Цена вопроса

Цена вопроса

Фу-у-у! Наконец-то кончился этот бесконечный день! Можно расслабиться и подвести итоги.
Утро было действительно добрым и светлым. В автобусе ко мне подошёл незнакомый мужчина:
— Вы такой большой начальник, а ездите на общественном транспорте.
— Большой начальник должен ездить на большой машине, а больше этого автобуса в нашем транспортном парке ничего нет, — ответил я.
Он улыбнулся и пожал мне руку.
Вообще-то, у меня есть служебная «Волга» со спецсигналами. С сиреной и громкоговорителем. Но ездить на ней на работу как-то неудобно. Раз назвался демократом, значит, будь всегда вместе с народом.

У дверей кабинета меня ждал Валентин, корреспондент одной городской газеты, которую я когда-то редактировал.
— Пошли быстрей в кабинет, срочное дело, можем опоздать, — он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Я обошёл стол и сел в кресло:
— Садись, Валя, поговорим за жизнь. Ты пришёл взять у меня интервью?
Он остался стоять, напряжённо глядя на меня, потом, оглянувшись на дверь, выпалил:
— Сегодня в семнадцать пятнадцать на Президента России Бориса Николаевича Ельцина будет совершено покушение!
Я аж подпрыгнул в кресле! Вот те на! У этих журналистов свои каналы информации, они всё знают!
— Ты его представитель, звони в Москву пока не поздно, — он опять оглянулся на дверь, — надо его предупредить.
Я потянулся к телефону ВЧ, но потом быстро отдёрнул руку. Если я сейчас позвоню в управление по работе с представителями Президента России, то меня обязательно спросят, не упал ли я ночью с кровати, не переехала ли меня грузовая машина? А если не позвоню, а покушение состоится, Валентин в своей газете расскажет, что он предупреждал, а его не послушали. Тогда точно меня с треском выгонят с работы, а то и отдадут под суд
— Звони, звони, — настаивал Валентин, — дорога каждая минута.
— А откуда у тебя эти сведения? — я постепенно стал приходить в себя. — Дело действительно серьёзное, затронуты государственные интересы.
— Откуда? От верблюда, — он взял у меня со стола чистый лист бумаги, толстый красный карандаш, — смотри.
Уставился в потолок, краснея от напряжения. Потом низко опустил голову. Его рука с красным карандашом стала выводить кривые буквы: «Сегодня в семнадцать пятнадцать, при выходе из зала заседания, на Президента России Бориса Ельцина будет совершено покушение».
— Кто тебе диктует это сообщение? — поинтересовался я.
— Как — кто? Инопланетяне, сегодня ночью я с ними контактировал.
Наконец до меня дошло — осень наступила, пора обострений. Я встал, обнял его за плечи:
— Спасибо тебе, Валентин, за очень ценную, а главное, своевременную информацию. К сожалению, при тебе я не могу пользоваться секретной связью, но как только останусь один, сразу же отправлю в Москву твоё сообщение.

Вошёл помощник, Владимир Алексеевич, бывший десантник, подполковник запаса. Золотой человек, обладающий редким даром грамотно писать деловые бумаги. В десантном училище он преподавал философию, собрался с духом и написал кандидатскую диссертацию, щедро пересыпав свои размышления цитатами из выступлений Брежнева. Был назначен день защиты диссертации, а Брежнев взял да помер. Молодому соискателю учёной степени популярно объяснили, что цитаты из выступлений Брежнева уже не актуальны, теперь нужны высказывания нового генсека Андропова. С великим трудом Владимир Алексеевич наскрёб необходимое количество мудрых мыслей Андропова, а он тоже взял и помер. А когда Генеральным секретарём КПСС избрали старенького Черненко, понял товарищ подполковник, что ему ещё не менее двух раз придётся переписывать многострадальную диссертацию. И засунул он свой плод научных размышлений в печку.

Помощник долгим взглядом проводил Валентина, покосился на пепельницу, в которой лежали три окурка, а четвёртая сигарета дымилась у меня в руках.
— Через четыре дня нам нужно отправить в Управление аналитическую записку, давайте, Николай Васильевич, подумаем, что будем сообщать центру.
Он открыл большой блокнот. Я придвинул к себе ежедневник.
— Ну что ж, начнём с политической ситуации, — я задумался, — за прошедший месяц партии, действующие в области, провели три митинга и два пикета — Владимир Алексеевич старательно записывал, — на митингах выдвигались требования, — я подробно стал рассказывать о кипении политической мысли.
Потом мы перешли к экономическим проблемам, подкрепляя свои выводы данными статистики.
Доложили о моих поездках в районы, и о том, по какому поводу, на каких общественных мероприятиях я выступал, какие идеи отстаивал. Посчитали, сколько человек я принял, получилось много, но что делать, люди идут к представителю Президента России со своими болями и проблемами, надо помогать.

— Да, вот ещё что, Владимир Алексеевич, надо отметить, что указ президента России о наделении землёй всех желающих в области работает в извращенном виде. Помните мы с нашим земляком писателем Борисом Можаевым выезжали в район по поводу письма в газету «Труд»? Один предприимчивый москвич согласно Указу Президента России потребовал землю. Ему дали из резервного фонда двести гектаров, он договорился с председателем колхоза. Тот вспахал землю, засеял поле, убрал урожай и продал зерно. А деньги разделили пополам. Таким образом, не ударив палец о палец, заезжий молодец за счет крестьян обогатился на кругленькую сумму. Это самое настоящее воровство! Я предлагаю внести поправку в Указ Президента России. Смысл её такой: в каждом районе создать земельную комиссию из сельхозспециалистов, которая бы и решила, кому давать землю, а кому не давать, поскольку он не сможет её обработать.

Мы уже закончили составлять черновик аналитической записки, когда секретарша Людмила Ивановна по внутренней связи вмешалась в наш разговор:
— Николай Васильевич, посмотрите в окно.
Я посмотрел. На тротуаре, напротив нашего здания, там где начинался парк, стояла толпа (человек пятьсот!), держа в руках плакаты и транспаранты: «Ельцина на рельсы!», «Нашу зарплату министрам и депутатам».
— Владимир Алексеевич, запишите лозунги, придётся нам кое-что добавить к нашей аналитической записке, — спокойно сказал я, закуривая новую сигарету. — Я пойду разговаривать с народом, кому-то же он должен высказать своё возмущение.
— Я пойду с вами, вдвоём легче отбиваться, смотрите, какие они агрессивные и что кричат: «Ельцина на свалку!».
— Нет уж, я пойду один. Настала пора отвечать за содеянное, пожинать плоды демократии. Позвоните в милицию, пусть перекроют движение по нашей улице.

Толпа взревела, увидев меня.
— Где наша зарплата?
— Когда вы перестанете издеваться над народом?
— Чем нам кормить наших детей?
— Наши заводы стоят, а президент катается по зарубежью! Он обещал лечь на рельсы, если поднимутся цены. На рельсы его!

Я поднял руку вверх, прося слово. Молодой парень подошёл ко мне вплотную:
—Ты крови моей хочешь? На, пей её!
Он рванул ворот рубахи, пуговицы посыпались на асфальт. На его губах появилась пена.
— Товарищи! Дайте сказать, послушайте меня! — я повысил голос до крика. — Вы пришли сюда, чтобы выразить протест против политики правительства. Против шоковой терапии, когда шок есть, а терапии нет, и я с вами согласен.
— Ну, раз согласен, сообщи наши требования Президенту и правительство в отставку, вся власть народу! — молодая бойкая женщина протянула мне лист бумаги.
— Сообщу, обещаю, но где же ваши директора, которые привели вас сюда? Давайте спросим и с них, что они сделали, чтобы у вас была работа?
— Не слушайте этого болтуна, он тоже продался западному капиталу!
— Я готов встретиться с вашим руководством вместе с главой администрации области и города, надо будет, поедем в Москву выбивать заказы, но нам всем надо много работать.
— Да уж лучше за рубль лежать, чем за два бежать, — молодой краснощёкий мужчина весело рассмеялся.

Напряжение спало, кое-кто, посчитав, что акция закончилась, пошли по своим делам.
— А у меня крыша течёт в доме. Кто должен ремонтировать? — старичок настойчиво дёргал меня за рукав.
— Пойдемте со мной, прямо сейчас мы решим ваш вопрос, — я взял старичка под руку и повёл в кабинет.
— Какая проблема, пусть товарищ подойдёт ко мне и мы завтра перекроем крышу, — начальник ЖКХ излучал уверенность в своих силах. Я облегчённо вздохнул и выключил телефон.
Оставшись один, я достал сигарету и прикурил от зажигалки, с удивлением отметив — у меня мелко дрожали руки.

Вошла секретарша:
— К вам на приём опять эта странная женщина из района. Я пыталась ей объяснить, что сегодня нет приёма, но она говорит, что будет ждать хоть до утра.
— Пусть заходит, раз приехала, — я устало махнул рукой.
Ох, нелегко далось мне полуторачасовое общение с митингующим народом!
Она вошла в синем платье в белый горошек, игриво поправила газовый платочек на груди и решительно села в кресло:
— Спасибо вам за всё, вы мне очень помогли, и я поняла, вы очень большой начальник, как скажете, так и будет. По вашему распоряжению мне подвели газ, поставили АГВ, сделали вытяжки и всё бесплатно!
— Что ещё Вам угодно, сударыня? — поинтересовался я.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Недавно я развелась с мужем. Уходя, он унёс с собой все мои золотые украшения, телевизор, магнитофон, полушубок моего второго мужа. Всё это стоит денег, вот вы мне и отдадите эти деньги, себе возьмите сколько нужно. Ведь вы же всё можете.
— Логика ваших рассуждений, Мария Петровна, почти безупречна, ошибка только в одном — я не золотая рыбка и не могу выполнить любое желание. Так что вам надо обращаться в суд, он у нас самый гуманный и справедливый.

— Вы не хотите мне помочь? Вы думаете, я слабая женщина и сдамся? Фигушки! Я буду сидеть в вашем кабинете до тех пор, пока вы не отдадите мне мои деньги!
— Николай Васильевич, через тридцать минут у вас по плану совещание во Дворце Олега по поводу передачи Успенского собора нашей епархии, — напомнила мне секретарша по внутренней связи. — Я вызвала машину.

— Спасибо, Людмила Ивановна, пригласите ко мне Владимира Алексеевича!
Вошёл помощник.
— Я уезжаю на совещание, а у меня вдруг объявилась ещё одна секретарша на общественных началах. Дайте ей бумагу, карандаши, побудете с ней, пока я отсутствую.
— Я никуда отсюда не уйду, — Мария Петровна капризно надула губы.
Летом, в погожий день, обалдев от совещаний, выступлений заседаний, согласований, проектов и прожектов, имея иногда час-полтора свободного времени, я покидаю свой прокуренный кабинет и переулками, мимо парка, мимо хлебозавода, вдыхая духмяный аромат горячего хлеба, иду в Кремль. Надо обязательно пройти под колокольней, закрыв глаза, и, если удастся пройти прямо, то исполнится задуманное желание. Я открываю глаза — прямо передо мной огромный красный куб Успенского Собора, который, кажется, плывёт по синему небу, стараясь холостыми узорчатыми крестами достать до кипенно-белых облаков. Сейчас откроются кованые двери, выйдет Старец в монашеском одеянии, посмотрит из-под руки окрест и скажет:
— Пошто, люди, землю нашу губите? От умирающей речки Трубеж тянет зловонным смрадом, Храмы православные закрыты, по дорогам мчатся железные чудища, изрыгая дым и копоть. Пошто?

Но никто не выходит на высокое крыльцо собора, двери его накрепко закрыты на большущий замок. И вот сегодня нам предстоит решить: будет проходить в соборе служба или он так и останется наглухо закрытым?
Директор музея-заповедника, прекрасный руководитель, душевный человек, долго и горячо рассказывала, что служить в Успенском соборе нельзя, от возжжения свечей и повышенной влажности деревянный иконостас собора может погибнуть, грибок его уничтожит, Храм этот летний, не отапливаемый, надо беречь исторические реликвии.
Я сидел рядом с Владыкой, набольшим начальником нашей епархии, и думал: как сложно преодолевать стереотипы мышления! Ведь храм строили для людей, но если им нельзя пользоваться, то зачем же он нужен? Как архитектурная деталь нашего города?

Слово попросил Владыка. Он говорил тихо, неторопливо, но каждое его слово звучало отчётливо и весомо:
— Когда-то все Храмы нашего города принадлежали Русской Православной церкви. Потом государство закрыло почти все храмы и стало использовать их для своих нужд. Ну, что ж, всякая власть от Бога. Но пришло время перемен, и мы просим возвратить епархии Успенский собор или хотя бы разрешить Богослужения, а сохранность иконостаса мы гарантируем.
Высказались по данному поводу реставраторы и другие сотрудники музея-заповедника. Заместитель Главы администрации области, восседающий во главе почтенного собрания, обратился ко мне:
— А что скажете вы, Николай Васильевич?
— Мы — люди православные и к своим святыням должны относиться бережно,— начал я, — огромный деревянный иконостас Успенского собора — удивительное творение наших предков, мы обязаны сохранить. Можно ли служить в Успенском соборе без вреда знаменитому иконостасу, могут сказать только независимые эксперты, которых я предлагаю пригласить из Москвы. И делать это надо как можно скорее.
На том и порешили.

В кабинет я вошёл, ожидая увидеть Марию Петровну, склонённую над бумагами, но её там не было.
— Как только вы уехали, — доложил помощник, — я сел напротив неё. Мы промолчали целый час. Потом мне надоело это, и я сказал ей:
— Мария Петровна, вы нехорошо поступаете. Николай Васильевич добился, чтобы вам бесплатно подключили обогревательный котёл, а вы ему нервы мотаете. Посмотрите мне в глаза, не опускать глаз, не опускать, вы человек верующий, помните, чему учил нас Иисус Христос? Любить друг друга, помогать друг другу. Смотрите мне в глаза! Я вижу, вы человек грешный, очень грешный, зачем же множить грехи, как отчёт перед Богом держать будете?
Мария Петровна побледнела и сползла со стула. Она стояла на коленях и крестилась:
— Откуда Вы всё знаете? Вы что, провидец? Да, я грешна, грешна, батюшка, поросят в колхозе воровала, три аборта сделала, самогонку гнала и махорку в неё подсыпала для крепости, ой, много чего я натворила, прости меня, батюшка, прости, я больше не буду!
Она поднялась с колен и быстро вышла из кабинета, осенив на прощанье меня крестным знаменем.

— Спасибо, выручили, — с облегчением вздохнул я, пожимая руку Владимиру Алексеевичу.
—Обедать вам сегодня не пришлось,— сказал он, — может, пирожков пожуёте с чаем, я сейчас соображу.
— К вам посетительница, Николай Васильевич, — голос Людмилы Ивановны звучал строго, — из района, — добавила она после небольшой паузы. Мы с помощником переглянулись — неужели вернулась Мария Петровна?
— Пусть заходит, — сказал я в микрофон.

Вошла аккуратная седенькая старушка в белом платочке, завязанном под подбородком, белой кофточке в мелкую зелёную полоску и длинной чёрной юбке, прижимая к груди большой потрёпанный ридикюль.
— Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, — сказал я, как всегда встречая посетителя у дверей кабинета.
Она сделала шаг, другой и остановилась в нерешительности — прямо перед ней красная ковровая дорожка на полу в косых лучах заходящего солнца пылала ярко алым пламенем. Она секунду поколебалась, потом быстро сняла свои пыльные туфли на низком каблуке и прошла к столу. Я тоже снял свои полуботинки и сел напротив неё:
— Слушаю вас внимательно.
— Сынок, помоги, уж ума не приложу чё делать-то. Сосед мой, Ванька Гусь, пралик его расшиби, житья совсем не даёт. Он, видишь, магазин строит, места ему мало, взял да мою изгородь метра на полтора и отодвинул. Тебе, говорит, бабка, помирать пора, а мне семью надо кормить.
— Да вы бы обратились с жалобой к председателю сельсовета, — возмутился я, — он бы враз порядок навёл.
— Кто навёл бы порядок? Васька Жиган? Да он ему свояк, нешто он своего даст в обиду?
— Ладно, если в селе Вашем правды не найти, надо обратиться в районный земельный отдел, — не сдавался я, — приедут землемеры, замерят, забьют колышки — это своё, а это твоё. Закон есть закон.
— Э, сынок, закон-то что дышло, куда повернул, туда и вышло. Приезжали, мерили, всё в его пользу. Как же так? Земля-то моя!
— Безобразие! Обижают пожилого человека, и никому нет дела до этого! На следующей неделе я буду в вашем районе и устрою разгон всему вашему руководству, а этого Ваньку Гуся заставлю перенести забор на старое место.
— Ты, сынок, сильно-то не серчай, Ванька мужик хороший, уважительный, дров там подвезти, дверь починить — это он завсегда готов.
— Ничего себе хороший, землю у вас оттяпал, да ещё изгаляется!
— Хороший, хороший, только вот последнее время в прелесть впал, деньгами прельстился, а они кого хошь с панталыку собьют, — она вытерла платочком выступившие слёзы.
— Так чего же вы хотите? — не понял я.
— Обидел он меня, аспид, сильно обидел. А вот если бы он извинился, я бы ему не то что несчастные полтора метра, пол-огорода бы отдала.
— Можете быть уверены, так оно и будет, — я встал, давая понять, что разговор окончен.
— Спасибо тебе, сынок, спасибо, а я вот тебе вареньица привезла, а то у вас в городе один дым да смрад, а варенье-то из лесной земляники, свежее, ароматное.
Она достала из ридикюля пол-литровую банку варенья и поставила на стол.
Брать или не брать? И брать неудобно, и обижать не хочется. А, будь что будет!
— Вот и хорошо! Тут вот Владимир Алексеевич грозился нас чаем напоить, сейчас и отведаем вашего варенья. Давайте пройдём в другую комнату. Мне сегодня не пришлось обедать, да и у вас дорога была дальняя.

В комнате отдыха стояли стол и диван, телевизор и маленький столик. Помощник быстро принёс тарелку с пирожками, включил электрический чайник, расставил чашки, разложил ложечки.
— А что, Варвара Серафимовна, глава вашего региона, Сергей Иванович, деловой руководитель, энергичный?
— Серёжка-то? Такой парняга был, он ведь родом из нашего села, был да весь вышел.
— Что так?
— Жена сгубила, такая стерва попалась, змея подколодная. Она работала в райпотребсоюзе главным бухгалтером. Как только сверху разрешили грабить, так она всю торговлю в районе под себя подмяла, а сын ихний, обалдуй, в армию не пошёл, откупился, теперь хозяин заправки, бензином торгует. Зажали они Серёжку, он им всё сделал, а совесть, видать, мучает, в запой уходит на неделю. Ему в это время бумаги на подпись через форточку передают.
— Да,- подумал я, — по главе района придётся принимать волевое решение.

Варенье оказалось очень ароматное, так и таяло во рту.
— Варвара Серафимовна, вечер на дворе, как домой будете возвращаться? — поинтересовался я.
— У меня тут племянница живёт, к ней поеду ночевать, а завтра утром подамся восвояси.
Она достала из ридикюля бумажку и по складам прочитала:
— Не-до-сто-ево. И телефон есть.
Помощник посмотрел на бумажку и вышел в кабинет. Через минуту он возвратился:
— Ваша племянница дома, ждёт вас.
— Николай Васильевич, на восемнадцать ноль-ноль у вас назначено совещание с директорами овощных баз. Они уже прибыли.— Секретарша своё дело знала хорошо.
— Спасибо, Людмила Ивановна, а что, Михаил Васильевич ещё здесь или уехал в гараж?
— Пока здесь.
Я встал.
— Простите, Варвара Серафимовна, мне пора приниматься за другие дела. Спасибо вам за изумительное варенье, на следующей неделе ждите в гости. Владимир Алексеевич, проводите нашу гостью, пусть Михаил Васильевич отвезёт её в Недостоево, да не бросает у дома, а убедится, что она нашла квартиру свое племянницы.

Так. Теперь директора. Что с ними делать? Ума не приложу. Три дня назад Валентина Петровна, начальник контрольного Управления мэрии, пришла ко мне расстроенная и подавленная.
— Дело к осени, а овощные базы не готовы принять на хранение картошку, капусту, не засолены огурцы и помидоры. Докладываю мэру, он отмахивается: «Потом, потом!» А когда потом? Когда белые мухи полетят? Вот пришла за помощью.

— Валентина Петровна! Я ведь к мэрским структурам не имею никакого отношения. Я федерал и ни наказать, ни помиловать городских чиновников не имею права.
— Да, я понимаю, Николай Васильевич, но, может быть, вы сможете их убедить в необходимости начать подготовку объектов к зиме, упустим время — потом не наверстаем.
— Ну, хорошо, ведите своих директоров, я с ними поговорю.
И вот сегодня пришли. Я никогда не был на овощных базах, не владею вопросом, на какие педали нажимать?

Они вошли, семь солидных мужчин. Я пригласил их за длинный стол для совещаний, сам сел в председательское кресло в торце стола, Людмила Ивановна положила передо мной список присутствующих.
— Уважаемые товарищи! — начал я ровным голосом.— Вы — люди опытные, не первый год руководите своими предприятиями и отлично понимаете, что если мы сейчас упустим время, не подготовим к приёмке овощей базы, зимой вся ваша продукция сгниёт и больницы, школы, столовые, да и просто горожане останутся без картошки, капусты, моркови, лука и прочих носителей витаминов. Поэтому мы срочно должны приложить максимум усилий для приведения ваших предприятий в полную готовность.
— А как это сделать, Николай Васильевич? Раньше студентов выделяли, рабочих с предприятий снимали и направляли к нам, деньги перечисляли, а сейчас ничего этого нет. Как работать? — пожилой мужчина развёл руками, его коллеги согласно закивали головами.
— Когда есть всё, и дурак справится — возразил я, — вы же умные, энергичные руководители и должны понимать, что от каждого из нас зависит успех демократического строительства новой России…

Я ещё долго говорил о сложности текущего момента, а они, молча и равнодушно смотрели за окно, где с тополей уже падали жёлтые листья.
«Нет, — понял я, — их сердца глаголом жечь бесполезно, они привыкли не рассуждать, а выполнять». Я замолчал, они тоже молчали.
Я встал с кресла, схватил толстый ежедневник и с размаху грохнул о стол. Это произвело эффект разорвавшейся гранаты! Они вздрогнули и удивлённо посмотрели на меня.
— Значит так — сказал я угрожающим голосом, — меня не интересует, есть у вас рабочие или нет, меня не интересует есть у вас деньги или нет, но если через неделю ваши объекты не будут готовы принять первый картофель, я вас всех уволю по самой позорной статье, так что, кроме как в дворники вас никуда не возьмут. А за саботаж, который вы тут устроили, вы все пойдёте под суд. Все свободны!
Они дружно встали, шумно обсуждая между собой мои слова. Самый солидный подошёл ко мне:
— Зачем вы так, Николай Васильевич, сказали бы сразу, что это приказ, не подлежащий обсуждению, мы бы сразу поняли. Всё будет сделано в срок, приезжайте через неделю, солёными огурчиками угостим.

Они удалились, и я с облегчением закурил. Вошёл помощник:
— В аналитической записке упоминать результаты прошедшего совещания?
— Ни в коем случае!— возразил я. — Мы же вмешались в работу муниципальных структур, нарушив Закон о деятельности муниципальных образований. А Закон нарушать нельзя, даже во благо. Но в аналитической записке отметьте отдельной строкой: город к зимнему периоду подготовлен плохо. Но это завтра, сегодня вы свободны.

Ну, теперь можно подвести итоги сегодняшнего дня и откорректировать план работы на завтра. Не удалось решать вопрос выделения пахотной земли нашим казакам — времени не хватило. Не разобрался с проблемой постройки жилья для офицеров запаса — куда делись федеральные деньги? Надо завтра вызвать вице-мэра. Что там ещё завтра? Коллегия в областной прокуратуре — почему не применяется семьдесят седьмая статья УК?
Симпозиум по русскому языку. Планируется моё выступление. Беседа с председателем областного суда об исполнении Указа Президента России по передаче зданий бывших райкомов КПСС районным судам. В одном районе глава администрации здание бывшего райкома отдал под Центр детского творчества, а председатель районного суда подал на главу в суд иск о признании этой передачи незаконной, в другом районе председатель районного суда силой занял первый этаж здания бывшего райкома, потеснив депутатов районного Совета. Как мне разрулить эту ситуацию? Судьи правы, и главы правы. Надо выезжать в районы.

Встреча с лидерами демократических партий. Формирование единого списка кандидатов — демократов на муниципальных выборах. И самое приятное — в областном театре в девятнадцать ноль-ноль премьера спектакля молодого режиссёра-новатора. Предполагается обсуждение.
Хорошо, теперь посмотрим, что нам сообщает местная и центральная пресса. Ух, сколько газет стало выходить, до утра не перечитать. Но газеты — это развлечение, главное — рабочий день закончился, можно расслабиться, отойти от нервного напряжения.

Телефонный звонок прозвучал резко и неожиданно. Жена, наверное, беспокоится, ждёт ужинать. Я посмотрел на часы — половина девятого и взял трубку.
— Милицейский пост, сержант Семёнов. К вам хочет пройти посетитель, я ему говорю, что уже поздно, приём давно закончен, а он настаивает — раз начальник на месте, значит должен принять. Пропустить?
— Пропустите, — вздохнул я.
В кабинет вошёл мужчина средних лет, среднего роста, с длинной спортивной сумкой, которую он поставил у двери.
Я вышел к нему навстречу, протягивая руку для приветствия, но он не заметил моего жеста и, прихрамывая, без приглашения прошёл к столу, сел в кресло для посетителей. Я сел напротив, неприятно удивлённый таким странным поведением.
Он несколько секунд смотрел на меня, потом сообщил:
— У меня большой и трудный вопрос.
— Какова цена вопроса? — улыбнулся я, стараясь смягчить обстановку.
— Это зависит от ответа. Скажи, кто повышает цены?
Я пожал плечами:
— Цены зависят от состояния базовых отраслей, цены на нефть, газ, золото, соотношения рубль-доллар…
— Ты мне лапшу на уши не вешай, я спрашиваю, кто повышает цены?
— А в чём, собственно, дело?
— Дело в том, что я решил сшить себе бостоновый костюм.
— Да, — медленно произнёс я, — бостоновый костюм теперь дорогой, как чугунный мост. Я вот хожу в одном костюме.
— Это твоё дело, ходить в одном костюме или без костюма, а я решил сшить себе бостоновый костюм. На первой примерке мне назвали одну цену, на второй — в три раза больше. Я спрашиваю: «Почему выросла?», а они говорят, что это не они повышают цены, это им повышают цены.
— Вы никогда не найдёте того, кто конкретно повышает цены. Зачем вам эти бесполезные хлопоты, вы всё равно ничего изменить не сможете.
— Смогу, — он положил на стол руки, покрытые синими татуировками. Я понял — товарищ не раз топтал зону.
— Смогу, — уверенно повторил он, — вон, видишь сумку?
— Вижу — ответил я, не понимая, к чему он клонит.
— Там у меня ружьё. Я узнаю, кто повышает цены, пристрелю его, мне дадут восемь лет, но я инвалид, работать не заставят, а кормят на зоне по норме и попробуй не дай мне мою законную пайку! Пока суд да дело, вы тут перебеситесь, я откинусь по УДО через четыре года, когда цены каждый день повышать не будут. А ты лично цены не повышаешь?
— Вот чего-чего, а цены я точно не повышаю.
— Ну, ладно, дыши пока, — он вышел, заметно прихрамывая на правую ногу.
Н-да, положеньице хуже губернаторского. Позвонить на пост, чтобы его задержали? У него и так жизнь сломана, а тут ещё я добавлю проблем. Если никого до сих пор не застрелил, значит никого уже не застрелит. Перекипел, охолонул. Пусть идёт с Богом.

— С кем сегодня ты воевал? — спросила жена, накладываю в тарелку ещё теплую, мою любимую пшённую кашу.
— С ветряными мельницами, — ответил я, запивая кашу горячим чаем.
В нашей двухкомнатной «хрущёвке» комнаты проходные. Когда дочь работает в первую смену, она спит на диване в зале — её рабочий день начинается в семь часов утра. Но эту неделю дочь работает во вторую смену, и на диване сплю я. Жена ещё смотрит телевизор, а я начинаю стелить постель — устал чего-то. Закрываю глаза и проговариваю первые слова аутотренинга:
— Мои ноги тяжёлые и тёплые, мои руки тяжёлые и тёплые. Красная и горячая кровь пульсирует… пульсирует…

Снова белое облако черёмухового цвета накрыло деревню. Лёгкий порыв ветра, и пахнущие мёдом лепестки осыпаются мне на плечи, на тёплую пыль дороги, по которой я еду на своём стареньком велосипеде. Я сворачиваю в проулок и, как обычно, белая вредная коза бабки Маши стоит на моём пути. Я дёргаю язычок велосипедного звонка, звон всё сильнее, всё сильнее… Я просыпаюсь и открываю глаза — телефон звонит не умолкая. Включаю свет — четыре часа утра, кому там в такую рань?
— Извините, что разбудил, Мурин, оператор секретной службы связи. На ваше имя только что получено сообщение, согласно инструкции, вручить, вернее, познакомить обязан немедленно. Давайте уточним адрес. Всё, выезжаю. Он приехал быстро, тоже не выспавшийся, уставший. Мы прошли на кухню, он открыл чёрную папку:
— «В Мраморном зале Кремля, в одиннадцать ноль-ноль состоится заседание депутатов Госдумы и Совета Федерации. Выступает Президент РФ Борис Николаевич Ельцин. Присутствуют главы администрации области, республик, главы администраций областных городов, полномочные представители Президента РФ. Явка обязательна».
Внизу бланка я написал: «Прочитано мной в четыре часа семнадцать минут» и расписался. Хорошо хоть, что это заседание состоится не завтра, а через три дня.

Я вышел на балкон и закурил. Со стороны железнодорожной станции слышались лязг металла, свистки маневровых локомотивов, по дороге, рядом с домом, то и дело проносились автомобили. Ладно, всё равно теперь не уснуть, пойду, перечитаю «Слово о полку Игореве», с него и начну своё выступление на симпозиуме по русскому языку «Не лепо ли ны бяшеть братие»…
Лепота!