2012
Перед письмом:
И путано и скомкано и быстро и нелепо,
А потому лишь все, что писано в дороге.
Хотя задумался… Она то здесь причем?
Еще раз перед письмом:
Прости меня, дядя Гиляй, но не смог я придумать для своего эссе другое название. Перечитал твое бессмертное произведение и… Только и смог добавить: 2012 год.
Москва – это мегаполис. Тут не поспоришь.
И этот мегаполис – город и контрастов и, в тоже время, город субфебрильной температуры. Только в Москве, и только в ней возможно измерить «среднюю температуру по больнице».
Московские пробки – это явный и непреложный показатель и субфебрильности москвичей и жестких вспышек повышения температуры; можно и даже нужно впадать в нирвану «впадая» в пробки, но регулярно они выходят из себя и совершают то, что обычный человек, без синдрома «перманентного» болезненного «подлихарадочного» состояния, совершить не способен.
Москва чудовищно торопливый организм; и любой москвич знает, что в этом городе нельзя торопиться. Но торопятся. Город заставляет. Поэтому москвичи всегда опаздывают; у них чудовищная способность и опаздывать и приезжать гораздо раньше условленного срока рандеву; способность москвичей экстраполировать свои действия во времени и пространстве – поражают и неприятно удивляют.
Система «работы на рывок» - шокирует; также убивает и способность к дикой, тяжелой и непривычной для жителей остальной ойкумены способность к релаксации.
Имперские замашки Москвичей шокируют. Но они не могут по-другому. Москвичу нужно руководить, чтобы выжить. Управлять. Координировать. Соотносить. Хитрить. Вилять. И опять координировать, управлять… Москвич живет для того, чтобы побыстрей «умереть»; снять дачу в Подмосковье и перестать быть москвичом. Но даже и этого переселения он не выдерживает. Его неудержимо опять тянет в предлихорадочное состояние города. Тянет испытать вспышки обострения болезни, название которой – город мегаполис Москва.
Никто не может отдыхать в Москве. Москва заставляет работать всегда и везде. Не верьте тому, кто говорит, что может; релаксация – это отчасти отдых. Москвичи в Москве умеют расслабляться, но и только.
Москва для приезжих - это гетера. Да-да. Нужно много заплатить, чтобы она позволила себя любить. Однако получив, добившись этой любви, заплатив немалые деньги и потратив немало сил, человек остается – нищим. Раздетым догола. И приходит мысль: я раздел себя сам. Но не всем и не всегда, ибо то, что для москвича субфебрильное и привычное состояние – норма, то для приезжего – болезнь. И он осознает тягостное свое состояние, но дальше и дальше начинает раздевать себя догола в духовном плане. Это болезнь. А Москва становится богаче – в материальном, естественно, положении.
Вот поэтому москвичи любят дачи. А приезжие «любят» Москву. И любят становиться богаче и раздеваться до последней нитки души. Справедливости ради, нужно сказать, что не всякий москвич уезжает на дачу, будучи не опустошенный городом окончательно. Но кое-кому удается.
И все же москвич не может жить без Москвы. Его лихорадит. И сильно лихорадит, если он покидает свой город. И это видно жителям других городов. Видно по торопливости, по количеству произведенных бесполезных (так кажется автохтонам) действий за единицу времени. И это понятно. Москвич с рождения получает за секунду несравненно больше информации, нежели чем житель других крупных городов России. И он начинает «болеть». Становится дерганным и непредсказуемым. Пытается руководить людьми, которые, на его взгляд, кажутся излишне неторопливыми. Москвич пытается заставить их жить по его ритму (имперские замашки!).
И только в Москве он впадает в ритм болезненной, но столь для него необходимой и стабильной температуры. Москвич не может без Москвы. Не верьте тем, кто говорят, что могут. Они просто уехали на дачу (пускай даже находится она и на Урале).
Давно известно: как только гений приезжает в Москву – он становится просто талантливым человеком. Москва – это гениальный посредник. Это чудовищный и прекрасный город; город контрастов; город, который умудряется и петь дифирамбы индивидуальности и, как муравейник, в тоже время забивает шляпки гвоздей под один уровень. И пускай гвозди разной величины – шляпки заколочены одинаково ровно и, как любят говорить москвичи, «под ключ».
Москва как город инертен и подвижен одновременно. Контраст.
Только сублихорадочный москвич может выдержать лихорадку этого города.
Москвич как подросток: жадный, своенравный, с кучей комплексов, желающий избежать влияния взрослых людей и оспорить их мнение по любому же мнению. Даже если он добился оглушительных успехов где-либо в этом городе – все равно он подросток.
Да.
Желающий славы, денег и красивой жизни. Как и любой подросток в определенном периоде.
Кто-то сказал, что россиянам не важен финиш, им важен процесс. Это неправильно. Точнее не совсем правильно. Именно к москвичам (масквичам) относится сия максима на все сто: важно участие – не победа.
«Простоквашино»! – это олицетворение рая для москвича, к которому он даже и не стремится, но преподносит как идеал стремления.
Стоит поселить москвича в «Простоквашино», как через небольшой промежуток времени его обуяет жажда авантюрной деятельности; например пойти искать сКлад. И ведь, что поразительно, учитывая бешенную энергию горожанина, – найдет. Москвичу не дано на генном уровне планомерно заниматься картошкой, огурцами и тыквами… не виде грядок декоративных, с которых иногда и можно сорвать закуску для релаксации, а для хозяйства. Москвичу нужен сКлад. Который он радостно прогуляет со всеми встречными поперечными. Потому как деньги – это не важное. Деньги – это финиш. А москвичу нужен процесс и как положительный результат олицетворения его деятельности – деньги и иногда, к сожалению, именно через них самоуважение. Но они, еще раз повторю, как бы странным это не казалось, не являются финишем. На грош пятаков – это действенный (я не ошибся и написал правильно; именно действенный, а не действительный) лозунг любого москвича. Отчасти поэтому жителей мегаполиса считают жадными. А зря. Подросток не может быть жадным. Некоторые индивидуумы – конечно же могут. Но ан масс!!! – они безалаберно целеустремленны. Так и москвичи: стихийно-педантичны.
Москвич – это не операбельно. Он, москвич, лелеет свою болезнь. Он ей гордится. Таких невозможно вылечить. Это ипохондрик в масштабе. Это гипоманьяк. Это аверсивный ипохондрик –гипоманьяк в масштабе.
Но я еще вернусь в этот субфебрильный город. Мне необходимо продолжать переживать радость болезни.
Болезнь эта – город Москва.
Русов П.В. Москвич в N поколении.
2012 год. Москва. Измайловский парк. Зима-осень-весна.
Свидетельство о публикации №212040501000