Интервью с Геннадием Лагутиным

ИСТИННЫЙ ГРАЖДАНИН РОССИИ,
ПИСАТЕЛЬ И ПРОСТО ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК

Уважаемые друзья, коллеги, посетители литературного портала «Что хочет автор»!
С вами снова я, Владимир Ермошкин. Сегодня у меня в гостях Геннадий Лагутин (http://www.litkonkurs.com/?dr=17&luid=17388) — человек, который в моих глазах является истинным гражданином России, писателем и просто хорошим человеком…
Предлагаю вашему вниманию интервью с ним.

— Геннадий! В одном из литературных изданий в сети вы написали о себе вот что:

Живу в г. Твери. Родился в семье военного. Школу окончил в Брянске — это моя родина. В 1977 году закончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии им. Н. Черкасова, факультет режиссёров телевидения. С 1974 года — режиссёр ТВ на Мангышлаке (Казахская СССР, г. Шевченко), с 1977 года и по 1989 год — главный режиссёр телевидения. В 1989 году — перевод в г. Ленинск, на космодром Байконур, в качестве директора Ленинской студии телевидения. С 1997 году возглавлял телекомпанию «Тверь» — сначала председателем ГТРК «Тверь» и её гл. редактором, а затем директором филиала ВГТРК. В настоящее время — пенсионер. Имею государственные награды. Пишу прозу. Печатался в различных журналах, сборниках…

Прочитал я это всё и подумал. Да вы «тяжеловес», Геннадий! Ваши биографические данные вызывают у меня восхищение и ещё большее желание заглянуть в потаённые углы вашей рабочей и творческой жизни.
В личной переписке «рассказать о себе» вы высказали пожелание: «Мне более удобно отвечать на вопросы, а не сочинять ОПУПЕЮ про себя! (Шутка!)»… Я соглашаюсь с вами и задаю первый вопрос. Что для вас появилось раньше — ваша проза или режиссура?

— Ни то, ни другое. Была страсть к археологии. Ещё школьником я выезжал на раскопки в составе археологической экспедиции. На территории Брянщины есть такое место, где когда-то в дальние века находилось могущественное Вщижское княжество, а город Вщиж был центром. Его полностью уничтожили, просто стерли с лица земли орды Батыя. Очень мало сведений об этом, хотя многие учёные предполагают, что Вщижское княжество зародилось гораздо раньше Киевской Руси.
И хотя в этих экспедициях мне чаще доставалась роль мальчика на побегушках, я был счастлив, потому что иногда мне давали для расчистки небольшой кусочек земли. Моему счастью не было предела, когда однажды я нашёл наконечник стрелы.
Словом, была очень большая любовь к истории и, в частности, к археологии. Но вот жизнь сложилась по-другому. Археологом я не стал. Об этом и сейчас жалею порой.

— Очень интересный и познавательный ответ. А если копнуть в другом месте и поведать нам о ваших школьных годах, студенчестве и как формировался ваш характер. Кто был вашим первым литературным героем и учителем? Пожалуйста, Геннадий:

— Признаться, в школе я был изрядным шалопаем! Характер рожденного под знаком Овна проявился в моей жизни сполна. У меня была масса увлечений, к которым я достаточно быстро охладевал. Я пел в детском хоре, занимался в кружке рисования и живописи, позднее в драматическом кружке. Бывало, и в более зрелом возрасте малевал акварельные пейзажи. Занимался спортом — лыжами и баскетболом (несмотря на малый рост, развит был хороший бросок)…
От природы была у меня очень хорошая память, что позволяло мне с прохладцей относиться к приготовлению домашних заданий. Мне хватало того, что рассказывали на уроках. Учился неровно. То выбивался в отличники, то скатывался до троечника. Более всего уважал историю, географию, литературу. К русскому языку относился, конечно, по-хамски. За сочинения всегда получал оценку 5/2, где пятёрка — за содержание, а двойка — за грамотность. Ну, а на контрольных надо было следить за грамотностью — вот и получал 4/3, а то и 3/3. Аномалия какая-то. До сих пор плохо помню, где надо ставить запятые. Отшучиваюсь: «Когда в школе проходили запятые — я болел!»

— А к точным дисциплинам склонность была? Надеюсь, выражение «дважды два» вы знаете назубок:

— Да, жизнь заставила это выражение выучить и помнить, хотя к точным дисциплинам тяги не имел, но и не запускал их. Помню, даже меня один раз на математическую олимпиаду посылали! Но основной интерес у меня был к книгам. И — к радио. Не было ещё телевидения, и я самозабвенно, по вечерам, приглушив звук, чтобы не мешать спящим родителям, слушал, прижав к уху, динамик радио с чёрным таким картонным рупором. Такие «тарелки» только в кино можно увидеть сейчас. Так вот с детства — через радио — знакомился я с драматургией и литературой. Помню, была такая передача «Театр у микрофона»… Не пропускал ни одной. И книги! Читал запойно, всё подряд, без системы — оттого в голове была полная каша. А отвечая на уроках, вдруг выдавал онемевшему учителю такую информацию по вопросу, что у него глаза на лоб лезли. А всё из книг почерпнуто было.
Был я в классе самым малым по возрасту и росту. Оттого прозвище у меня было «Литл Бой» (в одном из своих рассказов я немного упомянул свой класс — и себя в том числе). Класс наш был интересный — одиннадцать парней и двадцать две девочки… Впрочем, какие девочки?! Взрослые уже девушки, на свидания вовсю бегали. На военной подготовке я всегда стоял на левом фланге, как самый низкорослый. И винтовка Мосина, с которой мы делали упражнения, кажется, со мной одного роста была. А после школы, через год я вдруг вытянулся до 190 сантиметров, так что правофланговый Колька стал ниже меня — до плеча только.

— Вот как! И что было дальше, после школы?

— Школу я закончил в 16 лет. Пацан! И что дальше делать — понятия не имел. Ветер в голове. Одно знал — отец фронтовик и инвалид, жили мы достаточно бедно, нельзя было садиться на шею отцу. И я пошёл на завод. Сначала — учеником, а потом — слесарем КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматика). Отец настоял, чтобы я поступил учиться в институт на вечернее отделение. Так я работал и ещё учился в Брянском институте транспортного машиностроения, на специальности «Двигатели внутреннего сгорания». Впрочем, оттуда я ушёл уже с третьего курса — понял, что ни бельмеса не понимаю! А переползать с трудом с курса на курс — что-то стало мне зазорно. Отец был в страшном гневе.
Работал я себе на заводе,  работал, не думая о будущем. А оно меня подкараулило. Я с шестого класса увлекался фотографией — папа подарил мне на день рождения фотоаппарат «Смена», (может, кто и помнит такой…. дешёвенький, из пластмассы). Прибежал однажды Женька, мой приятель-фотограф. Силой, буквально, заставил отобрать снимки, что у меня были и потащил на конкурс, что проводило Брянское телевидение. Я упирался — зачем позориться? Но… посмотрели мои работы, дали контрольное задание — и вдруг… В общем, через несколько дней я уже работал фотокорреспондентом Брянского телевидения. Это было в 1967 году, в мае. Тогда очень много фотографий шло в эфир, приходилось крутиться… И понесло меня по телевизионной дороге! Буквально покатило. Я изучил кинокамеру, затем телекамеру, сменил специальность.
А потом случилось так. Позвал меня к себе наш главный режиссёр, умнейший еврей, Михаил Самсонович Дозорцев и сказал: «Хватит ерундой заниматься. Иди в режиссуру, поступай в институт — есть у тебя божья искра!» И пришлось поступать. Тогда режиссёров телевидения готовил только Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Было там единственное в СССР  заочное отделение, принимали только тех, кто уже работал на ТВ и кто, соответственно, пройдёт творческий конкурс и общеобразовательное испытание. Так в 1972 году я и стал студентом. Некоторые сейчас сморщатся — а, мол, «заушное» образование! Может, где так и было, только не у нас! Требования к нам были жесточайшие, если не сказать жестокие. Считалось, что коль мы УЖЕ работаем на ТВ, то должны быть очень образованными и культурными людьми, а потому западное и отечественное искусство, как и многое другое, должны знать, как «Отче наш». Какой, мол, спрос со вчерашнего школьника, а вы-то взрослые люди, работники ТВ!
Учиться было очень тяжело — вспомню и вздрогну! Отчисляли многих в каждую сессию. Кого — за то, что дурака валял, не желал до седьмого пота трудиться-учиться, кого — за профнепригодность, режиссёра из такого не сделать. Но… пять лет пролетели быстро. И заветный диплом, с нагрудным красным ромбиком — в придачу, который я так ни разу в жизни не прицепил к пиджаку. А председателем дипломной комиссии был у нас С.И. Колосов — недавно скончавшийся мэтр кинематографа. Помните его «Вызываем огонь на себя»?

— Может кто-то и «сморщится» от вышесказанного, а у меня только удивление и гордость вызвало ваше откровение. А кого из своих педагогов вы и сегодня вспоминаете тёплым словом, с благодарностью?

— Много бы мог рассказать о своих педагогах. Это были ИМЕНА! Алексей Рессер, Павел Коган, Кирилл Черноземов, Кларисса Лубенская, Владислав Виноградов и многие другие. Почти никого уже нет в живых. Только живут они в памяти и сердце. Это были удивительные люди, как и те, с кем приходилось встречаться: Георгий Товстоногов, Аркадий Райкин, Василий Меркурьев, Олег Табаков, Сергей Юрский… — всех не упомнить.
Смотрю иногда телевизор, какой-либо фильм — вот снова лицо знакомое, учились вместе, курили в институтской курилке, под лестницей «Агдам» втихомолку пили… И такое было, что греха таить! Молодые были.
И об институте мог бы рассказывать долго. О сокурсниках, о художниках и актерах с кем приходилось встречаться или учится вместе… Вот только о литературе ни слова не скажу, ибо даже мыслей в голове не было, что когда-то начну писать.
Да, вот еще что. Вы спрашивали о моих любимых литературных героях. Я не могу вспомнить всех. Они менялись по мере моего взросления и возмужания, некоторые исчезали из памяти навсегда, потому что их заменяли другие герои. А если говорить о моих последних годах жизни (надеюсь не последних!), то ими стали Мартин Иден Джека Лондона, Валентин Савич Пикуль — известный всей стране писатель и …актер Леонид Филатов, с которым у меня очень схожие судьбы. Так что кого-то отдельно выделить не могу. Их было много, каждый для своего времени. С одним из настоящих Героев, я был даже в дружеских отношениях. Это летчик — космонавт Герман Титов.

— Ну, кто бы мог подумать, что у вас такая «ёмкая» биография. Такие имена, лица прошли рядом с вами по жизни. И всё-таки, как же вы пришли к писательскому творчеству?

— Пожалуй, вынужденно. Я был уже на пенсии, когда случилось со мной несчастье — инсульт, бич творческих работников, и тех, кто занимается умственным трудом. Когда немного стал приходить в себя, велели мне врачи переписывать тексты из книжек, отчего-то считая, что таким образом работоспособность мозга восстанавливается. Вот так я несколько месяцев занимался «чистописанием». И надоело мне это до тошноты. Угнетало более всего, что это, на мой взгляд, «мартышкин труд». И тут меня осенило, а почему бы ни написать что-то от себя? Вот с этого всё и началось. Так что к литературе я не стремился, а она меня просто ждала, видимо. Я вот нечаянно вспомнил стихотворение Эльдара Рязанова. Оно прозвучало как романс в кинофильме «Старые клячи». Если иметь в виду, мою встречу и любовь к литературе, то это, как мне кажется, обо мне:

Последняя любовь, как наважденье…
Как колдовство, как порча, как дурман.
Последний шанс на страсть и обновленье,
прощальный утешительный обман.
В какие годы сердце горше плачет?
Увы, конечно, на исходе дней.
Любовь — загадка… Как она дурачит.
Не хватит жизни разобраться с ней…
Последняя любовь — мятежный случай, —
судьба шальная нас с тобой свела…
Всю жизнь мы порознь были невезучи —
тебя я ждал, и ты меня ждала…
Жизнь куролесит… Наворот событий,
сжимает сердце, голова пьяна…
И множество незнаемых открытий
мне дарит обретенная страна.
Последняя любовь, как завещанье:
прозрение, прощенье и прощанье.

Словом, где-то так!

— Замечательно! А как вы радовались первому печатному тексту, часто ли приходило творческое разочарование или наоборот — уверенность в своих способностях?

— Если честно, не было ни того, ни другого, по большому счёту. Радовался ли я, увидев напечатанной в журнале свою работу? Конечно, радовался! Но без эйфории. Приучила вся предыдущая жизнь. Сделаешь фильм, волнуешься. Видишь вдруг сам, что, допустим, не дотянул. Не стреляться же из-за этого?! Сделаешь отметку в памяти, запомнишь ошибки и с жаром за новую работу. А она, глядь, получилась отменной! Радуешься, а внутренний голос говорит: «Не заносись, не радуйся шибко! Впереди ещё столько придётся сделать — ты гарантирован от неуспеха?» Вот так и в литературе! Не радуюсь слишком — можно спугнуть успех, но и не огорчаюсь очень, коль не получилось хорошо. Напишем ещё — дай Бог нам удачи! И здоровья! Так я думал… до поры, до времени.
И признаюсь честно. Я очень болезненно перенёс поражение в конкурсе на Кубок МСП. Так худо мне не было ещё никогда. Это трудно объяснить, наверное, это от того, что дальнейшая моя дорога в литературу, как я понимаю, закрыта. Со здоровьем стало совсем плохо. Я не могу долго сидеть за компьютером, да и просто сидеть или стоять, (максимум минут десять-пятнадцать) — начинается головокружение и надо лечь. Пью какие-то лекарства, что мне прописали, только толку от них мало. Осознание, что я не смогу больше ничего написать, приводит меня в страшную депрессию. Борюсь с болезнью, но… борьба идёт с переменным успехом.

— Дружище, не отчаивайтесь! Пусть будет с вами: и удача, и здоровье! Так и хочется ещё добавить к этому: «Главное, ребята, сердцем не стареть»… Вот вы были главным режиссёром, главным редактором… А что вы считаете в жизни главным?

— Как поэтический образ я понимаю это «сердцем не стареть». Только жизнь так устроена, что сердце и ты сам стареешь. Время летит «словно пули у виска». Так предопределено.
Наверное, самое главное в жизни — сохранить на все годы способность удивляться. Как мне кажется, без этого не может человек стать творцом.
Удивляться всему: и окружающему тебя миру, удивляться радостям этой жизни и… радоваться. Удивляться мерзостям жизни и… негодовать! А если ты художник, в том смысле, что ты творец, то реагировать на эти моменты удивления своим творчеством. Вот в чём самое главное, потому что писатель (хоть я себя так никогда не называл, предпочитая скромное — автор) это ОГОЛЕННЫЙ НЕРВ ОБЩЕСТВА, Я так думаю.

— Пусть будет, так как вы думаете! Я заметил, что во всех ваших произведениях, присутствует нота высокого гражданского звучания. Отчего так?

— А как может быть иначе? Я гражданин этой страны. Когда-то я очень гордился, что я живу в СССР. Мне много пришлось поездить. У меня карта на стене вся испещрена значками у названий городов или мест, где я бывал. У Людвига Ашкенази есть книга с названием «Всюду встречались мне люди». Вот и мне до поры до времени везло — встречались ЛЮДИ, К сожалению, в последние двадцать лет их стало очень мало. Произошла мутация. Не люди стали многие — гуманоиды. Без чести, без совести, «с голодными и жадными очами», занятые только мыслями о «золотом тельце». Мне противно все это. Что я могу сделать, чтобы как-то изменить ситуацию? Ходить на митинги? Не позволяет здоровье. Сидеть и молча наблюдать, как деградирует любимая Родина? Это тоже не по мне. Мое единственное оружие было в последние годы, образно говоря, моё перо. Я писал, надеясь пробудить в людях то, что ими потеряно… Пытался заставить задуматься — так ли мы живём? О такой ли жизни мечтали те двадцать шесть миллионов человек, которые отдали самое дорогое — свои жизни, чтобы МЫ ЖИЛИ.
Есть у меня маленький рассказик «Гимн тошнотику», о недоедании детей в послевоенные годы. Вот как написала одна девочка — читатель:

«Для таких, как я, всё это такая история, сродни основанию Рима...
Мама рассказывала: когда была школьницей, возили классом в музей, видела блокадную норму — кусочек хлеба. Горло, говорит, перехватило, слёзы заполнили глаза. Я тоже видела этот кусочек... но, ни горло не перехватывало, ни слёз, просто тихая жалость к блокадникам… Я не знаю, что это: чёрствость души, или просто отдалённость факта..»

«Пепел Клааса стучит в моё сердце!» — может это и высокопарно, но это так. По-другому не могу.

— Наше с вами интервью, Геннадий, проводиться в преддверии дня Космонавтики. Этот праздник прорыва человека в космос отмечается в нашей стране 12 апреля. Я думаю, вам есть, что сказать по этому поводу?

— Конечно, есть, что сказать. Все-таки десять лет жизни отдано Байконуру. И я официально имею звание «Ветеран космодрома Байконур» На моих глазах происходил распад байконурского братства, когда люди вдруг вспомнили, что одни украинцы, другие белорусы, третьи русские. Мне не хочется это всё вспоминать. Это страшно, когда человек рядом с тобой, вдруг «перестаёт понимать» по-русски, начинает говорить только по-украински. Страшные метаморфозы. Если что и погубит наши славянские страны, так это дремучий национализм.
А Байконур был когда-то той самой дружной семьей народов. Не в том ироническом смысле, что сейчас вкладывают в это понятие, а настоящей семьей, братством единомышленников, людей связанных одним большим делом.

— Геннадий, спасибо за приятную встречу и интересное общение. В заключение хочется пожелать вам главного. Здоровья, здоровья и ещё раз здоровья! Всё остальное, в том числе и творческие успехи, приложатся.
Спасибо.