Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они

           «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут» -  Р.Киплинг


Кто из вас хотя бы раз в жизни пробовал настоящий монгольский чай? Этот кошмар и ужас для нежного европейского характера, привыкшего к приятному аромату и сладкому вкусу.
           Представьте себе кипяченое кобылье молоко (если нет под рукой лошадки, то можно и коровку к этому делу приспособить), в кастрюлю кидается брикет черного чая, туда же бараний жир и соль. Немного ждете, пока вся эта гадость остынет, а потом пьете, громко прихлебывая  и зажмуривая глаза от удовольствия.
           К чему это я? Да к тому, что моя карьера сделала еще один странный и непонятный зигзаг,  и закинула меня в такое место, о котором я даже  не подозревала -   в монгольское консульство, куда меня взяли работать  секретаршей.
          Чуть-чуть напомню предысторию волшебных превращений.
        Целых два года с замиранием сердца и  дрожанием других органов, была я переводчицей у болгарских дипломатов. И уже почти привыкла мотать головой туда-сюда, отвечать смело и с выражением   на всякие каверзные вопросы, печатать на машинке с бешеной скоростью всякие доклады и переводы, как вдруг неожиданно оказалось, что у меня скоро появится ребенок.
        Известие это для каждой женщины неожиданное и в большой мере судьбоносное. И для меня тоже, разумеется, потому что я не готова была поменять только что налаженную жизнь на бедность, а, может, и нищету.
         И всё-таки после мучительных раздумий я выбрала самое главное в жизни человека и через положенное время  родилась девочка Даша. А меня благополучно из этого милого теплого местечка уволили. Так я осталась  буквально на улице, потому что ничего другого не предложили.
        Подробней об этих драматических и прекрасных днях можете почитать в рассказе «Ура!Я стала мамой», а здесь  попробую  вспомнить то, что меня и тогда поражало и до сих пор удивляет.
         И так родилась моя чудесная Даша, я к своему удовольствию заделалась мамой, но тут вдруг стало понятно, что папиных денег не хватает. Даже на яблоки. Особенно убивало меня то, что муж из милого застенчивого художника, который смотрел на меня всегда с обожанием и нежным восторгом, вдруг начал  превращаться в занудного ворчуна и жмота. А когда он однажды не купил мне мороженое (за 20 копеек!!!), потому что ему показалось, что я и без этого хороша, то я с горечью сказала себе: «Галка, ищи работу, иначе он тебя доведет до трагедии – или сама повесишься, или его прибьешь!»
           И я пошла в свою советскую организацию, которая несколько лет назад завлекла меня в свои тесные ряды и отправила работать переводчицей к болгарам, предупредив, что надо быть скромной, тихой, спокойной  и «достойно нести звание советского человека»!
           Объяснила там всю трагичность моего положения и стала просить пристроить меня хоть куда-нибудь. Будете смеяться, но в уборщицы с высшим образованием тогда не брали, в школу идти не хотелось, хоть у меня в дипломе и было написано «преподаватель истории», в магазин я бы ни за какие коврижки не пошла и… всё! Сиди и утирай втихомолку слезки, раз выбрала такую ненужную профессию.
           Девушка из отдела кадров, взглянув на моё грустное лицо и отметив тонкость фигуры,  пообещала что-нибудь поискать среди знакомых и родственников и однажды позвонила и предложила идти на фарфоровый завод, расписывать тарелки. На что я возразила, что рисовать почти не умею, а на конвейер проверять кривизну чашек не хочу. Она сказала: «ну ладно, еще чего-нибудь поищем» и оставила меня в покое. Теперь я сама  уже ходила по улицам и читала объявления о работе. Но ничего подходящего не было.
           Тут мой Ангел-хранитель, который, видимо, любит эксперименты, окинул взором оставшиеся теплые места и подпихнул мне опять же через симпатичную кадровичку вот это монгольское консульство. До меня там был секретарем мальчик с японским языком, но его переманили к себе японцы, и консул стал искать девушку, даже и без знания языка, которая могла бы печатать на машинке и при этом приятно выглядеть.  И такая дамочка нашлась! И это была – я!
            Беременность на мне почти не отразилась, кроме, может быть, появления легкой усталости на лице и морщинок возле глаз от бессонных ночей. А так – фигурка по-прежнему легкая, кое-какие выпуклости стали больше и из мотылька я превратилась  в бабочку. Так что вполне внешне подходила для роли секретарши.
           Снова я очутилась у знакомой уже девушки в отделе кадров, она позвонила консулу с убийственным именем Джамбацэрэнгийндорж, и я пошла сдаваться монголам.
Думаю что не только Джамба, но и какой-нибудь Майкл или Жан-Клод не отказали бы себе в удовольствии  взять в секретарши девушку в пышной черной юбочке, белой блузочке, с губками бантиком  и большими синими глазками, которые так не были похожи на черные узенькие глаза монголок.
          Взяли. Пообещали приличную зарплату и сказали: приходите с понедельника на работу. Будете сидеть в кабинете с другой сотрудницей,  Ульзийт её зовут (между прочим, женой Джамбы) и отвечать нежным голосом на хорошем русском языке всем, кто случайно или по делу позвонит в чудное монгольское консульство.
           В те времена крепкой дружбы со странами социалистического лагеря огромное количество болгар, поляков, немцев и монголов училось в нашем прекрасном городе всяким разным премудрым наукам. Кто в корабелке, кто в оптике, кто в университете, кто в меде, а монголы в основном в Институте путей сообщения, то есть в железнодорожном. Хотели, видимо, наладить всякие пути сообщения между юртами.
        И знаете, что ужасно было в этой, казалось бы на первый взгляд, такой заманчивой бесплатной учебе для стеснительных и милых монголов? Во-первых, они не умели пить и быстро становились алкоголиками. Во-вторых, влажный климат и постоянно низкое серое небо без солнца на них действовали угнетающе, и многие заболевали туберкулезом. Так что поток студентов постепенно превращался в ручеек, а потом и вовсе иссяк. И теперь в нашем городе нет монгольского консульства.
          У всех, кто приезжал на дипломатическую работу, были жены и дети. С удивлением я узнала, что дней рождения, как у нас, у них нет. Датой рождения считается именно год, а не месяц и бывает так, что один ребенок родился в январе, а второй в декабре и оба будут записаны, как родившиеся одинаково (по нашему – близнецы!)
         Еще при рождении ребенку дают одно имя для регистрации в документе и тут же другое, которое будет его сопровождать всю жизнь, как кличка, как домашний пароль, чтобы обескуражить злых  духов и те не могли бы вредить человеку и в детстве, и потом, во взрослой жизни.
         Немного мне хватило времени, чтобы почувствовать запах пресловутого монгольского чая и увидеть непорядок в этом и угрозу моему мироощущению. Поэтому  по обычной для меня привычке переделывать всё на свой лад, я решила приучить их пить не эту сомнительную жидкость, а настоящий ароматный и вкусный чай.
        Купила чайник, чашки, печенье и устроила чаепитие. Объясняя,  как, что и зачем. То есть приучить несмышленых туземцев к правилам и достижениям европейской цивилизации.
        Они и не сопротивлялись.
Бесплатные посиделки монголам очень понравились, и они перестали приносить термосы с бараньим молочным напитком  и увлеклись моими идеями.
         Однажды я заметила, что простуду они лечат… простым кипятком. Пьют целый день через каждые полчаса по чашке горячей воды. Когда я предложила обычный аспирин, никто из них не согласился проводить эксперименты и внедрять в организм  передовые технологии борьбы с болезнями. И продолжали свои аборигенские привычки.
        Сейчас-то я понимаю, что это именно и было полезно для их тонкого организма. Можно даже и лимончика туда  припустить. Ведь они почти не едят фруктов-овощей, только жирную баранину и лепешки. А как этот жир соскрести, простите, с  кишок, если он там налип, а ёршика под рукой нет? Да только именно ручьем кипятка. Никакой аспирин этого сделать не может!
       А я хотела, как лучше! Но это не прошло, чему я и рада. Молодцы, что не поддались на мои горячие уговоры и примеры, как надо правильно глотать таблетки.
        Еще – я большая любительница праздников и подарков научила моих милых друзей напрягать память и вспоминать, кто и когда родился, потом сдавать с каждой получки по три рубля, с радостью носилась  по магазинам, покупала подарки и пирожные, и в тесном коллективе мы отмечали дни рождения и веселились, как и положено было в советских учреждениях!
        Обязанности мои были легче легкого – звонким голосом разговаривать по телефону, печатать на машинке несложные доклады и редкие речи на встречах советско-монгольских  активистов. Иногда - приглашения на приемы по случаю какого-нибудь значительного монгольского праздника.
        Перед приемом жены дипломатов готовили национальные монгольские блюда. Прежде всего  - бозы. Или большие пельмени по-нашему, или манты на пару. Готовились они только вручную, то есть мясо резали острым ножом на мелкие кусочки, добавляли нутряной бараний жир, лук и немного черного перца. По обычаю в этом действе должны были принимать участие все женщины, обитающие в доме. И служанки, и хозяйки. Но именно в эти часы начальство заставляло меня печатать «вступительное слово» и, естественно, я не могла пойти на кухню. Девушки на меня очень обижались и смотрели косо. А я что? Должна была бросить «своё пианино» и мчаться на второй этаж? Чтобы прислушиваться к незнакомым словам и восклицаниям? Ведь кроме «байну»* я пока еще ничего не выучила.
          К приему наши дамы отправлялись в закрытый магазин в Гостином дворе, где отоваривались обкомовские и горкомовские бонзы, их семьи и семьи дипломатов. Как-то однажды я вякнула, что у меня нет приличной обуви, и милая Ульзийт купила для меня  роскошные австрийские туфли прекрасного синего цвета, которые абсолютно ни к чему не подходили и в которых я могла стоять не больше пяти минут, так высока была роскошная шпилька. Я сделала благодарное лицо, но глаза не засияли, и Ульзийт поняла, что я капризная, противная и невоспитанная. И что я не брошусь к ней на грудь и не буду горячо повторять: спасибо, спасибо, спасибо. За туфли я, конечно, заплатила. Половину своей зарплаты (!). Но потом тихонько их продала и, таким образом, не прославилась красотой голливудской походки  и не стала иконой стиля.
       На прием я приходила в красивом черном пинжаке, белой блузке и с жемчугами на шее, в симпатичных старых туфельках на каблучке и с нежной улыбкой.
       По правилам хозяева, то есть дипломаты, полукругом должны стоять на лестничной площадке, а гости медленно подниматься,  подходить к каждому и жать руку. В этом плотном ряду  последней стоит секретарь или переводчик.
      К этому времени я уже наловчилась красиво и не сильно пожимать многочисленные руки и улыбаться вежливо и с достоинством.
       Однажды произошел анекдотичный случай. Раньше всех пришел какой-то ловкий активист и встал рядом со мной на лестнице, развлекая меня беседой. Гости стали подниматься и здороваться с нами. Они приняли этого самозванца за дипломата и тоже пожимали ему руку с подобострастными улыбками и поздравлениями. Я умирала со смеху, а этот гад не только что не ушел, а наоборот стоял, как вкопанный,  и радовался своему неожиданному успеху. Монголы делали большие глаза, но он не уходил. А поддать ему пендаля я не осмелилась.
          Потом, после приема, мне сделали замечание, почему, мол, я его не прогнала. Я чего-то блеяла в свое оправдание, как степной баран перед грозным пастухом, но, в общем, монголы мои были вполне безобидны и милы.
          Как-то летом, когда я уже проработала у них года два, пришли люди из Управления, которое сдает в аренду здания для консульств, осмотрели стены и потолки и решили затеять ремонт.
         Кабинеты, если можно так сказать, плавно перенеслись в домашние комнаты. То есть часть здания  была служебной, а задний двор и кусок здания с выступом – жилой.
Вот здесь я однажды и пережила нравственный шок. Позвонила по местному телефону начальнику своему по поводу какого-то очередного доклада, а он вместо того, чтобы прийти ко мне в маленький кабинетик, говорит: зайди ко мне.
           Я пошла в домашнюю часть здания, через двор, поднялась на второй этаж, хотела позвонить в дверь, но увидела, что дверь приоткрыта. Здесь некстати вспомнилась сказка про Красную шапочку и про то, что надо дернуть за веревочку – дверка и откроется. На всякий случай я громко постучала. Ответом мне была тишина. Я еще немного поскреблась, потом робко вошла и  увидела длинный коридор и квадрат света на полу из какой-то дальней комнаты.
           Специально  громко зацокала я каблуками по паркетному полу, но опять никто не отозвался.
          В комнате, куда я зашла со своими официальными бумажками, на диване лежал  консул, в одежде, но без обуви. Он даже не встал, когда я появилась в дверях. Посмотрел на меня каким-то туманным взором.  Протянул руку и говорит: «Подойди поближе».
         Сказка про Шапку становилась реальностью, не хватало только окончания фразы «дитя моё». И моего вопроса: «Бабушка, а почему у тебя так странно вздыбилось одеяло?»
         Но я надела на лицо самую холодную маску самой холодной английской леди, насупила брови и резко сказала:  «Я всё проверила, распечатала и, думаю, на этом можно закончить!» Положила доклад  на столик возле дивана и быстро вышла из опасной комнаты.
         На лестнице я встретила жену коварного дипломата. Она посмотрела на меня с любопытством и недоверием. Но я только поздоровалась обычным уже словом «Сайн байн-нуу»* и почти побежала к себе в норку.
        Опасные эти люди мужчины! Так и норовят попробовать на вкус «комиссарского тела»*. Хорошо, что мама меня строго воспитывала, да и в книжках было подробно описано, как ведет себя приличная девушка с непредсказуемыми любителями приключений. Так что почти всегда я выходила из подобных положений победителем. Почти всегда.
       Еще через полгода вдруг мне домой позвонили болгары и пригласили на беседу. Сказать, что я упала в обморок от счастья, значит, ничего не сказать. Я скакала и пищала и ждала с нетерпением встречи с моими «земляками».
        Глупая, наивная девочка! Я тут же прожужжала все уши моей дорогой подружке Ульзийт, а она – начальству. И меня благополучно уволили. Как засланного неблагодарного «крота».

          И через месяц я уже опять работала с болгарами. И благословляла судьбу!
А что было дальше – напишу позже. Следите за рекламой!

«Сайн байн-нуу»* - привет, здравствуйте, как поживаете. Байну – слушаю вас (обычно ответ по телефону – вместо алё  и  да.
«Хочешь попробовать «комиссарского тела»?*  - так спросила революционная  комиссар(ша) на попытку озверевшего матроса овладеть ею на корабле и спокойно застрелила его из революционного пистолета в героической пьесе «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского. Пьеса эта была страшно  популярна  лет тридцать назад. Даже и фильм такой сняли, тоже очень интересный.