Голоса призраков

Хуже всего было то, что он не мог отключать голоса. Должно быть, такие разные по силе звучания и своим тембральным окрасам – мужские, женские, визгливые, голоса дикторов, актёров, певцов, журналистов, собак… но для него - сливающиеся в один нескончаемый шум, какофонию умалишенных, дьявольскую ловушку, сожравшую из вечности столько часов, месяцев, лет? его Праздника Тишины. Эта ловушка раскрывалась перед ним неизменно по вечерам. Едва только солнце начинало крениться за горизонт. И до самой ночи, когда небо было, наверное, уже полно звёзд. Не случалось, должно быть, такого дня, чтобы голоса не приходили, словно бы вечно курсирующие из города в город поезда… изо дня – в день… Всегда по расписанию. И никаких забастовок среди машинистов.  Да, порой так ему и казалось: он и правда -едет в поезде, в плацкартном купе, уже вовсю сгущается ночь – а голоса со всех концов вагонов – и не думают умолкать… Не думают тушиться лампы в проходе… Не стихают чьи-то шаркающие туда-сюда шаги… (может, это бродят одни туфли?) И ни у кого не возникает даже и мысли обо сне – будто его и не существует вовсе… (а может, и правда – нет?)

И вот - уже далеко за полночь, основная масса голосов уже успела превратиться в метёлки и тыквы, но отдельные одинокие призраки, любящие поболтать посреди ночи, всё еще бродят в поисках своих жертв… На них не действуют никакие заклинания, и уж тем более – увещевания… Всё-таки, они –не вещи, а призраки… И выбирают они самых беззащитных… Самых чувствительных и поэтов… Реагирующих не то, что на самый незначительный и едва растекшийся по воздуху звук, но даже если просто – кто-то рядом подумает чуть громче обычного… Или просто -  откроет глаза в темноте. Поэт это почувствует…  И еще раз сойдёт с ума… Да, без сна – люди имеют привычку сходить с ума… И не только поэты.

Некоторые предприимчивые поэты – пытаются пронести в тамбур магнитофон и включают какую-нибудь более-менее «сносную» музыку – только бы не беспокоили эти охочие до болтовни призраки! «Сносной» музыки (размером с нос) – много, но вечеров в пути, всё-таки, – гораздо, гораздо больше. Очень скоро любая музыка начинает повторяться. И с такой удивительной лёгкостью – становится теми же ужасными голосами. А может – и превращается в самих болтливых призраков.

И что же остаётся делать поэту? Он бы и рад убежать, выйти в ночь, и отправиться странствовать по уснувшему городу, выискивая самые тихие кварталы и улочки, там где только романтик-ветер и одинокий свет фонарей сквозь густые ветви акаций – но, вот беда! – где-то на том пути его уже поджидают голодные своры диких псов и вампиров. И неизвестно, что еще лучше. И он, конечно, не идёт, хотя – так манит луна! Манила. Он уже привык не ходить. Научился не течь, как река. Не слышать зова внутри. И немудрено – он занят. Он – борется со своими голосами. Хотя, в общем-то, уже и не борется. Ждёт. Когда же последний призрак скроется в телевизоре, или еще где… Например, если это Призрак собачьего лая пяти бесноватых болонок прямо в пяти метрах за соседским забором – то исчезнуть он должен, известно, в маленьких ротиках милых собачек… Но сколько живут болонки? Пять? Десять лет? А может – они вообще бессмертны?

И вот тогда уже (после вероятной смерти болонок)– наконец наступает та самая долгожданная тишина. В которой он может сказать хоть одно настоящее слово…  Но и то – не говорит. Очень устал. Засыпает. «В кои-то веки – Тишина!» Ну, может еще и успеет черкануть пару слов, радуясь выпавшему ему наконец безмерно тихому счастью! Да-да – тихому-тихому. Оно от радости проглотило язык. Но всё это – так… не то - «Ой и фальшивая у тебя рожа!» И сам он это понимает. И что же может поделать? «Мир сдвинулся» - изречет он в конце словами Короля Ужасов. И теперь уже – точно, со вздохом, отправиться на боковую.


(март 2012).