

- О, - воскликнула. Коташкова. – Я и сама знаю только «Товарищ Сталин, Вы – большой ученый, во всех науках знаете Вы толк. А я простой советский заключенный, и мой товарищ – серый брянский волк», - пропела она. -  Продиктуй слова, а?

- Сейчас неохота,  -  заупрямилась Аня. – Пойду,  похожу по теплоходу. Надоело сидеть.  У меня же завтра доклад.

- Боишься?

- Все внутри трясется.

   Доклад прошел нормально, Аня успокоилась, но спать теперь не ложилась - голосила по ночам вместе со всеми.

Разница между ленинградским и местным временем составляла четыре  часа, и за три дня, что прошли со времени отплытия из Томска,  привыкнуть к этому было невозможно. Оставалось только петь, а по утрам опаздывать на утренние заседания.

   Потом кому-то в голову пришла светлая мысль устроить под конец концерт-соревнование городов, из которых прибыли участники. И теперь по вечерам и ночам  на верхней палубе теплохода устраивались репетиции.

    В тот памятный вечер Аня  уже подошла к винтовой лестнице, ведущей наверх,  чтобы идти на репетицию, как к ней буквально бросилась Наталия Дмитриевна:

- Анечка, можно с Вами поговорить?!

- А пойдемте с нами на репетицию! - широким жестом пригласила ее Аня.

 - Нет-нет, -  в какой-то  панике воскликнула  Наталия Дмитриевна  и буквально вцепилась ей в руку,  - мне надо срочно поговорить именно с Вами.

- Да, что случилось?

    Но она крепко взяла ее под руку и молча куда-то потащила:

-  Куда мы идем?  В вашу каюту?

- О, нет, только не туда, - воскликнула Наталия Дмитриевна. – Идемте в  кают - кампанию.

    Лицо ее было покрыто красными пятнами, рука, схватившая Аню, дрожала.

    Они миновали раскрытое окно каюты первого класса, где проживали Наталия Дмитриевна  с мужем, и Аня все поняла:  в глубине комнаты сидела Коташкова и, близко придвинувшись к Валерию Ивановичу,  очень внимательно его слушала.

   Гадина! – думала Аня.   – На что ей Валерий?  Просто хочет насолить Наталье.  Сплести интригу. Как всегда, из любви к искусству.

   В  кают- компании было темно от задернутых  занавесок. Наталия Дмитриевна перевернула два стула, лежащие на столах кверху ножками, и они сели.

- Я хочу поговорить с Вами о моей работе,  - начала она, - заикаясь и проглатывая слова, - Вы как-то меня спросили…

- Да, что Вы! - Аня с досадой махнула рукой,  вспомнив про репетицию,  -  я просто так спрашивала, для разговора.

- Вы как-то спросили, где я работаю, -  продолжила  Наталия Дмитриевна более твердым голосом, - а я не ответила.

-  Ну, и где?- спросила Аня с нескрываемой  досадой  в голосе: она не любила опаздывать.

- Так вот, я работаю..  я работаю…  в контрразведке.

- Это как?  Это где? – не поняла Аня.

-  В контрразведке.

- А это что?

 -  Какая же Вы аполитичная, Анечка.  Неужели Вы не знаете, Анечка, что это организация, которая ищет врагов внутри государства.

-  А кто Вы?  - Аня почувствовала, что у нее  стучат зубы.

 -  Ну,  я,  - сделала театральную паузу  Наталия Дмитриевна.   Я   … подполковник госбезопасности.

- Ой! – Аня вскочила, а потом снова села. – Наталия Дмитриевна, - я же Вам наговорила на десять лет!.

-  Ну, что Вы, Анечка!  Какие пустяки! – снисходительно  махнула рукой ее собеседница, и между ними воцарилось неловкое молчание.

= Ну, я пойду, - сказала Аня, когда молчание затянулось.   -  Меня ждут.

     Какая уж тут репетиция?

    Аня пошла в каюту, улеглась на кровать и в ужасе закрыла глаза.

 «Трепло!  Товарищ Сталин,  Вы большой ученый.   А  я простой советский заключенный. Чтобы я еще когда-нибудь открыла рот!  Правильно: болтун – находка для шпиона», - кляла себя Аня. -  Конечно,  против меня  Наталья ничего не имеет, но все же, кто ее знает?»

      Оставалось лежать и ждать Коташкову. 

    Прошел, час, другой, но той не было. Пробило двенадцать.  За окном каюты стемнело.

 . Куда  подевалась эта шлюха? - злилась Аня. – Что теперь будет? А, может, ее уже взяли и держат в трюме взаперти? Вот почему капитан бледнел и зеленел. Наталья ему удостоверение, видать, показала.

   Наконец, дверь каюты распахнулась: пришла Коташкова.

-  Наконец-то! -  воскликнула  Аня. -   Где тебя носило вместе с Валерием?

-  С каким Валерием? – искренне удивилась та.

- Не прикидывайся! С мужем Натальи. Мы с Натальей тебя видели.

- Да  я проходила мимо их каюты, он меня позвал и  спросил,  знаю ли я академика  Никонова, а потом я сразу пошла на  корму. Там все пели.

- Вот и допелись!

- В каком смысле?

 - В таком! Что у вас с Валерием было?


- А тебе-то что «было - не было»? – разозлилась Коташкова.  – Тоже мне, страж морали! Что случилось-то?

- Говори,  что у вас было, а то я тебе тоже ничего не скажу!

-  Ладно, клянусь: ничего не было! – сказала  любопытная   Коташкова. – Я сразу ушла на корму.

- Ну,  слава тебе, Господи!  А ты хоть знаешь, кому ты строила глазки?

- Кому?

- Ты знаешь, что его супруга – подполковник госбезопасности? – не без удовольствия сообщила Аня.

-  Неужели? -  побледнела Коташкова. -  Да,  что теперь будет!
 Да, ведь… непохоже что-то.

- Как  раз  похоже!  Вспомни, она же говорила, что  языки знает. Кто из нас, окончивших Ленинградский университет, знает хоть один язык, кроме русского?  Да и еще: она нервная, потому что  работа тяжелая. И капитан! Вспомни про капитана!

- Если это  -  правда, то  нам  не поздоровится.

- Ну, меня-то она любит, - хихикнула Аня, постепенно успокаиваясь. - А, знаешь, какой  это хороший метод  отваживать  чужих баб от мужа! -  не могла не восхититься  она. - Я знаю еще один. Моя одна подруга говорила, к примеру,  про своего ухажера, что он состоит на учете в психушке. Так,  всех потенциальных поклонниц как ветром сдувало.

- Нашла время, когда шутить.

   На следующий день разговор за столом не клеился. Коташкова старательно отводила глаза от Валерия Ивановича. Аня анекдотов не рассказывала. Говорил только ничего не подозревающий Валерий Иванович.

- Как бы узнать, правду говорит Наталья или нет? – сказала после обеда Коташкова. – Сама подумай, она может и врать. У меня такая идея.  Сделаем это завтра, когда  теплоход придет в Томск. Пригласим  аспиранта Валерия погулять и все выясним.

- Идея хороша,  – согласилась Аня. – Но нужны ли мы ему? Может, у него другие планы?

-  Какое наше дело до его планов, если у нас есть свои. Это я беру на себя. Только ты молчи, не вмешивайся в наши разговоры, а то своим языком все испортишь.

  «Никогда бы я не могла быть дипломатом», - думала Аня,  гуляя с Коташковой и аспирантом по Томску.

 Та говорила о чем угодно, но только не о том, что ее в данный момент интересовало: о погоде, природе и архитектуре города;  особенно горячо интересовалась аспирантом, его  девушкой, учебой, мамой, папой и новорожденной племянницей.

 Ощущая  внимание дамы, пусть и пожилой,  аспирант был на высоте!  Уж  он  распускал хвост, уж он кукарекал!   Рассказал обо всем и, наконец, безо всяких вопросов  очередь дошла до его научного руководителя,  Валерия Ивановича.

- Валерий супруги боится, как огня!- сказал аспирант, желая поразить  Коташкову, чьи глаза взирали на него с немым восхищением.

- Неужели? – искренне  удивилась Коташкова. – И чего ж он ее боится?

-  А вы, что, не знаете, что она...,  - аспирант  замолчал.

- Что она? – ласково улыбнулась Коташкова.

-  Что она… - аспирант набрал в рот  больше воздуха для пущего эффекта, –  что она подполковник госбезопасности? Знаете, какая это ТАМ высокая должность?

- Неужели? – побледнела Коташкова. – Не может быть!

- Наши на кафедре тоже все не верили, пока  …

- Что «пока»?- она дотронулась до его плеча…

- Пока Валерий Иванович  не принес ее удостоверение.

- А она  знает, что он его показывал?

- Нет, конечно, - сказал аспирант.

- А чего же он ее боится, как огня, а глаз у него на женщин горит? – не выдержала Аня.

- Природа, - сказал аспирант просто.- Против природы   же не  попрешь!
 
- Да, сидеть нам, дорогая, в одной камере, - подвела итог Аня, когда Коташкова ласково распрощалась с уже бесполезным аспирантом.

    И обе дружно и глубоко вздохнули.

-  Может, все и обойдется, - сказала  Коташкова на следующий  день, уже укладывая чемодан. - Может, и не сидеть в камере.  Наталья сегодня подошла ко мне,  записала мой ленинградский телефон, дала свой и пригласила в Москву.
 
   Собственно говоря, так и оказалось,  потому что эта теплоходная история не имела никаких  последствий. Времена все же были  вегетарианские, хотя страх еще оставался.

     Как пишут бывалые романисты, прошли годы.

Аня,  по- прежнему,   работает в университете,  только на другой кафедре.
 Направляясь   с  электрички к зданию физфака,  больше похожему, как впрочем, и другие университетские постройки,  на крематорий,  она  частенько видит  перед собой  знакомую пару.   

     Коташкова, маленькая  сухонькая старушка, мелко семенит рядом с мужем Коташковым.

 Слегка наклонив голову к его плечу, она,  молча,   слушает,  потом что-то шепчет ему на ухо, и они оба хихикают. Муж и жена,   рука об руку  отшагавшие пятьдесят лет  по жизненной дороге на зависть окружающим.

   А был ли когда-то этот теплоход? - думает Анна Николаевна.  -  И   психологическая  дуэль  двух  женщин?   Или все  это мне приснилось?      

P.S. Большая просьба к читателям написать рецензию, пусть и критическую. А то непонятно, что хорошо, а что - плохо. Заранее признательна. Автор








 








-