Рыжее чудо. Глава IX. Остров пипов

       Вокруг не было ничего, а только огромный водопроводный кран – тот самый из Ваниной лаборатории, из которого медленно капала вода… Вот, большая капля жидкости, переполнив набухающее чрево и не в силах более удерживать себя на весу, стала вытягиваться вниз, меняя форму шара на велосипедный шлем, тяжко оторвалась в тонком месте и, подрагивая теперь уже свободными, блестящими боками, понеслась куда-то вниз, восстанавливая на лету форму сферы как демонстрацию высшей целесообразности материального бытия. На месте первой из крана стала набухать другая капля. К ней Мартин жадно припал сухим ртом и пил, пил… Но жажда не уходила.
       Он проснулся. Почти проснулся… Сверху всё также тяжело жгло солнце, прокалывая лучами невидимого ультрафиолета и солнечной радиации пока ещё живую плоть, а внизу сыто покачивался отвратительный солёный океан, наполненный тошнотворным пойлом, которое было неспособно утолить жажду даже такого маленького организма.
      Он сидел, прочно вцепившись коготками в деревянный обломок ящика, который волокло по океану. Волокло – громко сказано. Был штиль, и утлое плавсредство висело на месте, покачиваясь на едва заметной волне.
      Едва поднимался ветерок, таракан, словно краб, прятался в щель на ребре ящика, спасаясь от воды, которая временами захлёстывала «палубу» и пыталась смыть за борт рыжий кусочек чужеродной жизни. К счастью, с того дня, как случился этот кошмар, оторвавший Мартина от родных и швырнувший в неумолимо огромное царство воды, сильного ветра не было, и это давало шанс. Потому что второй шторм ему было не выдержать: не достало сил и желания жить.
       А случилось вот что.

                * * *

       Мартин давно мечтал увидеть море. Чтобы это было не в мутном экране старого телека, доживающего век в лаборатории, а воочию! Чтобы лично впитать ощущения бесконечности и вечности океанской бездны, почувствовать усами живой солёный ветер и покачаться на настоящих больших волнах, а не на Ванином плече. Но мечты так и оставались ими, пока Ваня не собрался в океанский круиз по горящей путёвке, купленной через знакомое турагентство «Тревел Шоп», что означало магазин путешествий. По-английски название писалось иначе: «Shop of Travel». Но в русской транскрипции хозяева фирмы поставили слово «путешествие» впереди – для красоты и звучности. И пообещали шикарный круиз на шикарном лайнере.
 
       Собрались в дорогу быстро. Из людей ехал только Ваня. Лабораторию он формально оставил на охрану института. Но, зная служебное «рвение» сторожа Поликарпыча, попросил дополнительно приглядывать за помещением своего коллегу и личного друга Фуню. Ему он строго наказал следить, чтобы подтекающий водопроводный кран, откуда пили тараканы, не иссякал. А также подбрасывать тараканам крошек и не тревожить их чтением «фирменных» Фуниных вирш и запахом портвейна изо рта.
       Из тараканов в круиз поехал Мартин со своей Эсмеральдой, прихватив доченьку Ассоль, которая стала почти взрослой.
       Подрастая, Ассоль оставалась всё также умна, немногословна, и, несмотря на мечтательность, сильна характером. Теперь, став взрослой девушкой, она расцвела редкой (для тараканов) красотой, став и внешне похожей одновременно на мать и любимую свою героиню – цыганку Эсмеральду из Notre dame de Paris (пусть простит Гюго за эти вольные сравнения). Унаследованный от матери талант виртуозного владения скрытыми биоэнергетическими ресурсами своего организма с годами не иссяк, и тараканья девушка оставалась сильной телепаткой, вернее, телепатессой – так звучит приятнее.
        Ассоль с видимым удовольствием приняла предложение Вани и  родителей увидеть настоящий океан.
        Двое взрослых сыновей Мартина и Эсмеральды, напротив, не пожелали ехать.  Гуслик был занят по горло новым увлечением – он ударился в политику и руководил местным отделением тараканьего молодёжного демодвижения «Рыжая заря». А крепыш Яго влюбился. Он, как тень слонялся за предметом своего обожания – худющей старшеклассницей. У неё пока ещё не были выражены вторичные половые признаки (но оставалась надежда на это), однако она была из богатой семьи, имеющей недвижимость – две высохших половинки скорлупы грецкого ореха. Любовь застилала Яго глаза: он и слышать не хотел оставить хоть на миг свою красавицу! Учитывал ли он при этом перспективу богатого приданного в виде отдельного жилья – неизвестно. Яго оставался по-прежнему скрытен, даже для родных.

        Дорога заняла не так уж много времени: поездом до Санкт-Петербурга, потом посадка на почти белоснежный круизный лайнер, который был несколько грязноват и имел непрокрашенные проплешины ржавчины на бортах.
        Вот тут и пошли сюрпризы, о которых славный «Тревел Шоп» предупредить забыл. Корабль был устаревший – морально и физически. Он, по-видимому, готовился к списанию. На флагштоке, кроме российского, грустно подвисал флаг приписки – небогатого балканского государства, бывшей «народной» республики, собственностью которой корабль и являлся. Сюрприз заключался не только в преклонном возрасте плавающего отеля, лишавшего надежд на современный комфорт, но отсутствие этого самого комфорта в принципе. Команда корабля, включая обслугу, состояла из обездоленных и тем озлобленных жителей бывшей народной республики, всем своим «совковым» видом демонстрировавших, что не они тут для клиента, а клиент – для них.
        Началось с того, что по внутренней громкой связи на хорошем русском языке прозвучала категоричная просьба экономить пресную воду и электроэнергию, для чего угрожающим тоном рекомендовалось мыться не более двух раз в день и не более пяти минут.
        Таким было начало истории. А её конец, во всяком случае для Мартина, пришёл довольно скоро.
 
        Лайнер гордо стоял на рейде в одном из океанских портов. С берега он казался большим и красивым.
        Вернувшись с экскурсии, распаренный Ваня пошёл выпить холодного пива в корабельном баре. Пиво было простенькое, турецкого производства, но внушало уважение солидной наценкой.
Непьющая тараканья семья выползла на палубу вдохнуть морского воздуха и полюбоваться окружающей красотой.
        На беду, в это же время на ту же палубу приволокся чернявый неряшливый матрос со шлангом и шваброй, чтобы в одиночестве во внеурочное время драить чистый настил – его за что-то наказали.
        Тараканы, как правило, сторонились случайных встреч с людьми, опасаясь быть раздавленными. Вот и сейчас они скромно расположились в укромном уголке за палубной надстройкой. А бестолковый матрос почему-то решил начать мойку палубы именно из этого угла, и неожиданно навис прямо над рыжими путешественниками.
Увидев у своих ног что-то маленькое и шевелящееся, злодей не распознал разумных существ, либо сделал вид, что не распознал, и с омерзением швырнул их щеткой за борт, направив вслед мощную струю воды. Отчаянные телодвижения Мартина, успевшего изобразить лапками свидетельство интеллекта «пифагоровы штаны», не помогли, и тараканы всей троицей рухнули за борт. Им ещё повезло: стояло полное безветрие, какое случается перед надвигающейся бурей, иначе их растащило бы ветром. Небо на горизонте действительно заволокло сизыми тучами.
       Плотная солёная вода держала на плаву лёгоньких существ – волоски на ножках, меж которыми оставались микропузырьки воздуха, ещё не успели промокнуть.
Эсмеральде удалось собрать всех в кучу у тяжёлой якорной цепи, торчащей из воды, по которой можно было взобраться на корабль.
       К этому времени уже появились первые порывы штормового ветра – всё ещё не сильные, но для таракашек опасные. На счастье, семейка, выбравшись из воды, уже поднималась вверх по огромным звеньям цепи, цепляясь коготками за пластины ржавчины, неровности и трещины в слоях краски. Но все порядком ослабли, и Мартин, суетясь, поддерживал и подталкивал кверху дочь и Эсмеральду. Для этого он отцеплялся своими передними лапками от спасительного шершавого железа, и в какой-то момент его сдуло вниз – в пенящуюся вокруг якорной цепи волну зарождающегося шторма.

       Как он удержался в бурунах, пытаясь плыть к кораблю против ветра, одному Богу известно. Но Бог спас, и он удержался, не захлебнувшись, и даже сумел вскарабкаться на проплывавший рядом по счастью, а вернее, божьему промыслу обломок деревянного ящика.
       Его отнесло в открытое море и болтало среди волн, и чуть не смыло, но он вовремя отыскал и юркнул в щель расшатанной волнами конструкции. Было мокро, неприятно, его временами захлёстывало, тошнило от солёной, напитанной чуждыми микроэлементами морской воды, солью разъедало и жгло глаза, но он был жив, и очень хотел жить дальше, помня о родных и обо всём прекрасном, подаренном природой.
       Потом шторм стих, остались солнце, жажда и какая-то надежда. Есть вовсе не хотелось, и во сне тоже. Он думал о Боге и о том, почему их, барахтавшихся в воде, не съели стайки проплывающих рыб. Бог тут, конечно, постарался, но и умная доченька не оплошала. Пока мать собирала в воде членов семьи, Ассоль усердно внушала всему живому и голодному, проплывавшему мимо, вред тараканьего мяса для пищеварения морских жителей.
       Мартину стало тоскливо. Его оттащило в океан далеко, казалось, в самый центр, откуда нет возврата. Он мог погибнуть от жажды.
       Первое время он ждал, что в мозг постучится зов дорогих ему существ, и где-то рядом раскроется дверь в спасительное  Зазеркалье, которое не подвластно расстояниям. Но этого не происходило, а только были видения, рождённые в горячечном бреду обессиленного и обезвоженного организма. Однажды ему показалось, что рядом проплыло что-то чудовищно огромное, напомнившее американский авианосец из фильма «Небо над головой». Но он подумал, что ему мерещится. А затем из глубин будто бы всплыл огромный черный бок атомной субмарины. Мартин горестно усмехнулся, подумав, какие интересные видения преподносит угасающее сознание, как вдруг по частой ряби на воде и звукам человеческих голосов он понял, что подводная лодка это реальность.
       Мартин из последних сил перевалил своё тело с ящика в воду и подгрёб лапками к борту, благо, субмарина была совсем рядом.
       Плохо соображая, что делает, наш славный таракан заполз сначала на палубу, и, не задерживаясь на ней (вспомнился ужасный матрос со шваброй), он полез вверх по надстройкам и заполз на какую-то вертикально торчащую трубу. Там он устроился на круглом стёклышке, чтобы обсохнуть на солнце и обдумать, как быть дальше. Это был перископ, поднятый над надстройкой для какой-то профилактики. Мартин размяк и не заметил, как уснул.

                * * *

        Американская атомная субмарина «Yellow Submarine-17» в составе объединённого контингента НАТО делала своё тёмное дело в рамках улаживания щекотливого конфликта в районе островной группы Пипуа.
        Имя подводного корабля «Жёлтая субмарина» не было данью одноимённой песенке Битлз, а вполне серьёзно указывало на принадлежность к атомному флоту и миссии в этих водах. Потому что в этих местах всё атомное ассоциировалось с жёлтыми бананами, вернее, их кожурой. Но об этом чуть позднее.
        Главный остров Пипуа одноимённого архипелага, как, впрочем, и сам архипелаг, и весь остальной мир, входили в сферу жизненных интересов Северо-Атлантического Альянса. А интересы НАТО всегда чудесным образом совпадали с интересами самих Соединённых Штатов, особенно, если где-то вблизи пахло нефтью или просто, мировым господством.

        Из-за неполадок субмарине пришлось всплыть.
        Устранив поломку и обменявшись кодовыми сообщениями со штабным начальством, экипаж только-только начал погружение. Капитан глянул в поднятый перископ и обомлел! Ему показалось, что к лодке несется бронированный «шестивёсельный шлюп» русского спецназа! Но при внимательном рассмотрении стало ясно, что на окуляре торчащего из воды перископа нагло, не прячась, сидит и таращится через линзы и призмы на капитана что-то похожее на рыжего шестилапого таракана. Усами таракан явно дразнил шкипера: у тебя один перископ, а у меня – два! Затем насмешник развел усы буквой «V», что означало Виктория – победа! А под конец наглейшее создание поставило один свой ус вертикально, а другой убрало вниз, что вызвало у капитана невольную ассоциацию с интернациональным жестом, когда безымянный палец торчит вверх из сжатого кулака, и это было уже слишком… Первой мыслью капитана была немедленно продолжить погружение и смыть гадость в воду. Но следом подкралась мысль страшная: а как посреди океана на корпусе лодки, только что поднявшейся из глубин, мог оказаться живой сухопутный кухонный таракан?!
        У капитана натовской субмарины засосало под ложечкой – вспомнились обросшие лапшой легенд слухи о русских военных проектах, когда из различных животных с помощью таинственной генной инженерии создавались супердиверсанты. То, что у глупенькой овечки Долли, оказывается, была грозная русская бабушка овце-снайпер, которая плевалась во врагов (и во всех остальных тоже) кислотой, – то были цветочки! А вот, блоха, которую подковали подковой, стреляющей реактивными противотанковыми гранатами кумулятивного действия…  Ходили слухи, что этой самой блохе секретным указом было присвоено звание Гвардейская блоха за спецоперацию, в ходе которой животное красивым выстрелом «от живота» уничтожило бронированный лимузин одного из южноафриканский вождей, поссорившегося с Советским Союзом… Капитан срочно отменил погружение.
        А несчастный Мартин вовсе не собирался показывать усами всяческие издевательства – они у него шевелились и подгибались от страха, когда с трудом обретённая твердь стала вдруг уходить из-под него под воду.
       Мартина таки втащили внутрь подводной лодки, которая вслед за этим немедленно погрузилась.

       Узник не сразу понял, где находится, и что происходит. Уяснив английскую речь и явно не российскую принадлежность военных, он догадался, что находится во вражеском плену. Умнейший таракан попробовал закосить «под своего», чтобы выиграть время… Мартин ругался по-английски и кричал, что он «свой» – натовский боевой пловец, а фирменную наколку «морских котиков» смыли солёные волны. Затем, убедившись, что славянское происхождение ему не скрыть, стал ныть, что его предки были раскулачены, а дед служил у Деникина, а сам он плохо учился в школе, а потом вычеркивал из бюллетеней членов Верховного Совета… Но всё было тщетно. Его не слушали. Или не понимали. Его положили на операционный стол в медицинском отсеке и пинцетом едва не повыдергали ноги, качая их туда-сюда и пытаясь разглядеть микрочипы русской шпионской аппаратуры тридевятого поколения. Ему заглянули даже туда, куда приличные люди и тараканы не смотрят, и ему стало стыдно.
       Потом долго решали, что с ним делать.
       Раздавить подозрительную особь «без суда» не позволяли демократические убеждения и представитель общества охраны диких животных, функции которого исполнял боцман. Собирая посильные взносы «на восстановление поголовья носорогов» со всех членов команды, включая вице-адмирала, он присваивал их себе. Боцману было хронически стыдно, как завхозу Старсобеса, кравшему у обездоленных старушек. Но американский боцман не читал почти русских Ильфа и Петрова. Он успокаивал себя тем, что творит благое дело, изымая у команды лишние деньги, которые неминуемо будут выброшены в ближайшем порту на сомнительные напитки и неряшливых красоток. Сам боцман не тратил денег на пиво и удовольствия. Он копил их, мечтая, отслужив, уехать в российскую Сибирь, чтобы там разводить страусов для использования в качестве транспортного средства на просторах русского бездорожья, а также ради больших страусиных яиц. Боцман слыхал, что страусов в Сибири совсем мало, и рассчитывал на хороший бизнес. Путём скрещивания и селекционной работы он надеялся вывести морозоустойчивую тягловую породу страуса-битюга, способного тащить в упряжи грузовые телеги, сани и даже артиллерийские орудия, побивая десанты врагов крепкими ногами и непрерывно производя на свет огромные яйца. Яйца можно было поедать, а когда кончатся боеприпасы, заряжать ими пушки… Сам чудо-страус должен был подпитываться солнечной энергией… Дальше этого сладкие фантазии боцмана не шли.
       Предложение снабдить таракана сухим пайком, ракетницей и снова выпустить в воду категорически не принял вице-адмирал. Пытаясь понять, как таракан живым всплыл из-под воды, он заподозрил, что экзотическое животное всё это время плавало вместе с лодкой, передавая русским её местоположение и другие секреты. И что именно он, таракан, сломал рули глубины и заставил лодку всплыть, чтобы русские спутники засекли и дешифровали её надводные переговоры с базой, чтобы скомпрометировать миссию НАТО по спасению мира от новой угрозы. Неуязвимое насекомое, по всей видимости, прошло спецподготовку и могло в тылу врага обходиться без воздуха, еды и питья. Оно плавало и «стучало», а когда ему надоело, оно вылезло на перископ специально, чтобы поиздеваться. А теперь, отдохнув и ознакомившись с устройством лодки изнутри, таракан стал вдвойне опасен. Что, если он, получив свободу, возьмёт и утопит флагманский авианосец?!

      Авианосный крейсер Энтеро-Приз нёс боевое дежурство неподалёку – у островов Пипуа, где местные пипуасы придумали перегонять кожуру от бананов в оружейный плутоний и нагло заявили о намерении войти в клуб ядерных держав. А этого нельзя было допустить ни в коем случае, потому что парадная одежда пипуасов шокировала приличное клубное сообщество, которое смущали не сами набедренные повязки, а их отсутствие. Повязки отсутствовали на их обычном месте, потому что, согласно последней пипуасской моде, яркая тряпочка, ранее прикрывавшая срам, теперь небрежно повязывалась вокруг шеи – а-ля Элвис. А сам «срам» был татуирован угрожающими наколками, изображавшими ядерный гриб. Кроме того, внушали опасения известные гастрономические пристрастия этого дикого островного народца.
      Но хватит о грустном! Так и не придя к единому мнению, таракана решили оставить на подводном корабле, а по завершении миссии сдать в Лэнгли или в зоопарк. Американский авианосец пока мог плавать спокойно.
      Поскольку таракан отказывался есть спагетти, булочки с котлетками и прочий фастфуд, а требовал русского флотского борща и гречневой каши с салом, тем самым выказывая пренебрежение к экипажу и неуважение к американскому образу жизни в целом, американцам стало обидно. И таракана решили не сдавать в зоопарк, тем более, боцман кричал, что это прожорливое недоразумение объест, а может быть, и съест бедных носорогов, их детёнышей и остальных зверей, а может, и не только зверей…
      Насекомому решили предоставить возможность совершить подвиг во имя мировой демократии, а заодно избавиться от него самого. Для этого, наглого рыжеусого руссака нужно было перевербовать и дообучить всяческим западным шпионским гадостям. И вместо зоопарка запустить его к пипуасам – сделать им, милитаристам, каннибалам и вообще бесстыдникам какой-нибудь вред.

      Вербовка прошла успешно. Представитель ЦРУ, прикомандированный к субмарине, не понимал тараканий язык. Молчание клиента он принял за согласие, а жесты лапками у виска за отдание воинской чести новому начальству.
      В завершение таракана обмакнули в чернила, вызвав у него грустные воспоминания, и прислонили его в качестве оттиска подписи к письменному обязательству работать на новых хозяев. На бумаге отпечатались шесть фигушек.
      Обучение гадостям также прошло успешно. Таракан оказался на удивление сообразительным и даже воткнул иглу с ядом во время тренировки вместо куклы в своего наставника (хорошо, что игла была учебная), чем вызвал бурю восторгов начальства по поводу собственной решительности и отсутствия отвлекающих от задания моральных принципов.

      Пипы – так сокращенно именовали «заблудших овец» заокеанские  миссионеры – были не так просты, как могли показаться на первый взгляд. Отходы слабо обогащённого плутония (из гнилых бананов) они продавали на сторону – наркокартелям, которые подмешивали радиоактивное зелье в наркоту, чтобы у любителей кайфа в темноте светились уши. Это оказалось «прикольно» и быстро вошло в моду. Кстати, сами пипы светились полностью – от кончиков ушей до кончика хвоста. Да, да, у них был хвост – результат мутаций на фоне высокого радиационного фона! Пипы повязывали на хвосты бантики, а самые смелые творили там пирсинг из ракушек! Так вот, грязных денег, вырученных от продажи спецсырья, пипам вполне хватало не только на стильные набедренно-шейные повязки от лучших кутюрье. Они наняли военных консультантов и напичкали остров антишпионской и прочей зловредной аппаратурой. А ещё, по периметру острова висели динамики, из которых доносились вопли поедаемых врагов. Самим пипам эти звуки нравились, а их врагов – шпионов, вегетарианцев и прочих завистников это должно было ввергнуть в трепет.
       Чтобы надуть пипов, проникнуть в их логово и сотворить вред, нужно было придумать что-то необычное. Примитив типа заминированных собак, бросавшихся под танки, живых торпед – дельфинов и злющих диких пчёл вызывал снисходительную улыбку у стратегов плаща и кинжала. Не многим более «тянула» вживляемая шпионская начинка, опробованная на зелёных навозных мухах – её сигналы пипы засекали в момент и съедали источник.
       Гениальное просто. Оружием таракана должно стать то, что он таракан!
       Рыжие тараканы тут не жили, и пипы их никогда не видели. На архипелаге когда-то давно водились гигантские мадагаскарские шипящие тараканы (Gromphadorhina portentosa), но они вымерли – то ли от скуки, то ли от радиации. У пипов на генном уровне осталось к тем тараканам стойкое отвращение: твари своим видом и змеиным шипением пугали добрых светящихся свиней, которые на острове являлись предметом религиозного поклонения. Свинки от страха переставали светиться и приносить потомство. Так гласили разведданные.
       Мартину вменялось ассимилировать, размножиться, подобрав себе для этого «что-нибудь» из местной фауны, и, заполонив остров полчищами себе подобных, извести для начала свинок. Аборигены в обществе тараканов должны, как минимум, потерять аппетит и похудеть. И тогда морская пехота Альянса возьмёт острова без боя и пыли – под эгидой спасения жертв гуманитарной катастрофы. А заодно примет под патронаж «жирные» нефтяные богатства шельфа.
       С тараканом провели разъяснительную беседу и безо всякого снаряжения с голыми лапками-руками, словно римского патриция – мученика Муция Сцеволу, забросили на остров пипов, заставив его лететь вместе со стаей подкупленных перелётных птиц.
       Таракану лететь своим ходом было трудно, да ещё в компании быстрых птиц, и только воля к жизни и победе, а также природное любопытство дали Мартину силы добраться до острова. По дороге его чуть не съели голодные члены его же стаи. Но не съели, поскольку боялись быть ощипанными миссионерами за непослушание.
       Убедившись в благополучном приземлении таракана на песчаный пляж – в стороне от кишащих пипами территорий, птицы прощально и сочувственно взмахнули крыльями и поторопились покинуть сей рассадник радиации и греха, по пути отбомбордировав плантации вражеских бананов продуктами своей жизнедеятельности.

                * * *

       Старания Эсмеральды войти в контакт с канувшим в морскую бездну, а затем и в безвестность Мартином не принесли успеха.
       Как только мужа унесло в океан, Эсмеральда попыталась отыскать след его ауры, и даже почувствовала в какой-то момент его биоэнергетический след в многослойном клубке возмущённых бурей  электромагнитных полей. Но в тот момент Мартин пребывал в ступоре от падения в пенистый гребень набирающей злобу штормовой волны. Всё его естество, живая суть отчаянно боролись за существование, подчиняясь одним лишь инстинктам и рефлексам, в то время как его плоть, захлёбываясь солёной водой, барахталась всеми шестью конечностями, силясь не захлебнуться, не уйти под воду и обрести хоть какую-то опору в швыряющем и крутящем вихре, а разум, шокированный экстремальным вбросом адреналина в кровь, был подавлен. Уже потом, когда тело Мартина вцепилось-таки в проплывавшие обломки и спряталось в спасительную щель, таракан наконец-то смог осознать себя... Но к этому моменту его биопеленг утонул в сильнейших электрических шумах грозовых разрядов.
       Ситуация осложнилась тем, что стало плохо Ассоль, которая едва доползла по якорной цепи на борт старого судна. Она теряла сознание, лапки ее отчаянно дрожали и немели. Эсмеральда, прекратив попытки связаться с мужем, чем могла, помогала дочери. Сконцентрировав остатки энергии, она мысленно вызвала из бара Ваню и умудрилась вывести его в нужное место палубы, где он забрал тараканов и отнёс в свою тёплую и сухую каюту.
       Запасы биологической энергии мозга были истрачены Эсмеральдой полностью. Сказалось изматывающее внушение собственных мыслей малочувствительному Ване – а без его помощи было не дотолкать беспамятную Ассоль, и та могла погибнуть на палубе в лихорадке без тепла и питья.
       Мог погибнуть в море и Мартин, но Эсмеральда надеялась на Бога и удачу. А ещё на силы и разум мужа. Помочь ему сейчас она всё равно не могла. Открыть портал в Зазеркалье в незнакомом, «ненамоленном» месте в условиях возмущённых природными катаклизмами электрических полей и в состоянии личного истощения, а затем вытащить Мартина – это было выше её сил.
       На помощь Ассоли рассчитывать тоже пока не приходилось.

       Как только буря утихла, Ассоль стало легче. Эсмеральда так и не поняла, чем болела дочь. Откуда это невезенье? В один день она едва не осталась одна.
       Очередная попытка обнаружить Мартина окончилась ничем. Что-то явно мешало. От Вани Эсмеральда узнала об аномальных искривлениях магнитного поля Земли в результате аномальной солнечной активности, спровоцированной редкими по силе вспышками – выбросами солнечной радиации. Ваня, в свою очередь, услышал новости по спутниковому телевизору в баре лайнера. Это хоть что-то могло объяснить.
       Эсмеральде и самой в эти дни делалось очень плохо: голова словно сжималась в тисках, в глазах темнело, поджилки тряслись. И только материнская забота не дала расслабиться, и выдержать этот кошмар.

                * * *

       Отдельные песчинки подавались под лапками Мартина и, шевелясь, проваливались меж соседних кристалликов сухой жёлтой прорвы песка. Это требовало дополнительных усилий под палящим солнцем и мешало передвигаться. Тараканы вообще не любят ходить по песку, за исключением, когда этот песок сахарный. Тем не менее, полоска песчаного пляжа осталась позади, и Мартин углубился в заросли каких-то зелёных растений. Сквозь них просвечивали вездесущие банановые деревья, росшие неподалёку. Послышался сухой треск, и потерявшего бдительность Мартина чуть не раздавили: вплотную пронеслось, ломая кусты, какое-то животное, напоминающее дикую свинью. В сумраке густых зарослей свинья светилась зеленоватом фосфоресцирующим светом. Это было красиво и страшно одновременно.
       Чувствительные рецепторы Мартина давно угнетал высокий радиационный фон, а с приближением к банановым деревьям поток радиации усиливался по известному закону: обратно пропорционально квадрату расстояния. Мартин чувствовал нарастающее, подозрительно знакомое покалывание. В памяти всплыла «камера пыток» подмосковного синхрофазотрона. Знакомое головокружение и рассеяние сознания довершили эту ассоциацию, и Мартин усмехнулся про себя: теперь ещё осталось стать прозрачным или вовсе невидимым – вот, дяденьки из ЦРУ обрадуются!
       Через какое-то время, наблюдая постепенную утрату чёткости контуров и теряющие яркость цвета собственного тела, Мартин окончательно осознал глубину происходящих с ним перемен. И горько порадовался, что теперь хотя бы о хлебе насущном заботиться не нужно: впереди, судя по опыту, ждала полная потеря аппетита.
       Добыть хлеб насущный на Пипуа был и вправду проблематично. Пипы не выращивали злаков. Вернее, когда-то выращивали, но пшеница с рожью не смогли адаптироваться к росту радиоактивности и гибли на корню. Поэтому найти вкусные хлебные крошки, кроме как у иностранных  консультантов, тут было негде. Но иностранцы не контактировали с заражённой средой – ходили в защитных скафандрах и жили в герметичных подземных помещениях. Запасы еды им привозили с большой земли в свинцовых контейнерах.
       Нельзя было достать у местных и нормального мясного фаршика. Светящихся «священных» свиней тут не ели, а кушать человечинку Мартин, естественно, не мог.
       Ах, как он устал от затянувшегося приключения! Ему хотелось стать совсем прозрачным и даже вовсе бестелесным, улететь в небо – в Тараканий рай, или ещё куда-нибудь подальше… Он бы окончательно скис, но «опустить лапки» ему не дала тревога о близких, острое желание увидеть их вновь. Мысли о родных не покидали его. Он не прогонял эти мысли, но прятал подальше в себя, чтобы переживания не вымораживали его последние силы.
       Мартин уже давно чувствовал в голове что-то тревожащее, чей-то слабый зов, который никак не мог до конца оформиться и принести информацию. Он знал, что это жена. Либо дочь. И был прав, но не совсем. Временами зов исходил от кого-то третьего.
       Ответить на зов Мартин не умел. И зов не мог пробиться к нему. Мартин понимал, что войти в «сумеречную зону» его подсознания и далее – в его реальность экстрасенсу уровня Эсмеральды могло помешать лишь что-то серьёзное. В начале была необычная буря, затем серия мощных вспышек на Солнце. А теперь, по всей видимости, канал блокировала сильная радиация и её «выродки» – вторичные излучения.

       Мартину вспомнилась муха – та, которая погибла, предпочтя яркую смерть высыханию на подоконнике. По крайней мере, Мартину хотелось верить в красивый сценарий, а не в обычную дурость, приведшую муху к гибели.
       Он постепенно становился прозрачным и вялым, как тогда – в чреве «ревущего» синхрофазотрона. Обмен веществ замедлился, питаться почти не хотелось. Не хотелось и совершать подвиг во имя мировой демократии – делать гадости или даже просто пугать аборигенов, никогда в жизни не видавших рыжих тараканов со страшными усами. Наблюдая из укрытия смешных хвостатых пипов, трогательных пипесс с бантиками и маленьких голеньких пипуальчиков и пипудевочек, играющих в косточки, он пришёл к выводу, что перед ним вовсе не плохой народец. И даже в чём-то славный. Слабо верилось, что эти смешные каннибальчики всерьёз претендуют на мировое господство и шантажируют мир атомной угрозой.
        А эти несчастные жёлтые бананы – откуда в них отравленный сок, и почему они стали синонимом плохого в этом сказочном месте, где природа раскрывала всему живому тёплые объятия своей доброты и любви … При чём здесь аборигены? Если взглянуть непредвзято, разве по их желанию их остров стал радиоактивным, пропала пшеница, появились мутации? Быть может, это «приветы» печально знаменитых атолла Бикини, Новой Земли, пустыни Невада, ядерных полигонов, о которых мы даже не знаем, но которые «знают» нас, навещая в виде радиоактивных дождей, ветров, семян. А может быть, и сам архипелаг Пипуа когда-то был полигоном испытаний? Пипы кушают себе подобных? А мы, таких же – себе подобных уничтожаем даже не для еды, а просто так: войны, терроризм, атомные аварии и прочее такое. Пипы жалеют хотя бы своих свинок. А мы спокойно забиваем и едим бедных коров, овец, оленей, рябчиков и прочих тварей божиих, которые имеют такое же право на жизнь. А пипы никого не убивают! Закономерен вопрос, а как же тогда они добывают свою скоромную пищу…
       Ответ на этот вопрос Мартин смог получить для себя в самом начале «десанта» на Пипию, когда ещё активно двигался. Малые размеры и хорошо маскируемый песком цвет его тельца позволили незаметно подглядеть что творилось в большом ангаре, стены и крыша которого были сложены их увязанных охапок сухих бамбуковых стеблей. Это оказалась лаборатория, где пипы по ускоренной технологии, которая родилась на свет благодаря радиации, клонировали… пипов. Заходит один пип, а выходят два: настоящий пип и его клонированный двойник. При этом, как убедился Мартин, «подслушав» их разговоры на языке понятных таракану жестов, клонированный пип не хотел ничего от жизни кроме как отъесться радиоактивными бананами и самому быть поскорее съеденным своим прототипом. И никаких убийств. Счастливый клон ложился спать в холодильник, чтобы потом не испортиться, видел красивые сны, а душа его отлетала в небо.
       Образованный и высокоморальный Мартин, конечно же, не одобрял вакханалии – приходили на ум идеи гитлеровцев и некоторые постулаты Ницше. Однако всё это, видимо, имело какой-то смысл в природе, раз Бог терпел. И не ребятам из ЦРУ судить! Пипы ели сами себя, ничего нигде не крали и никого не воевали. Просто, на их несчастье, неподалёку – на материковом шельфе нашли много нефти. И сюда сразу же потянулись щупальца мирового спрута – борца за демократию. Если бы не это, вряд ли бы кто-то знал о пипах, кроме полуумных учёных – мало ли на земле диких племён и ядерных отстойников.

       Сидя в своём убежище – облюбованной чаще кустов, примыкающих к пляжу, подальше от запаха гниющих банановых плантаций, Мартин уже не боялся, что его раздавят местные светящиеся свиньи. Мартин сам начал светиться, и свиньи, признав его за маленького брата, уважали и даже пытались кормить грудью. Но Мартин предпочитал утреннюю радиоактивную росу с травинок. Он уже понял, что ужасная радиация становится его единственным союзником и спасителем.

        Он уже почти не двигался и стал совсем прозрачным. Но при этом ощутил в себе всплеск новых возможностей. Зов становился чётче, и Мартин понимал, что это не зов набирает силу, а он сам обретает сверхчувствительность. И вот, в один прекрасный момент, неясный зов трансформировался в четкий канал связи – Мартин узнал Эсмеральду и смог общаться с ней, а она услышала его. Потом была радость общения с Ассоль. А после, к огромному удивлению Мартина, на телепатическую связь с ним вышел… «малыш» Яго! Удивления Мартина не было предела. В Яго и раньше была заметна необычность, характерная для их семьи, но такое… Вот, цена его скрытности! Мартин обсуждал эту новость с Эсмеральдой, не мог с ней наговориться, безумно радуясь общению, по которому так истосковался.
        Теперь нужно было реально вернуть мужа.
        Круиз давно закончился, и путешественники, не считая Мартина благополучно вернулись в Академгородок. Открыть портал в лаборатории и войти в Зазеркалье Эсмеральде труда не составляло никакого, и она бы уже сделала это. Но для эвакуации физического тела нужен был второй портал, пробитый со стороны Мартина. Поскольку тот не был экстрасенсом, Эсмеральда должна была сделать это сама, находясь на огромном расстоянии. Предстояло передать через обычное пространство энергию той же биологической природы, что и для телепатической связи, но в больших количествах. Поскольку канал передачи энергии блокировался радиоизлучением, и её не хватало даже для простой связи, пробовать дистанционно пробить портал ни Пипуа было безумной затеей. Но Эсмеральда и Ассоль не теряли надежду, и не прекращали попыток, надеясь на чудо и ум мужа и отца. И чудо произошло.
         Теперь Мартин сам непроизвольно генерировал нужные биоволны и поддерживал канал связи, пробив радиационный барьер. А чтобы открыть портал, теперь нужно было лишь умение Эсмеральды.

         Мартин прощально махал усами рыдающим, почти потухшим от горя свиньям и устроил прощальный фейерверк мерцанием и безумной пляской ярко-голубых искр на своём теле. Да так, что в ближайшей округе сработали все датчики охранной сигнализации, а на центральном командном пункте включилась тревога. Дежурный взвод облизывающихся пипов, которым надоело пресное мясо собственных клонов, понесся искать нарушителя границы. Но это уже было неважно. Потому что рядом с Мартином приятно мерцал открытый портал а Зазеркалье, в проёме которого его ждала жена!
         Так вышло, что на острове в портал медленно вполз поддерживаемый красавицей-женой прозрачный бестелесный организм, а из другого портала, в Академгородке уже своим ходом, расправив усы, вышел сияющий Мартин – собственной персоной. Эсмеральда сама не поняла, как такое могло случиться. Ведь «расколдовать» прозрачного Мартина могло только излучение определённого спектра частот. И Ваня с Фуней усиленно готовили очередную «диверсию», чтобы «вылечить» Мартина в синхрофазотроне. Но всё это чудесным образом не понадобилось. Бог вознаградил прозрачного Мартина за веру и долготерпение.
         Затем были объятия и долгие рассказы.
         А на Пипуа всё ещё рыдали свиньи.

                * * *

         Фуня написал оду «К возвращению Мартина». Вот она.

                В кишащем злобой океане,
                в объятьях натовских акул
                его держали на кукане,
                но он назло не утонул!

                Был брошен на ужасный остров
                в вертеп кровавых дикарей,
                откуда вырваться не просто -
                хотели в суп его скорей!

                Топтали огненные свиньи,
                влекли зыбучие пески,
                и не спасли б его в помине
                американские мозги!

                Но рыцарь славной Эсмеральды
                освободился от оков,
                взбодрил себя на подвиг ратный,
                побил врагов и был таков!

            припев:

                Его не съели пипуасы,
                не соблазнило ЦРУ,
                жене привёз он маракасы,
                а мне - с бананом кобуру.