Тростниковый сахар

Полюбить себя?

Но на это способен только самый достойный человек. Человек, состоявшийся в жизни. Может быть, такой, как Чарли Чаплин, что ли… Он и сам не скрывал этого – в день своего семидесятилетия, в день понимания своих достижений, в день осознания собственной жизни. Мне прислали недавно его слова, сказанные в этот день. Так странно созвучны моим мыслям оказались они, что я читала и перечитывала и уже, конечно, не могла заснуть: «Когда я полюбил себя, я понял, что тоска и страдания – это только предупредительные сигналы о том, что я живу против своей собственной истины. Сегодня я знаю, что это называется «БЫТЬ САМИМ СОБОЙ».

Полюбить себя, конечно, может только самый достойный.

А я? А мне все время кажется – не то сказала, не так сделала, не надо было… И ругаю себя. И не люблю, видимо. И даже в зеркало смотреть боюсь… Там, в отражении, вижу я ужасное лицо. Я вздрагиваю от внезапного испуга, когда вижу себя в зеркале. У меня слабая надежда, что там окажется чудесное, ангельское, живое лицо с дивными большими глазами. Так бывает, когда видишь красивый фильм, красивую картину. Ах, ах! Это же ты там, по ту сторону экрана! Но – зеркало…

Я даже в парикмахерскую не хожу – мне кажется, что и парикмахер усмехается, глядя на мое изображение в зеркале. Усмехается и делает свое дело – пытается красиво подстричь волосы, предлагает варианты прически… А мне хочется одно – убежать от огромного зеркала, в котором – все ужасные недостатки, которые полюбить совершенно невозможно: начинающиеся морщинки, родинки там и тут, чуть наплывающие верхние веки, из-за которых глаза кажутся узкими и старыми…

Да ведь еще в детстве, на берегу ночного озера, где мы играли в традиционный, но такой волнующий «ручеек» (Ах! Ах! Кто же выберет меня?), меня не выбрал ни один из красивых высоких мальчиков. Меня выбрал самый тщедушный мальчик по прозвищу Сало, мальчик с влажными руками. Он выбрал меня – и радостно держал мою ладонь, а мне хотелось убежать от него, как от большого зеркала в парикмахерской.

Потом, спустя целую жизнь, мы встретились с ним – но он не узнал меня. А через несколько лет ему проломили голову в пьяной драке. «Бедный Сало!» - подумала я. Я подумала о нем – и ладони мои стали влажными.

Единственную в жизни «валентинку» я получила от другого бывшего мальчика, с которым когда-то в детстве ходила бить окна. Он сказал мне: «Пойдем бить окна». Я понимала, что это плохо, что это опасно, но мальчик уверил меня, что это, напротив, весело и замечательно. Я понимала, что это совсем не так – но пошла. Я подумала, может быть, есть такие специальные окна, которые можно разбивать по вечерам. Только по вечерам, когда тихо, когда нет прохожих, когда почти не горят огни в домах. Окно в тихом ночном домике вросло в землю. Между рамами лежал мох, а в нем белел пластмассовый олененок. У него одно копытце было поднято. Я не успела додумать, что это похоже на сказку Бажова, - как стекло треснуло, почти сломалось. Мальчик схватил меня за руку и крикнул, что надо убегать.

За нами никто не гнался.

На другой день я пришла к этому домику. Женщина подметала осколки. Ветер задувал в разбитое окно. Олененка не было. Мох валялся на земле.

***

Полюбить себя.

Я не могла. Не получалось.

Подружки гляделись в зеркальца, в большие зеркала. И разве они не замечали своей непропорциональной полноты? Разве они не видели, как пробиваются тонкой сеточкой морщинки? Неужели они не замечали бесцветных ресниц и бровей?

Наверное, надо просто полюбить себя. Скромно. Спокойно.

Ведь тростниковый сахар не воображает себя белым, рассыпчатым и сладким. Вот он стоит на банкетном столе (и что ему здесь нужно?) – серовато-коричневый, с твердыми сахарными песчинками, почти не сладкий. Стоит себе на богатом столе и слушает, как о нем пытаются сочинить рассказ. Именно о нем, а не о его удачливых красивых соседях.

Наверное, в самом деле, стоит просто полюбить жизнь – во всех ее стремительных поворотах, во всех ее неузнаваемых отражениях, во всех ее внезапных деталях. И если в осколке разбитого окна мелькнет отражение олененка – или, может быть, совсем другой старой детской игрушки с облупившиеся краской – то ведь на самом деле это настоящее серебряное копытце из чудесной сказки жизни.

Полюбить себя.