День Дурака Хроника одного дежурства

                -   -   -
          Шел 1973 год. Ранним утром тротуар, покрытый льдом от застывших за ночь луж, предательски ускользал из-под моих ног. Мое воскресное дежурство выпало на первое апреля. То-пая к больнице по скользкой тропинке, я радовался, что мое дежурство будет проходить в стационаре. Дежурному докто-ру  по травмпункту будет сегодня много работы – скользко, да еще и день Дурака…
          Мне всегда хотелось сидеть в группе других докторов в ординаторской, причем у самой двери, чтобы все заглядывающие внутрь больные спрашивали меня: «Доктор, Вы сможете побеседовать с моей женой? Она за меня очень сильно волнуется…»
         Мне нравится быть дежурным врачом по стационару. После звонка медсестры целеустремленно следовать из ординаторской через всю больницу в приемный покой. Ходячие больные выглядывают из палат, дежурные сестры с тревогой спрашивают: «Травма или острый живот?..»
         Напуганные родственники с надеждой ждут меня в коридоре. Захожу во врачебный кабинет приемного покоя, где меня дожидается тучный мужчина средних лет. Опираясь голо-вой на руки, лежащие на столе доктора, он время от времени негромко стонет.
         – Доктор, что с ним? – спрашивают они меня после осмотра пациента, и я сдержанно отвечаю, что нужно сделать обзорный снимок брюшной полости, анализы и что, может быть, понадобится операция.
         – А он ее перенесет, как Вы думаете, доктор? – обязательно спросят озабоченные родственники. – У него повышенное давление…»
         Я задумаюсь на минутку. Пришедшая в приемный покой лаборантка безропотно дожидается распоряжений, неподвижно сидя на кушетке у стенки.
         – Группу и резус, развернутый анализ крови с лейкоцитами и гемоглобином, общий анализ мочи, цито!.. – привычно перечисляю я стандартный объем исследований.
         Пока я беседую с родственниками больного, в приемный покой заглядывает дежурный травматолог. Я отрицательно качаю головой (нет, не травма), и доктор выходит в тамбур покурить.
         Потом позвонит первый хирург.
         – С чем больной? Случайно, не пьяный?
         Пьяных больных первый хирург сильно недолюбливает, поэтому без его санкции таких больных в отделение не принимают.
         – Трезвый, боли в эпигастрии, третий день…
         – Места в отделении есть, госпитализируй…
         Пока я подробно заполняю историю болезни, в кабинете томится дежурная санитарка. Ей нужно вымыть пол в кабинете после наследивших родственников, но она стесняется предложить мне записать историю  болезни в ординаторской. Прогоняет меня решительная медсестра приемного покоя: «Идите наверх, доктор, там заодно и чаю попьете…»
         – Пусть больной с утра не пьет и не ест, – подведет итог ответственный по больнице хирург (его зовут первым хирургом, и он – женщина!), заглянувший в палату к новенькому больному. – Экстренности нет, но утром нужно повторить лейкоциты. Скорее всего – кишечная колика. Назначь спазмолитики и анальгин с димедролом…
         А еще я люблю сидеть поздно вечером в компании с первым хирургом и слушать удивительные истории про коварные формы прободной язвы желудка или забрюшинном расположении червеобразного отростка, про обидные ошибки в диагнозе и байки про буйство больных.
                -   -   -
         – Я бы этим алкашам на операции в живот тараканов зашивала, – продолжает ворчать на пьяниц Анастасия Николаевна. – Вот специально разрежем живот и засунем, пусть не пьет больше…
         Сегодня наше дежурство будет лечебно-воспитательным. Женщины-хирурги не терпят нарушений дисциплины в больнице и возражений больных и их родственников. 
         В хирургии принято считать хирургов–женщин одинокими, несчастными и злыми на весь мир. Анастасия Николаевна тоже была незамужней женщиной, без детей, посвятившей всю свою жизнь хирургии. Но она была мне симпатична и понятна. Мне доктор Аношкина своими командирскими манерами напоминала мою маму. Может, поэтому меня не пугали ее резковатые реплики. Я знал, что она добрый, опытный и умелый хирург, которая всегда охотно разъясняет все хирур-гические премудрости молодым докторам. Только часто ругается с больными и средним медперсоналом на дежурстве: «Отбой, гасите свет в палате… Хватит шастать по коридору, курильщики недолеченные… Девочки, почему не включаете дежурный свет в коридоре?..».
         Дежурные сестры ее побаиваются, но, поздно вечером, уложив больных, всегда  тащат в ординаторскую чай и конфеты, в надежде послушать медицинские истории хирурга Аношкиной. Из четверых дежурных медсестер одна должна постоянно находиться в коридоре отделения, на посту. Трое других – вторая постовая сестра, операционная сестра и анестезистка – уютно устраиваются за свободными докторскими столами. Конфеты предлагаются мне, но съедаются совмест-но с медсестрами. Жиденький больничный чай Анастасия Николаевна пьет маленькими глоточками, рассказывая очередной клинический случай.
         – Одна тетка решила похудеть. Ей присоветовали пить слабительное (Касторку? Ой, вот дурочка!..) и делать клизмы на ночь. Ела она только яблоки и селедку без хлеба, неторопливо повествовала доктор Аношкина. – Ну, через неделю ее привезли в наше отделение с кишечным кровотечением, жалобами на вздутие живота и отсутствие стула последние четыре дня. 
         Тут я бестактно встреваю с предположением: «Кишечная непроходимость?»
         Допив чай, Анастасия Николаевна ехидно сообщает: «Панкреатит! Пан-кре-а-тит! Я тоже, дура старая, подумала, что кишечная непроходимость, схватили в операционную… Острый панкреатит! Можно было обойтись ингибиторами поджелудочной железы. Она потом в реанимации почти месяц лежала, чуть не померла. Заодно похудела – на двадцать килограмм. Я, когда ее выписывала, была счастлива больше, чем сама больная…».
         К тому времени я уже имел представление о тяжести панкреатита. В отделении в прошлом месяце умерли двое пациентов с панкреанекрозом.
         – Ну, девочки, давайте по местам, отдыхайте пока… Может, хоть это дежурство пройдет спокойно и тихо.
                -   -   -
         Больше всех сообщения об экстренной операции расстраивают, почему-то, дежурного анестезиолога. Не имея возможности возражать ответственному хирургу по больнице, он всегда с надеждой спрашивает его: «Давай до утра отложим операцию, горит что-ли?..  Мы больного заберем в отделение, покапаем ночь, хорошенько обезболим, потом утром будете решать…»
         Хирурги тоже не любят оперировать по ночам. Отчасти из-за того, что нередко дежурит операционная сестра из другого отделения, которая может не знать, где хранятся те или иные инструменты, отчасти  – из-за случайного набора докторов. Анестезиолог и третий хирург могут быть из совместителей, докторов из других отделений и даже больниц, недостаточно знакомых с особенностями экстренных операций.
         Однако больные с кровотечением, кишечной непроходимостью или перитонитом подлежат экстренной помощи без промедления. Задержка с операцией у таких больных чревата их гибелью…
         Не позволяется медлить с операцией и при остром аппендиците. Обычно, аппендэктомия выполняется третьим хирургом под местной анестезией. Первый хирург ассистирует только на этапе погружения культи отростка в купол слепой кишки. Рана брюшной стенки ушивается вдвоем с операционной сестрой, а первый хирург возвращается в ординаторскую и смотрит новых поступивших больных.
         Правда, заполнение историй болезни этих пациентов, остается обязанностью третьего хирурга – дежурного по приемному покою…
                -   -   -
         Во втором часу ночи в ворота больницы с воем сирены въехала скорая помощь. Из машины выскочили доктор с санитаром, а также двое молодых ребят, в джинсах и майках (апрель на дворе!). В четыре молодых руки носилки с окро-вавленным парнем лет двадцати быстро втащили в приемный покой. По команде медсестры больного внесли в смотровую и вручную переложили с носилок на хирургическую кушетку.
         Все молча смотрели на молодого дежурного доктора, который с испугом смотрел на неподвижно лежащего больного. «Он же не дышит! – только и сказал я врачу скорой помощи.
         Доктор, тоже с испугом, наклонился над парнем: «Пока везли, вроде дышал… Из окна четвертого этажа выпрыгнул!»
Заглянула доктор Аношкина. «Дрова, – обращаясь ко мне, тихо сказала она. – Попробуй непрямой массаж сердца и искусственное дыхание…». Заглянувший вместе с ней травматолог тоже сразу оценил обстановку и покинул помещение.
         Из смотровой выставили друзей самоубийцы. Санитар скорой и доктор потянулись за ними. Первый хирург попросила их не уезжать пока, минут пять-десять, чтобы рассказать об обстоятельствах травмы. «Для милиции», – сурово добавила доктор Аношкина.
         Я накинул на губы больного марлевую салфетку и склонился над его ртом, собираясь начать дыхание «рот-в-рот». В этот момент больной дернул головой и громко вдохнул в себя воздух. Я в страхе отпрянул и оглянулся на Анастасию Николаевну. Она отодвинула меня в сторону, подняла глазное веко, пальцами сжала на шее сонную артерию. «Пульса нет. Зрачок широкий. Это терминальное дыхание, – повернувшись в мою сторону, заключила Аношкина. – Ты делал когда-нибудь адреналин в сердце? Девочки, шприц с длинной иглой и пять кубов адреналина…»
         Я неуверенно держал в руке шприц с иглой 10-15 санти-метров  длиной. Анастасия Николаевна разрезала ножницами майку на груди парня и смазала йодом кожу в межреберье, слева от грудины. «Коли в эту точку. Погружай иглу вертикально на всю длину, затем понемножку извлекай, потягивая на себя поршень».
         Игла легко вонзилась в межреберье и с небольшим трудом прошла в сердце до самой канюли. Неожиданно в шприце появилась темная кровь. «Вводи два кубика и убирай иглу, - скомандовала Аношкина. – Затем сразу начинай непрямой массаж сердца и дыхание рот-в-рот!»
         Я начал двумя руками ритмично вжимать и отпускать грудину пациента – раз… два… три… четыре толчка. Отчетливо слышался хруст сломанных при падении с четвертого этажа ребер. Затем смело изготовился (впервые на настоящем больном!) к проведению искусственного дыхания.
         Я забыл зажать больному нос, и при моем выдохе в рот больного он забулькал из ноздрей кровавой слизью. Анастасия Николаевна сама зажала больному ноздри и приказала мне вдохнуть в больного воздух еще разок. Воздух в легкие больного не шел, попадая, по-видимому, в желудок. Живот надувался, как резиновый мячик. Сердце пострадавшего не билось, зато мое колотилось изо-всех сил…
         Аношкина подтолкнула меня к выходу, затем салфеткой вытерла испачканное кровью лицо парня. «Пошли оформлять смерть в приемном покое», – спокойно и зло пробормотала мне ответственный хирург по больнице. – Завтра на отчете вставят за прием от скорой умершего больного…»
                -   -   -
         Утром я вернусь в поликлинику, в свой маленький кабинет, соединенный одной дверью с коридором, а другой – со второй комнаткой. Там располагалась маленькая операционная с железной полевой кушеткой и старой напольной медицинской лампой на штативе.
         С самого января я, по заведенному в отделении порядку, отбываю срочную службу в поликлинике. Из пяти докторов отделения экстренной хирургии от работы в поликлинике освобождены двое – заведующий отделением и старший ординатор, доктор предпенсионного возраста. График чередования докторов в хирургическом кабинете прост – год через два.
         Невыспавшийся доктор изготовится к приему входящих в кабинет больных, и предложит вежливо: «Присаживайтесь, пожалуйста… Что Вас беспокоит?..»
         Я буду рассеянно слушать ответ, не перебивая больного, минуты две-три. За это время в амбулаторной карте автоматически появится стандартная запись: «Жалобы на ноющие боли в правом коленном суставе… Больным считает себя около месяца… Ухудшение состояния в последние два дня…»
         Потом я буду дожидаться, пока больной разденется для осмотра. «Рубашку можно не снимать, только брюки…», – подскажет больному медсестра. Я за это время не спеша сполосну руки под краном, и передам полотенце стоящей наготове санитарке.
         После осмотра я торжественно вручу больному заготовленные заранее рецепты на мазь и витамины. «Пригласите следующего больного», – прощаясь, попрошу я.
         В поликлинике мне так и не удастся встретиться с какими-либо интересными или сложными клиническими случаями. Почти всегда больные, неоднократно проходившие амбулаторное лечение по поводу своей болезни, знали о ней значительно больше молодого доктора. Они же рассказывают, какие лекарства им назначались ранее, и от каких был больший эффект.
         Как, все-таки, быстро поликлиника становится рутинной работой!.. Когда на приеме заканчиваются больные, я мечтаю о другой врачебной жизни – о большой и сложной, а главное – плановой хирургии. «Собирайтесь домой, доктор. Отдыхайте после дежурства», – сквозь дремоту слышу я голос медсестры.
         Все еще впереди…
                -   -   -


05 апреля 2012 г