Меня зовут Молния

…Хотелось есть. Я не ел уже несколько суток. Пара мышек-полевок, вынюханных мной из-под снега, мало что дали. Вся живность как исчезла! Иногда, мой нюх пересекал запах зайца, но далеко - не добегу. И зима эта холодная. Приходилось зарываться в снег под дерево - так теплей. От стаи я уже ушёл далеко. Всегда любил быть один.

…Мать говорила: «Как отец». Я никогда его не видел. Только от неё чуял его запах. Помню, когда ещё маленьким был, она уходила на охоту и, возвращаясь, приносила зайца или молодую косулю. От неё пахло чужаком. Не из нашей стаи. И косуля пахла им. Мать и отец вместе охотились. И она потом долго смотрела на звёзды. Не спала и тихо пела в небо. Иногда, я слышал ответную песню отца. У него был хриплый вой. Мать говорила, что ему давно пулей чуть не пробили горло. От неё исходило тепло, непонятное.

…Мы жили отдельно от стаи. Мать ушла с нами: ей не простили, что выбрала чужака. Я спрашивал: «Почему?» А она молча вылизывала мне морду. Потом как-то сказала: «Это любовь!» Никогда я не чуял от неё запахов других стайных самцов. Так я узнал про верность. Любовь. Верность. Меня манило почувствовать «это». И я часто смотрел как мать в небо на звёзды и тихо пел...

…Родился я седым, не белым, а седым. Мать искоса смотрела на меня и взгляд её грустнел. Я был весь в отца, как она говорила. И долго не могла выбрать мне имя. Так и ходил безымянным. Однажды, она повела нас учить охотиться, и я поймал мыша. Очень быстро. Мать ахнула: «Будто молнией, как отец!» Так я стал Молнией.

…Я шёл вторым. Первым вышел Тьма, чёрный как смоль. Затем наша сестра - Зара. Вот и всё. Нас только трое. Тьма был наглый и Заре часто доставались худшие куски. А тот всё хватал и хватал мясо ненасытно, что приносила мать. Сестра скулила. Я не ел с ними. Никогда! Не люблю кровь на морде. Мать мне отдельно приносила, а позже, когда подрос, я мог легко поймать себе мыша или слабого зайчонка. Мне хватало. И ел всегда аккуратно. А так, я любил молча лежать у входа и смотреть в небо, пытаясь увидеть там любовь и верность. Только когда скулёж сестры донимал, я покидал своё место, мгновенно оказывался у Тьмы сзади и очень аккуратно, почти не слышно, хватал за шею.  Брат рванётся, но мои челюсти не разомкнуть. Не знаю, как это у меня получалось, впоследствии, станет отличительным знаком. И меня начнут бояться свои. Остынет Тьма, отодвинется, и Зара с благодарностью лизнёт мне нос. Почему-то я всегда после этого чихал.
А мать никогда не вмешивалась. Только внимательно наблюдала.

…Я всё бежал и бежал. Брюхо совсем подвело, и задняя нога, прокусанная вожаком, болела. Когда проваливался в снег, наст царапал её. Рану я зализал, но она ещё кровила. Плохо. По кровавым следам меня легко найдут и поэтому я не останавливался. Надо отыскать новое место для обитания. Я почти не чуял запаха стаи - ушёл совсем далеко. Бежал и вспоминал свою стычку с вожаком из-за его самки Зеи. И не помышлял да-же, но она косилась на меня и была не против. Вожак вспыхнул. Я себя в обиду не дам и в драке прокусил ему артерию на шее. От злости, чересчур сильно, и кровь фонтаном брызнула мне на морду. Все кинулись - кто на меня, кто на вожака. Свежая кровь туманила головы. Голод в стае давно. Зима холодная и пустая. От меня досталось ещё двоим. Мне же только ногу вожак прокусил, да холку чуть кто-то. И я рванул оттуда. Нет, стая не для меня! Тьма и Зара остались с ними.

...Мы пришли в стаю, когда мать ушла на охоту и не вернулась. Помню далекий звук выстрела и короткий вскрик. Её запах всё слабел, пока я не понял, что матери больше нет. Почти сразу вдалеке услышал хриплый вой. Отец. Он тоже понял... Его запах скачками исчезал вдали. Ушёл... Насовсем?

…В стае нас приняли молчаливо. Лишь пара самцов подошли и обнюхали Зару. Сестра, поджав хвост, прижалась ко мне. Я ощерился. Один из них кинулся на меня, пытаясь ухватить за холку, но я в одно мгновение оказался за его спиной и аккуратно схватил за шею. Убивать не хотел, но самец рванулся, и мой клык прорвал ему артерию. Я едва успел отскочить, чтобы кровь меня не забрызгала. Стая молчала, никто не подошёл к мёртвому телу. Но с того случая на меня косились. А Тьма быстро с ними связался. И Зара нашла самца. Так и жили. Но я оставался там чужаком.

…Помню, всей стаей завалили Лося. Старого. Его ещё мать моя помнила с детства. Я не стал есть со всеми. Поймал для себя зайца. Мне почему-то стало жалко Лося. Он для меня был как маяк, что этот лес мой дом. И мать его никогда не трогала. Матери больше нет, отец ушёл, Лося нет. Старая жизнь, где были звёзды, пение матери, её тепло, всё ушло. Я стал взрослым.

…Стоп! Я учуял зайца. Задумался о своей жизни и пропустил запах. Плохо. Заяц совсем близко. Уже вижу его. Это самка, жирная. Заныло брюхо, и потекла слюна. Унюхал направление ветра и в два прыжка оказался у зайца с подветренной стороны. Зарылся в снег, как учила меня мать, и мелкими рывками, пластаясь, подбирался всё ближе и ближе к жертве. Зайчиха меня не видела и не чуяла. Всё, уже близко! Рывок и мои клыки сомкнулись на её теплой шее...

…Еда расслабила меня, давно не ел. Плохо. Сытость притупляет все чувства. И нюх. Темнело. Надо поспать и рану зализать. Теперь можно, я сытый. Нашёл ель - под ней было много рыхлого снега. Зарылся глубоко. Стало тепло, и я заснул... Снились мать с отцом, они с охоты принесли мне косулю, а потом вдвоем пели. Я видел любовь рядом с ними. Она была похожа на Зею, только вместо глаз звёзды, и прозрачная вся, как туман утром...

…В снегу было тепло. И сон хороший. Я проснулся и вылез из-под ели. Отряхнулся. Солнце начало выглядывать из-за деревьев. Где-то запрыгали белки, роняя комья снега с ветвей. А так тихо кругом. Мне понравилось это место, не встретил ни одного сородича и даже запахов их не доносилось. Я был один. Вспоминал о своей жизни и зализывал рану на ноге. Хромал слегка, но уже без боли. Покопавшись в снегу, нашел мышь. И зайцев здесь было много, я не голодал эти дни. Видел как-то молодую косулю, но не рискнул, нога ещё была слаба. А вот сейчас уже можно пробежаться по лесу и пометить свою территорию. И поискать все-таки ту косулю. Я петлял среди елей, выискивая её по запаху. Нога почти не болела, я окреп, и жутко хотел есть. Чуял под снегом мышей, но не тратил на эту мелочь время. Вот и уловил запах косули, он был ещё далеко, но надежней, чем мышь. И силы сразу прибавились.

…Вдруг ухо уловил знакомый вой. И в нос ударил запах боли. Тьма! Брат попал в капкан. Я знаю что это. Мать показывала мне. Люди их ставили на нас. А потом убивали. Откуда он здесь? Так далеко. Бежал по моему следу? Зачем? Мы никогда не были с ним близки. Лишь на миг остановив свой путь, я продолжил бежать за запахом косули, но стон брата и его боль били по ушам, а запах крови сбивал со следа. Я помотал мордой, пытаясь скинуть его и вновь уловить косулю. Запах боли... В нем была кровь и моей матери, и отца... Что-то шевельнулось во мне, и я остановился. Вспомнил взгляд матери... И повернул - теперь я бежал на запах боли и отчаяния моего брата!

***
…Вадим стоял и смотрел на волка, зажатого в капкане, медленно поднимая своё ружьё и оглядываясь по сторонам - вдруг ещё собратья стаи рядом. Волк скалился и рычал, пытаясь выдернуть лапу, но безуспешно. Вадим, наконец, поднял ружьё и прицелился... Что-то кольнуло в паху и зажало правое бедро. Опустив глаза, Вадим в ужасе открыл рот в немом крике. Огромный седой волк, непонятно откуда взявшись, аккуратно обхватил пастью его ногу, и человек почувствовал, как клык зверя нажимает на бедренную артерию. Ума хватило не дёрнуться, а застыть. Взгляд волка был равнодушен. Он держал ногу в пасти, не прокусывая, и смотрел человеку в глаза, как бы говоря, «мол порву артерию и истечешь тут кровью один»... Вадиму даже показалось, что зверь «пожал плечами». Время и мысли остановились...

…Нога затекла, и чувствовалась ноющая, тупая боль в месте укуса. Вадим не знал что делать. Всё так же человек и волк неотрывно смотрели друг другу в глаза. Но, вот взгляд волка переместился на ружьё, затем на чёрного зверя в капкане. И опять уставился на человека. И ещё раз, волк показал взглядом на ружьё. До Вадима дошло - волк хочет, чтобы он не убивал другого. Но как освободиться самому? Он отвёл руку с ружьем в сторону, а в голове мелькнула мысль: «Может, этого быстро пристрелить? Нет, не успею, он порвёт артерию. Чёрт меня дёрнул сюда припереться одному, надо было со всеми. Трасса далеко, я могу не добраться до деревни. А говорили здесь волков нет. А эти откуда, пришлые?»

Волк, казалось, прочитал его мысли, и давление клыков усилилось. Он как стоял неподвижно, так и не двинулся с места. Не шевельнул ни одним мускулом, только глаза и клыки «говорили». А другой зверь затих, зализывая лапу, зажатую капканом. Косился на необычную парочку, да изредка скулил, если дёрнется ненароком.

Вадим весь взмок от напряжения. А волк всё так же неотрывно смотрел на него, не прокусывая ногу, просто держал, как на привязи, предупреждая. И Вадим решил рискнуть - медленно поднял ружьё и, размахнувшись, отбросил его метров за десять от себя. Под собственной тяжестью оружие утонуло в снегу. Человек закрыл глаза и приготовился к острой боли. Но ноге стало легче. Седой разжал пасть и, неотрывно глядя человеку в глаза, попятился от него. Вадим подтянул ноющую ногу и заметил, что на штанине расплывается пятно. Немного крови, но всё-таки. Смотря на волка, сам медленно начал двигаться в сторону упавшего ружья. Миг - и седой против него с оскаленной пастью. Как? Вадим опешил, он даже не успел увидеть этот рывок. Пришлось сесть в снег и вытянуть больную ногу. И тут человек увидел то, что никогда даже не слышал. Седой подбежал к ближней ели, выгреб из-под снега толстый сук и, зажав его в пасти, понёс к сородичу. Вадим забыл про боль, когда увидел, что делает зверь. Тот вставил сук в то место, где отщёлкивается капкан и стал с силой давить лапой на свободный конец палки. Капкан с трудом, медленно, буквально на несколько сантиметров раскрылся, грозя тут же захлопнуться. Но чёрный волк был начеку и быстро выдернул лапу, содрав при этом шкуру и взвизгнув от боли. Отшатнувшись от капкана, он упал, но мгновенно вскочил в стойку, поджав больную лапу и, оскалившись, рванул в сторону человека.

***
…Люди, такие нелепые в лесу, нет нюха, плохо слышат. Но у них есть смерть в руках. И они нас ненавидят. И убивают просто так. Я убиваю, когда голоден. А люди не едят нас. Зачем тогда смерть? Зима голодная нынче. И мои сородичи наведываются в поселения людей. Я видел их схватки с собаками. Я не люблю собак, и не ем их. Моя еда зайцы, косули и мыши. Их всегда есть в достатке.
Помню, наши уволокли теленка. Совсем маленького, его не хватило на всех, только обоз-лило. Из-за телка, люди через день устроили на нас облаву. Погибло шесть волков и пятеро волчат. Зариных. Я видел её слезы. Она не ела этого телка, но тоже волчица, а её дети... Они ещё сосали молоко... Люди...

…Я, наконец, добрался до брата. Человек уже поднял ружьё и прицелился. Я не стал ловить направление ветра, люди всё равно его не чувствуют, и в два прыжка оказался за его спиной. Он даже не обернулся. Самый маленький несмышленый волчонок в стае и то почувствовал бы. А человек, если бы не смерть в руках, на что он способен? Я осторожно обхватил его ногу. Очень осторожно. Я не убийца.

…Забавно наблюдать за человеческими глазами, когда смерть в их руках бессиль-на. Человек испугался, увидев меня. Этот страх щекотал мне ноздри, и я невольно проку-сил ему ногу. Выплыло пятно крови. Я был голоден и этот запах меня возбуждал. Но мне некуда торопиться и скоро я успокоился. Запах крови стал мне безразличен. На нос упала холодная капля. Человек взмок, и с его подбородка зависла ещё одна капля пота.

…Наконец, до человека дошло, что я хочу. Долгая реакция. Правда, его взгляд вдруг заметался, пришлось посильней сжать челюсти. Только тогда он отбросил смерть в сторону.

…Мать показывала мне капканы и научила их раскрывать. И с этим капканом я справился. А брат напрягся для рывка. Я не хочу убивать, тем более людей.

***
…Вадим скорей почувствовал намерение чёрного зверя, чем увидел его действия и сжался, ожидая расправы. Но седой волк преградил тому путь, ловко куснув за больную лапу, и его сородич, взвыв, повалился на снег. Но быстро вскочил. Парочка стояла, оскалившись друг на друга, несколько минут. Вадим забыл о боли в ноге и страхе, что звери могут его порвать насмерть. Лишь удивление от увиденной ситуации читалось в его глазах. А седой, рыкнув чёрному, встал рядом с ним, и дал тому опереться на себя. И оба волка пошли прочь. Отойдя метров пять, Седой обернулся и, посмотрев в глаза человеку, опустил голову. Вадим понял, что зверь прощался...

…Когда волки скрылись за елями, человек кое-как встал и подошёл к утонувшему в снегу ружью. Нехотя взял его и, закинув за спину, побрёл в сторону трассы, сильно хромая. Начинало темнеть. На лице человека всё ещё читалось изумление от увиденного. И он понял, что больше не сможет взять ружьё в руки и убить живую тварь...

***
…Брат далеко убежал от стаи. Мы уже два раза ночевали в снегу под елью. Я по-могал ему зализывать рану. Она была неглубокой, видимо капкан старый и забытый охотниками. Приносил ему зайцев и мышей. И всё-таки нашел ту косулю. Мы не голодали. Ещё через ночь я почуял запах стаи, откуда пришел Тьма. Он тоже унюхал и покосился на меня. Я отказался. Довёл его поближе, но чтобы сородичи, почуяв, не успели меня догнать. Брат, прихрамывая, пошёл в сторону своих. Потом резко остановился и вернулся. Ткнулся лбом мне в бок и вздохнул. И не оглядываясь, ушёл. Я долго смотрел ему вслед. Потом продолжил свой прерванный путь на север...

…Я был один и свободен. Мне хорошо одному, спокойно. Только ночью, глядя на небо, я видел среди звёзд глаза Зеи. И было неуютно от собственной свободы. Вспоминал пение матери и то тепло, что исходило от неё, когда она возвращалась от отца. Мне хотелось ощутить такое же тепло в своей груди, но там был только покой...

***
…Зима почти закончилась, лишь кое-где под деревьями лежал снег. Лес оживился и тихо гудел в зеленоватом мареве чуть наклюнувшихся почек деревьев. Птицы щебетали, мыши шуршали прошлогодней и уже подсохшей листвой. Я был сыт, в этот раз попался жирный заяц, правда, долго плевался шерстью – время линьки. Пришлось поискать глубокую лужу, чтобы помыть морду. Я лежал под елями и грелся на солнце, слегка прикрыв глаза. Белки швыряли в меня шишками. Одна попала по носу, но не больно.

…Вдруг я уловил знакомый запах. Не поверив, вскочил и стал вбирать в себя воз-дух. Запах Зеи, и она была одна. Наверное, я на солнце разогрелся, в груди вдруг разлилось тепло. Зея двигалась наискосок от меня. Еще немного и она уйдет в сторону, и я по-теряю её след. Я запел! Мой голос разнёсся по лесу, и птицы сразу смолкли. Мыши и белки спрятались и затихли. Я пел! И Зея услышала, а потом и учуяла меня. Наши запахи пересеклись. Она остановилась и замерла, вспоминая. А я уже мчался к ней, поминутно вбирая её запах. Волчица узнала меня и медленно пошла навстречу.

***
- Сергей Владимирович, смотрите, какой экземпляр в нашем квадрате появился! Аристократ! - Матвей позвал к окну нач.отдела лаборатории по наблюдению популяции волков на севере NN... области и передал тому бинокль.
- Странно, почему один? - Сергей Владимирович посмотрел в бинокль округ волка, но больше не заметил ни одной особи.
- А почему Аристократ? - спросил он Матвея, наблюдая за бегущим волком.
- Да уж больно отличается от стандарта: и окрасом и повадками! - Матвей уже колдовал у аппаратуры по съёмкам объектов на дальние расстояния.
Молодой парень пришел в лабораторию недавно, взамен ушедшей в декрет Ларисы. Техника была с ним на «вы», а он с ней на «ты» - слушалась беспрекословно. И как Матвею это удавалось, для Сергей Владимировича было загадкой. И волков он любил, да и свою работу - подгонять не требовалось. И нач.отдела прощал ему некоторые слабости, такие, как громкая музыка и вольности в речи.
- Хромает немного, но почти незаметно. Прострелили? Прокусили в схватке? Правда, не-сколько худоват. Зима нынче для зверья худая, бедная кормом, - нач.отдела неотрывно следил за волком.
- Отличный экземпляр! Окрас интересный - не белый, не стандарт, а как седой. Хм... И довольно большой для среднестатичной особи. Передвигается необычно. Рывками и зигзагами. Только что был тут - мгновение и...в пяти метрах. Даже незаметно как... - задумчиво разговаривал сам с собой Сергей Владимирович.
- Оборотень, а? - громко засмеялся Матвей, - А чё? Скок случаев в мире. Мож и нам, на-конец, повезло, - Матвей вновь залился смехом и подтащил готовую аппаратуру к окну, - Ну, где он? А то, что зигзагами, пуля не возьмёт, она ж прямо летит, танцевать так не умеет, - Матвей в объектив тоже наблюдал за волком.
- Ага, да он тут не один! Вон самочка его ждёт, идёт будто стесняется. Жениха встречает. Интересно, а они краснеют? - хихикнул Матвей. - Весна, однако, - Матвей разговаривал сам с собой.
- Завтра охотничий сезон начинается. Егерь вдруг разрешил. Хоть и понизили единицы отлова, а всё ж... - задумчиво проговорил Сергей Владимирович. - Жалко будет, если и этот экземпляр подобьют.
- Не боись, Сергей Владимирович! Этого Аристократа точно никто не сделает! Верняк!
- В соседних областях волки зимой скота много порезали, мужики злые, я слышал краем уха, облаву готовят. Ты сделай снимки для егеря, пусть охотникам раздаст, чтобы нашего... хм... Аристократа не трогали, - улыбнулся Сергей Владимирович.
- Сей момент, шеф.
В лаборатории шел обычный день...

***
…А я всё бежал и бежал навстречу той, что обещала подарить тепло, и я, наконец, узнаю про любовь и верность, о которых пела мать. Меня ждали...

04.07.2010г.