Мелодия любви

Подумай, как с тобой поступит сын - он то же
             Увидит от того, кто всех ему дороже.
Низами
Ученик одиннадцатого класса Ялчин, а в обиходе просто Ялик, рассеянно слушал педагога. Была середина сентября. После недавно завершившихся летних каникул высиживать шесть уроков подряд было очень трудно. Все его внимание было сосредоточено на улице, звуки которой   отчетливо оповещали обо всем, что там происходило: это и звуки электропилы  в ремонтируемом здании соседнего со школой офиса, это и голоса рабочих, укладывающих плитку перед входом в известный банк республики, это и звук свистка гаишника, это и сигналы водителей автомобилей, попадающих в пробки перед школой, вокруг и в окрестностях которой было припарковано множество машин с владельцами, дожидающимися начала или конца школьной смены, чтобы впустить или забрать своего ребенка из этого учебного заведения. В этой части улицы тротуар от мостовой был разделен металлической перегородкой, на которую периодически облокачивались школьники, родители, а иногда и педагоги.
Ялик поднял голову. Подхватив откуда-то несколько клочковатых облачков, озорной бакинский ветер гнал их куда-то вдаль, в сторону горизонта, туда, где небо становилось более голубым и светлым, не забывая при этом разгонять стайки бойких воробышков, раскачивать верхушки деревьев, а также белье, вывешенное хозяйками на своих балконах. Солнце нещадно палило, прогревая своими лучами прохожих, чтобы их тела запаслись необходимым теплом на короткую городскую зиму. Светило не собиралось сдавать своих позиций, несмотря на то, что календарная осень уже наступила. Оторвав взгляд от окна, Ялик увидел, что учительница пишет на доске домашнее задание. Он посмотрел на часы: до конца урока оставалось несколько минут.
– … сначала заберем его с гимнастики, забросим домой и пойдем в магазин, – шептал ему сосед по парте Гусейн, Гусик, а иногда Гусь.
– Кого? – не врубился Ялик.
– Я здесь два часа распинаюсь, а ты ничего не понял?! – прошипел Гусик под звуки спасительного звонка.
– А! Да, я все понял. Конечно, – вернулся к действительности Ялчин.
Отец Ялчина умер пять лет назад. От родителя остался небольшой магазинчик по продаже мобильных телефонов, приносивших семье неплохой доход. После смерти мужа магазином руководила мать Ялчина Назира ханум, хотя абсолютно не разбиралась в марках и ценах на столь ходовой товар. Но она была прекрасным бухгалтером  и занималась финансовой стороной вопроса, а всем остальным руководил Ялчин, который еще при жизни отца вместе с ним делал закупку телефонов, их запасных частей и аксессуаров. Его знали коллеги по бизнесу, работники  складов и оптовых магазинов, потому что заболевший в последние годы отец больше отсиживался в кабинете и всюду посылал сына. Ялик в отличие от своего худого низкорослого родителя был весь в мать: высокий, крупный и представительный. В округе все так и говорили: «магазин Ялчина». Как ни странно, отцу это нравилось, он очень гордился сыном.
После школы Ялчин шел в магазин и торчал там до закрытия, а во время каникул так весь день пропадал на работе. И надо отдать ему должное: при всем этом он хорошо учился и даже посещал спортивную секцию, но больше для души, чем для тела. А душа его, как это ни странно и не присуще нынешним молодым людям, была  поклонницей творчества Шекспира. Эта любовь перешла к нему по наследству от отца, который открыл ему Шекспира. Ялчин постоянно читал, знал наизусть много стихов и сонетов великого поэта, и при случае не упускал возможность высказать, что думает Шекспир по какому-нибудь поводу.
Гусейн, его друг, собирался купить новую модель телефона и, конечно, он должен был сделать эту покупку в магазине своего друга, как это делали многие одноклассники, приятели и знакомые Ялика. Но прежде  Гусик должен был забрать своего младшего брата с гимнастики, проводить домой, о чем он и напоминал товарищу. Брат Гусейна Анар учился в четвертом классе. Он был розовощеким, упитанным, если не толстым мальчиком, беспрестанно жующим что-то. Было непонятно, как такой бутуз занимался спортом, да еще гимнастикой! Он очень любил своего брата и обожал Ялика. Как только они вдвоем заходили за ним в раздевалку, Анар начинал всем показывать пальцем на Ялчина и выкрикивал, что он директор магазина и друг его брата. Потом он со всего разбега бросался на шею успевавшего наклониться Ялика и обнимал его, обдавая  запахом детского пота. Ну, а если Ялику удавалось уговорить мать или незаметно стащить ключи от отцовского «Мерседеса» и приехать на нем за Анаром, то мальчик был на седьмом небе от счастья. Именно та радость, которую излучал братишка его друга, заставляла Ялчина незаконно пользоваться отцовской  машиной. К счастью, до сих пор дорожная полиция его не останавливала, так как он очень аккуратно водил автомобиль и совсем не был похож на школьника.
Но сегодня они прошли дорогу пешком. Раскрасневшийся, вероятно от усердного занятия Анар, отдав брату свой рюкзак, умудрялся по дороге показывать различные спортивные элементы, которым он обучился. Узнав, что брат собирается покупать новый мобильный, он без труда уговорил взять его в магазин, где он, перебивая улыбающегося Ялчина, рассказывал о достоинствах и недостатках разных моделей.
– Когда вырастешь, я возьму тебя к себе на работу, – сказал Ялик.
– Хорошо, я согласен, – серьезно ответил мальчик, – я еще много вещей знаю, – добавил он.
– На этот раз ограничимся полученной информацией, – пошутил Ялик, обнимая Анара.
Денег у Гусейна было достаточно, и необходимость продавать старый телефон отпала. У Анара округлились глаза:
– А что ты сделаешь с этим телефоном? – часто дыша, спросил он.
Гусейн и Ялик переглянулись.
– А для чего он мне теперь? Я его выброшу! – сказал Гусейн, незаметно подмигнув другу.
– Как это выбросишь?! – возмутился Анар.
– Я выброшу его в … в твой рюкзак!
– Ура! – закричал Анар и бросился обнимать смеющихся друзей.
Ялчин подарил Анару симкарту с номером и счастливый Анар уже звонил домой маме, чтобы сообщить ей новость.
– Какой он клевый пацан! – сказал Ялик.
– Да, с ним не соскучишься! – ответил Гусик.
Друзья разошлись.
Дома у Ялчина работал мастер, который чинил в  ванной колонку. Мать на кухне разогревала обед.
– Целый час возится и не может исправить! – с досадой сказала Назира ханум. – Не знаю, что за мастера такие пошли!
Ялчин посоветовал матери не нервничать.
– Не знаю, может,  лучше новую колонку купить, –  сказал мать, не обращая внимания на замечание сына. –  Если бы твой отец был бы нормальным мужчиной, у нас в доме была бы хорошая колонка, –  со злостью добавила она.
– Мама, мы же договорились, что ты не будешь ругать папу! Он уже умер, и был он нормальным и хорошим человеком!
– Ялик! Ты меня просто удивляешь! Ты же видел, как всю жизнь твой отец мучил меня, а последние годы вообще отравил мне жизнь. И несмотря ни на что, ты всегда его защищаешь! Неужели мужская солидарность выше сыновней любви?!
– Я люблю вас обоих! И чтобы не было между вами, мама, он все равно остается моим отцом!
Мать не успела ответить, так как на кухню зашел мастер. Проводив работника, Назира вернулась на кухню. Она обняла сына за плечи:
– Ну, ладно, не злись! Я просто не могу простить Мурсала!
Ялику был неприятен разговор об отце. Чтобы не случалось в доме, мать сразу начинала со слов «если бы твой отец был бы нормальным мужчиной». Даже когда их залили верхние соседи, мать опять начала с этой дежурной фразы, но, взглянув на недоумевающее выражение лица сына, поняла, что перегнула палку.
Сколько себя помнил Ялчин, его родители все время ссорились. Отец даже несколько раз поднимал руку на мать, но, несмотря ни на что, Ялчин любил и мать и отца. Он не мог принять чью-то сторону, так как они оба были ему дороги. Последние годы отец много пил, скандалил, на несколько дней уходил из дому, потом возвращался. Повзрослевший Ялчин видел и понимал, что отец разлюбил мать, которая всегда ворчала, спорила, что-то постоянно выясняла. Может, это и послужило причиной их размолвки, но они оба страдали от своего союза. Незадолго до смерти отца мать собиралась подать на развод, но муж уже был тяжело болен.
– Чего зря тратить время? Я и так скоро умру, – сказал он, – и вы заживете счастливо, – иронично добавил он.
Через полгода после смерти отца скончалась и бабушка, которая завещала единственному внуку свою трехкомнатную квартиру. Принимая во внимание, что Ялчин с матерью тоже жили в огромной трехкомнатной квартире, то они на двоих имели шесть комнат общей площадью триста квадратных метров. Бабушкину квартиру они сдавали, магазин работал, у отца был приличный счет в банке, в гараже стояла машина, а мать все время повторяла «если бы твой отец был бы нормальным мужчиной». Как-то в сердцах Ялчин высказал матери обо всем этом и спросил:
– А что еще папа должен был сделать, чтобы остаться в нашей памяти «нормальным мужчиной»?
Мать была изумлена. Она внимательно посмотрела на Ялика и произнесла:
– Ты – сын своего отца! – и это было сказано, как оскорбление.
– Конечно, мама! Так и должно быть! Я – сын своего отца! Я люблю его и люблю тебя!
Мать ничего не сказала, только махнула рукой.
Назира ханум хотела, чтобы сын поддерживал ее и так же, как она ненавидел отца, который мучил ее всю жизнь. И она буквально бесилась от того, с каким уважением сын относился к памяти отца, и оттого, что ей никак не удавалось перетащить сына на свою сторону. Муж через сына и с того света не давал ей покоя.
Ялик ушел в свою комнату и закрыл дверь. В доме стояла неприятная тишина. Назира взяла тряпку и стала стирать пыль с мебели в гостиной. Покончив с этой работой, она подошла к роялю, который стоял у окна. После смерти мужа на нем никто не играл: она не умела; что касается Ялика, то муж два раза безуспешно водил его на прослушивание, но из-за отсутствия слуха мальчика не приняли, а он и не хотел. Супруги решили, что сын обойдется без музыкального образования. Но если Мурсалу не удалось сделать сына музыкантом, то с одной учительницей музыки ему удалось завязать дружеские отношения, впоследствии переросшие в любовь. Именно это обстоятельство вконец расстроило их брак. Муж все больше и больше отдалялся от нее, и стоило только ему переступить порог своего дома, как в квартире тут же вспыхивали ссоры, начинались скандалы. Как женщину Назиру, конечно, было жаль. И когда она узнала, что объектом внимания мужа стала ничем не  примечательная, маленькая, худенькая женщина, то обида Назиры усилилась. Она считала, что уж если муж ушел, то другая должна быть гораздо лучше нее, а не такая серая мышь, как новая избранница Мурсала. Однако Назира, как и многие женщины в ее положении, предполагала, что муж ушел к другой, не понимая, что муж ушел от нее. Ушел туда, где было тихо и спокойно, никто не кричал, и где он мог отдохнуть после работы. По природе своей Назира была сварливой и грубой особой. И если первую черту можно было как-то терпеть, то вторая была просто невыносима. Ее ежеминутные упреки, многочасовые выяснения отношений и придирки вызывали неприязнь мужа, и день за днем способствовали охлаждению отношений между супругами. После работы Мурсалу не хотелось идти домой, он специально задерживался на работе, подолгу сидел у матери и стал частенько выпивать. Пьяный, он выговаривал жене все, что он о ней думает, и чего он не сказал бы ей, будучи трезвым. В их доме было охотничье ружье, и он мог в порыве ярости начать стрелять в стенку, выкрикивая при этом, как она (жена) отравила ему жизнь, хотя Назира имела по этому поводу прямо противоположное мнение. Она считала, что муж обделяет ее и сына, и все свои заработанные деньги тратит на соперницу.
А какой скандал Назира закатила, узнав, что у мужа родился второй сын! Прийдя во двор, где проживала музыкантша, правда, не поднимаясь в квартиру, что, вероятно, еще хуже, она, встав посреди двора, обзывала  последними словами Офелю, которая даже не вышла на балкон.
То есть в отношениях между супругами царила полная неразбериха, достигшая апогея.
Интересно то, что Мурсал никак не мог принять конкретного решения, он оказался не готов совсем уйти из своего дома,  так и метался между двумя женщинами.
Назира со злостью вытирала пыль с рояля, который немым укором стоял в огромной гостиной. Именно из-за него Мурсал пошел устраивать сына в музыкальную школу и познакомился с Офелей. По этой причине  Назира хотела  во что бы то ни стало избавиться от этого прекрасного инструмента, так украшавшего их гостиную, но так  изуродовавшего ее жизнь. Однако на него не находился покупатель, а, если бы и нашелся, то встал вопрос, как спустить рояль с четвертого этажа. Но самым удивительным и неприятным стало то, что Ялик был категорически против продажи инструмента, который Назира могла даже безжалостно поломать и выбросить вон. Назира вдруг вспомнила, как в первые годы их семейной жизни Мурсал часто играл для нее очень популярную в те годы  «Историю любви» французского композитора Фрэнсиса Лея, и как она тогда была счастлива.  Но все очень быстро прошло, и от былого счастья осталась только мелодия, которую она иногда слышит по радио или телевизору. Сейчас в моде совершенно иные песни.
Спустя годы во всех своих бедах она почему-то винила несчастный инструмент. Она злилась оттого, что Ялик, ни разу не открывший крышку рояля, очень любил его и бережно к нему относился. Он даже сфотографировался на его фоне, и этот снимок повесил на стене в своей комнате.
– Ну, объясни мне, для чего тебе нужен этот рояль? Он же занимает столько места! Кроме того, на нем никто не играет! – пыталась Назира повлиять на сына.
– Ну и что? Во-первых, это память о папе, а, во-вторых, в конце концов, кто-нибудь к нам придет и сбацает нам на нем что-нибудь! – упрямо отвечал Ялик, приводя мать в бешенство.
– Да что тебе сбацают?! – злилась Назира.
– А хотя бы «Мурку» или еще лучше «Собачий вальс», – весело говорил Ялчин.
– Не говори глупостей! Какую «Мурку»?
В дверь позвонили и отвлекли Назиру от воспоминаний. Пришли Гусик с Анаром, и в квартире сразу стало шумно. Мальчишки смеялись, что-то рассказывали. Анар носился по гостиной, периодически подходя к столу за конфетами или фруктами. Он с гордостью показал тете Назире свой мобильный телефон и для наглядности позвонил с него товарищу, чтобы уточнить задание по математике.
– Что же ты контуры зря тратишь, звони с городского! – посоветовала мальчику Назира ханум.
– А вы думаете, что я не знаю, что нам задали?  – с удивлением спросил Анар,  глядя на Назиру ханум, как на душевнобольную. – Да я уже все уроки сделал. Это я просто так звоню другу. Ведь у меня теперь тоже есть мобильник! –  объяснил Анар.
– А, понятно! – улыбнулась она. –  Ну, тогда пойдем, принесем компот, – предложила она ребенку.
Гусик и Анар были постоянными гостями их дома, да их даже и гостями нельзя было называть, они были своими: жили на соседней улице, и не было дня, чтобы они не приходили к Ялику. Летом они почти весь день были с Яликом: и в магазине, и дома. Иногда они даже ночевали у Назиры. Анар быстро уставал и засыпал на диване в гостиной, а мальчики до глубокой ночи смотрели футбол или  другие спортивные передачи.
Назира видела, с какой любовью Ялик относится к братишке своего друга, и иногда ее мучило подобие совести, но она давно дала себе слово, что сама по доброй воле никогда не скажет своему сыну, что у него есть брат и вот уже восемь лет крепко держала язык за зубами.
Ялик проводил своих друзей и направился в свою комнату. Мать последовала за ним. Ялик сидел за компьютером и смотрел фотографии школьных друзей, приятелей, знакомых, соседей. Назира ханум встала за спиной сына и обняла его за плечи. На дисплее показалась фотография группы девушек.
– Ну, и которая из них моя будущая невестка? – спросила Назира, пытаясь наладить контакт с сыном, и про себя решила, что больше не будет упоминать имя мужа, дабы не расстраивать сына.
– Рано мне еще думать о женитьбе, мама! Я и в армии не служил и образование не получил. К тому же, мама, неужели ты думаешь, что сможешь найти общий язык с незнакомой девушкой? – спокойно сказал Ялик.
– Почему это не смогу? – Назира еле сдерживала себя, чтобы не сорваться. – У меня единственный сын, и я сделаю все, чтобы ему и его жене было хорошо.
Ялик неопределенно хмыкнул.
– Не будем забегать вперед, поживем – увидим!
На дисплее компьютера появилось веселое лицо Анара с куриной ножкой в руках.
– Какой он клевый пацан! – улыбнулся Ялик.
Назира молчала.
– Что же ты, мама, не говоришь, что «если бы твой отец был бы нормальным мужчиной», у тебя сейчас был бы брат?
Обещавшая держать себя в руках Назира молчала,
обдумывая, что ей ответить сыну, а Ялик, как будто специально вызывал ее на спор и тянул за язык.
– И в этом он тоже был ненормальным мужчиной? – зло спросил Ялик.
– Замолчи сейчас же и следи за своей речью! – прикрикнула на сына Назира. – Разошелся! Как ты со мной разговариваешь?
Но Ялик был очень зол, и ему хотелось разозлить и мать.
– А что же ты жила с ненормальным мужчиной? Я уже взрослый, мама, и все понимаю. Ты не могла привязать отца к дому и даже не догадалась завести еще одного ребенка! Хотя бы обо мне подумали! – сказал Ялик и, встав из-за компьютера, пошел к двери.
– Я не догадалась, а вот твой отец, которого ты защищаешь с пеной у рта, родил себе ублюдка! – прокричала Назира вслед выходящему из комнаты сыну, и  поняла, что все-таки проговорилась.
Ялик остановился и резко повернулся лицом к матери:
– Что ты сказала, мама? Повтори еще раз!
– Ничего, глупости!
– Как это ничего?!  Ты сказала, что мой отец родил себе ублюдка. Что это значит?
Ялик не верил своим ушам. Если мать не лжет, то у него, кажется, есть брат или сестра.
– Мама! Я жду ответа! – теперь уже Ялик повысил голос.
– Что ты хочешь? – Назира хотела оттолкнуть Ялика и выйти из комнаты, но он встал перед дверью.
– Я не выпущу тебя отсюда, пока ты мне не ответишь! Я правильно тебя понял: у меня есть брат или сестра?
Назира, в душе проклиная себя, кивнула головой.
– Кто, брат или сестра? – громко спросил Ялик и закричал:
– Мама, да что ты молчишь, я тебя спрашиваю?!
Расстроенная Назира вынуждена была рассказать сыну все, что она знала.
– Мама! Ну, как это возможно? Почему я об этом ничего не знаю? Почему вы мне никогда ничего не рассказали? Это нечестно! Ведь я имею право знать кто мой брат. Это чудовищно! Я учусь с ним в одной школе, и, может, сто раз давал ему подзатыльник вместо того, чтобы защитить его!
– Вот! Вот поэтому я и не хотела тебе ничего говорить! Сейчас ты забросишь мать, учебу, работу и будешь, как твой отец, вкладывать в этого придурка все, что заработаешь!
– Откуда ты знаешь, что он придурок? И почему он должен быть придурком? Я же не дурак! А у нас с ним один и тот же отец! Его мать сумасшедшая что ли? Мама, учти, что я уже взрослый и более решительный, чем папа!
– Ты собираешься переехать к этой проститутке? – запаниковала Назира.
– О чем ты говоришь, мама?
Ялик вышел на балкон. Его лицо пылало, и ему казалось, что он горит изнутри. Хорошо, что дул легкий ветерок. Он все еще никак  не мог прийти в себя от  того, что узнал.
– Боже мой! У меня есть брат, вернее, братик. Мать сказала, что он учится во втором классе. Интересно, какой он, на кого похож? Наверняка, на меня, значит, он такой же здоровый, как я, – размышлял он, совсем не задумываясь о том, что он-то похож на свою мать.
– Хоть бы он не был таким же толстым, как Анар. А, впрочем, ему все равно, пусть будет толстым. Важно, что он есть. Интересно, видел ли я его в школе, но мы редко бываем на том этаже, где учатся младшие классы.
Он представил, как будет удивлен Гусик, когда узнает, что и у него есть брат!
– О, Боже, как я счастлив! Теперь я не буду завидовать Гусику! Как родители могли скрыть от меня  это обстоятельство. О чем я думаю? Какое  обстоятельство?!  Это не обстоятельство, а живой человек. Человечек. Все-таки мать поступила плохо, не сказав ему об этом раньше. Ей было жаль, что отец содержал своего сына! Наверное, он много на них тратил! По-моему, мать говорила, что он им купил квартиру. Ну и что? Это же его сын!
В отличие от матери у Ялика были очень хорошо развиты родственные чувства, и именно поэтому Назира долго хранила эту тайну. В свое время она потеряла любовь мужа и теперь боялась потерять любовь сына.
Мысли мелькали в голове Ялика. Настроение было такое, как-будто у него выросли крылья. Еще не видев своего брата, он уже любил его. Может, это было связано с тем, что он рос один, а мать, несмотря на свою постоянную заботу, не могла дать ему нужного тепла.
Ялик не знал, как он доживет до завтра. Даже когда он лег в постель, он ворочался, представляя    встречу со своим братом. Он думал о том, как он будет водить брата в спортивную секцию, ходить с ним на футбол, на плавание, на прогулку. Он долго не мог заснуть и утром проспал в школу.
Одеваясь на ходу, он выбежал из дома. Мать крикнула ему вдогонку:
– Не смей приводить в мой дом этого выродка!
Ему было неприятно, что мать обзывает его брата.
Ялчин опоздал. Извинившись, он вошел в класс и, усаживаясь, шепнул Гусику:
– Я тебе сообщу такую новость, что ты обалдеешь!
– Ты подцепил новую телку и теперь бросаешь Айку? – предположил Гусик.
– Э-э-э-э! У тебя голова работает только в одном направлении! Ничего другого придумать не можешь, доморощенный Нострадамус?
– Тогда что? Я ничего не могу предположить!
– «Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам», – задумчиво полушепотом процитировал Ялик Шекспира.
Товарищ пожал плечами. Учитель продержал класс всю перемену. Второй и третий урок они писали контрольную работу, и только на большой перемене Ялик рассказал другу, что является не единственным  сыном своего отца.
– Да, эта весть, действительно, покруче вести о том, что ты мог бросить Айку.
– Почему я ее должен бросить, я что, больной? Айнур очень хорошая.
– Ладно, не обижайся! Я это к примеру сказал. А как зовут пацана?
Ялик пожал плечами.
– Какой он глупец! Даже не догадался спросить у матери имя ребенка!
– Ну, ты даешь! А как же мы его будем искать?
– Очень просто! По фамилии! – уверенно сказал Ялик.
– Очень остроумно! Да у нас не только полшколы, а полреспублики имеют вашу редкую фамилию «Мамедов»! – иронично заметил Гусь.
– А «Гусейновых», наверное, очень мало! – не остался в долгу  Ялик.
– Гусейнов, по крайней мере, знает, что его брата зовут Анар! Ну, ладно! Все равно! Давай спустимся вниз и поищем пока просто так. Он, наверное, такой же мощный, как и ты! Все-таки вы братья! И потом, не забывай, что зов крови поможет тебе его узнать.
Однако никто из останавливаемых ими малышей не носил фамилию «Мамедов», так что «зов крови» не помог. Ялик позвонил домой и спросил у матери имя мальчика, но она ответила, что не знает. Сын ей не поверил.
После четвертого урока искать малыша было бессмысленно. Ялик расстроился. Он надеялся сегодня же увидеть своего брата, но ему это не удалось, как не удалось сделать это и в последующие два дня, так как начальные классы были на пятидневке.
В воскресенье вечером мать, которую он изводил несколько дней, со злостью проговорила:
– Ну, как его мог назвать твой отец? Конечно же, именем твоего деда – Вели! Хорошо, что я не пустила тебя так назвать, а то тебя тоже все звали бы Велик, как будто твое полное имя «Велосипед».
Все гениальное просто! Ялик удивлялся тому, как это он сам не додумался, что мальчика в честь дедушки могли назвать Вели.
Однако он все-таки облегчил себе работу и у завуча начальных классов узнал, что его брат учится во втором «в». Получив эту информацию, Ялик вдруг почувствовал, как у него усиленно забилось сердце. Такое с ним до сих пор никогда не случалось.
– Да, все-таки Гусь прав! «Зов крови», на самом деле, существует, – подумал он.
Ялчин не мог понять, почему это он так волнуется. Подумаешь, какой-то второклашка, а ему так не по себе. Хотя это не «какой-то второклашка», а его БРАТ,  БРАТИК.
За несколько минут до окончания четвертого урока они с Гусиком  летели по лестнице вниз, но звонок  успел  прозвенеть и большую часть учеников уже забрали родители. Ялик и Гусик заглянули в класс. Там находились три девочки, которые, повернувшись спиной к двери, смотрели, как  за последними партами двое мальчиков, один из которых плотный рослый пацан, толкают худого очкарика к стене. Учительницы не было.
– Разборка во втором «в», – улыбнулся Гусейн, – а твой, так же, как и ты, всех бутузит, – сказал он, показывая на толстяка, похожего чем-то на Ялчина.  Гусейн не успел договорить фразу, как сбитый толстяком очкарик, лежал около шкафа и жалостливо плакал.
– Велик, ты что? – крикнул с порога Ялик, направляясь к  детям.
Гусик уже поднимал с пола очкарика, который  плакал крокодиловыми слезами.
Ялик обратился к нападавшему:
– Велик!  Разве можно бить слабого?
В это время в класс заглянул пожилой мужчина и толстяк, бросив на ходу: «Я сейчас, дед!», направился к двери.
– Велик – это он! – сказал второй из нападавших, показывая рукой на очкарика.
– Как – он?! – удивился Ялик, глядя на побитого очкарика – замухрышку, на которого теперь тоже с нескрываемым удивлением смотрел Гусейн.
У Ялика опять забилось сердце.  «Что же это такое?», – промелькнуло у него в голове. Он, широко улыбаясь, смотрел на мальчика. Нет! Не на мальчика, а на своего брата! Он поднял мальчишку, посадил на парту, достал из кармана носовой платок и вытер слезы малышу.
– Мужчины не плачут! Понял?
Мальчик кивнул.
– Ты меня знаешь?
Мальчик опять кивнул.
– Знаешь?!
– Да, – тихо сказал Велик.
– Кто же я?
– Ты мой брат! – дрожащим голосом проговорил пацан.
Ялик крепко обнял мальчишку и прижал к себе.
– Мама сказала, что ты обязательно придешь! – сказал Велик, худенькими ручонками обхватывая брата за шею.
– Елки-палки! Надо же! Обалдеть! «Жди меня» отдыхает! – прокомментировал ситуацию Гусейн.
– Ну, что ты скажешь про наличность? – спросил Ялик, держа на руках брата.
– Товар, конечно, некачественный, я бы даже сказал –  несколько бракованный, но немного усилий и он будет первого сорта.
– Товар наш, мы его и отшлифуем, будет аж высшего сорта! Выдай ребенку боеприпас! – весело сказал Ялик.
– Мама ничего не разрешает брать у чужих! – виновато сказал Велик.
– Правильно! У чужих никогда не бери! А это свой! Запомни: он твой дядя! – Ялчин взял у Гусейна шоколад и всучил брату. С первой же секунды, как он взял мальчика на руки, ему хотелось что-то для него сделать.
Внезапно Велик вскрикнул:
– Мама пришла!
Ялик повернулся и увидел худенькую приятную интеллигентную женщину. Она была одета чисто, но очень просто, если не сказать бедно. Ялик и Гусейн  вежливо поздоровались.
– Здравствуй, Ялчин! – приветливо ответила она. – Уже был звонок, ты не опаздываешь на урок? – спросила женщина так, как будто сто лет была с ним знакома.
– Ничего, прогуляю! Все-таки не каждый день братьев нахожу.
– Мама, это мой брат! – радостно улыбаясь, сообщил Велик матери.
– Знаю, сынок, знаю! Вот вы и познакомились. Я, вообще-то, должна его забрать. Я на минутку отпросилась с работы,  – обратилась она к Ялику, – да и вам  пора, еще успеете пообщаться.
Ялик спустил мальчишку на пол. Мать взяла в одну руку ранец и, пропустив сына вперед, пошла к выходу. Оставшихся детей тоже забрали родители. Класс опустел.
Два друга стояли посреди класса. Тут вошла учительница и спросила, что они здесь делают. Ялчин объяснил, что приходил проведать своего брата. Она удивленно посмотрела на него:
– А кто твой брат?
– Мамедов  Вели.
– Очень умный мальчик, – сказала она, – как взрослый читает, пишет. «Отличник» для него не похвала, он такой толковый, у него такой кругозор, что я не перестаю удивляться. Только он очень худой. Что же это такое: вы из одной семьи, ты  такой здоровый, а он хилый.
– Я в детстве тоже был такой! – соврал Ялик.
– Подожди! А ты, и вправду, его брат? Я вдруг стала сомневаться. Что-то Офеля совсем не похожа на твою мать. Да у нее и не может быть такого  взрослого сына, как ты! – осенило учительницу.
– Вели – мой родной брат! У нас один отец. Я учусь в 11 «А». Если будут какие-то вопросы, касающиеся мальчика, можете сказать  мне. – Ялик вытащил из кармана визитку своего магазина и передал учительнице. – Здесь указан мой мобильный телефон.
Не перестающая удивляться учительница тут же содрала с Ялика деньги за какие-то билеты для Велика.
Попрощавшись, Ялик с Гусейном вышли в коридор. До конца урока оставалось пятнадцать минут,  поэтому идти в класс не имело смысла. Они молча стояли у окна.
Невозможно передать, что творилось на душе у Ялика: чувство благодарности отцу за то, что он подарил ему брата, недовольство матерью за то, что она долгое время скрывала от него существование Велика и непонятное, доселе не ведомое им теплое, обволакивающее чувство, которое он испытал, обнимая брата. Он был уверен, что малыш испытал то же самое. «Зов крови», – промелькнуло у него в голове. 
Дома, отказавшись от обеда, он долго лежал на диване, глядя в потолок и обдумывая свое дальнейшее общение с братом. Безусловно, мать не разрешит приводить малыша к ним, хотя, даже неизвестно, как к этому отнесется мать Велика, которая произвела на него положительное впечатление. В гостиную тихо вошла мать:
– Ну, что, нашел этого выродка? – иронично спросила она.
– Почему «выродка», мама? Ребенок не виноват в своем появлении на свет.
– Если бы твой отец был…
– Хватит, мама! Сколько можно! – перебил он мать.
– Все равно выродок! Даже несмотря на то, что твой отец тратил на нее все заработанные деньги, отнимая их у законного сына, они все равно не могли родить нормального ребенка. Произвели на свет недоношенного, худого, косого!
Ялик решил не отвечать матери, зная, что это бесполезно, но в душе он был готов, как лев, защищать своего брата, которого видел первый раз в жизни и всего двадцать минут.
– Не вздумай, как отец, тратиться на них! Я этого не допущу! – резко сказала мать. –  Хватит того, что твой отец обобрал нас, помогая им.
Ялик не успел ответить, так как мать пошла открывать дверь. В комнату с шумом ввалились Гусейн и Анар. Последний сразу стал ходить по квартире в поисках чего-то.
– Что ты ищешь, Анар? – спросила мать.
– Велика!
– Какого еще Велика? – повысила голос хозяйка, – что он здесь должен делать?
– Жить! Он же брат Ялика, значит, должен жить у вас!
– Этого еще не хватало! – заорала Назира. – Почему ты научил мальчика говорить такие слова? – посмотрела она на сына.
– Да я его два дня не видел!
– Назира ханум, это я сказал Анару об этом, но он же не понимает всей сути дела, он  думает, что братья должны жить вместе, как мы с ним.
– Его ноги здесь не будет! И какой он ему брат?! Так, однофамильцы…
Гусейн пожал плечами. Анар недоумевающе смотрел на Ялика, который с трудом сдерживал себя, чтобы не вступать в перепалку с матерью. Однако после ухода братьев Гусейновых Назира все-таки дала волю чувствам и долго говорила о том, что она думает по поводу мужа, сына и этого «ублюдка» Велика. Ялик молчал, и это еще больше распаляло мать, так как она знала, что сын не согласен с ней и его молчаливое  противостояние бесило ее.
– Ты только попробуй его сюда привезти! Я выгоню его, как собаку! Это надо же! Умер и в лице сына оставил себя замену с такими же замашками! Ты еще женись на ней! Отец-то не решился!
Ялик пошел в свою комнату и, надев наушники, стал слушать музыку.
Назира понимала, что она не сможет повлиять на сына. Она видела, какую радость испытал Ялик, узнав о существовании брата. Она полжизни боролась с мужем, а последние десять лет с его привязанностью к пианистке. Сколько неприятных минут, часов и дней пришлось ей пережить, а теперь в ту же ловушку попал ее единственный сын, любовь которого  она не то, что  терять, делить не хотела и не знала, как не допустить или, что еще лучше, запретить Ялику общаться с братом. Она даже решила перевести его в другую школу, но потом подумала, что сын будет против, даже может отказаться ходить на занятия. Да и в выпускном классе менять школу, по крайней мере, глупо, а главное, этот шаг не решит проблему. Каждый день, когда сын находился в школе, она постоянно думала о том, что в это время Ялик встречается с братом, им хорошо вместе, и они получают удовольствие от взаимного общения. Все это она уже испытала, когда муж ходил к матери этого Велика, а теперь подобные чувства ее терзают из-за сына. Проклятие какое-то!
Волнения и переживания Назиры были не безпочвенны. Ялик на всех переменах старался быть с Великом. Во втором  классе все его уже знали, да и Гусейна с Анаром тоже. На большой перемене они  вчетвером шли в школьную столовую и устраивали пир. Анар сначала очень ревностно относился  к малышу, но, увидев, какой он хороший мальчик, подружился с ним, называл «ботаником» и удивлялся тому, что тот много знает.
Старшеклассники тоже знали Велика, а подружка Ялика, Айдан, была просто в восторге от мальчика и всегда старалась его чем-нибудь обрадовать: то ручкой, то книжкой, то шоколадкой, чего у Велика теперь было более чем достаточно, так как Ялик только и думал о том, что бы купить брату. Увидев у Велика небольшую коробку цветных карандашей и простенький пенал, он накупил мальчику целый ворох канцелярских принадлежностей самых известных производителей. Радости малыша не было предела!
Мать Велика работала в музыкальном лицее, расположенном рядом со школой. После занятий она приводила его к себе на работу, и он до конца рабочего дня находился с матерью. Ялик частенько забирал его, и они вдвоем или в компании шумных братьев Гусейновых гуляли по городу, сидели в кафе. Ялик катал брата на машине, водил на аттракционы, детские спектакли и праздники. Мальчик был счастлив, ведь ему всего этого не хватало, так как мать весь день была на работе, а в воскресные дни давала частные уроки. Офеля с большим уважением относилась к Ялчину.
– Я допускаю, что Назира ханум может быть недовольна твоим общением с Великом, но я хочу, чтобы вы были знакомы друг с другом. Если со мной что-то случится, его отдадут в детский дом, ведь у меня нет близких родственников. А так ты бы хоть иногда навещал его.
– Что вы говорите, какой детдом? Да и что с вами может случиться, вы же не старая!
– Я это так, на всякий случай делаю предположения. Он в восторге от тебя и очень тебя любит. Поверь, я говорю это искренне, мне от вас ничего не нужно. Я сумею вырастить сына, но ему не хватает мужского общества. Мне даже кажется, что он теперь стал смелее и решительней. Спасибо тебе! Но, если у тебя из-за нас неприятности, то я могу перевести его в другую школу. Ты уже взрослый и все понимаешь. Я, безусловно, виновата перед твоей матерью, но, видит Бог, я хотела только ребенка, а твой отец стал к нам приходить, и я не могла его прогнать. Ты можешь мне верить или нет, это твое право, но я говорю искренне.
Ялчина терзали противоречивые чувства. По словам матери Офеля была хитрой, расчетливой женщиной, которая, желая заполучить богатого мужчину, увела его от жены, а отец все, что зарабатывал, отдавал новой семье, даже купил новую квартиру, и Офеля постоянно требовала у отца деньги. А Ялчин видел перед собой приятную, культурную женщину, которая весь день была занята работой и, судя по тому, как были одеты его брат и Офеля, какой они вели образ жизни, то она совсем не была такой, какой ее рисовала его мать, даже если делать скидку на ревность. Офеля совсем не была похожа на состоятельную женщину.
В начале декабря Велик три дня пропустил занятия в школе, и учительница сказала, что он заболел. Обсуждая это с Гусиком и Айдан, Ялик сказал, что Велика нужно записать в какую-нибудь спортивную секцию, чтобы он окреп.
– Ему нужна теплая одежда и хорошие ботиночки, а то декабрь месяц, а ребенок ходит в каких-то непонятных туфлях и тоненькой курточке! – сказала Айдан.
– Я не понимаю, что же она не одевает его теплее? – спросил неизвестно кого Ялик.
– Что здесь непонятного?! Я думаю, что у него просто нет подобной одежды, а ты ему вместо теплого свитера понакупил “Faber Caster ”!
– Я об этом даже не подумал!
– А вы, мужчины, все такие! Никогда не думаете реально!
Пошла вторая неделя, а Велик в школу все не приходил. Офеля  была на больничном по уходе за ребенком. Гусейн и Айдан видели, как Ялик переживает за брата.
– Такое впечатление, как-будто это ты его родил! – шутил Гусик, но  Ялику было не до смеха.
– Давай сходим его проведаем, может, им чего-нибудь нужно, да и мальчику будет приятно!
– Я бы пошел, но что-то меня сдерживает. Наверное, боюсь, что мама узнает и начнется черт-те что! Она и так злится, что я с ним общаюсь!
– Ее можно понять, но ты же не к любовнице идешь, а к родному брату! Представляешь, как он будет рад!?
Ялчин не решился пойти  один, и они пошли втроем. По дороге зашли в супермаркет, и Ялчин стал покупать ребенку сладости, но тут Айдан перехватила инициативу в свои руки:
– Не надо тратить все деньги на конфеты! – сказала она и купила то, что считала нужным сама: курицу, сыр, масло, йогурт, молочные продукты, фрукты, а на оставшиеся деньги сладости.
В соседнем магазине Ялик с Гусиком хотели купить Велику машину с пультом, но Айдан заставила их купить игру, которую можно играть, лежа в постели. Еще  они купили  несколько DVD  с мультиками.
Через десять минут они уже шли по длинному обходному балкону в сторону квартиры, где жила Офеля с сыном. Остановившись перед деревянной дверью, предположительно покрашенной когда-то очень давно в зеленый цвет, они нажали на кнопку звонка. Квартира располагалась в конце балкона, где в углу стоял старый сервант, используемым, вероятно, в качестве кладовки, так как за дверцами стеклянных шкафчиков виднелись какие-то банки, а на поверхности стояли пластмассовые и металлические ведра и тазики, аккуратно сложенные по размеру. На веревке перед балконом висел Великин свитер и несколько маечек.
По- хозяйски оглядев все вокруг, Айдан уверенно сказала:
 – Хорошо, что я сама сделала покупки, а то вы купили бы рыбке зонтик! Позвоните еще раз, может, она заснула!
Однако сколько они не звонили,  двери никто так и не открыл. Гусейн пытался что-то разглядеть в занавешенное окно кухни, но и там никого не было видно. Айдан тихонько постучала в дверь и позвала:
– Офеля ханум! –  потом еще раз: – Офеля ханум!
Вдруг за дверью послышалась тихая возня:
– Кто там? – услышали они хриплый голос Велика.
– Это твой дядя к тебе пришел! – заорал на весь двор Гусейн.
– Гусик! – обрадованно захрипел за дверью Велик. – Мама меня закрыла и пошла в аптеку. Ты не уходи, ладно? Она скоро придет. А почему Ялик не пришел? –  спросил он.
–  Я здесь! –  подал голос старший брат. –  Ты иди в комнату, а мы подождем маму.
– Хорошо! Только ты не уходи! – попросил ребенок.
Тут в конце площадки показалась Офеля. Увидев Ялчина с друзьями, она ускорила шаг.
Открыв ключом дверь, она пропустила гостей вперед, а сама, бросив пакет в кухню, пошла в комнату. Велик уже висел на шее у брата, сверкая голыми пятками.
– Я приготовлю чай, а вы пообщайтесь, –  сказала хозяйка, –  но ты, Велик, должен лечь обратно в постель.
За чаем Офеля рассказала, что сын очень сильно простудился, три дня температурил, но сейчас ему легче, хотя он еще слаб.
–  Что же вы мне не позвонили? –  спросил Ялик. –  Я бы сходил в аптеку и  купил что надо.
–  Спасибо, но я не имею на это права.
–  Почему? Велик –  мой брат, и я обязан ему помогать! А ты почему мне не позвонил? – обратился он к Велику. – Я же дал тебе номер телефона.
– Я звонил два раза, но там тетенька какая-то сказала, что ты там не живешь.
Ялик попросил его повторить номер, и Велик правильно назвал номер домашнего телефона Ялика. Гусейн и Ялик переглянулись.
Айдан на кухне помогала Офеле освобождать пакеты.
– Боже мой! Сколько вы денег потратили! – сказала она.
– Это Ялик! Он очень любит брата!
Гусейн объяснял Велику, как пользоваться новой игрушкой, а Ялчин, недоумевая, рассматривал квартиру.
Это была маленькая, однокомнатная квартира с низким  потолком и выцветшими обоями. Небольшой шкаф для посуды, двухстворчатый шифоньер, тумбочка с телевизором, круглый стол с четырьмя стульями и тахта, на которой лежал Велик, составляли все убранство квартиры.
– Наверное, она сдает квартиру, которую купил ей отец,  – подумал Ялчин, –  тем не менее она не похожа на богатую женщину.   Еще он отметил про себя, что у Офелии и DVD  плеера нет, на котором ребенок мог бы посмотреть мультики, которые они купили.
Перед уходом Велик долго обнимал брата, и  это было очень трогательно. На улице все трое молчали, но каждый думал о том, как бедно живет Велик с матерью и как тяжело им, наверное, приходится.
– Ты же говорил, что у них три комнаты! – вдруг подал голос Гусейн.
Ялик пожал плечами.
Придя домой, он прямо с порога спросил у матери, не звонил ли ему кто-нибудь.
– Нет, – ответила мать, – тебе же всегда звонят на мобильный. Новую моду взяли.
– А в течение этих трех-четырех дней?
– Тоже нет! А что, собственно говоря, произошло? Ты допрашиваешь меня прямо с порога!
– Просто мне недавно звонили, а ты сказала, что я здесь не проживаю.
– Я так и знала, что мы будем ссориться из-за этого ублюдка!
– Мама! Он не ублюдок, а умный и беззащитный ребенок! За что ты его ненавидишь? В чем его вина?
– За что я должна любить этого выродка? Да, я его не только не люблю, я его ненавижу! –  буквально заорала Назира. – Проститутка такая! Уже настучала тебе, что я ей звонила! Хорошо и сделала! Сначала она с твоим отцом, а теперь ты с ее сыном отравляешь мне жизнь! Мужа отняла, а теперь сына отнимает! Что вы от меня хотите? – вдруг расплакалась Назира.
Ялчин бросился успокаивать мать. Принес воды, накапал корвалол, но Назира не могла взять себя в руки и долго безмолвно плакала. Она считала, что теряет единственного сына и плакала от бессилия перед происходящим.
Однако и Ялчину было не сладко. Он очень любил мать, несмотря на то, что многие ее поступки  не вписывались ни в какие рамки. Она могла быть злой, бессердечной, вредной, скандальной, но он понимал, что жизнь сделала ее такой. В то же время он не мог понять и простить ее лютую ненависть к брату. Он уже убедился в том, что мать  выдумала покупку отцом квартиры для Офелии. Она выдумала, что Офеля разводит отца на деньги. Он понимал, что все это элементарная женская зависть, но при чем тут ненависть к ребенку?! Очень трудно признаться себе, что у твоей матери плохой характер!
Ялик продолжал общаться с братом и их привязанности можно было позавидовать. Он как будто старался заменить ему отца. Вместе с Айдан, взяв мальчика, накупил ему разной одежды, а на зимние каникулы возил его с собой на отдых в Набрань, где работала тетя Гусейна, и где они часто отдыхали. Офеля всегда отпускала Велика с братом, даже не предупреждая, чтобы он был осторожен, потому что видела, как внимателен и заботлив его брат. Велик на глазах стал крепче, даже поправился немного. У него теперь, как у многих современных детей, был мобильный телефон.
По случаю Женского праздника в школе был концерт, и Велик был среди выступающих. Он писклявым голосом прочитал стихотворение, а старшеклассники, зная, что он брат Ялика, устроили ему овацию. Мальчик был счастлив.
На весенние каникулы Ялчин опять собирался с Великом и друзьями в Гусары, к бабушке Гусейна. Но случай помешал ему сделать это.
В праздничный вечер Новруз байрам Велик позвонил брату в десять часов вечера и попросил его срочно прийти к ним. Назира не хотела выпускать сына из дома.
– Мама, может, он опять заболел и ему нужна моя помощь!
– Да у него мать есть! – крикнула Назира вслед выбегающему из квартиры сыну.
Велик был дома один и на вопрос брата ответил, что не знает, где его мама. По домашней телефонной книжке они обзвонили некоторых людей, но никто об Офеле ничего не знал. Время приближалось к одиннадцати, ребенок хотел спать, но оставлять его одного Ялчин не мог. Позвонив домой, он описал матери ситуацию и сказал, что он или останется с Великом или приведет его с собой. Назира молчала.
– Хорошо, мама, я все понял, я остаюсь здесь!
– Нет! Сейчас же идите домой! Бросила ребенка, и Бог знает, где шляется! Я знала, что в конце концов так и будет!
– Она не такая, мама!
– Молчи, подлец! И иди, наконец, сюда с этим гадом!
– Мама, предупреждаю тебя, что я могу сразу вернуться сюда, если что-то будет не так!
– Да иди уже!
Написав записку Офеле, Ялчин c Великом вышли из дома. Он заметно волновался, так как не был уверен в матери, она могла обидеть ребенка.
Открыв дверь, Назира с удивлением смотрела на Велика, поправляющего очки на носу.
– Господи! Что же ты такой худой! Тебя не кормят что ли? – с  трудом скрывая улыбку, спросила она, наблюдая за тем, как Ялик помогает раздеться брату.
– Мама меня хорошо кормит. Просто у меня такое строение тела, – серьезно ответил мальчик.
– Какого тела? – засмеялась Назира.
– Кстати, о теле. Нас неплохо было бы накормить, – сказал удивленный и обрадованный поведением матери Ялик. – Ты сегодня плов ел? – спросил он Велика.
– Нет. Мама утром пошла в магазин за шафраном и не пришла. Я за нее беспокоюсь. Может, с ней что-то случилось, а, Ялик?
– Не бойся! Мы сейчас покушаем, и твоя мама тебе позвонит. Она же знает твой номер телефона!
– Я, вообще, ей говорил и даже записал, но, может, она забыла, – и тут, зайдя в гостиную, воскликнул:
– Какие вы богатые! Я никогда не видел такой большой квартиры! А рояль ваш?
– Нет, соседский, они нам дали его подержать, у них места нет, – пошутил Ялик.
– А-а-а! – многозначительно протянул Велик, прохаживаясь по квартире, и, вдруг увидев огромный телевизор, спросил:
– А телевизор чей?
– Мой. Чей же еще?
– Красивый. Потом посмотрим.
– Конечно. Пошли  к столу!
Братья ели плов, а Назира сидела за столом вместе с ними и внимательно рассматривала ребенка.
– Надо же! Копия Мурсал! – сказала она, улыбаясь и качая головой.
После ужина Ялчин с Великом сели на диван смотреть телевизор, и уставший Велик тут же заснул.
– Я постелю ему здесь же! – сказала Назира.
– Нет! Он будет спать в моей комнате на маленьком диванчике, – и, опережая вопрос матери, добавил: – Ему там будет удобнее!
Они устроили мальчика, и Ялик  стал звонить домой к Велику, но там к телефону никто не подходил.
– С ней, наверное, что-то случилось. Не может быть, чтобы она бросила вот так ребенка, – сказал Ялчин. – Может, сообщить в полицию?
– Не надо! С ней, вуидимо, что-то произошло. Давай обзвоним больницы! Ты знаешь ее фамилию?
– Нет, но Велик, наверняка, знает!
– Не будем же мы  из-за этого будить ребенка!
– А как быть? Уже скоро двенадцать!
Назира села за телефон и позвонила в восемь городских больниц,  но ни в одну из них женщина по имени Офеля сегодня не поступала.
Они легли спать, отложив поиски на завтра. Утром Назира несколько раз заходила в комнату сына, но он и его брат крепко спали. В очередной раз, заглянув в комнату, она увидела, что Велик сидит на кровати спящего брата и держит его за руку.
– Что случилось? – шепотом спросила она.
– Я хочу в туалет, – ответил мальчик, – а Ялик спит, мне его жалко будить.
– Иди сюда, я покажу тебе, где у нас туалет.
– Нет, я без Ялика никуда не пойду, и буду ждать, пока он встанет. Мы же должны найти маму.
– Твоя мама нашлась, она тебе звонила, но ты спал.
– Почему вы меня не разбудили? – заплакал Велик. – Я хочу к маме.
Тут проснулся Ялик. Уже через пятнадцать минут они все завтракали. Назира сообщила сыну, что звонила мать Велика, и что она перезвонит в десять часов.
– Ты с ней разговаривала? – удивился Ялик. – Где она?
– Не знаю.
Назира рассказала, что рано утром четырежды звонил телефон и каждый раз, услышав ее голос, звонивший давал отбой. Она предположила, что это может звонить только мать ребенка. При следующем звонке сразу сказала в трубку, что Велик у них, с ним все хорошо, и пусть она позвонит в десять часов, когда проснутся дети.
Она поблагодарила и отключилась.
– Мама, ты не перестаешь меня удивлять!
Как всегда к десяти часам к ним пожаловали братья Гусейновы, и в квартире сразу стало шумно.  Работал телевизор, Анар и Велик с криками носились по квартире, а Ялик в этом базаре рассказывал Гусику о вчерашних событиях.
Ровно в десять часов раздался телефонный звонок, и Назира, приглушив звук телевизора и шикнув на детей, велела Ялчину поднять трубку. Это была Офеля, которая сообщила, что ее с внезапным приступом на вызванной кем-то «Скорой» отвезли в больницу и срочно прооперировали, так как у нее был острый аппендицит. Она попросила позаботиться о Велике еще один-два дня, так как она пока лежит в реанимации, откуда ее не выпускают. Она быстро поговорила с Великом и отключилась, так как говорила с чужого мобильного телефона.
– Ты бы спросил, может, ей чего-нибудь нужно, Айка бы приготовила, или мы бы купили в кафе, – шепнул Гусик Ялчину, который развел руками.
Они вернулись из прихожей в комнату, где дети смотрели телевизор, а Назира решала кроссворд.
– Я что-то не могу вспомнить, кто из вас знает автора оперы «Паяцы»? – спросила она.
Гусейн и Ялик пожали плечами.
– Леонковалло, – сказал Ялик, не отрывая глаз от телевизора.
– Верно, – сказала Назира, улыбаясь.
– Ну, Ботаник, ты даешь! – восхитился  Гусейн. – А ты, наверное, в музыкальной школе учишься? – предположил он.
– Нет,  мама говорит, что мне музыка ни к чему, она меня не прокормит.
– А я умею на пианино «Собачий вальс» играть, – похвастался Анар.

– Я тоже, – сказал Велик.
– Да я лучше тебя смогу сыграть, потому что я старше! – распалился Анар и, подойдя к роялю, стал тыкать пальцем клавиши.
– А ну, прекратите! Играть не умеют, только на нервы действуют! – прикрикнул на детей Гусик.
– Это он не умеет, а я хорошо играю, – обиделся Велик.
– Серьезно? А ну-ка, сыграй нам что-нибудь! – охваченный непонятным азартом сказал Ялик.
Велик подошел к роялю.
– А что сыграть? – спросил он.
– «Собачий вальс» мы уже слышали, значит «Мурку»!
Игра мальчика потрясла всех. Этот маленький мальчик, еле видный за роялем, играл простую песню, как высококлассный пианист настоящее музыкальное произведение. Из кухни пришла  и, встав возле рояля, изумленно глядела на Велика Назира. После смерти мужа она впервые слышала профессиональную игру на рояле.
– Молодец, Велик! Красавчик! Умница! – восклицали присутствующие.
– Сыграй еще что-нибудь! – попросил Ялик брата.
– А что сыграть, скажите!
– Ну, я не знаю! Сыграй, что хочешь!
– Давайте я сыграю вам взрослую песню, – серьезно сказал Велик.
– Давай!
Велик выпрямился, на мгновение замер и начал играть.
Первые же аккорды, взятые мальчиком, гулким эхом отозвались в сердце Назиры, заставив его биться сильнее. По квартире плыла прекрасная  утонченная мелодия, задевая самые сокровенные струны женской  души, оживляя в памяти счастливые моменты семейной жизни.
Маленький, безусловно, талантливый пианист Велик,  старательно выводил каждую ноту, иногда мельком поглядывая на притихших очарованных зрителей. Мальчишки слушали, не скрывая восхищения.
Но, несомненно, больше всего эта романтическая музыка и исполнение потрясли Назиру ханум.  И в какой-то момент, подчиненная гипнотическому влиянию песни, она даже  забыла, где  находится. Назире  казалось, что это ЕЕ Мурсал играет для НЕЕ  ИХ  «Историю любви».
Холодные, гладкие клавиши  запоминающимися, трогательными звуками с благодарностью отзывались на прекрасную игру  маленького музыканта, который, казалось, вдохнул новую жизнь в старый рояль своего отца, исполнив его любимую песню.
Для Назиры это была самая лучшая песня на свете,  для нее не было ничего прекрасней, чем чарующая, бархатная мелодия «Истории любви», которая  тонко передавала ее эмоции и настроение. Легкие, плавные звуки рождались под маленькими детскими руками.
Это была изумительно красивая, парящая, притягательная композиция. Мелодия постепенно нарастала, нарастала, вот она достигла пика и стала медленно отходить назад, чтобы опять с новой силой вернуться на прежнюю высоту, а  затем заново возвратиться в тихое русло.
Назира была потрясена игрой мальчика. Ведь только она знала, что маленький Велик играет также прекрасно, как его отец! Непонятно, когда и как он научился такому исполнению. Это в восемь-то  лет! Удивительно! От песни веяло таким теплом и уютом, что на душе Назиры стало как-то спокойно, и наступила полная гармония.
Но Назира вдруг заплакала.  Она плакала, не сдерживая слез, а ребенок играл и играл, и каждая нота, согретая детским теплом, постепенно, капля за каплей топила задубевшее ледяное сердце Назиры. Хорошая музыка исцеляет! Наконец, отзвучала последняя нота.
 Мальчишки, стоя, свистели и хлопали. Они окружили Велика.
– Вот так играют младшие братья! – важно заметил
 Ялик.
– Ну, Ботаник! Вот это да! – сказал восхищенный Гусейн и спросил у Ялика:
– А что сказал бы по такому поводу наш уважаемый Шекспир? 
– Я думаю, что так:
« Прекрасным существам желаем повторенья,
Все лучшее в тебе потомок отразит,
После кончины будет продолженье,
Наследник чуткий память освежит!» – продекламировал Ялчин.
Велик поднял руку и почему-то шепотом произнес:
– Это папина песня. Мама сказала.
Поддавшись внезапно охватившему ее порыву, обойдя рояль, Назира подошла к Велику, крепко обняла его и прижала к груди. Слезы продолжались литься из ее глаз. Недоумевающий Велик высвободился из ее объятий и, поправляя очки, спросил:
– А вы мне кто?
– Я? Я… я твоя бабушка! – уверенно ответила она и обратилась к старшему сыну:
– Пойдем на кухню! Я приготовила для… ЭТОЙ бульон и свежий сок. Возьмите с собой малыша и отнесите ей!
Ялчин восхищенно качал головой.
– «Лишь музыки серебряные звуки
  Снимают, как рукой, мою печаль», – вновь процитировал он великого Шекспира.