А это-мой Пушкин! Гл. 69. Язык и ум теряя разом

   
Вынужденный жить с семьей в Петербурге  из-за  «Современника», издательские дела которого  требовали этого, Саша  в начале  мая снял дачу на Каменном Острове – месте отдыха  петербургской знати. Натали, как всегда, шла на поводу у тетушки, которая требовала для племянницы все самое лучшее…

  Остров был очень хорош – с парками, каналами, красивыми постройками дач и дворцов. Был здесь и театр, построенный по всем правилам деревянного зодчества, где выступали даже  зарубежные труппы…

 Их   дача  из двух небольших домов располагалась на одном участке. Ему нужна была  спокойная обстановка, и  он настоял на отдельном доме для себя и Натали, а детей отправил жить с Катрин и Александриной - во второй дом. Где-то рядом  так же  неизменно обреталась их тетушка – Екатерина Ивановна Загряжская…

 На противоположном берегу реки Большая Невка стоял кавалергардский полк, где служил  Дантес, встречи  с которым  теперь стали неизбежны: на балах, в театре и на верховых прогулках, в которых  Натали и две ее сестры были непревзойденными наездницами.

Сестры очень весело проводили время. Ведь они  теперь вращались в обществе самом изысканном,в котором состояли: влюбленный в Александрину Аркадий Россет, сестры - Катрин Мещерская и Софья Карамзина, Александра Трубецкая  и братья  Веневитиновы, влюбленные в неё, Мальцов  и  Балабин.  Среди них очень моден был красавец-француз Дантес…

Частые встречи с дерзким кавалергардом привели к тому, что Катерина неосторожно  влюбилась   в него, но, все же , Натали, краснея, продолжала ловить его жаркие взгляды …
Скоро  пошли разговоры, что Дантеса усыновил  Луи Геккерн, голландский посланник в России, давший ему свое имя и сделавший его наследником своего состояния. Такое  событие, когда в таком великовозрастном состоянии «усыновляют» человека, не могло остаться без внимания – Петербург бурлил сплетнями: подтверждались слухи о том, что они состоят в порочной  связи,  где наглый  молодой человек играл  необходимую роль для приемного отца.

Если не принимать во внимание этот  постыдный факт, в остальном Дантес был остроумным, веселым и вполне безобидным малым и очень многие  светские женщины искали его внимания.А он, чтобы замаскировать свое увлечение  Натали, стал делать вид, что ухаживает за Катрин - её старшей сестрой. Она, хоть и знала о  его записочках к Натали через Лизу-горничную, о долгих разговорах между ними во время танцев, о благосклонном  внимании Таши к  французу, подстраивала им «случайные» встречи - надеялась, что поздняя беременность младшей  сестры скоро прекратит эти отношения. И тогда…

Но, пока Таша продолжает  выезжать, ей необходимо делать вид, что  она не замечает ничего – ей хочется видеть  кавалергарда постоянно…
И,наконец, мечта её сбылась - Натали родила вторую дочку  и  вплоть до её   крестин, под строгим  запретом тетушки, она сидела дома…
 Но вот, двадцать седьмого июня, Таша  первый раз выехала -  в карете, которую сопровождали верхом  она и Александрина. Катрин злилась - ей пришлось опять уйти в тень…

Начиная с этого момента, Таша окунулась с ними  в веселую беззаботную  жизнь, полную развлечений. Правда, она не принимала  участия в верховых прогулках – роды  четвертого   ребенка  оказались для неё  особенно тяжелыми…

 Развлечения за развлечениями, прогулки по суше и на реке – начало лета выдалось особенно бурным. Они рады были, что муж и зять абсолютно не хотел принимать участия в этих вылазках - чувствовали себя свободно. Он своим тигриным взглядом и злыми гримасами портил бы все…
 
 Балы давались  каждый день, но, как оказалось, это может быть очень утомительным и скучным, если нет какой-нибудь личной заинтересованности - никогда не возвращаешься домой  раньше часу ночи. Иногда Катрин со смешком вспоминала, как в Заводе они укладывались спать в девять часов. Привычка бодрствовать ночью стала так сильна, что ложиться в  одиннадцать  часов — вещь совершенно невозможная. «А теперь  это тот час, когда мы идем одеваться»,- усмехнулась она, наблюдая за Дантесом, который увивался за  Ташей...
 
 Июль немного подпортил им настроения - в Красном Селе проводились маневры, в которых  принимал участие и кавалергардский полк, и им почти не удавалось  встречаться с красавцем французом…

 Но, вот, наконец, маневрам  тоже  пришел конец. Они завершились тридцать первого июля грандиозным  фейерверком, которым, наряду со всеми, любовалась императрица и все  высшее общество Петербурга, а также  иностранные гости...

Ах, как она довольна, что они смогли вырваться из Полотняного Завода! Умерли бы там в девках  - вместе с Александриной, у которой тоже и здесь не заладилось – в отличие от неё. Что-то  долго Аркадий Россет, влюбленный в неё, не делает  предложения…

 Все это время Саша никуда не выезжал, держа траур по матери. Да и некогда ему  – все его время забирал журнал…Но он иногда видел   высокую фигуру Дантеса, которая  довольно часто  мелькала в его доме. В таких случаях его и так   угнетенное настроение ужесточалось, тоска и разорванность со светом еще больше мучили его -  он понимал, что великосветское общество  не видело в поведении Дантеса, преследующего его жену, ничего предосудительного. Наоборот, оно осуждало его самого: приступы меланхолии, которые обуревали его все чаще и чаще, оно не понимало и осуждало.
 
 «Они во мне замечают не чисто эмоциональную депрессию, а, как я слышал,  приписывают мне шизоидную скуку  и замкнутость…».

 Он на самом деле избегал людей, не хотел появляться  в обществе. Подозрения в неверности  Натали мучили его, приступы головных болей  не прекращались, а стали еще интенсивнее. Он не раз слышал шепотки за спиной, что «Пушкин сделался каким-то ненормальным»…

 В начале сентября он, не сдерживая раздражения, объявил жене и свояченицам, что  они возвращаются  в Петербург, вызвав  в них целую гамму  отрицательных чувств против себя. "Черт, это даже не забавно – стать врагом всех трех "своих" женщин! А Дантес, который когда-то  назвал его трехбунчужной пашой - что он будет делать, потеряв объект своего   бесстыжего внимания?" - зло ухмыльнулся Саша.

 Но  расстроенные чувства  жены и её сестер его не тронули совсем: у него  и так забот полон рот - еле нашел новую квартиру на Мойке, куда предстояло  перевезти мебель, вещи, книги...  А после того, как устроит всех  туда - в дом князя Волконского, он уедет в Михайловское - на  эту осень он  опять  возлагал особые надежды: « В деревне я бы много работал, здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью»…

 Он опять просил Натали уехать вместе с ним в Михайловское. И под его настойчивыми уговорами она согласилась.Но, после долгого шептания с тетушкой,  категорически открестилась от своего согласия…

Однако, и самому  ему  не удалось  поехать в деревню, хотя знал, что это расстроит его дела по меньшей мере еще на год - обстановка в его семье накалилась до такой степени, что он счел  поездку невозможной – Натали, со скромным видом и потупленными глазками продолжала принимать ухаживания француза, вызывая толки и сплетни в  этом скотском Петербурге  -  со своим скотскими понятиями …

Последнее объяснение с ней довело его до нервного срыва – он чуть не задушил её. Залился жаркой волной румянца, вспомнив, как тряс  жену, как тряпичную куклу, в руках, требуя признаться - изменила она ему с этим французом или нет. Его тогда поразил не  испуганный, а твердый и презрительный взгляд её  слегка косящих глаз…

  Это случилось  после  внезапно возникшего бала у Карамзиных, где отмечались именины Софьи. А ведь  вначале  его никто и  не планировал! Но так как собралось большое общество, вечер решено было  закончить танцами.

 Здесь были все те, кто обычно вращался в одном и том же обществе:            он с Натали, её сестры, оба Карамзиных, Вяземские, Жуковский, Россеты (братья Смирновой), Сергей Мещерский и Дантес.

В этот вечер Саша  решил изменить своему правилу и выйти в свет, иначе Карамзины обиделись бы…               
Но он понял, как теперь он далек от  веселого времяпрепровождения. Стоя возле окна,  он безразлично смотрел на оживленные  счастливые лица, думая о чем-то своем. Заметив, что Софья Карамзина  наблюдает за ним, бросая на него неодобрительные острые  взгляды, разозлился: «Все что-то вынюхивает… Да черт ли в ней!»- отвернулся  от неё…

 А  та злилась, разглядывая  блуждающие, рассеянные глаза поэта, которые ни на ком не останавливались: «Он своим видом на нас наводит тоску! Задумчивый, грустный и озабоченный вид его  не вяжется  с моим  салоном! Неужели он не видит, что здесь нет ни одного  скучающего лица?!».

  Осмотревшись по сторонам, Софи   заметила, что все с особым вниманием следят за  ним, не выпуская из поля зрения и Натали с Дантесом. А сам поэт, не замечая ничего, тигриным взглядом, не отрываясь, смотрел на Дантеса, который  сначала, она заметила, издали  глядел на жену поэта  плотоядными глазами, а потом отважился, несмотря на угрожающий вид её мужа, пригласить  Натали на долгую мазурку... «Боже, как жалко он выглядит в дверях - бледный и злой! Зачем это все? И как это глупо! Это же  просто обыкновенный флирт, придающий такую остроту светской жизни! Ему ли самому  этого не знать!..». Она презрительно повела плечами.               
  На поведение Катрин Гончаровой в этот вечер многие тоже обратили внимание - она уже пренебрегала светскими приличиями и давала повод к всевозможным сплетням, позволяя Дантесу оказывать себе настойчивое и насмешливое  внимание - в перерывах между флиртом  с её  младшей, замужней, кстати, сестрой...
 Саша, переключившись с жены на неё, с гневом смотрел на ухищрения, которые предпринимались свояченицей, чтобы  чаще других женщин оказываться возле кавалергарда. Плоские шутки, отпускаемые им в её адрес, исключали его серьезные намерения в отношении неё и все, видимо, понимали, что у него есть какие-то права так  фривольно  вести себя  с нею...

Этот подлец играл двойную роль - демонстративно ухаживая за Катрин, сам не сводил настойчивых  глаз и с Натали. Саша кипел – что эти женщины позволяют себе, выставляя  себя такими жалкими в свете?..

 Чувство унижения охватило его - двусмысленное поведение Дантеса не могли не заметить уже  все. А то, что  сплетни, распространяемые его врагами, получат новый виток, он уже не сомневался…

Он понял, что не появляясь в обществе, допустил, чтобы имя его жены было каким-либо образом связано с именем проходимца-кавалергарда. А теперь и Катрин…Это даже не забавно!

 Дома, после возвращения, грянул скандал с женой -  чуть ли не с рукоприкладством. Он, видит бог! чудом удержался…

Теперь он почти  все ночи проводил за картами.
Утром четвертого ноября стало для его семьи поворотным днем жизни - он по городской почте получил анонимный пасквиль, задевающий  его честь и честь его жены. «Диплом» рогоносца, который он получил, намекал на связь Натали с Николаем I... Саша оцепенел...
Следом  принесли такие же письма в двойных конвертах – для передачи ему! от Васильчиковой А.И. и Хитрово Е.М.

 В этом пасквиле ему предлагалось стать историографом ордена рогоносцев.
Крутя в руках  этот омерзительный лист, он наливался гневом и ненавистью и готов был сразу же убить обоих Геккернов. Ясно, что это дело их рук. По-видимому, они таким образом хотят отвести от себя подозрение! И, не долго думая, Саша послал вызов на дуэль Дантесу.

О пасквиле и о предполагаемой дуэли узнали все в доме,а также их брат   и  тетушка Загряжская. Дмитрия Николаевича  немедленно послали в Царское Село за Жуковским, который тут же начал хлопотать о примирении. Но Саша не поддавался ему , видя, что  друг  принимает сторону Геккернов. "Он считает меня   виновником инцидента…Как он может не понимать меня?" - скрипел он  зубами, кидая на друга гневные взгляды.

Катрин же, узнав о дуэли,решила, что её жизнь  кончена, и она никогда больше не будет счастлива. Но события разворачивались в её пользу.Уже вечером Геккерн, так называемый отец  француза, был у них  дома  с объяснениями, что Дантес находится на дежурстве и просил для него  отсрочки на то время, пока тот не сменится. Саша согласился.

Но потом Дантес срочно «заболел», и опять Геккерн просил две недели отсрочки, пока  приемный сын не выздоровеет. Саша  и на это согласился…

Но за такой короткий срок, Дантес, оказывается, «влюбился» в Катрин, и попросил её руки через Загряжскую. Сашу  охватил гомерический смех...
 Но раз такое дело, он попросил Аршиака, секунданта Дантеса, чтобы  он его вызов  рассматривал, как не имевший места. А что ему оставалось?..

А Петербург волновался, бурлил и утопал в сплетнях. «Как? Красавец француз женится! И на ком? На Катрин Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре красавицы Натали,  в которую он  был влюблен! Можно ли в это поверить?! Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно одно лишь белое платье, и это непорочное одеянье невесты кажется обманом! Во всяком случае, ее вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами разыгрывается драма, и это так грустно…» - так писала своему мужу  графиня  С. А. Бобринская,  которая была в курсе всех событий  в силу своего видного  положения в придворных кругах.

Л. П. Карамзин, в доме которого так нравилось сестрам Гончаровым,  презрительно отозвался о Катрин: «...та, которая так долго играла роль сводни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой»…

   Оля, его собственная сестра , писала мужу Павлищеву в Варшаву: «...По словам Пашковой, которая пишет отцу, эта новость удивляет весь город и пригород не потому,  что один  из самых  красивых  кавалергардов    и    один    из    наиболее    модных    мужчин,    имеющий 70 000 рублей ренты, женится на мадемуазель Гончаровой,— она для этого достаточно красива и достаточно хорошо воспитана, — но потому, что его страсть к Наташе не была ни для кого тайной. Я прекрасно знала об этом, когда  была в Петербурге, и я довольно потешалась по этому поводу; поверьте мне, что тут должно быть что-то подозрительное, какое-то недоразумение и что, может быть, было бы очень хорошо, если бы этот брак не имел места».

       Анна   Николаевна   Вульф,   соседка     по   Михайловскому, писала  своей  сестре   Евпраксии Вревской: «...Вас заинтересует городская  новость:  фрейлина  Гончарова  выходит замуж  за знаменитого Дантеса, о котором вам Ольга наверное говорила, и способ, которым, говорят, устроился этот брак, восхитителен»...

 «Пушкин проиграет несколько пари, —  Софья  Карамзина  не смогла молчать  и писала брату, — потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба — один обман и никогда не состоится. Все это по- прежнему очень    странно и    необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный. Катрин, во всяком случае, более счастлива, чем он»…

   О том, что Катрин обесчещена Дантесом, Саша узнал от Жуковского, и он долго бесновался.  И когда Дантес изъявил желание жениться на ней, это вызвало у него удовлетворение - он больше всего боялся огласки. Не мог же он  допустить, чтобы опозорилась сестра его жены, живущая в его доме!? Он защитил её, и свое имя, побудив Дантеса жениться на свояченице…

 Е. И. Загряжская написала Жуковскому: «Слава богу, кажется все кончено. Жених и почтенный его батюшка были у меня с предложением. К большому счастью, за четверть часа перед ними приехал из Москвы старший Гончаров и он объявил им родительское согласие, и так - все концы в воду».

 Вечером семнадцатого ноября Саша послал Соллогубу письмо с отказом от дуэли. В тот же день Дантес сделал официальное предложение через Е. И. Загряжскую. И уже поздно ночью, на бале у Салтыкова С.В., родственнике Гончаровых, было   объявлено о помолвке Катрин с бароном Жоржем Дантесом-Геккерном...

Теперь дом Саши  стал похож на  модную  и  бельевую мастерскую  - Катрин шили приданое…

 Но барону Геккерну, чтобы расставить все точки над «i», Саша написал: «Барон! Поведение Вашего сына было мне полностью известно уже давно и  не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так , как я притом знал, насколько в этом отношении моя жена заслуживает мое доверие и мое уважение, я довольствовался ролью наблюдателя, с тем, чтобы вмешаться, когда сочту это своевременным. Я хорошо знал, что красивая внешность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство всегда, в конце концов производят  некоторое впечатление на сердце молодой женщины и что тогда муж, если только он не дурак, совершенно естественно, делается поверенным своей жены и господином её поведения.

Признаюсь Вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное Вы знаете: я заставил Вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, может быть, и вызывала в ней эта «великая и возвышенная страсть», угасло в  в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном...

Но Вы, барон, - Вы мне позволите заметить, что Ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы – представитель коронованной особы, Вы отечески сводничали Вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем  поведением этого юнца  руководили Вы. Это Вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, Вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о Вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома из-за лекарств, Вы говорили, бесчестный Вы человек, что он умирает от любви к ней. Вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это еще не все.

Вы видите, что я об этом хорошо осведомлен, но погодите, это не все: я говорил Вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы хорошо догадываетесь, что они Вас интересуют.

2 ноября  Вы от Вашего сына узнали новость, которая доставила Вам много удовольствия. Он сказал Вам, что я в бешенстве, что моя жена боится…что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо.

Я получил три экземпляра из десятка, который был разослан.Письмо это было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого  взгляда я напал на следы автора…

Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, Вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам.

Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, Вы хотите знать, что помешало мне до сих пор обесчестить Вас в глазах Вашего и нашего двора. Я Вам скажу это.

Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне будет недостаточно, и каков бы ни был её исход, я не сочту себя достаточно отмщенным ни смертью Вашего сына, ни его женитьбой, которая походила на веселый фарс ( что впрочем, меня весьма смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь Вам писать и которого копию сохраняю для личного употребления. Я хочу, чтобы Вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть Вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев…».Но Саша письмо не отправил...

После официального объявления о помолвке  ничего не изменилось – в доме  царила напряженность. Саша почти не появлялся домой.

Он объявил Геккернам, чтобы они  не переступали порога его дома, и Катрин вынуждена была видеться с женихом только  в свете. Дантес же  на людях разыгрывал роль влюбленного, писал ей любовные письма и записки, но не мог скрыть  равнодушия   и  все видели, как он холоден к ней.

А она с огромным нетерпением ждала свадьбы, боясь каждую минуту, что она расстроится под каким-нибудь предлогом: Катрин слышала, что  её жених  две недели назад просил руки княжны Барятинской, но получил отказ…

 Она только молила бога, чтобы  свадьба все-таки состоялась. И, когда она, наконец, была назначена на  десятое января, чтобы придать   ей вид обычной счастливой свадьбы, она потребовала – пусть  на ней присутствуют все члены её семьи.
  И  на самом деле там присутствовали тетушка Загряжская, Натали, Александрина, братья Дмитрий и Иван, которые,однако, уехали сразу после венчания, даже не навестив  тетушку -  они обвинили её в случившемся…

  Саша посчитал нужным не присутствовать на венчании, а Натали уехала сразу, мало того, она не была и на свадебном обеде, который дал в честь новобрачных граф  Строганов,  их двоюродный дядя.

  Катрин обиделась  на братьев, но ей нельзя было ссориться с Дмитрием, от которого зависела материально. Хоть она в письмах и уверяла  их, что счастлива, но все же между строк сквозили признания, что это счастье не может длиться долго -она предчувствовала  какую-то катастрофу, неуверенность в своем положении, боязнь потерять хотя бы видимость счастья и благополучия. Она не могла  не чувствовать всю зыбкость своего положения.

При встрече с Геккерном Дмитрий Гончаров , как глава семейства, обещал  выплачивать  сестре пять тысяч  рублей в год. Теперь Катрин боялась, что он раздумает…

После свадьбы они поселились в богатом, очень красивом  доме  голландского посольства  на Невском. Софи Карамзина, язвительный историк своего времени, писала на следующий день после своего визита к ним: «Нельзя представить себе лиц безмятежнее и веселее, чем их лица - у всех троих, потому что отец является совершенно неотъемлемой частью как драмы, так и семейного счастья. Не может быть, чтобы все это было притворством: для этого понадобилась бы    нечеловеческая скрытность, и притом, такую игру им  пришлось бы вести
всю жизнь! Непонятно!»…
Однако, она недооценивала  этих людей...

Свадьба не внесла в отношения обеих семейств никаких улучшений, наоборот, они ухудшились. Саша категорически потребовал не пускать на порог Геккернов. Катрин тлже не бывала в их доме …Мало того, поведение её мужа давало всем право  думать, что он искал в браке с ней  не только возможности приблизиться к Таше, но предохранить себя от гнева её мужа родством - он позорно продолжал волочиться за Натали, встретив её в светском кругу.Не обращая внимания на неё, Катрин. Было видно, как  Дантес нагло насмехается над ревностью мужа Таши…
А на балах демонстративно  танцевал и любезничал с ней, за ужином громко провозглашал, что пьет за Ташино здоровье.Ей приходилось делать вид, что сердце её не разрывается от ревности...

Такое поведение привело к тому, что возобновились слухи и сплетни - с утроенной силой...
 
Саша был постоянно взволнован, он мучился ревностью, на него стало тяжело смотреть – он явно  переживал  это унизительное положение. Он не мог понять Натали,  кокетливо опускающую глаза под долгими взглядами француза, успевая все же  поймать посланные стрелы кавалергарда.

Вечером, при её допросе с пристрастием, она отвечала ему:
- Как я могу ему отказать  в мазурке, если на нас смотрит столько глаз? Под каким предлогом?
 - А совсем не пойти на бал тебе  слабо?! Ты – мать четверых детей, будь же ты хорошей женой и матерью, а не пустой светской кокоткой! Посмотри, к чему приводит твое кокетство – ты доведешь всех до беды!

 Она  твердо выдерживала его бешеный взгляд и демонстративно уходила. Он провожал её, готовый   догнать, схватить её и  вытряхнуть из неё всю душу.  Когда она превратилась в твердую,как сталь? Как узнать ему правду?