Замкнутый круг

- Надюш, ну может быть все-таки вернется Сашка твой? Погуляет опять и вернется.
- Нет, Люба, думаю нет... – Надя с подругой Любкой сидели поздним вечером на маленькой кухонке съемной квартиры в Лобне. На столе стояли две рюмки, бутылка шоколадного ликера и тарелка с пирожными.
-  А если вернется, снова простишь?
- Прощу...- Надя посмотрела в  темноту за окном - да, прощу. Уж сколько раз... Придет, сядет на кухне и молчит. Только кудрями золотыми трясет да смотрит на меня снизу вверх. И столько боли в этих синих колодцах бездонных, что не выдерживаю я... –вздохнула Надя. – Только не вернется он, и поверь так легче. Обоим.
- Почему?
- Не нагулялся еще Сашенька, а я ждать и прощать устала уже. Ни сил, ни слез, ни боли не осталось. Ведь вот какая штука любовь – за раз ее и обухом не перешибешь, а так каждый день.. по чуть-чуть.. и не остается ничего, одна только усталость.
 –А как же Ромка? Сын все-таки, - Люба наполнила рюмки. 
- Да он уж три года сын и что? Говорю же, не нагулялся. Какая-нибудь шалава подмигнет – и пиши пропало. А шалав этих вокруг него... Ему ж любая даст при такой-то внешности.  А и не даст, всегда к маме под крылышко можно спрятаться.
- Да кстати, а с матерью его говорить не пробовала, чтоб она повлияла как-то?
- Не станет она меня слушать. Для нее Сашенька - свет в окошке, а я на ее сокровище покушаюсь. Не отпустит она его. И знаешь я где-то даже понять ее могу –грустно улыбнулась Надя, наверно первый раз за вечер. Отец Сашкин – капитан дальнего плавания, дома и бывает только, что месяц в году. И всю свою бабью любовь нерастраченную она Сашеньке отдавала. Ангелочку своему.
 - Ненавижу красивых мужиков,- Любка залпом выпила и поморщилась,-ненавижу.
 - За что? – удивленно подняла брови Надя.
 - Сколько ж от них наш бабский род настрадался, в генах уже эта ненависть сидит. Мы их балуем  - а нам от них одни беды. Спасибо, не надо. Вон Колька– даром, что лысый почти в 30 лет и зубы железные, а –мой. Вот он у меня где, - Любаша сжала кулачок так, что побелели костяшки пальцев. -  А ты, подруга, за журавлем в небе погналась – капитанов сын, квартира московская да еще и красавчик такой. Ведь предупреждала я тебя.
 - Предупреждала, - Надя пожала плечами, вздохнула и улыбнулась.
 - И когда залетела ты, намекала что замуж надо.
 - Намекала.
 - И чтоб прописал он тебя к себе в Москву говорила.
 - Говорила, -в шутку подняла руки Надя.
 - А ты заладила, люблю-люблю. Что толку с такой любви?
 - Сыночек у меня теперь, Ромочка. И кудри белые и глазки голубые. Смотрю на него и Сашу вижу.
- А-а-а,- безнадежно махнула рукой Любка, исчерпав аргументы. Ладно, мне бежать надо– завтра вставать ранищу. Давай по последней на посошок –она снова наполнила рюмки.


Проводив Любу, Надя убрала остатки нехитрого пиршества в холодильник, потихоньку разделась и прилегла на краешек узкой полутораспальной кровати, чтобы не разбудить мирно посапывающего сына. Но сон не шел. Она лежала, смотрела на ромкины золотистые волосы и чувствала как становится мокрой подушка под щекой.
-Ромочка,- шептала Надя одними губами.- Сыночек мой, солнышко мое ненаглядное. Одно ты у меня счастье в жизни, только тебя любить буду. Мы вдвоем лучше прежнего проживем, и никто нам больше не нужен. Все у нас хорошо будет. Спи, красивый мой, спи.

-Кать, да не реви ты, нагуляется и вернется твой Ромка,- утешала подругу Нинка в тесной квартирке в Одинцово двадцать лет спустя...