Паранойя

  Сева Ветров умирал.
Он лежал на больничной койке и смотрел в потолок.
 На потолке, как на широком экране, проходила его,  такая скоротечная жизнь. До обидного короткая, но такая насыщенная..
 Вот с этой он познакомился в поезде "Москва-Иркутск". Она была москвичкой, такой же заносчивой и самовлюбленной, как большинство её землячек. Короткая стрижка под мальчика и очень, очень длинные ресницы. Когда она ими хлопала, у сидящего напротив попутчика непроизвольно начинало дымиться в штанах.
  Лида это делала так наивно, так естественно, что Сева лишь намного позже догадался - это был не более, чем хорошо отработанный прием, часами повторяемый перед зеркалом в спальне.
 Все, все женщины - один сплошной обман...
  Они занимались любовью на верхней полке, а соседи мирно посапывали во сне, ничего не подозревая, а даже если и подозревая, то умело делая вид, что ничего не подозревая.
 Это было очень романтично - под перестук колос... Хотя и не очень удобно - простор для творчества напрочь отсутствовал.
 Зато простор присутствовал в другой ситуации. Это было летом, около десяти лет тому назад. Сева заехал с подругой жены в чисто поле, прямо на середину, и местные трактористы, а также бабушка, пасущая козочек, стали зрителями блестящего, а главное - совершенно бесплатного шоу.
  Действие разворачивалось на машине, в машине, под машиной, около машины и даже вдалеке от машины...
  Бабушка, не совладавшая со своими нервами, спешно собрала своих домашних питомцев и удалилась, даже не спросив животных - не желают ли они досмотреть до конца.
  Другое дело трактористы...
 Те заглушили моторы своей сельхозтехники и, забыв об уборочной страде, наблюдали хитросплетения севкиной любви.
  Севе не было до этого решительно никакого дела, он всецело отдавался своему занятию, не обращая внимания на окружающую действительность и не считая времени, грозя сорвать крестьянам уборочную, тем самым, лишив колхоз богатого урожая ранних зерновых. Так уж случилось, что в этот момент его совершенно не трогала продовольственная программа. Его организм работал, как надежные швейцарские часы.
  подруга жены, одетая только в венок из полевых цветов, тоже казалось забыла обо всем на свете, ибо давно её так чудно не катали - быстро, далеко и главное - долго..
  Сева почесал отекшую от лежания в одной позе ногу.
 В распахнутое окно влетела противная коричневая муха и стала летать по белой палате, противно жужжа. Глядя на нее, Ветров вспомнил Олю.
 Оля, Оленька...
 Она была танцовщицей. Даже в балете успела потанцевать пару лет. Не Уланова, конечно, но какие потрясающие растяжка и гибкость! Иногда Севе казалось, что она резиновая - неудобных позиций для Оленьки не существовало по определению..
 Как-то Севка попытался некоторые навороты повторить с любимой супругой, но чуть было не свернул благоверной шею, да и позвоночник едва уцелел.
   Однажды они заехали с Оленькой на озерцо, да поближе к камышикам. Лето вадалось тогда на редкость знойное. Оля с Севой очень быстро надышали,поглотив весь кислород, и им пришлось пооткрывать все окна в машине, где собственно, и происходило действо.
 Местные насекомые, до этого безуспешно бившиеся о стекла, только этого и ждали - они ринулись в машину за вожделенной пищей, мгновенно обсадив пару взмокревших тел. Комары с удовольствием искусали бы и ту севкину часть, без которой тот не мыслил своей жизни, но, к счастью, она, вернее он, был помещен в надежном месте, так что кровопийцам пришлось отыгрываться на беззащитной Ветровской заднице.
  Сева понимал несчастных комаров - они были чудовищно голодны, но за каким хреном сюда залетела эта коричневая муха?! Размах крыльев как у Боинга пятьдесят второго, заняла, сволочь, пол салона.
  Полетав немного, и видимо поняв, что разжиться здесь нечем, она вылетела в окно и умчалась вдаль, но осадок на душе у Севы остался.
  Расплющив на своих ягодицах еще с десяток вампиров, Сева решил пойти искупаться в озере, да не один, а совместно с Оленькой, которая чесала себя так, как будто не мылась последние пару-тройку лет...
  А муха все летала по палате, совершенно не доставляя Севе никакой радости. Ветров не в состоянии был более терпеть наглое вторжение в свое воздушное пространство и, взяв в руку тапок, начал выжидать момент. Момент настал - муха села на стену, Сева не промахнулся, и от мухи осталось только красно-коричневое пятно... Не зря Севка два года жизни посвятил доблестной службе в войсках ПВО.
   У Всеволода Петровича было очень много женщин. Он их любил, да что там любил - просто обожал, и они редко не отвечали ему взаимностью. Высокий, с густой шевелюрой, которую налет седины только украсил, с хорошо подвешенным языком, Сева почти всегда умел добиться от дамы благосклонности. Любой, попавшийся на глаза предмет, мог напомнить ему о каком ни-будь любовном приключении.
  Но сейчас ему было плохо. Он считал свои последние дни на этом свете. Приговор врачей был суров и безапелляционен, как испанская инквизиция - ему оставалось не больше двух недель.
  Рентген показал - рак легких. Метастазы проникли уже очень глубоко, напрочь похоронив всякую надежду на спасение. Операцию делать бесполезно, ибо смертельная болезнь уже запустила свои холодные щупальца в организм Севы, лишив его малейшей надежды.
  Когда ему об этом сказали, он вначале растерялся, потом ему показалось, что у него отнимаются ноги, и он присел прямо на пол. Все поплыло перед глазами - врачи, медсестры, люстра на потолке. Очнулся уже в палате.
  У Ветрова было еще столько планов на жизнь, и все это рухнуло в одночасье..
 Ему было жалко самого себя.
Жена - Вероника долго плакала, но слезами горю не помочь, ничего тут не поделаешь. Оставалось только попытаться скрасить любимому последние дни.
 А ведь выглядело все вначале, как банальное воспаление легких...
 Странно все это - думал Сева, уже лежа в больнице - цыганка еще в детстве нагадала моей маме, что я утону. Мама меня на речку после этого гадания никогда не отпускала, и в хоккей с пацанами на замерзшем пруду я никогда не играл...
  В последние дни жизни Севу стали посещать философские мысли, он начал задумываться о смысле жизни, о высоких материях, о скоротечности человеческого пребывания на земле.
 Как говаривал древний мудрец - Если у тебя хорошая жена - ты будешь счастливым, если плохая - станешь философом.
   У Севы была изумительная жена, просто ангел. Все у него было хорошо, и вот теперь приходится умереть в самом расцвете... Всего-то сорок девять. Как тут не станешь философом, даже с хорошей женой?!
 Еще не доделали ремонт в новом офисе. Уже не успеют. Жаль. А я присмотрел шикарный кожаный диван. Светло-коричневый, под цвет стен. Эх, как было бы хорошо завалить на него новую секретаршу Зоечку. Малышке всего двадцать, но какая одаренная! Всесторонне...
 Сева вздохнул.
Если верить врачам, ему осталось меньше недели.
 Ветров долго думал, и решил пред уходом в мир иной, покаяться. Сволочью все-таки был, каких мало. Жене изменял направо и налево. Теперь уже терять нечего, так хоть с чистой совестью встретить неминуемую смерть.
 Все, все расскажу, как на духу - думал он - попрошу прощенья за все грехи свои тяжкие. Завтра же!
 Решение было принято, и Сева повернувшись на бок, уснул. На стене осталось пятно от неудачно залетевшей мухи, которая так удачно воскресила в Севкиной памяти один из эпизодов жизни, за что и поплатилась жизнью, ответив за одну из своих соплеменниц.


                ****
   
 - Вероника, милая моя Вероника, я должен тебе кое-что поведать. Я хочу, чтобы между нами не было лжи, и хотя мне не очень больно, я тем не менее, ощущаю близость своего конца...
 Как-то не так выразился - подумал Сева, и его губы тронула совершенно неуместная в этой ситуации, улыбка - ох уж эта русская игра слов...
 Потом, вспомнив таки серьезность момента,Ветров смахнул улыбку с лица и стал печально-отрешенным. Немигающий взгляд устремился в одну точку, лицо исказила гримаса страдания. Он держал руку жены и рассказывал, рассказывал, рассказывал...
 Кое о чем Вероника, естественно, догадывалась, однако львиная доля правды явилась для неё откровением. Она еще вначале решила все заранее простить своему любимому мужу, который был на смертной одре и хотел очистить свою совесть правдивейшим рассказом о своих бесчисленных сексуальных похождениях.
Однако, с каждым новым эпизодом, желание прощать и даже слушать улетучивалось, как дымок папиросы, пару раз являлась непреодолимая потребность ускорить переход смертельно больного супруга в новое состояние, но со стойкостью Карбышева, Вероника выслушивала правду, льющуюся на её голову и чрезвычайно дурно пахнущую...
 - Ты простишь меня, дорогая? - спросил Ветров, закончив свой длинный рассказ-исповедь - я хочу умереть с чистой душой, прощенным. Чувствую - недолго мне осталось.
  Вероника пристально смотрела на мужа, она была немного растеряна и не знала, что ответить - уж слишком суровой оказалась действительность.
Но поскольку момент кончины уже близок и почти совпал с моментом истины, жена решила не отступать от принятого в самом начале решения и великодушно простить непутевого своего спутника жизни.
 - Не скрою, ты не очень меня порадовал своим рассказом. Но я тебя прощаю, любимый, покойся с миром.
 Вероника наклонилась, и хотела поцеловать раскаявшегося мужа в лоб, как вдруг открылась дверь, и в палату влетел главврач. Он был очень взволнован.
 - Я дико извиняюсь перед вами, Всеволод Петрович, перед вами, Вероника Павловна, я конечно им еще устрою, но эти идиоты, в кабинете флюрографии перепутали снимки! Нет у вас никакого рака и надеюсь  - не будет. Так, маленькое затемнение - если бросите курить, то еще лет сто проживете, чего я вам искренне и желаю. Еще раз извините, мне нужно бежать - у меня обход, да еще комиссия из минздрава,  ну бы её.. - доктор развернулся и выбежал из палаты.
  Ветров стал мокрым, как марафонец на тридцать девятом километре. Он боялся посмотреть в сторону жены.
 Вероника будто окаменела. В ее душе бушевали, как минимум,  две очень сильные эмоции...
 На фоне воцарившейся тишины, в палату заглянул все тот же доктор
 - Кстати, вы можете уже сегодня отправляться домой. Представляю, как мы вам успели надоесть, дома всегда лучше, чем в больнице. Всего доброго.
   Сева с удовольствием проглотил бы все свои слова, произнесенные за последние пару часов, даже если бы они превратились в булыжники, да что там, пусть бы даже они превратились в тех поганых коричневых мух..
 Но слово - не воробей..
 Вероника первой вышла из состояния шока и посмотрела на заново родившегося мужа глазами внезапно разбуженного Торквемады. Тот побагровел, как боевое красное знамя и его голова обещала лопнуть, как перекачанная воздухом покрышка.
  - Я не знаю, Сева, как мы сможем дальше жить. Я конечно попробую, но не обещаю со своей стороны ничего. А вообще - какой же ты все-таки, дурак, Ветров. Неужели ты думаешь, что мне и в самом деле нужна была вся эта твоя правда?
   Сева совсем растерялся.
 - Но ведь ты сама у меня постоянно допытывалась - где был, с кем был? Как же так?
 - Допытывалась потому, что все женщины патологически любопытны, и я - не исключение. Но, любезный, есть такая правда, которая никому не нужна. Ты что, не чувствуешь разницы между правдивыми и правильными ответами? Ведь состав преступления у тебя появляется не тогда, когда я о чем-то, где-то, как-то услышала, и даже не тогда, когда похлопала тебя по голой заднице, а лишь тогда, когда ты сам во всем признаешься. Смекаешь?
    Глядя на жену, Ветров поймал себя на мысли о том, что познав множество женщин как снаружи, так и изнутри, он так и не научился их понимать. Слишком это сложно. Легче разгадать все тайны мироздания, чем до конца понять хотя бы одно из этих, заявленных слабым полом, созданий.
  Но это все - философия, а сейчас нужно спасать положение. Как это сделать, вот в чем вопрос...
  Сева вспомнил приятеля Сашку. Тот психологом работал, и что-то рассказывал о психических расстройствах - делирии там всякие, шизофрении, паранойя..
 О! Паранойя!
 - Слушай, Вероника, ох и бредил я последние несколько часов, подкосило меня, все же, ожидание смерти. Я еще буду иметь разговор с этими врачевателями. Чуть параноиком не стал, а может и стал, видишь - чушь какую несу, может у меня психическое расстройство, а?
 Вероника смерила мужа ироничным взглядом.
- Я поняла ход твоей мысли, но хочу тебя успокоить - по моему твердому убеждению, с головой у тебя все в порядке, ведь дурак, это не болезнь, иначе все наши больницы были бы безнадежно переполнены.
Она поднялась со стула.
 - Ну что разлегся? Вставай, поехали домой, Казанова...