Обратный отсчёт

три

Отчаянно надрывался домашний телефон. «Межгород!» -полыхнуло в мозгу и ещё сонная рука неуклюже нашарила трубку.

-- Привет. Я еду.

И всё. Короткие гудки. Откуда он едет, предположим, известно. Но когда точно он появится здесь?  А главное, сколько пробудет: час, день, год?
В суету с головой... Стирка, уборка, незапланированный поход в парикмахерскую... Галопирующее сердце, ломкость рук до самого того момента, пока он не возникнет на пороге её квартиры.
 
Когда же уже?! Когда?!
 
Нервы ни к чёрту;  подстригли плохо;  поезд прибывает в одиннадцать сорок пять. Не забыть спрятать компроментирующую фотографию, где она обнимается с новым ухажером. Да и не ухажёр он никакой, так пару раз в ресторан сходили. Целуется отвратительно – тьфу. Слава Богу, дальше поцелуев не зашло.

Она то поглядит в окно, то снова вскипятит чайник. Никак не унять охватившей её лихорадки. Два года! Шутка ли! За время разлуки она могла постареть, подурнеть и вообще...

Надо бы ещё раз взглянуть на себя в зеркало. Или ну его?.. Нет, ну фигуру-то она сохранила почти без изменений. Нерожавшая, подтянутая, вполне себе фитнесс-дамочка. Наметившиеся  морщинки, правда, портят настроение, но это потому что у неё мимика живая. Покривляться она с детства любит.

...Идёт! Наконец-то!

Долгожданная трель дверного звонка. Она срывается с места, путаясь в тапочках бежит открывать.

--Димка! – отбросив в сторону долгие приветсвия она кинулась ему на шею и не слышно, украдкой вдохнула родной запах. Изумительная туалетная вода. Чуть солоноватая, «в миноре».
--Привет, Тата, - как всегда сухо сказал он, - пустишь?
Тата. Только Дима зовёт её так. Остальные – Ната, Наташа, Наталья Владимировна, в зависимости от обстоятельств.

Он сидел на стуле в  кухне, ушибленный своей очередной невзаимной любовью,  жевал  спичку и трагически вздыхал время от времени.  Наташа сочувственно отметила как неприлично лоснятся его джинсы, да и манжеты рубашки далеко не отличаются чистотой. Не хватает ему женской руки.
 
А лицо!  Глаза умученные, не брился чёрт знает сколько, и весь он  словно стал ниже ростом. Это он-то! Исполин! Метр девяносто, косая сажень в плечах!
Дима  занимался плаванием с шести лет. Дважды был серебряным призёром на Чемпионате Европы, но «золото» так и не одолел. Разозлился, ушёл из спорта и, внезапно, поплыл совсем к другим берегам. Приплыл Дима в «большой бизнес». Крупная торговая компания, офисная жизнь, поездки, переговоры... И девушки. Про Тату он и думать забыл. Они хорошие Друзья, не более того.

Когда Диме случалось быть разбитым на любовных фронтах, он всегда являлся  к ней, к Другу, - в надёжное тыловое укрытие. Сидел молчаливым природным явлением, погруженый  в мрачные воды  мыслей, будто затонувшая подводная лодка...
Знать его всю свою жизнь, вовсе  не значит знать о нём всё. Великое заблуждение так думать. Дима из той породы людей, что не особенно любят распространяться о своей личной жизни.
Наташа в тайне гордилась Димкиным доверием. Главное – не спугнуть, не начать выпытывать из него подробности.
Всё по старой схеме, подумала Наташа. Сколько же  бабы будут его использовать? Что ж он такой пластилиновый делается, чуть юбку возле себя заприметит! Парная котлета, а не мужик!

--Что, Димка, всё пропало? – спросила она, поигрывая чайной ложечкой в руке, сардонически  глядя  из-под свежефилированной медно-красной чёлки.  – Пей кофе. Ты плохо выглядишь.
 
Сердце Наташино скулило и  захлёбывалось слезами  при виде избитого любовью Друга.  Острые иглы его ржаных волос  резало тонкое  лезвие солнечного луча и невыносимо хотелось коснуться их вслед за солнцем.
____________
Их Дружба завязалась вместе со шнурком Наташиного ботинка. Ей  было семь лет. В ту зиму намело запредельные сугробы и детвора вовсю резвилась с горы на санках. Наташу кутали в жутко неудобную шубу и заставляли носить кусачую шапку. Вдобавок, заматывали шарфом рот и нос, так что на свет божий оставались блестеть только два негодующее серых глаза. Во всём этом тяжком обмундировании она едва могла вздохнуть, не то что уворачиваться от снежков. А тут ещё вечно развязывающиеся шнурки на кокетливых ботинках, купленных мамой где-то с большим трудом.  В тот самый момент, когда она взвинченная, краснощёкая и расхристанная убегала от нападающего мальчишки, - шнурок возьми и развяжись! Наступила и рухнула в снег лицом. Враг «намылил» ей шею снегом и, торжествующе хохоча, бросил рыдающую жертву.
Дима помог ей встать, деловито отряхнул от снега. Махом расчистил место на скамейке, усадил Наташу и сам завязал злосчастный шнурок. От удивления она даже перестала плакать,  почувствовала себя в безопасностности. Поразительна была  сосредоточенность, серьёзность, решительность действий незнакомого мальчика, который казался в разы старше её.

-- Шнурки научись завязывать, - строго произнёс он, - и не реви.
-- Я умею! – Крикнула она ему вслед срывающимся в плач  голосом. Стало страшно никогда не увидеть его снова, но Судьбе угодно было крепко пришить этих двоих друг к другу.

Дима на год раньше заканчивал школу. В выпускном классе он влюбился насмерть. Беспощадная, бескомпромиссная дама его сердца разбила в щепки первую трепетную мальчишескую любовь. Наташе в ту пору оставалось лишь желать «этой» мучительной смерти и созерцать любовную агонию Друга.

два

--Дим, скажи хоть слово, - не выдержала она. – Где был, чем занимался? Мы давно не виделись...
Начинать надо издалека. Что-нибудь про дела, про мать в Пензе и, аккуратно, как опытный терапевт, подбираться к сути.
-- Татка, - он достал из кармана рубашки чью-то фотографию. –Это мой сын...
Н-на тебе поворот событий! Да, малыш немного похож на него...
--Я женюсь. Свадьба через две недели.
Стоп. Как это он женится? На ком?!
На секунду показалось, что где-то она уже это слышала. Дежавю!
Он уже женился один раз. На той, в школе. Точно как тогда в животе Наташином сделалась арктика и дышать стало совершенно нечем.  В глазах летают мелкие фиолетовые мушки и Димкин рот говорит несуразные вещи.
--Я не знал, понимаешь... Она скрыла, что беременна... Тут, бац! Приезжаю к матери, - они в гостиной сидят, чай пьют.


Лучше бы он не говорил совсем. Да.  Был немым от рождения. Господи, что ж так тошно, что ж так кричать хочется. Почему она, дура! до сих пор не замужем! Сколько можно ждать, что он поймёт!

--Приедешь на свадьбу?
 
И глаза у Димки синие-синие, солнца просящие, тепла хотящие. За что это ей?
 
один

--Ты её любишь? – она встрепенулась попавшей в силки птичкой, зло сдунула косую  прядь со лба.
--Что ты как маленькая. Любишь, не любишь. Ребёнку отец нужен. Я сам – безотцовщина.

Она ещё может родить. Женщины и в сорок лет рожают, а ей всего тридцать два. Только бы он понял, только бы понял, что она всю жизнь любит его и ждёт!

--Я не приеду, Дима, - отрезала она и встала к окну.
Достала сигарету из пачки, подкурила, попыталась взять себя в руки, трезво оценила происходящее, обругала себя, оправдала его, вспомнила их последнюю встречу, не смирилась, чертовски устала.

Бежать бы от него надо. Без оглядки.  Не видеть, не помнить, как он забывал. Свою жизнь пора начать строить, по кирпичикам складывать.
Он  понял... По её вздрагивающим плечам и торопливым затяжкам сигаретой.
 
--Иди сюда. Сядь. Да брось ты  эту соску!

Она выкинула окурок в открытую форточку, покорно села на место. Вдруг он протянул к ней зажатый кулак.

--Смотри.

В раскрытой ладони загадочно и маняще поблёскивало обручальное кольцо.
--Нет у меня никакого сына, глупая Татка. Это племянник мой. Что, купилась?
 Димкины смешливые слова долетали до её ушей откуда-то издалека.
--Выходи за меня, - теперь серьёзно произнёс он.

ноль