Маньяк

     Лес за НИИ  густой, с множеством узких тропинок словно небрежно размотанных нитей  неведомой рукодельницы.
     Вера, давно привыкшая к ежедневным получасовым прогулкам по лабиринтам лесных тропинок, сегодня как обычно неторопливо брела мимо монотонно гудевших от порывов осеннего ветра сосен, пытаясь распланировать близившийся вечер. Альтернатив впрочем, было не много: просидеть за книгами, пытаясь, что-нибудь выудить из океана книжных премудростей или проболтать с Нинкой, уже изрядно поднадоевшей своей подружкой. Ни первое, ни второе особенно не прельщало. Книги некогда запоем читаемые, в надежде найти там Нечто, ответы на все вопросы, в последнее время как-то утомили. Двадцать два года, жизнь куда-то уходит, хоть и все вроде впереди, но что-то, трудноопределимое теряется с каждым вот так скучно, банально прожитым днем. Из книг узнаешь все, наполняясь  величием подлинного знания, а что толку? Знания приходят, загружая  голову, да так и не востребованные ее тихонько покидают, оставляя  томительное ощущение еще большего собственного невежества. Все узнаешь о жизни  из книг, а так хочется что-нибудь узнать о жизни из нее самой! Понадобились ли ей золотая медаль после блестяще оконченной школы, частные уроки фортепьяно, к которому сейчас даже подойти противно или быть может диплом, гордо вещающий об окончании университета с отличием по специальности «биолог»?! Нет, ни на грош. К черту перспективы, аспирантуру, научную карьеру, все к черту! Не этого хочется, совсем не этого. А чего? Что так манит, тревожит? Уж не замуж ли захотела, при этой мысли Вера поморщилась. Вспомнилась Нинка с  вечными проблемами, крутящимися вокруг  «ненаглядного» муженька - сволочи последней, совершенно к тому же ни на что не годной. Вот и сегодня особенно не улыбалось проторчать весь вечер, терпеливо выслушивая бедную Нинку и изображать сочувствие, жалеть, советовать, строить из себя психолога,  рассуждая с умным лицом о трудностях взаимопонимания полов. Надоело. Жаль, конечно, Нинку, но та сама виновата, нянчится как дура со своим недоноском Пашкой.
…Тоска зеленая, и ведь давно уже так, да что там давно – всегда!
Вера протяжно выдохнула, пытаясь подумать о чем-нибудь веселом. Получалось плохо. Мысли вновь и вновь возвращались к одному – скучно жить на свете, и выхода не видно из проклятой, непролазной скуки!.
      Подняв ворот пальто, закрываясь от настойчивого  ветра, огляделась по сторонам. Там за деревьями, словно что-то промелькнуло или только  кажется? Вера остановилась, и какое-то время с подозрением всматривалась в глубь леса. Показалось… Мелькнувшее было беспокойство, подавила мыслью – что может случиться, изнасилуют что ли?  Стоило  появится подобной мысли, как Вера со свойственным ей упрямством зашагала в сторону, где померещилась непонятная тень. Напрасные страхи, там никого не было. Вера была даже разочарована и вернулась на свою тропинку. И чем ближе приближалась к    общежитию, тем сильнее становилось то давящее чувство неопределенной тоски, которое преследовало всю дорогу. Неужели опять пресный, убогий вечер, неужели опять тошнотворное однообразие общажной каморки?! Хотелось повернуться и бежать обратно в лес. Зачем, для чего, она и сама не знала, главное не идти домой. Вера сбавила шаг и остановилась. В растерянности, обернувшись назад, долго смотрела на тропинку, по которой только что шла.
       Уже начинало смеркаться, небо из темно-синего понемногу превращалось в черное. Неуверенно замерцали   тусклые огоньки скороспелых звезд.  Вера все смотрела на тропинку, не моргая, не двигаясь, ощущая шершавые поглаживания октябрьского ветра на впалых щеках. Хотелось стоять вот так целую вечность.
       Послышались чьи-то шаги, но Вера не оборачивалась, с еще большим напряжением смотрела на тропу. Шаги приближались. Вера оставалась в оцепенении, равнодушная к каким-либо звукам. Она не повернулась, когда кто-то вплотную подошел к ней, напряженно дыша в затылок. Она не повернулась, когда две руки нетерпеливо сжали ее груди, а ягодицы  ощутили прикосновение возбужденной плоти. Вздрогнула. Но не от страха, а от резкого порыва ветра, пробиравшего до костей. Почувствовала, что ее хотят повалить на траву. Не сопротивляясь, повиновалась. Отрешенно закрыла глаза, не пытаясь, что-то предпринять или понять, совершенно спокойная и словно неживая. Где-то далеко от нее слышалось тяжелое, прерывистое дыхание, жадные руки опасливо шарили под кофточкой, затем после некоторого промедления нырнули в трусики. Она не шевелилась, охваченная странным забытьем и все происходящее мелькало перед ней в причудливо-бредовой форме затянувшегося сновидения. Она не шевелилась… 
       Нелепо, тягуче и бессмысленно прозвучали над ухом невнятные ругательства,  она перестала ощущать заскорузлость чужих ладоней  на теле. Вожделеющее дыхание растворялось ветром,  уносясь  по петляющим тропам куда-то вглубь леса. Она вновь была одна. Почувствовала холод, шатаясь, встала и медленно побрела по направлению к общежитию. На теле еще горели следы недавних прикосновений.
       Никогда до этого Вера не испытывала такого  тотального равнодушия ко всему на свете. Окружающий мир проносился мимо полный враждебной назойливости и любопытства…
Вера не помнила, как пришла домой, как слегла и пролежала в горячке неделю, все это время Нинка была рядом. 
                * * * * *
      Постепенно молодой организм все-таки взял вверх, Вера быстро поправлялась,  возвращались силы и интерес к жизни. Подолгу оставаясь в комнатке одна, Вера, отрешенно водила взглядом по окружающим предметам: письменный стол, потолок, полка с книгами, спинка кровати, снова стол, потолок, полка…
Вдруг ее внимание привлекла небольшая книжка, на столе Нинки - мягкий переплет, аляповатое оформление, не запоминаемый автор и название -  «Маньяк». Вера повернулась к стенке, скривив губы в горькой усмешке..