Охотники на драконов

«Я учу вас о сверхчеловеке!»
               
                Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра»


 «...где еще на всей земле вы найдете такого отца, как мой отец…»
               
                Исаак Бабель, «Переход через Збруч»




Есть такая китайская басня.

В давние времена жил на свете человек, который очень хотел  убивать драконов. Вот пришел он в лес к старому охотнику и сказал:

- Я слышал, вы умеете охотиться на драконов. Научите меня вашему ремеслу!

Старый охотник ответил:

- Это очень трудное искусство. Ты готов прилежно учиться много лет? Ты готов бросить свой дом, жить в лесу и заниматься от зари до зари?

- О да! – воскликнул человек.

Много лет он посвятил науке убивать драконов. Он отдал все свои деньги за учение,  вернулся домой и стал предлагать людям свои услуги.

- А что ты умеешь делать? – спрашивали его.

- Я – охотник на драконов! – гордо отвечал он.

- Вот если бы ты умел выращивать  рис… Нет, нам твоя наука не нужна. Как появятся драконы…

… Так и умер этот человек – никому не нужный. Жалко его – до слез.  Потому что я тоже - охотник на драконов.

После окончания Высших Литературных курсов я привезла из столицы хорошее понимание хорошей литературы и то «высокое дыхание», без которого невозможна жизнь поэта. И благоприобретенную болезнь, называемую «хронический перфекционизм», от которой, впрочем, не хочется выздоравливать никогда. Я обречена мучиться всю жизнь, обречена на вечную  тоску и радость, которая рвется из моего сердца при одном твоем имени, Литературный, - единственный в мире – единственный в моем сердце.

Там каждый прожитый день превращался в  полет, наполняющий душу восторгом первооткрытия и ознобом от  своего целинного невежества. Там каждое утро начинало радостно вибрировать сердце – от предчувствия этого полета и страха не успеть.

И теперь я - как бродяга, который навеки покинул свою родину и вдруг на чужбине услышал колыбельную матери. И так же замирает душа, и тоскливое ледяное кольцо сжимает сердце, когда я слышу где-то твое имя, Литературный,  вижу во вдруг вздрогнувшем взгляде случайного собеседника ту же муку, ту же тоску. И я понимаю, что отныне мы связаны навеки. Мы, по великой милости судьбы ставшие избранными и  посвященные в великую мистерию: в таинства Литературного института. И обреченные в одиночку нести свое страдание, свою неизбывное одиночество и отрешенность. Писатель как чуждый всем – сказала моя подруга.

- Какая литература? Кому это здесь нужно?

- Какая поэзия? Лучше бы ты на бухгалтера выучилась!

Так встретил меня родной город. Но тут я привираю. Никогда мне не был родным этот скучный городишко, по недоразумению расположенный в одном из самых красивых мест на земле, и никогда я его не любила.

И до чего убога тут повседневность, вплетенная в ткань быта! Не материальная сторона – здесь как раз наоборот - идет плотное срастание с предметным миром. Здесь всевластвует божок Мамона. Наличие колченогого ларька с названием «Лувр» или «Голливуд» давно поставило ее владельца на одну ногу с акулами мирового бизнеса.

Такова сводимая к общей формуле реальность.

Я вижу это – и мое сердце выпивает обескровливающая тупая боль.

Но какой-то блуждающий ген высвечивает во мне зигзаги спектрограмм, пробивающихся из далеких глубин памяти, из веками бытующего во мне  знания:

Мне видится всадник, стройный, как стрела, над пропастью – на узкой каменистой тропинке. И конь его тонконогий всхрапывает от нетерпения и танцует, и сверкает дикой очью.

- Эй, аланла!!*– зовет всадник, и рев водопада не может заглушить его голос. И конь летит, не касаясь земли, и серебряно позванивают стремена, и  чернокрыло развевается бурка, и кажется: дивная нездешняя высокая птица взмывает – и тонет в необъятности неба…

Но ведь и я!

Я столетиями стояла на плечах Эльбруса! Я питала свою вековую силу серебряными струями его родников! Я взвивалась к звездам, и чистый ледниковый звон копыт моего скакуна пронизывал Вселенную! Я веками носила в себе эту крылатость народа и высоту его духа! Это было во мне  всегда – за века до моего рождения!


… Как-то дядя моей матери,  огромный, неуклюжий, радушный и наивный человек, рассказал нам вот какую историю.

После революции их дом, имущество, скот – все было национализировано большевиками. Семья из восьми человек жила в полуразрушенной землянке, в одной комнатенке. Время было жестокое, голодное.
 
Однажды вечером невысокий тощий старик в длинном, не по росту, оборванном чепкене**, и с огромным, как меч, кинжалом, загнал в их двор одиннадцать овец. Отец Ханапия вышел  навстречу ему.

- Твоя тамга***? – испытующе глядя из-под нависших бровей и тыча палкой в  старую овцу, строго спросил старик.

Отец пригляделся:

- Моя….

- Хвала Аллаху, что нашел тебя! – обрадовался старик. – Столько времени тебя искал. Забирай свой скот!

И старик рассказал, как несколько лет назад, поднимаясь на свой кош, он услышал блеянье и увидел недалеко от дороги, под кустами барбариса, овцу с двумя новорожденными ягнятами. На задней ноге овцы темнела тамга.

- Люди тогда подсказали, что это тамга Кочкаровых. Да пока революция, то да се, получилось десять овечек и один барашек. Конечно, не прежние ваши  бесчисленные отары, однако принимай свое маленькое стадо.

В то голодное время одна коза являлась символом богатства. Отец проглотил ком, застрявший в горле, сдавленно сказал:

- Это не мои, а твои овцы. Ты ухаживал за ними, откармливал, пас.

- Оллахий****, глупости говоришь, - рассердился старик. – Ты бы тоже так сделал. Не я - всемогущий Аллах вернул тебе твое добро. Загоняй к себе и не рассуждай!

Отец растерянно развел руками.

- Извини меня, аксакал*****, но я не возьму... Не мой это скот.

- А я тебя спрашиваю? - удивился оборванный старик. – Я тебе приказываю.

Кадык опять заходил на худой шее отца.

- Пусть Аллах воздаст тебе это в многократной милости, - глухо сказал он. – Прошу тебя: возьми себе хоть этого барашка.

- Что ты такое говоришь? - возмутился старик. – Плату мне предлагаешь? Оллахий, стыда у тебе нет!

И ушел – маленький и сердитый, в своем длинном чепкене.

Наверное, не успел старик пройти и полсотни шагов, как шкура освежеванного барашка была брошена на забор…

И дядя, огромный, как медведь гризли, вытирал влажные глаза:

- От голодной смерти спас нас тогда старик Чотчаев.

Этот старик был брат моей прабабушки по отцовской линии.
               

Сталинский произвол, вылившийся в геноцид целых народов, оставлял свой кровавый отсвет на всем, к чему прикасался. Так Медуза Горгона убивала взглядом и дыханием своей ненависти.  Это дыхание коснулось многих.

В Казахстане, куда на истребление были отправлены карачаевцы, за какое-то количество трудодней бабушке выписали полпуда сахару – богатство по тем временам неимоверное. На сахар можно было купить и выменять все – одежду, муку, масло, и тогда призрак голодной смерти отодвигался. Бабушка не стала менять сахар на еду. Бабушка раздала сахар умиравшим от голода чеченцам – по полстакана.

- А почему так мало? – спрашивала я в детстве. Несопоставимы были полстакана сахара и те страдания, о которых часто вспоминали старики.

- Была бы тонна – тонну раздала, - отвечала бабушка. – Как люди  голодали, как мучились, чтоб моему врагу это все досталось!

И она рассказывала, как здоровый сытый объездчик хлестал кнутом голодного чеченского мальчика, который сорвал пучок клевера. Тощая обугленная чеченка, извиваясь, как змея, пыталась заслонить своим худым телом ребенка и что-то страшное кричала избивавшему их мужчине. Руки и плечи ее были в крови.

Бабушка выхватила из рук объездчика кнут и сама ударила его:

- Собака сын! – мешая русские и карачаевские слова, крикнула она. – Наши мужчины свою кровь на войне проливают, а ты, худший из людей, с детьми и женщинами воюешь! Ребенок с голоду умирает!

Объездчик позеленел.

- Они людоеды, человеческое мясо едят! А ты отойди от греха подальше!

Но недаром бабушка была Коркмазова, что значит – неустрашимая.

- Сам ты людоед. Посмотри, как женщину до костей обгрыз, собака сын. Тьфу на тебя! – плюнула она.

Плохо пришлось бы бабушке, если бы объездчик донес на нее.

- Тебя могли посадить на двадцать лет!

- На все воля Аллаха. А если бы он забил их до смерти, как бы я жила?..
               

Помните? На глазах всего мира разваливалась сверхдержава. Страна погружалась в идейную анемию, экономическую летаргию и политическое слабоумие. Атлантические циклоны приносили одурманивающие туманы.  В стране царил хаос – идейный, психологический, экономический.

Но больше всего пострадала ментальная сфера.

Из прежних постулатов выкристаллизовывался один: человек человеку – волк. Единоборство есть основной вектор развития нового общества. Каждый пускался в одиночное плавание по неистовствующему океану в надежде единолично достичь счастливого берега. Человеком оставаться мог только тот, кто был им задолго до своего рождения.

К нам часто приходил папин родственник. Он обостренно переживал новое  время и все сопутствующие ей приложения – сокращения, безработицу, безденежье и прочие пенки новейшей истории. Все выживали как могли. Да здравствуют народные промыслы! Плюс национальное трудолюбие и беспощадное закаливание геноцидом, обозначаемый ныне безликим словом «депортация». 

Мой чуткий деликатный папа тогда пошел к своему другу, руководителю учреждения, и попросил найти работу. Не для себя, человека с университетским образованием  и академическим интеллектом. Не для своих троих безработных и, соответственно, беззарплатных детей.  А для своего родственника, который маялся в устойчивом пессимизме.

А теперь скажите, есть сейчас такие люди, как мой отец? Как моя бабушка? Как тот старик Чотчаев?

               
Я говорила вам о сверхчеловеке.

Аланла! Карачаевцы!

Вы столетиями стояли на плечах Эльбруса!  Вы питали свою вековую силу серебряными струями его родников! Вы взвивалась к звездам и веками несли одухотворяющую крылатость моего народа и высоту его духа!

Будь вечен, мой народ!

                ____________________

*Аланла! – Аланы. Здесь: в значении «соплеменник».  Алан – традиционное обращение карачаевцев друг к другу.

**Чепкен – мужская одежда кавказских народов, в русском варианте названная черкеской.

***Тамга – тавро, герб рода или фамилии, которым метили в том числе и животных.

****Оллахий – восклицание, употребляемое мужчинами, вроде «Клянусь Аллахлом!»

*****Аксакал – «акъсакъал» - дословно «белобородый», почтительное обращение карачаевцев к старикам.