Петуньи

               
        Хочу я алых роз, хочу я роз влюблённых,
        Хочу я утопать в душистом полусне,
         В их мягких лепестках, любовью упоённых,
         В их нежности живой, в их шёлковом огне.
                Иван Бунин

1
В течение нескольких лет, пока велось строительство нашего дома, с возводимых этажей вниз сбрасывался всякого рода строительный хлам: арматура, битый кирпич, стёкла. Земля смиренно вбирала в себя весь этот мусор, утрамбовывалась, сохла, становилась безжизненной, свыкаясь со своей ничтожностью.
И вот, получены ключи от новеньких квартир. Какая это была прекрасная пора! Мы были молоды. У нас была уйма времени!  Сейчас его почему-то так не хватает... А тогда... Тогда времени хватало на всё: на любовь и дружбу, на воспитание детей и работу, на спорт и на общение с природой... 
Слёту обзнакомились и сговорились с соседками разбить клумбу под окнами. В один из вечеров, вооружившись лопатами, женщины собрались у подъезда. Долго пыхтели, передавали инвентарь из рук в руки, но все усилия растормошить землю, спящую мертвецким сном, были тщетны: лопаты не могли пробить толстый слой её брони. Однако сдались мы не сразу. Сначала уговорили  наших мужей помочь нам. Результатом их труда была одна сломанная лопата и десятка два обломков кирпича.
– Глубже копать нет смысла – там один камень, – заключили наши вторые половины. И мы махнули на клумбу рукой.

                2
Одна из квартир в нашем подъезде на первом этаже, долго пустовала. Мы с соседками уже перестали гадать, кому она принадлежит, когда неожиданно появилась её хозяйка.
Я как раз спустилась на первый этаж, чтобы проверить почтовый ящик, и в это время немолодая женщина зазвенела ключами у дверей нежилой до сих пор квартиры. С бледным лицом, большими карими безрадостными глазами, она показалась мне уставшей и даже злой... У её ног суетился апельсинового цвета весёлый пуделёк. Завидев меня, он тут же оказался рядом и заплясал на задних лапках.
– Тим, как тебе не стыдно! Иди сюда! – позвала пёсика незнакомка.
Голос её, к моему удивлению, был очень добрым.
– Разве быть дружелюбным – это стыдно? – улыбнулась я новой соседке.
Женщина посмотрела на меня долгим взглядом и ничего не ответила. Я пожала плечами, достала из ящика газету и юркнула в лифт.
Новосёлка часто выходила во двор со своим пуделем. Сдержанно здоровалась, если кто-нибудь из соседей проходил мимо, и торопилась уйти. Она упорно не желала ни с кем заводить знакомство, ей нравилось быть одной, и мы не мешали её одиночеству.
Июнь наступал на май, и крапива под окнами дома уже стояла стеной, когда однажды рано утром я увидела «нелюдимку», выходящую из подъезда с лопатой. Её пуделёк тут же признал меня и привычно запрыгал вокруг.
– Здравствуйте! На дачу собрались? – приветливо спросила я.
– У меня нет дачи, – сухо ответила соседка.
Но взглянув на моё растерянное лицо, добавила:
 – Клумбу решила разбить, а то сплошная крапива. 
Я оживилась:
– Бросьте эту затею! Знаете, сколько раз мы пытались поднять землю! Мужей просили. Тут камень на камне. Земля мёртвая!
– Посмотрим... – улыбнулась энтузиастка. –  Меня зовут Елена Игоревна.
– А меня – Валентина, – обрадовалась я.

...Каждый день с раннего утра и, пока солнце не пряталось за дома, Елена Игоревна копошилась под окном. Только иногда уходила домой, чтобы утолить жажду, покормить пёсика и перекусить самой. Привыкнув к её замкнутости, соседки не решались предложить свою помощь, чтобы не показаться назойливыми. К тому же никто не верил в успех затеи. Нам всем миром не удалось оживить землю. Что же может сделать она одна? Отговорить Елену Игоревну от бесполезной затеи я не смогла, но главное, предупредила о больших трудностях.  Нравится, пусть копается...
Все привыкли видеть её со спины. Пудель радостно подбегал к каждому прохожему и пытался что-то рассказать на своём непонятном собачьем языке. Многие жильцы, прежде чем нырнуть в подъезд, невольно приостанавливались, удивлённо глядя на растущую груду камней. А Елена Игоревна прятала голову и лицо от жаркого солнца под большой белой панамой и ни с кем не разговаривала. Не потому, что она была невежливой, нет! Просто она так увлечена была своей работой, так самозабвенно трудилась, словно... словно от этого зависела её жизнь, и никого вокруг не замечала. Она прощупывала каждую пядь земли, как врач ощупывает больного, и, находя инородное тело, осторожно извлекала его. Земля с большой неохотой поддавалась её добрым настойчивым рукам. А у всех нас просто сердце замирало, глядя на эти руки: они были изрезаны осколками стёкол, которыми была нашпигована земля. Да, наша новая соседка именно своими руками, а не лопатой, реанимировала землю, на которую мы махнули рукой. Лопата тут была бессильна...

                3
У прилавка с семенами всегда топталось много народу. В основном, это были женщины, но и мужчины тоже иногда проявляли живой интерес. Покупательницы наперебой нахваливали тот или иной сорт цветов и давали друг дружке советы, а продавщице ничего не оставалось, как только всем мило улыбаться и быстро находить среди множества ярких упаковок пакетик с нужным названием.
  – Девушка, у вас есть петунии?
– Да, много разных: «мираж», «фаворит», «превосходнейшая», «дадди». «Дадди» – считается самой красивой из всех петуний.
– Как раз то, что надо: много разных...
Голос мне показался знакомым, и я обернулась на покупательницу.
– Здравствуйте, Елена Игоревна! Где ещё могут встретиться домовитые хозяйки, как не на рынке! – обрадовалась я, узнав соседку.
– Здравствуй, Валечка. Ты права. Мне нравится наш рынок, здесь всё гораздо дешевле, чем в магазине. А у меня сегодня радостный день. Вот, покупаю семена. Правда, ничего в этом не смыслю! – смущённо улыбнулась труженица.
Любительницы цветов, как по сигналу, обступили Елену Игоревну, оттеснив меня в сторону.
– Тут сложного ничего нет! Начните с самых простых: маргаритки, виолы – это классика. Солнечные, радостные – просто прелесть цветочки! Они способны оживить самый унылый уголок!
– Посадите флоксы. Этот цветок чудеса творит! Посмотришь на него – и печаль, как рукой снимет, усталость пройдёт, любить захочется. А цветёт до самых заморозков.
– Да-да, я согласна, флоксы это хорошо, а ещё ирисы, возьмите ирисы. В их лепестках – все цвета радуги! А забот с ними вообще нет: раз посадите и тридцать лет будете любоваться красотой!
Отодвинутая напористыми советчицами, я махнула соседке рукой и направилась к выходу, а за спиной всё ещё кипели страсти:
– Милочка, послушайте старого садовода, глоксиния – это именно то, что вам нужно! Маленькая и уютная, а излучает столько красоты и нежности, что способна согреть не одно человеческое сердце. Цветёт всё лето – любуйтесь и наслаждайтесь... И всё в вашей жизни будет хорошо!
Цветы под нашими окнами были посажены в тот же день. Но по-прежнему хозяйка клумбы днями пропадала на своём любимом участке. Работы у неё всегда было много. То она изобретала плетёную оградку из лозы, то распределяла места под тот или иной сорт цветов. Без конца рыхлила, удобряла, поливала землю; чуть ли не собственным дыханием согревала первые проклюнувшиеся трепетные росточки...
И они расцвели. Такой клумбы не было ни в одном дворе! Цветы были посажены с большой фантазией. Малиновые, белые, лиловые, двух и трёхцветные, махровые и гофрированные, как россыпь драгоценных камней, они распахнули свои удивлённые глаза небу. Любой, кто бы ни проходил мимо, поворачивал голову в сторону этого дива. Из чужих домов зачастили ревнивые цветочницы полюбоваться творением рук человеческих, и Елена Игоревна с удовольствием делилась со всеми своим первым опытом.

                4 
Лето уже далеко перевалило за половину, но по-прежнему стояла жара. Жилые кварталы обезлюдели. Народ устремился кто куда: дачники переехали в свои загородные домики, молодёжь пропадала на реке, любители леса подались за грибами-ягодами. 
Выбрав свободный от дел денёк, мы с мужем собрались на карьеры, и я решила  забежать в ближайшую лавочку за минералкой. В это утро наша клумба пустовала. Непривычно было не видеть посреди цветущего эдема его неутомимую хозяйку.
В дверях магазина я чуть не столкнулась с покупательницей и, извинившись, посторонилась, чтобы дать ей пройти.
– Здравствуй, Валечка! – поздоровалась вдруг она.
Я оторопела: 
– Елена Игоревна! Простите, я вас не узнала. Вы выгладите... потрясающе!
И я не льстила. Это улыбающееся, покрытое лёгким загаром, молодое лицо, эти сияющие глаза и блестящие каштановые волосы, уложенные в причёску... Этот элегантный костюм, подчёркивающий стройную фигуру... Да она... красавица! Как же раньше я этого не замечала?
– Валя, ты торопишься? Я хотела тебе предложить...
– Вовсе не тороплюсь, – поспешно ответила я, почувствовав, что у соседки произошло нечто важное и ей необходимо выговориться. 
– Тогда приглашаю тебя к себе. У меня припасено хорошее французское вино... Есть повод.
– Да, конечно, только предупрежу мужа.

...Апельсиновый Тимка проводил нас на кухню и, высунув малиновый, как лепесток петуньи, язык, устроился у моих ног.
– Жарко ему, не знает, куда пристроиться, – вздохнула соседка, наливая в изящные фужеры из бутылки с тонким длинным горлышком.
– За что пьём, Елена Игоревна? За дружбу? За ваш прекрасный цветник?
– За счастье. Давай, Валечка выпьем за счастье жить. Мы не понимаем, какое это счастье, пока смерть не постучится в дверь.
Вино было восхитительным. В меру холодное, в меру сладкое, с лёгкой терпчинкой. От него  сразу сделалось хорошо, легко и просторно душе.
– Бери конфеты, не стесняйся, – предложила гостеприимная хозяйка.
Я потянулась к белой коробке с красной ленточкой и достала из неё воздушную конфетку. Даже зажмурилась от удовольствия, ощутив сладость нежного крема.
– Я ведь сама врач фтизиатр. От меня даже не стали скрывать, когда обнаружили опухоль лёгкого; открыто сказали, что шансов нет. Я отгородилась от всего мира. Купила эту квартиру, чтобы умирать не на глазах у всех.
От неожиданности я поперхнулась и закашлялась. Елена Игоревна тут же спохватилась:
– Прости меня, ради Бога! Это всё вино. Распустила язык...
Возникла неловкая пауза. Я на ходу придумывала слова, способные вернуть ту расслабленность и лёгкость души, которую мы обе ощущали всего минуту назад.
– Вы совсем не похожи...
– ...на раковую больную? – закончила за меня соседка. – Посиди тут. Я сейчас.
Она выпорхнула из комнаты и тут же вернулась.
– Вот! – торжественно произнесла Елена Игоревна, хлопнув на стол пачку бумаг.
 Я с глупым выражением глядела на лежащие передо мной какие-то снимки,  бланки, справки.
– Мои петунии вылечили меня! Вместо опухоли одни рубцы, как от плеврита. Лёгкое дышит! – выдохнула любительница цветов, и её выразительные карие глаза влажно заблестели.
Я молчала. Мне показалось, что соседка несёт какую-то околесицу. Из всего сказанного я поняла, что она перенесла тяжёлую болезнь. Но при чём тут петунии? Я украдкой взглянула на Елену Игоревну. Она поймала мой взгляд и рассмеялась.
– Да не сумасшедшая я! Хотя счастлива до безумия! Помнишь, когда мы встретились впервые? Я ведь тогда чуть ходила. Сил не было до церкви дойти. Что, врачи... Я сама на себе крест поставила.
Мне вспомнился мартовский день, когда спустившись за газетами, я увидела хозяйку квартиры, пустовавшей долгое время. Та женщина, с серым лицом и угасшими глазами... и эта, сидящая передо мной, полная энергии и жизни... Небо и земля...
Красивые карие глаза, глядевшие на меня, излучали какое-то необыкновенное тепло.
– Что мне тогда оставалось? Превозмогая боль, плакать и молиться, молиться и плакать. Когда человеку хорошо, он ищет друга, когда плохо – Бога. И Он пришёл. Не знаю, чей голос я услышала во сне: «Твоё спасение в тебе самой. Оживишь этот клочок земли, оживёшь сама», – но, думаю, это был Бог. До этого мне никогда не доводилось выращивать цветы, а тут увлеклась. Я и не предполагала, что цветоводство – это целая наука. Каждый цветок имеет свой характер, свою гордость, и к нему нужен особый подход. Взять ту же петунию. Солнечное растение! Не угоди ей, посади в тень – и она будет иметь жалкий вид. Каждый посаженный вот этими руками цветок, частичка моей души. Маникюром, правда, пришлось пожертвовать...
И Елена Игоревна с улыбкой растопырила перед собой тонкие пальчики.
– А почему именно петунии? – спросила я, подумав, что с этими цветами связана какая-то тайна.
– Не знаю. Просто название понравилось. Я услышала это слово, и мне  представилась яркая поляна с пёстрыми мотыльками. Мне захотелось, чтобы точно такая поляна была у меня, вернее, у нас под окнами, и чтобы она радовала всех. Я так увлеклась, что забыла думать о болезни, и она… отпустила меня. 
Услышав признание, я заулыбалась: мне вдруг стало так хорошо!
– Слава Богу! – воскликнула я и, помолчав, задумчиво добавила: – Кто-то из писателей сказал: «Цветок из смерти делает жизнь». Значит, это не просто слова, значит, это правда: ваши петунии оживили весь наш дом. Никто ведь не верил, что у вас всё получится. Елена Игоревна, я хочу поднять фужер за ваши руки!
...Долгий летний день подходил к концу. Я стояла у раскрытого окна и, вдыхая медовый запах маттиолы, наблюдала, как медленно потухает небо. Маленькие, невзрачные на вид цветочки, набирая к ночи силу, своим ароматом опьяняли всю округу.
По двору всё ещё носились мальчишки. Один из них с силой ударил по мячу, и мяч залетел на клумбу. Подбежав, горе футболисты замерли, не решаясь занести ногу над ярким жизнерадостным ковром. И тут самый младший из всех, наверное, тот, чей мяч угодил в цветы, разревелся. На балкон вышла Елена Игоревна.
– Что ты плачешь? Доставай мяч, только аккуратно, цветы не помни.
Малыш, почти не дыша, стал переступать через ряды петуний, виол, глоксиний, маргариток... Наклонился над кустом роз, поднял мяч и бросил ребятам. Он уже собрался уходить, но взгляд его привлекла примятая мячом к земле колючая веточка. Присев, мальчуган бережно поднял тонкий стебелёк, увенчанный нежным кипенно-белым бутоном и, не удержавшись, приблизил лицо к душистому облачку.
– Что ты там застрял? Пошли уже! – позвали друзья и, не дожидаясь, весело застучали мячом по асфальту.
Малыш спохватился и, сделав на цыпочках несколько шажков, бросился вдогон убегающим мальчишкам.
Елена Игоревна провожала взглядом детей. На её лице светилась счастливая улыбка.
        20.02.10