Волшебное озеро Ураты

1. АННИДЕЛЬ

Она была дочерью короля одного маленького государства, которое узкой полосой растянулось вдоль берега моря. Ровно посередине этой полосы, тоже -  вдоль берега, и тоже - полосой расположилась столица этого государства. В центре столицы стоял королевский дворец, в котором она когда-то родилась. Ей дали очень красивое имя – Аннидель и надеялись, что принцесса вырастет красавицей. Других детей королеве иметь было не суждено, но король мечтал, что выдаст дочь замуж за достойного принца, и трон его не останется без наследника. Однако, странное дело: прошло тринадцать лет, а на суровом лице короля ни разу не появлялась отцовская улыбка, залы дворца не оглашались веселым смехом принцессы, слуги не устраивали переполох, выполняя взбалмошные ее капризы, не падали в обморок няни, не хватались за голову учителя… Более того – о ней никто никогда не говорил, и имени ее не вспоминали.
Во дворце принцессы не было.

************************
В самом дальнем, густо заросшем кустарником и деревьями, углу огромного дворцового парка, стоял маленький домик. Лужайка перед домиком заросла розовыми кустами, а среди кустов тихо журчал круглый фонтанчик. Сквозь дремучие заросли к домику вела чуть заметная тропинка, по которой три раза в день ходила девушка-служанка и носила корзинку с едой. Пробираясь через чащу, она каждый раз ворчала себе под нос: «И когда же наконец королева найдёт подходящую девчонку, чтобы бегать в это проклятое место? Я не успеваю платье штопать, ботинки чинить… Дурочку из меня сделала! Потерпи, мол, потерпи. А я терпеть уже больше не могу, меня от этой принцессы просто тошнит!». Конечно, Бироль, так звали служанку, придворной дамой стать не помышляла, а вот стать главной над всеми служанками королевы – ей было обещано. Но королева пока не спешила посвящать кого-нибудь ещё в то, что здесь в заброшенном уголке парка живет ее дочь, и потому Бироль приходилось по три раза в день тайной тропою носить еду для принцессы и её старенькой няни.
            Итак, кроме самих короля и королевы, старенькой няни да служанки Бироль об Аннидель никто ничего не знал. 
Через год после рождения принцессу объявили похищенной, разыграли спектакль переполохов, обмороков, безрезультатных поисков и постарались поскорее забыть.
Редко кому выпадает счастье родиться принцессой, но Аннидель лучше бы родилась в бедной крестьянской избе, чем во дворце у столь знатных родителей. А все потому, что не подобает принцессам быть такими обиженными природой, как она. Когда Аннидель была ещё совсем малюткой, стало ясно, что принцесса - уродец. Лучшие врачи
осматривали и пытались лечить девочку, но не смогли даже остановить эту болезнь. И тогда решили принцессу спрятать. Нельзя, чтобы враги и завистники смеялись над королем.
Да, действительно, такое дитя даже простой крестьянин старался бы скрыть от людей. Но мне придется ее показать. Вот посмотрите: большой круглый лоб навис над туфлеобразным носом…, рот, похожий на длинную щель, низко лежит под этой «туфлей»…, подбородок – настолько мал, что кажется будто тонкая шея начинается от самого рта…, на спине – большой горб…, непомерно длинные руки…, кривые ножки разной длины... Но этому бедному уродцу, зачем-то были даны очень красивые глаза. Большие, цвета синего моря, с бархатистой грустью и озорными солнечными зайчиками. Их обрамляли густые, длинные ресницы, которым могла бы позавидовать любая красавица. Но зачем бедной девочке нужны были эти чудесные глаза? Они ничего не видели. Аннидель была слепа.
Может быть это и лучше, что она не могла видеть себя, не могла видеть других и не знала, что означает слово – «уродина», которым ее часто награждала Бироль. И не понимала, почему няня сердится за это на служанку, гладит Аннидель по жидким волосам и приговаривает: «Не слушай ее, она глупая и злая».
Аннидель очень любила свою няню. Няня для нее была всем миром. Она много знала, много умела и учила девочку всему, что та должна знать и уметь в своем возрасте. А Аннидель оказалась способной ученицей, она быстро запоминала все, что говорила и о чем читала ей няня. Выучила много стихов, научилась хорошим манерам и правильной речи. Но больше всего Аннидель нравились уроки пения. Голосок у девочки был нежен и чист, а слух – исключителен.
Когда она с няней ходила на прогулку к морю (а это было возможно потому, что этот уголок парка вплотную примыкал к берегу и был огорожен высоким забором), то наигравшись в камешки, она садилась у самой воды и под шум моря и крик чаек пела любимые песенки. Здесь она чувствовала себя особенно счастливой.
Еще она любила сидеть с няней вечерком у маленького фонтана и кормить булочкой золотых карасиков. Это няня придумала запустить рыбок в фонтан. А злюка Бироль смеялась над этой затеей, мол, все равно слепая кикимора не видит их, лучше бы лягушек завели, они хоть квакают. Но добрая няня знала, что Аннидель пусть и не видит, какие красивые эти рыбки, зато слышит, как они играют в воде, как хватают брошенный им корм.
Аннидель вовсе не чувствовала себя несчастной, она не знала другой жизни. Рядом была добрая няня, насмешки глупой Бироль девочка умела прощать, по матери не скучала. Ведь королева никогда не была ласкова с ней, навещала редко, ни о чем не разговаривала, старалась побыстрее уйти. Только раза два за всю жизнь поздно ночью няня тайно приводила Аннидель во дворец в спальню матери. Но и тогда королева не проявляла радости от встречи с дочерью.
Так и жила Аннидель в своем маленьком, тихом мире со своими маленькими, тихими радостями целых тринадцать лет. Но беда неожиданно перевернула весь ее мир вверх дном. Добрая, мудрая, любимая няня умерла. Вечером была жива, пела, шутила, сказку рассказывала, а утром -  умерла. Оставила, покинула ее одну. И некому теперь защитить Аннидель от насмешек Бироль, не с кем теперь ходить к морю, собирать ракушки и петь песни… Некому рассказывать сказки, читать книжки. Какие сказки? Какие книжки? Слово теперь некому сказать. И сидит Аннидель неподвижно долгие часы возле своего фонтана, сидит, роняя в воду горькие слезы. Даже редкие посещения матери не выводят ее из этого состояния.

2. ЧАЙЛИ
К морю ходить одной Аннидель не хотелось. Лишь однажды пришло желание побывать там и развеять свои печальные мысли. Но, оказавшись у моря, она еще сильнее ощутила свое одиночество, еще ярче вспыхнули воспоминания о том, как хорошо было здесь вместе с няней. И шум волн, и крики чаек – вся это так хорошо знакомая какофония звуков сдавила ее сердечко и рыдая, Аннидель убежала домой. Больше ходить к морю ей не хотелось.
Итак, Аннидель обычно сидела у фонтана, о чем-то думала и тихонько плакала. Но вдруг однажды она услышала, совсем рядом, голосок, который вывел ее из забытья:
- Здравствуй, Аннидель! Почему ты больше не приходишь к морю? Почему больше не поешь песенок? Почему ты плачешь? Почему ты…
- кто ты? – испуганно спросила Аннидель.
- Я - чайка. Я – Чайли. Я тебя давно знаю. Я сама прилетела. А ты – грустная. Почему?
-Потому, что я совсем одна, потому, что больше нет со мной моей няни, моего единственного друга, и мне некому петь песен.
- Хочешь, я буду твоим другом, твоей няней?
- Хочу! Но полюбишь ли ты меня? Меня не любят ни отец, ни мать, ни Бироль… Меня умела любить только моя няня. Потому, что я – уродина. А почему я – уродина? И что значит быть красивой?
-Быть красивой, значит быть такой, как я! А люди, вообще, не красивые. У них нет таких лапок, таких крыльев, таких клювика и хвостика, как у меня. А ты – ничего. Ты мне даже нравишься.
- Так ты будешь со мной дружить? – спросила Аннидель, слезы которой, стали просыхать.
- Еще бы! А ты научишь меня красиво петь?
- Научу, если ты будешь прилежной ученицей.
- Буду! Буду! Буду! Я буду первой певчей чайкой в мире! – озорно закричала Чайли, плюхнулась в фонтан и стала нырять и кувыркаться. Аннидель не видела ее забавных выходок, но услышав всплески воды и смешное фырканье, рассмеялась первый раз за последнее время.
Так они и подружились. Болтливая Чайли все время смешила девочку то своими выкриками и вопросами невпопад, то мудрыми советами и рассуждениями о жизни. Чайли была единственная птица среди всех птиц взморья, которая умела говорить, и ей необходимо было общение с существом столь же умным, как и она. Аннидель была в восторге от дружбы с Чайли и очень привязалась к ней. И Чайли полюбила Аннидель. Полюбила за то, что с ней было бесхитростно, за то, что она умеет слушать, за то, что она позволяла воровать жирных карасиков из фонтана. Правда, Аннидель этого не видела, но если бы и увидела, обязательно простила.
Но основным их занятием было пение. Однако, как Чайли ни старалась, как ни билась, никакой мелодии своим резким голоском не могла напеть. Аннидель, все же, терпеливо занималась с ней. Она боялась обидеть Чайли. А Чайли, хоть и была очень умной птицей, поняла всю бессмыслицу их занятий гораздо позже и тогда призналась Аннидель, что у нее ничего не получится и пора бросить эту нелепую затею, и что лучше она, Чайли, полетит далеко – далеко за море. У нее там – важное дело.
- Ты улетишь от меня навсегда? – спросила испуганная Аннидель.
- Нет. Только на две-три недели. Я обязательно вернусь. Ты меня жди.
- Но почему ты вдруг придумала улететь так далеко и оставить меня так надолго?
- Потому, что я очень люблю тебя. Еще я очень люблю море и очень люблю небо, и очень – солнце, и все-все вокруг. А там за морем есть берег. На этом берегу растет травка. Из той травки делают лекарство. Я принесу тебе эту травку, и ты будешь видеть. Сделай из платочка мешочек, одень - мне на шею. Жди, я скоро буду здесь.
Аннидель очень огорчилась. Ну зачем ей видеть? Ей хорошо и так. Она знает, что солнце греет. Тепло – это хорошо. А светло? Зачем нужен свет,  какой он на ощупь? Его нельзя потрогать, нельзя услышать. Значит это пустота, и он ей не нужен. Но зато нужно Чайли, нужно каждый день, нужно каждый час, очень нужно всегда. Но Чайли была упрямицей, она отказывалась от своих затей только тогда, когда убеждалась, что они нелепы, как уже было с пением. И с мешочком на шее улетела искать «солнце» для своей подруги.
Снова Аннидель осталась одна. Снова ее головку посещали грустные мысли, снова она плакала, вспоминала няню, грустила о Чайли. И к этим мыслям привязалась еще одна: Чайли может не вернуться.


3. НАЙДЕНЫШ

А тем временем, король с королевой, озабоченные положение дел в государстве и тем, что нет, и не будет у них наследника кроме Аннидель (а так как она нездорова, не быть ей королевой), просто приходили в отчаянье. А ведь девочке уже тринадцать лет. И решились они на крайние меры: созвали лучших профессоров медицины и тайн, показали несчастную принцессу.
Доктора долго осматривали Аннидель, потом долго спорили, потом пришли к мнению, что при помощи сложной операции девочке можно вернуть, в какой-то степени, зрение, при помощи другой операции, тоже довольно сложной, можно укоротить длинную ножку (хоть ножки станут очень коротки, все же Аннидель не будет хромать). Третьей операцией можно уменьшить горб, четвертой – придать носу более сносную форму, ну, а пятой, шестой, седьмой - исправить подбородок, рот, уши… Король сразу же дал согласие и не пожалел никаких денег, лишь бы через несколько лет можно было «найти пропавшую» принцессу и объявить ее невестой. А королеве было жаль подвергать бедное дитя таким страданиям, но так как это было на пользу государству и самой принцессе, она все же согласилась.
К тому времени уже прошло две недели, как улетела Чайли. Узнав о решении родителей, Аннидель была охвачена ужасом и отчаяньем. Она упросила короля отложить на десять дней первую операцию. Король согласился только потому, что и врачи уверяли в необходимость подготовить больную.
И вот Аннидель снова стала ходить к морю. От завтрака до самого ужина, не думая об обеде, она просиживала на камне у моря и вслушивалась в крики чаек, но знакомого голоска среди них не было. Чайли не возвращалась. Прошло три недели. Голос Чайли, так и не прозвучал над морем. А до первой операции оставалось три дня…, два…, один… Чайли – нет.
Последний день кончился. Солнце не греет, значит – скоро ночь. Ужинать, Аннидель не пошла, а все сидела у моря и все ждала. Поднялся ветер, море зашумело и взбунтовавшиеся холодные волны облили ее с головы до ног. Она дрожала, куталась в свой мокрый плащ, но с моря не уходила. Пошел дождь. Стало еще холоднее и совсем страшно, но возвращаться домой было еще страшнее. Бежать, куда глаза глядят! Но если глаза никуда не глядят? Тогда бежать еще проще. Сама природа помогла ей в этом: Ветер опрокинул забор и открыл ей путь: «Беги, другого случая не будет!» И Аннидель побежала. Побежала по берегу бушующего моря под проливным дождем и холодным ветром. Побежала в свое «никуда»… Потом устала, пошла шагом.
Ревело море, гудел дождь, завывал ветер, плакал… «Кто сейчас плакал?» - вздрогнула Аннидель. Остановилась. Прислушалась. «Наверное, показалось…. Нет, плачет! Ребеночек плачет!» И девочка побежала туда, откуда доносился детский плач. Не будь Аннидель слепа и потому не обладай она столь тонким слухом, прошла бы мимо и не услышала бы в реве бури этого отдаленного, жалостливого голоска.
Плач становился все громче, и вот Аннидель наткнулась руками на стену какой-то гнилой постройки. А там, за стеной, ясно и громко плачем захлебывалось дитя. Аннидель стала ощупывать доски, обошла угол, нашла дверь – не заперто, толкнула ее,  дрожащим голосом сказала:
- Здравствуйте. Кто здесь хозяин? – Никто не ответил.
- Простите меня, что я так поздно, - заговорила она громче, - но не разрешите ли мне переждать у вас бурю? Опять – молчание, только надрывный плач младенца…
- Здесь есть кто-нибудь? – крикнула Анидель. Никто не отвечал. Тогда она вошла  в дом, прикрыла дверь и тут же, по голосу определила, в каком углу плачет дитя. Ощупала его: он разметал свои мокрые пеленки и ручки его, и ножки, и животик были совсем холодными.
- Ты замерз, бедный мальчик! – Аннидель взяла его на руки, прижала к себе и стала согревать. И ребенок, почувствовав тепло и ласку, умолк.
- Где же твоя мама, малыш? Давай подождем. Она скоро придет и накормит тебя. – Аннидель присела на скамью, стала покачивать ребенка и тихо петь песенку. Под ее нежный голосок малыш сладко засопел и уснул.
Сколько времени просидела с ним на руках Аннидель, она не знала. Только в дом никто не приходил. Мальчик проснулся и снова заплакал. Он был голоден. Аннидель положила его на скамейку и става обходить комнату. Оказалось, что в доме нет ни крошки хлеба, ни посуды, ни стола. Очаг был совсем холодным и наполовину разрушенным. Сквозь щели в стенах дул ветер.
- Сюда никто не придет, - подумала Аннидель, - тебя бросили, бедный малыш.
Она опять взяла ребенка на руки успокоила его, посидела, подумала, сняла с себя плащ, хоть мокрый, но все же теплый, завернула в него ребенка и вышла из хижины.
Аннидель возвращалась домой.
И очень вовремя она покинула это странное жилище. Она ушла еще совсем недалеко, как к домику подошли четверо мужчин. Нет, это не были разбойники или кровожадные людоеды. Это были простые рыбаки. Доведенные до отчаянья жестокостью моря и жалкими уловами, они решили, по давно забытым диким обычаям, принести в жертву морю младенца. Как уверяли старые люди, эта жертва смягчит сердце морского владыки и уловы будут богатыми. А этот мальчик родился у одинокой очень слабой женщины, которая умерла, оставив трехдневного младенца сиротой.
Аннидель была в нескольких шагах от хижины, но проливной дождь скрывал ее от глаз удивленных рыбаков, обнаруживших пропажу. И Аннидель беспрепятственно несла найденыша во дворец. Она уже знала, что с ним делать: она сделает его принцем, а он избавит ее от ужасных и ненужных мучений. Аннидель бежала, она торопилась проникнуть во дворец, в спальню матери, пока еще все спят. Вот она перебежала опрокинутый забор, юркнула на дорожку в кустах, прошла мимо своего домика, фонтанчика, и опять нырнула в заросли. Хромые ножки не забывали извилистую тропинку и вывели ее, наконец, на парковую аллею. Все тихо. Даже не слышно возни на кухне, где просыпаются раньше всех. Аннидель отыскала потайной ход, через который она с няней когда-то ходила к королеве, прошла по лестнице, по коридору и тихо открыла скрытую под ковром дверцу. Прислушалась. Королева спит. Осторожно развернула ребенка (только бы не заплакал) и положила его рядом с королевой. Малыш, убаюканный дорогой, мило посапывал. Аннидель исчезла никем не замеченная, убежала в свой домик и легла в постель.
Последняя мысль, мелькнувшая в ее уставшей головке: - «только бы мальчик понравился королю!», и Аннидель провалилась в глубокий сон.

 

4. ПРИНЦ

Наступило утро. Дворец проснулся весь сразу и зашумел, загудел, зашептал: - «Королева родила сына!». Придворные бегали по дворцу, хватали друг друга за рукава и выкрикивали прямо в уши одну и ту же новость: - У короля есть наследник!».
А Аннидель, которая после столь бурной ночи крепко спала, ничего не слышала. Тут кто-то грубо тряхнул ее за плечо:
-Эй ты, сонная тетеря, вставай! Шляешься где-то по ночам, потом спишь до обеда. Что, я зря должна носить тебе еду? Теперь-то, думаю, избавят меня от приятности видеть каждый день твою рожу! Слышишь, ты, уродина? У королевы родился сын. Здоровенький, красивенький. Вот это – принц!
Аннидель открыло глаза, глупо захлопала длинными ресницами, слушала служанку и ничего не понимала.
- Да, ты не только безобразна, ты еще и круглая дура! Слушай, королю ты больше не нужна, и никто не будет лечить тебя от уродства. Бироль привыкла грубо обращаться с Аннидель, потому что та никому не жаловалась, а сегодня служанка позволила себе поиздеваться над бедной девочкой вволю: - «Вставай, вставай, красавица! Сходи к королю, может он на радостях покажет тебе братца, а тебя – гостям. Они в обморок попадают от твоей красоты.» Она засмеялась и вышла, хлопнув дверью.
Аннидель села на кровати, никак не могла прийти в себя. Это ночное приключение теперь ей казалось сном, тем более, что ей только что снилось, будто она бежит по берегу моря, страшные волны захлестывают ее и тянут в пучину. А она все бежит, прижимая к груди ребенка. Вырываясь из холодных лап волн. Вдруг, слышит, что гонятся за ней чьи-то тяжелые ноги и громкий, грубый голос кричит: - «Отдай мне младенца! Он – мой. Я должен его съесть!» Наконец видения утихли и стали проясняться реальные события. Аннидель вспомнила слова служанки, облегченно вздохнула: «Значит, все хорошо. Значит, меня оставят в покое, и королева будет счастлива, у нее есть красивенькое, здоровенькое дитя…!» Аннидель вздохнула еще раз и встала. Оделась, умылась, выпила кофе, принесенный ей на завтрак, и, хоть уже сутки ничего не ела, не притронулась к пирожкам. Вышла в свой садик, села у фонтана и задумалась.
Из дворца доносились голоса, прославляющие короля, королеву и Бога, пославшего королевству будущего правителя, играла музыка, звучали песни. А Аннидель думала: «Как хорошо все обошлось! Как счастливы все, как рада я…», но улыбаться ей не хотелось, ее постоянно мучила мысль о судьбе Чайли.
Уже прошло три недели и три дня. Чайли не вернулась. Хотелось плакать, но слезы не текли. Так просидела она в исступлении до обеда, а может и дольше. Бироль не пришла, не принесла ей еду. Солнце перестало греть, подуло прохладой, значит, скоро ночь, но и ужина ей не принесли… Чайли не возвращалась.
Аннидель пошла в дом, съела утренние пирожки и легла в постель. Всю ночь во дворце стреляли из пушек, надрывался оркестр, гремел праздник. Бедную принцессу не только оставили в покое, но и совсем забыли о ней. Врачей за не надобностью отпустили, и они, предварительно осмотрев новорожденного и найдя его совершенно здоровым, разъехались. Утром опять никто не пришел. Аннидель была очень голодна, но сидела тихо у своего фонтана, не плакала, ждала Чайли. Она слышала, как в воде плещутся голодные рыбки и ждут, когда бросят им корм, но у девочки не было даже крошки. К обеду о ней вспомнили:
- Эй ты, самая прекрасная принцесса на свете, иди, забери свой королевский обед!,  - услышала Аннидель голос служанки, - Хоть бы, наконец, тебя убрали отсюда куда-нибудь подальше! А то все веселятся, а я должна лазать по этим дебрям, таскать тебе хлеб.
На столе Аннидель нашла стакан молока и ломоть хлеба. Она с жадностью съела все, крошки скормила рыбкам и, сидя у фонтана, снова принялась размышлять о Чайли: «Три недели и четыре дня… Неужели она не вернется? Совсем не вернется…» Просидев так до самой ночи, Аннидель отправилась спать. К ужину она не притронулась, легла в постель, но не могла уснуть.

5. СОЛНЦЕ
Очень долго не могла уснуть…
Вдруг кто-то тихо постучал в оконное стекло. Аннидель вскочила в одно мгновение и распахнула окно.
- Смотри, Аннидель, что я тебе принесла! – как ни в чем не бывало, произнес голос Чайли. – А что за шум во дворце? Зачем все окна светятся? А уже прошло три недели? А две? Но почему ты молчишь и плачешь? Аннидель, здравствуй!!!
Девочка, действительно, плакала и улыбалась. От счастья она не могла произнести не слова. Потом вдруг рассмеялась. Так весело, так громко…
- Чайли! Милая моя, хорошая! Ты вернулась, ты здесь, ты со мной!!! – и Аннидель снова заплакала.
Чайли деловито села на стол, сбросила с шеи мешочек, чем-то туго набитый, клюнула булку, попила воды из кувшина и строго сказала:
- Давай, рассказывай, что здесь произошло?
Аннидель присела на стул, вытерла слезы и рассказала чайке обо всем, что случилось за эти три недели и четыре дня. Чайли выслушала, подумала, потопталась по столу, потом сунула мешочек в руки Аннидель и все также серьезно произнесла:
- Немедленно разожги огонь, вскипяти воду, разотри травку, завари, остуди, положи на глаза, я пойду спать. И Чайли устроилась на подушке Аннидель и тут же уснула. А Аннидель сделала все так, как велела ей Чайли, и только когда на глаза повязала салфеточку с травкой, тоже легла в постель.  Она была так счастлива! Сердце так радостно билось! Рядом с ее головой на подушке, чуть попискивая во сне, спало самое дорогое на свете, самое любимое существо. Чайли вернулась!
Жизнь Аннидель опять наполнилось радостью и светом. Только пока еще светом душевным, а солнечный свет Аннидель увидела несколько позже.
Каждый день они проводили в веселой болтовне, играх и пении. Только с едой было плоховато. Бироль то приносила обед, то не приносила. А если и приносила, то этого едва хватало для одной Аннидель, поэтому, чтобы Чайли не улетала на море охотиться, пришлось пожертвовать карасями из фонтана. Вечерами Аннидель накладывала на  глаза кашицу из заморской травы и спала так каждую ночь. Правда она никаких изменений не чувствовала, но Чайли уверяла, что так должно быть, и что еще рано.
И действительно, одним прекрасным утром, проснувшись, Аннидель, как всегда, открыла глаза, но резкая боль заставила ее тут же зажмуриться. Что это? Яркое, резкое?
- Осторожно! Осторожно! – закричала Чайли, - Прикрой глаза руками! Открывай постепенно, а то ослепнешь! (вот ведь, глупость сказала, - подумала Чайли).
Аннидель увидела солнце. И хотя еще не видела никаких других предметов, она вдруг поняла, какое это счастье, какое сказочное блаженство – видеть солнце! Видеть свет! Теперь Аннидель, не просто из желания не обидеть Чайли накладывала на глаза лекарство, а из непреодолимого любопытства – узнать, какой он этот мир.
И вот  с той минуты, как мелькнул в ее глазах первый луч света, Аннидель с каждым днем видела все лучше и лучше. Сначала были огромные расплывчатые силуэты каких-то предметов, потом эти предметы становились все более четкими, обретали цвет, форму. Потом она увидела розы на кустах, струю фонтана, Чайли… Позже увидела Чайлины черные глазки, жучка на травинке, родинку на своей реке… А когда Аннидель стала свободно вставлять нитку в ушко самой тонкой иглы, Чайли сказала: - «Довольно, а то ты, пожалуй, сквозь стенку видеть станешь.»
Аннидель еще не вполне понимала, какое счастье пришло к ней, но она была зачарована тем прекрасным миром, который подарила ей Чайли. Раньше она жила только в мере звуков и запахов, в узком мире предметов, которые могла пощупать..., а этот мир был безграничен, бесконечно разнообразен. Был сияющим! И все это она теперь видит. И все это ей подарила Чайли!

6. УРОДИНА
Но за радостью вновь пришла печаль.
Любопытство толкало Аннидель к дворцу. Интересно, как выглядит королева? Каков ее отец? Какие они, придворные дамы и кавалеры? А ее братик, он действительно, так хорош? И Аннидель оставляла свой укромный уголок, и прячась за кустами, ходила туда, где по усаженным цветами аллеям гуляли роскошные придворные. «Какие красивые люди!» - восхищалась Аннидель, - «Какие у них лица, походки, прически!» Видела она и королеву: она была самой красивой. Видела и короля: он был самый великолепный. Но маленького принца видеть не могла: он лежал в золоченой колясочке, и издалека его нельзя было разглядеть.
Однажды, возвращаясь с такой прогулки, Аннидель спросила у Чайли:
- Ты видела, какие они все красивые!? А какая я? Вот интересно было бы посмотреть на себя. Но как это сделать?
-Для этого надо иметь зеркало. Зеркало – это такое стекло. Через него ничего не видно, а в нем видно все.
Аннидель решилась попросить служанку принести зеркало. Конечно, служанка высмеет ее, но, может все-таки принесет? И когда Бироль явилась с очередным куском хлеба и стаканом молока, Анидель вежливо обратилась к ней:
- Милая Бироль, не могли бы Вы в следующий раз принести зеркало, хотя бы совсем маленькое?
- Что?! – прыснула служанка и, ничего не сказав, а лишь громко расхохотавшись, выбежала за дверь. Но вечером, когда она принесла ужин, за ней в дом вошел старик-садовник. Он нес большое зеркало.
За окном уже было темно, а в комнате горели свечи, по этому ни Аннидель, ни Чайли не заметили, что к окошку прильнули две пары любопытных глаз.
Аннидель сидела на краешке кровати и боялась даже взглянуть на зеркало, перед которым уже крутилась Чайли, очень довольная собой.
- Посмотри, посмотри, Аннидель, какие у меня крылышки! Такие длинные, узкие! А какой клювик, острый, прямой! Мне все завидуют. А лапки? Какие красивые лапки! – Чайли вертелась  и вертелась перед зеркалом, восхищаясь собой, как самым совершенным созданием, и без конца нахваливала себя. Тогда Аннидель тоже осторожно подошла к зеркалу и боязливо взглянула на свое отражение… Чайли, уступив ей место, пристроилась на раме. У Аннидель даже дух перехватило: уродство стоящего перед ней в зеркале существа превысило все ее ожидания. Она испугалась себя! А неугомонная Чайли, всегда уверенная в себе и не терпящая никаких возражений, принялась искренне нахваливать подругу:
- Аннидель, вот видишь, какая ты хорошенькая! Какие у тебя большие ушки! Будто крылышки большой, большой бабочки! И лобик очень красивый! Круглый, гладкий. Вот горбик на спине тебе не очень идет, но такое впечатление, будто ты под платьем крылья прячешь. А из-за ножек ты не печалься, ты еще маленькая, просто одна ножка от другой отстает, она потом вырастет…
Чайли все болтала и болтала, но Аннидель не слышала ее, она смотрела испуганно на себя, потом опустилась на стул, закрыла лицо руками и зарыдала.
Одна пара глаз, наблюдавших за этой сценой, отвернулась от окна. Это были глаза садовника. Он с упреком посмотрел на Бироль и ушел. Бироль, однако, не сразу это заметила. Она была потрясена открытием, что Аннидель вовсе не слепая. Как же так?! А она так старалась (!): стащила из дворца зеркало, незаметно доставила его сюда, рискнула открыть тайну садовнику. А «обезьяна оказалась не слепой»! Бироль рассердилась, садовник ушел, а одной возвращаться в темноте страшно. К тому же, старик хоть и был молчалив и глух, но, осудив Бироль, мог теперь проболтаться. Тогда жди неприятностей. Она побежала догонять садовника.
Аннидель плакала. Плакала долго, горько. Чайли старалась ее утешить. Она считала себя виновной в несчастии девочки. Она, то сидя на плече Аннидель, терлась головкой о ее мокрую щеку, то садилась ей на колени и теребила за рукав, то взлетала на голову и поправляла ей растрепавшиеся волосы. Аннидель плакала, и никак не могла остановиться. Чайке надоело это. Она с головы девочки перелетела на стол и стала сердито шлепать лапами от одного конца стола до другого и обратно.
- Хватит нюни распускать! Замолчи. Замолчи, я тебе говорю!
Аннидель вздрогнула, широко раскрытыми, красными от слез глазами, уставилась на Чайли.
- Вот так. А теперь, слушай! Я расскажу тебе удивительную историю и доверю страшную тайну!

7. ТОЛСТАЯ ДОМАШНЯЯ УТКА
рассказ Чайли

Я – не настоящая чайка! Да, да. Я – заколдованная. Я – обыкновенная утка, толстая домашняя утка. Я жила в птичнике рядом с дворцовой кухней и была самая умная среди всей уток, кур, гусей, и даже индюков. А умной я стала потому, что была любопытная. Мне скучно было в птичнике, и я тайком разгуливала по всем дорожкам этого сада. Заходила сюда, видела тебя. Ты тогда была, еще совсем маленькая девочка… Я всегда крутилась поближе к хозяйкам и поварихам, подслушивала их разговоры и старалась научиться понимать язык людей. Прошло какое-то время, и это стало мне удаваться. Потом где-нибудь в укромном месте я тренировала голос в человеческой речи. Зачем мне это было надо? Не знаю. Просто так мне хотелось, а я упряма.
Часто, вертясь возле кухни, я находила много вкусных отбросов и, к своему несчастью, очень быстро разжирела. Одним прекрасным утром я услышала такой разговор:
- Эта толстая обжора, так и просится в жирный суп.
- Вот и хорошо, ощипи ее сегодня к обеду именно ее.
О если бы я не понимала, о чем говорят люди! Но я понимала и поэтому, не теряя ни минуты, пустилась наутек. Как перебралась я через забор, как промчалась по улицам города, как оказалась за городской стеной, потом – в поле и, наконец – в лесу, я не поняла. Я убежала так далеко, что никакая погоня мне уже не грозила, но я все мчалась и мчалась, подхлестываемая страхом так, что не заметила, как наступила ночь. И тут новая беда нависла надо мной: сбежать от котла, в котором я должна была превратиться в суп, чтобы после долгих часов невероятной бегонии угодить в лапы какому-нибудь голодному зверюге? О, ужас! Что делать? Я белая и очень заметная. Где спрятаться? Птичий инстинкт подсказывал: на дереве! Но я не умею летать, а чтобы допрыгнуть до нижнего сука, надо быть, по крайней мере, молодым петушком. А я? Я такая толстая, такая неуклюжая! Но я начала скакать, махая изо всех сил крыльями и пытаясь клювом уцепиться за ветку. Пол ночи тренировки и внезапный треск за спиной дали свои результаты: ободренная, смертельно уставшая и перепуганная я все-таки очутилась на дереве. Бежала до самой ночи, умирая от страха, потом опять бесконечные попытки влезть на дерево. Наконец добилась своего, устроилась на ветке и уснула. Так продолжалось несколько дней. Я устала, изголодалась, замучилась страхом и неизвестностью…
Однажды мне повезло: еще засветло я обнаружила в одном дереве дупло. И хоть добраться до него мне стоило невероятных усилий, я, все же, влезла внутрь. Здесь было уютно и тепло, и я, наконец, хорошо выспалась, отдохнула и даже посмелела. Здесь я смогла спокойно обдумать положение, в которое попала, и решить, что делать дальше. Ведь нельзя же так всю жизнь куда-то бежать! И о еде подумать надо. Хорошо, что я еще за счет своего жира жива. Как хочется есть и еще пить. Кстати, тут же сообразила я, почему мне не встречалась вода? Лужи были, болотца – тоже, кажется, были, а вот такой воды, где рыба бы водилась, и утки бы дикие плавали – нет. Я диких уток раньше возле дворцовой кухни видела, только не живых. А охотники, приносившие их, говорили, что подстрелили этих уток на озере, на речке… Дикие утки мне все-таки – родственники, может, они примут меня к себе?
С этим решением мои бессмысленные скитания заимели цель. А это – главное. И во мне пробудились новые силы, страх отступил, и я возобновила свое путешествие с надеждой и хорошим настроением. Но сколько еще времени я проблуждала по лесу? Две, три недели или два, три месяца? Я не знаю, Аннидель, только я не встретила ни одного ручейка, ни одного прудика в этом страшном и пустом лесу. Маленькие лужицы от дождя и болотца могли утолить только мою жажду. Я питалась гусеницами, травой, корешками.  О, как я, привыкшая хорошо покушать, страдала! И уже еле волокла ноги… Вера, что я когда-нибудь достигну своей цели, давно покинула меня, но я тащилась все вперед и вперед, лишь бы не сидеть на месте, не умирать в бездействии. Еще хорошо, что страхи мои насчет хищников не оправдались. За все долгое путешествие в этом ужасном лесу я не встретила их ни разу. Но здесь не было так же обыкновенных мышей и крыс. Раньше я их недолюбливала, а теперь испытала бы большую радость от встречи с любой тварью. Одиночество страшнее голода. А страх в одиночестве еще страшнее, болячки болят еще больнее, безвыходность еще безвыходнее… Я все это испытала и  по этому, Аннидель, я отважилась предложить тебе свою дружбу, когда ты осталась одна без няни…
И все же я добралась до ручейка, маленького, тихого, но чистого и прохладного. В нем я смогла освежить свои исцарапанные лапки и даже немного поплавать. Потом я решила плыть по течению ручейка. Это было так приятно после долгого ковыляния по суше! Что будет, то будет, но я плыву навстречу своей судьбе! Ручеек был мелким; я лапками почти отталкивалась от камешков на дне. Узким; я крыльями доставала оба берега. Но все же я плыла. Какое счастье!
И что удивительно: теперь у ручейка я встречала разных зверюшек. Среди них были даже очень крупные, но я их не боялась, я так радовалась, что мне хотелось каждому кричать: «Здрасти!!» А они не проявляли агрессивности, и я плыла беспрепятственно под их тупо – любопытными взглядами.
Ручеек принес меня к горе, поросшей большими деревьями и густыми кустами. Я вовремя выскочила из ручья, потому что он зачем-то нырнул в гору. «Влезу-ка я на гору. Может быть, мне удастся, взобравшись там, на дерево, посмотреть, скоро ли кончится лес? А может, увижу речку и диких уток?»
Гора была довольно крутая, и мне стоило много сил добраться до вершины. Добралась, а вершины то и нет. Вместо вершины – огромная яма, а в яме - вода, прозрачная, как стекло, блистающая всеми цветами радуги, а в воде плавают необыкновенные рыбки. Я спустилась к этому озеру, посмотрелась в воду. Ах, как я жалко выглядела!: лапки мои избиты и изранены, одно крыло кровоточило, другое – волоклось по земле, хвост остался совсем без перьев. Я только тут почувствовала, как ноет все мое тело, как болят воспаленные раны, Я, не долго думая, плюхнулась в озеро, поплыла. Пытаясь поймать рыбку, несколько раз нырнула. И вдруг почувствовала, что ни одна рана моя не болит, что я стала очень сильной, и мне хочется летать. И я попробовала: взмахнуть крыльями, оттолкнулась от воды и сразу взлетела в воздух. Но тут же перевернулась и шлепнулась обратно в воду. Это потому, что я не поверила, что полечу. Вдруг я услышала чей-то веселый смех, обернулась – никого, решила – померещилось. Но этот странный смешок разозлил меня. Я набралась смелости, взлетела снова, замахала крыльями и быстро стала набирать высоту. Урра! – я лечу! Я – здоровая, я – сильная, я – свободная! – Рассказывая это, Чайли громко вскрикивала, кувыркалась на столе, взлетала под потолок и часто махала крыльями, смешно, как воробей. Аннидель заулыбалась,  слезы высохли. А Чайли продолжала: - Взлетев над озером, я увидела под собой бескрайний лес, и только далеко – далеко у самого горизонта блеснула какая-то извилистая лента. Река!? И я полетела туда.
Летела я еще не очень уверенно, но высоты не боялась, ведь я рождена птицей, хоть и лишенной способность летать, но все же - птицей. А если бы я была козой? И вдруг полетела…. Ты представляешь, Аннидель, птица с козьем сердцем! Я бы тогда умерла от страха. Но я – птица! Я поднималась все выше, летела все быстрее и быстрее, и сердце мое наполнялось счастьем. Я не давала себе отчета в том, как произошло это чудо, и лечу ли я на самом деле, или это просто сон. Нет, эти мысли не приходили мне в голову. Я наслаждалась полетом, силой своей, свободой… Я так увлеклась. Что не заметила, как оказалась над рекой, и как стала спускаться ниже, ища чего-то на воде. Вдруг меня осенило: ведь я же ищу диких уток – своих сестер. И я их увидела.
На тихом, широком месте, где у берега росли высокие камыши, а на берегу густой кустарник, плавали невзрачные, серые птицы, но сердце мне подсказало: это они! Ведь я тоже утка, только другой породы. Я опустилась на воду. Утки ни чуть не испугались, не удивились моему виду, и как-то сразу приняли меня за свою. Но этому удивилась я. Я предполагала, что надо бы объясниться, попросить, чтобы меня не гнали или не боялись. Но утки не обращали на меня внимания, равнодушно крякая, они занимались своим делом: окунали головы в воду, вытаскивали рыбешек и жадно заглатывали их. Я была голодна и занялась тем же. Насытилась и снова стала думать, почему так запросто меня приняли в стаю? Но когда бросила взгляд на свое отражение, ужасно удивилась: вместо толстой, белой морды с широким носом, из воды на меня смотрела симпатичная дикая уточка. Я не поверила, взлетела, низко покружилась над водой, а под водой лапами вверх летела все та же дикая утка и внимательно разглядывала меня. Это – я? Я – дикая утка? Но сомнений не оставалось, я – точно такая же, как они. Свое перевоплощение я восприняла радостно и с чувством, что все правильно, что просто моя судьба необычная, и не то еще будет. А потом стала верить, что я настоящая дикая утка, а домашней была по ошибке, никому из своих новых друзей я не рассказывала о себе, да и никто не интересовался мною. Дикие утки добрые создания, но глупые, а мне, умной с ними было скучно, но все же лучше, чем курятнике. Меня все зазнайкой считали, поэтому я без пары осталась, и утят у меня не было. А мне так хотелось детишек!
Я не буду тебе долго рассказывать свою жизнь с дикими утками, это – скучно. Только скажу, что прожила я с ними около года, а потом однажды охотники подстрелили из нашей стаи шестерых, а меня ранили. От охотников я удрала, но за стаей не угналась и осталась одна. Опять одна, почти беспомощная. Крылья мои были целы, но грудку здорово царапнуло. Летать могла, но с большим усилием. С каждым взмахом крыльев рана кровоточила, болела и не заживала. И я решила лететь к волшебному озеру (теперь я понимала, что озеро волшебное). Я терпеть не могу сидеть, сложа крылья! Чудо любит, когда его ищут, когда за него борются. И вот я опят полетела за чудом. Летела тяжело, медленно, с частыми отдыхами. Нашла реку, где впервые увидела диких уток, а оттуда определили направление к озеру. И дня через три, поднявшись над лесом, я безошибочно нашла и гору.
Прямо с воздуха я опустилась на воду озера и нырнула. Тут же затянулась ранка, заросла перьями, снова я ощутила облегчение и прилив сил. Взлетев над озером, я стала парить в небе (странно, я раньше так не умела), и кричать каким-то другим голосом, но кричала я то, что хотела: «Спасибо тебе, чудесная водичка!» И озеро мне ответило: «Будь счастлива, милая чайка! Лети и живи на море. Теперь там твой дом. А если что-нибудь случится, возвращайся. Но людям обо мне не рассказывай, я – тайна для них. Они могут меня погубить!» Это тайна, Аннидель, страшная тайна! Но я не сдержала слова, я рассказала ее тебе.
Эти последние слова Чайли почти шептала. Она, втянув в себя головку, боязливо озиралась. 

8. БЕГСТВО И ПУТУШЕСТВИЕ

Аннидель молчала. Ей верилось и не верилось в услышанное. В ушах все звучал приглушенный голос чайки: «Это – тайна! Страшная тайна… Ее нельзя рассказывать людям…». А Чайли продолжала сидеть, втянув в себя голову и вытаращив глаза. Всем видом своим, подтверждая, что тайна страшная… «Но почему? И почему я погублю озеро?» - думала Аннидель, но первая заговорить боялась. Чайли – тоже. Так они и молчали, уставившись, друг на друга, будто тайна повисла над ними, и, если проронить хоть слово, ее можно спугнуть, она вырвется за стены дома, о ней все узнают, случится беда…
- А что если попробовать? – наконец осторожно спросила Чайли.
- Попробуем! – шепотом ответила девочка.
- А если…
Но Аннидель поняла это «если» и затараторила вполголоса:
- Если озеро рассердится и не примет меня, я...,  я останусь жить на берегу, я буду петь ему песни. Ведь мне все равно, Чайли, ведь я здесь никому не нужна. То - есть, не нужны. Я знаю, что тебе нельзя без моря. Но ты будешь улетать, потом прилетать… Я буду ждать, ждать тебя, а когда ты прилетишь, нам будет очень весело. И Озеро на тебя не рассердится, потому, что тайна останется со мной на берегу, и никто о ней никогда не узнает.
Чайли молчала, слушала, а Аннидель говорила и говорила, уверяя подругу, что все будет хорошо и, что им необходимо идти к Озеру. Давно уже в голове девочки родилась мысль о побеге, но бежать было некуда. И только однажды в ту дождливую ночь, она пыталась бежать в неизвестность, но тогда ее гнало отчаянье. А теперь, теперь у нее  есть цель, и есть верный друг, и у этого друга тоже есть друг – Озеро. А главное, есть у нее вера в свои силы, ведь даже беспомощная утка, какой когда-то была Чайли, не пропала, не погибла. А Аннидель – человек.
- Ладно, - сказала Чайли уже смело и громко,  - собирайся! Она радовалась предстоящему приключению. Без приключений жить было скучно:
- Собирайся! – Чайли прыгала на столе, как мячик, - собирайся, собирайся… - потом вдруг стала серьезной. Она стала расхаживать по столу и диктовать: - Сними наволочку с подушки и клади в нее топорик – раз, котелок – два, ложку – три, ножик – четыре, веревку – семь…
- А зачем?
- Надо – восемь. Соль – девять, еще  что–нибудь – десять. Все! О, спички – пять.
Аннидель едва успевала складывать все это в наволочку. Запихнула в нее и мыло с полотенцем, расческу, теплый платочек и кусок пирога (ужин – то они не съели). А когда все было готово, надела темное, удобное платьице, набросила на себя плащ и без церемоний открыла дверь.
- Идем!
- Как, сейчас? – Чайли даже клюв разинула.
- Да!
- Идем – и, Чайли выпорхнула в темноту.
Через заднюю калитку вышли из сада, и пошли вдоль забора. Правда, шла Аннидель, а Чайли ехала у нее на плече. Они вышли на улицы города. Город спал. Темно, тихо, но совсем не страшно, интересно даже. Аннидель увлеклась разглядыванием улиц, домов и не замечала, как под команду Чайли поворачивала то налево, то направо. Потом вылезли через какую-то дыру в высокой стене… Темно, не видно маленьких домиков разбросанных по полю. Только коровы мычат и собаки лают. К утру увидели вдалеке лес. Чайли уже не сидела на плече Аннидель, а кружилась над ее головой.
- Смотри, Аннидель, как далеко мы ушли! – радовалась Чайли. Аннидель обернулась, но, почему-то, совсем не обрадовалась. Дворец и город исчезли в утреннем тумане, а может быть – за горизонтом… Девочке стало как-то не по себе, жалко себя, страшно. Вроде бы и ноги очень устали, и наволочка с поклажей руки оттянула, и холодно, и есть хочется. Нет, назад она не вернется! И хныкать не будет. Пусть Чайли не жалеет, что подружилась с ней.
Вошли в лес. Первый раз Аннидель в лесу. Утро. Хорошо, красиво! И снова Аннидель повеселела, мрачные мысли развеялись, а радость предвкушения чего-то не обычного и чувство свободы вернулись к ней. Аннидель запела веселую, звонкую песенку, а Чайли кружившая над деревьями, стала невпопад подпевать ей. И было очень смешно. Зато совсем было не до смеха, когда с наступлением ночи пришлось ложиться спать голодными (пирог давно съели). Получили урок. С утра – в путь. Теперь Аннидель по дороге собирала грибы, ягоды, и обедать сели возле костра. Ели из котелка грибную похлебку. Аннидель – ложкой, Чайли – клювом.
Так они и шли лесом долго, долго. Девочка – девочка внизу меж деревьями, собирая по пути все съедобное, а чайка – высоко в небе, кружа над лесом и указывая Аннидель дорогу…
Прошло уже больше месяца их путешествия, как вдруг вечером за ужином Чайли заговорчески сообщила:
- Аннидель, мы уже близко. Сегодня я видела нашу гору. Я могла бы за несколько часов долететь до нее. Только мне очень не понравилась наша гора. Вся какая-то  мрачная, а раньше была зеленая, светлая… Я сразу ее узнала, но она стала другой…
Девочку охватила тревога, но она не показала ее, как уже давно скрывала усталость, стертые до крови ноги, отвращение к грибам и тоску по простому хлебу и мягкой кровати.

9. УРАТА

К полудню третьего дня они уже были у подножья горы. Вот – русло ручейка, о котором говорила Чайли, только оно пустое, пересохшее. Вот – кустарник, только он редкий и сухой. Вот – огромные деревья, только они пожелтели и сгнили… Чувство разочарования надавило на Аннидель больше, чем усталость и голод. Хотелось плакать, хотелось домой, хотелось к розам у фонтана. Чайли по своему выражала протест случившемуся несчастью:
- Не понимаю, не понимаю, нечего не понимаю. Может, мы заблудились? Может, это не та гора?
Аннидель стала подниматься по крутой тропинке, а Чайли летела над ней и отчаянно кричала:
- Что-то случилось, что-то случилось! Не понимаю, ничего не понимаю!
Аннидель взошла на вершину и действительно, увидела посреди горы впадину, но воды в ней не было. Чайли замолчала, спустилась вниз, сев на камень рядом с Аннидель, грустно уставилась на высохшее дно. Лежащие на песке косточки рыбок подтверждали то, что Чайли не ошиблась, что не выдумала это озеро, и не приснились ей чудесные перевоплощения…
Змея!!! – вдруг завопила Чайли, - Змея! Беги, Аннидель! Она тебя укусит!
Но Аннидель  сидела неподвижно, даже крупные слезы не упали с ресниц. А зеленая, переливающаяся серебром змейка ползла наверх прямо к ее ногам.
- Не кричи, Чайли, не пугай ее. Она тоже одинока и несчастна. Я вижу по ее грустным глазам, что она за помощью к нам ползет. – Аннидель протянула руку, - Змейка, не бойся нас, ползи сюда. Мы тебя не обидим.
Зеленая змейка доверчиво обвилась вокруг руки девочки и вползла ей на колени.
- Кто ты? – вдруг проговорила она приятным, мягким голосом,  - Как очутилась здесь, бедное дитя? Нет больше моего озера…
- Твоего озера?! – вскрикнула Чайли, не дав Аннидель даже рот раскрыть, - Как твоего озера? Кто ты такая?
- Подожди, Чайли, так нельзя. Змейка уже здесь была, когда мы пришли, значит, мы должны первые ответить на ее вопросы – и Аннидель представила себя и Чайли новой знакомой.
Теперь наступила очередь змейки. Она подняла головку, глубоко вздохнула и произнесла:
- Я – фея Урата, хозяйка этого озера. Озера, которого уже нет. И никогда не будет. Мое озеро постигло большое несчастье… - крупные слезы выступили у нее на глазах, и она опустила голову.
- Но что же случилось? – заволновалась Чайли, - этого не может быть, чтобы навсегда пропало такое замечательное, такое волшебное, такое необыкновенное озеро!
- Ты – старая моя знакомая, Чайли, - прервала ее Урата, - моя вода сделала из тебя, беспомощной, больной домашней утки сильную, свободную птицу. Очень много таких же несчастных созданий приходило сюда, но тебя я запомнила потому, что ты единственная знаешь, человеческий язык, значит, ты общаешься с людьми. Мне не жаль для людей волшебных свойств озера, но люди бывают глупые и злые. И я предупредила тебя об опасности…
- Я, я рассказала об этом только одной Аннидель. Клянусь! Чайли – не болтунья, не предательница… и, если бы не эта несчастная принцесса, ни одно живое существо не узнало бы этой тайны. Клянусь! Клянусь! Клянусь…
И Чайли так долго бы кричала, если бы Урата не остановила ее:
- Я верю тебе, Чайли. Не ты виновата в том, что здесь произошло. Но властелин темного царства, колдун и злодей – Сатар, прознав о существовании моего озера и его волшебной силе, разослав по всему свету шпионов, чтобы найти это чудо. Но оно ему не для того, чтобы больных лечить, а для того, чтобы изменить свою внешность, отвратительную и страшную. Ведь красота это опасное оружие, если ею обладает плохой человек. Вот Сатар и явился сюда с намереньем искупаться в озере и стать красивее, стать сильнее, стать опаснее. Я отказалась помочь ему: мое озеро не для творящих зло, а для жизни и для радости. Сатар разгневался, пригрозил, что превратит меня в жабу, а озеро – в болото. «Нет» – ответила я. И Сатар украл мое озеро. Он повернул ручей вспять и запер воду в своем огромном подземном владении. Превратил меня в змею и бросил на пустое дно…. Одно меня утешает: злодей без моих чар не может воспользоваться волшебной водой, она для него не чудеснее воды из любой лужи. Да, бедная девочка, ты опоздала. Я вижу твою беду, но никогда не смогу тебе помочь. С Сатаром я не в силах бороться. Слишком ограничены возможности у маленьких фей. Я была хозяйкой только этого озера, только его волшебной водой я могла превращать зайцев в тигров, белок в олений, мух в орлов. А теперь я не способна даже вылечить жука от перегрева на солнце. Теперь я сама стала ничтожной тварью… - Урата умолкла и тихонько уронила головку на руку Аннидель.
- Какое несчастье! Какая беда! Беда! Несчастье! – затарахтела Чайли.
- Постой, - сказала Аннидель, - надо что-нибудь придумать. Нельзя только убиваться и возмущаться, сидеть сложа руки.
- А что ты придумаешь? Уж я много чего повидала, испытала, много чего знаю. Но не знаю, не знаю, не знаю, что делать. Сатар это тебе не какой – нибудь леший или водяной. Я не трусиха, ты знаешь, но Сатара я боюсь. Боюсь, боюсь, боюсь…
Но Аннидель уже не слушала Чайли, она обратилась к Урате:
- Ни кто на свете не может жить без друзей, любое живое существо погибнет в одиночестве. Скажи, милая Урата, есть ли у тебя друг? Пусть даже очень далеко.
- Есть. Мирана – фея пустыни. Она помогает тем, кто заблудился в этой стране зноя, поит водой тех, кто остался там без воды. Она спасла многие жизни, ее называют чудом пустыни, но чем она может помочь мне? Ее возможности также ограничены песками, как мои – озером. А путь к ней не легок, пустыня бескрайняя, и может так оказаться, что она будет в другом конце своих владений и не услышит наш зов…
- Все равно идем к ней! – твердо и уверенно сказала Чайли, - Бессмысленное существование хуже, чем большие испытания с маленькой надеждой.
И этот маленький огонек надежды, наконец блеснул в глазах Ураты.
- А ты умная птичка! – сказала она, - Но могу ли я подвергать опасностям вас? Может быть вам лучше вернуться домой?
Эта мысль о возвращении, так назойливо сидевшая в голове Аннидель теперь показалась чужой и нелепой. Нет. Надо идти искать Мирану и обязательно найти.

10. МИРАНА

Леса, луга, реки, озера…. Еще леса, маленькие и большие, еще луга и холмы, речки и озерки… Сколько они уже прошли, и сколько им еще пройти надо? Земля стала сухой, жесткой, трава – чахлой и редкой.
- Скоро пустыня, – сказала Урата. Она путешествовала, лежа на плече девочки.
- Да, да! – крикнула с высоты Чайли. Она предпочитала полет. – Я вижу бескрайнее, желтое море!
И вот уже начались пески…. В сумке-наволочке – припасенные для пустыни: вяленая рыба (ее наловила по пути Чайли), сушеные ягоды, корешки и грибы (их собрала Аннидель по советам Ураты), дикие яблоки, кислые, но сочные, и вода в плотно замазанном глиной котелке.
Аннидель совсем осталась без туфелек. Горячий песок жег ее босые ножки, нестерпимое солнце пекло голову. Но каково было Чайли, привыкшей к воде и прохладе!? Куда, в каком направлении брели они по пескам? Да не в каком, просто шли и шли в надежде встретить Мирану. Как не старались экономить еду и воду, все-таки настал день – съели последний кусок, выпили последний глоток, последнее яблоко разделили поровну. Ослабшая Чайли уже не могла лететь и сидела, нахохлившись, на плече девочки. А на другом плече, как веревка, висела Урата, изредка открывая глаза. Аннидель шла и шла. Спотыкалась, падала, поднималась…. И шла, шла… «Неужели мы так и погибнем? Где же Мирана? Может с ней, тоже случилась беда? Может она, вообще, не существует?» - с ужасом думала Аннидель.
- Пустыня велика! Очень велика… Мирана, может быть, сейчас на другом ее краю. Но она придет, обязательно придет! – еле слышно отвечала на ее мысли Урата.
Как-то вечером Аннидель без сил упала на песок и пролежала, не шевелясь до утра. А утром попыталась встать и не смогла. Как не старалась Чайли ее взбодрить, она осталась лежать рядом с неподвижной Уратой. Чайли безрезультатно хлопотала возне них. Наконец, дойдя до отчаянья, она из последних сил, которые чудом появились у нее, взлетела в небо, высоко над пустыней, и громко - громко, как только могла, пронзительно и жалобно закричала:
- Мирана! Мирана! Где ты? Фея Урата умирает в твоих песках. А ты ничего не знаешь…. Ты слышишь,  Мирана?!
Чайли долго кричала и по-человечески, и по-птичьи, кричала до хрипоты, кричала потому, что боялась замолчать. Ей казалось, что пока она кричит, Аннидель и Урата не умрут, и сама она будет иметь силы держаться в воздухе.
Вдруг от куда-то налетел прохладный ветерок, в светящейся пустыне появилась странная тень. Она приближалась и блестела, смешиваясь с лучами солнца. Чайли умолкла и стрелой метнулась к ней.
По песку шла, словно скользила маленькая, необыкновенной красоты женщина в желто-золотом сверкающем платье с голубым, прозрачным шлейфом, так похожим на поток воды. «Ура! Мирана!»
- Как ты попала сюда, морская птица? Это море не для тебя, – голосом, журчащим, как ручеек, спросила фея
Чайли бесцеремонно уселась ей на плечо. Ведь Урата так много о ней рассказывала, и они так долго ее искали, что Чайли уже считала Мирану своей хорошей знакомой.
- Туда, скорее! Там… там Аннидель, там Урата! Они умирают! Они, может, уже умерли… Скорее! Скорее!
Мирана даже не скользила, она летела. «Урата, милая, почему она здесь?» Она остановилась возле лежащего на песке тела какого-то уродца, на груди которого лежала маленькая, зеленая змейка. «Где же Урата?» Но время терять нельзя, надо спасать эти бедные существа. «Откуда морская птица знает имя Ураты?» фея сбросила свой шлейф, на песке разлилось прозрачное озерко. «Что же с ней случилось?» Она зачерпнула кувшинчиком воду и поднесла к губам уродца. «Урата – в пустыне? Не может быть!». Аннидель открыла глаза:
- Мирана, - еле вымолвила она, - это Урата, спаси ее…
- Урата?! – воскликнула фея и стала капать воду в рот змейке. – Дорогая, кто заколдовал тебя?
Вода из шлейфа-озерка – непростая вода. Рука, подавшая эту воду, тоже непростая. И Урата очень быстро очнулась. И глазки ее заблестели.
Боясь, что теперь начнутся и надолго затянутся расспросы и рассказы, охи и вздохи, Чайли громко крикнула: «Мы голодны!» Мирана достала из кармашка на поясе три зернышка, и они превратились в пирожки с рыбой, ягодами и творогом – на вкус каждого, а вода в кувшине стала молоком.
Ах, как было здорово сидеть в прохладе, запивать молоком пирожок и брызгаться водой из озерка! Вокруг раскаленные солнцем пески, а здесь даже травка зазеленела! За едой и отдыхом Урата поведала подруге свою печальную историю. Аннидель тоже поделилась своим горем, а Чайли рассказала о том, как они отважно ринулись искать Мирану.
- Но чем же мне помочь вам? – с грустной задумчивостью проговорила фея. – Ты помнишь, Урата, нашего учителя Верона? Он еще жив, и не так давно навещал меня. Расспрашивал о тебе. Хотел видеть тебя. Но не знает, где ты укрылась со своим озером. Он стал стар, и летать, как прежде ему не под силу. А то бы нашел тебя. Идем к Верону, Урата. Он мудр. Она многое знает и многое умеет. Сатара он не боится и тебя расколдует. И как вернуть озеро, думаю, тоже научит.
- Да, да, Мирана, идем к Верону! Он нам поможет, непременно поможет! – ухватилась за эту идею Урата.
- Вперед! – закричала озорница Чайли, - Урра! – и, как всегда в таких случаях, раскувыркалась. Аннидель еле ее успокоила.

11. ВЕРОН

И снова они в пути. Теперь уже вчетвером. Пустыня больше не страшна, жара не страшна, голод не страшен, и вода всегда рядом. Шлейф Мираны стелется за ней по песку, превращается в скользящее озеро. Хоть на ходу купайся! А ее золотые волосы развиваются не от ветра, а для того, чтобы дул ветерок. И пусть радоваться еще рано, но надежда, совсем было угасшая, окрылила их души, уверенность осветлила их мысли, и настроение стало прекрасным. Аннидель даже попробовала петь, и ее поддержали не только Чайли, но и Урата с Мираной…
Шли быстро и легко, и через несколько дней оставили пустыню позади и вступили на поросшую травой, кустами, а потом и деревьями местность…
- Там, за той рекой – Мирана указала вдаль,  - возвышаются бесчисленные холмы. Там, на одном из них – домик Верона.
В тот день, к вечеру добрались до той самой реки, переночевали на берегу, а утром перебрались через нее и поднялись на ближайший высокий холм. Отсюда открылся перед ними великолепный вид: холмы и холмики, светло-зеленые и темные, кудрявые и гладко причесанные, пологие и крутые, высокие и низкие… Огромная страна холмов! Где же тот, на котором живет Верон? Здесь можно блуждать вечность, если не знать дорогу. Мирана  в растерянности оглядывала холмы и не могла решить, куда же теперь идти?
- Я получу на разведку! – объявила Чайли и взлетела ввысь. Она кружила над этой страной холмов, то исчезая из виду, то вновь появляясь, довольно долго. Наконец вернулась.
- Все в порядке! Спускайтесь вниз с этой стороны, я буду указывать дорогу.
Лишь на следующий день к заходу солнца они увидели на одном из холмов сказочный домик, окруженный резным забором и утопающий в зелени сада. Тропинка привела их к раскрашенной калитки, у которой, широко распахнув ее, стоял высокий седой старик с веселыми и очень добрыми глазами. Белые волосы его были аккуратно причесаны, одет он был в синюю, расшитую серебристыми нитками  рубашку, в светло-серые штаны, опоясан красным поясом с серебряным узором и обут в такие же красные сапоги с такими же серебряными пряжками. Верон был при полном параде, и очень красив!
- Я так и знал, что сегодня пожалуют гости, но кто? Никак не мог догадаться…. Проходите, проходите, мои дорогие! Мирана, как же ты решилась оставить свои пески?
Верон провел гостей в сад, где под вишней и яблоней стоял, украшенный искусной резьбой, стол, а вокруг стола – такие же, изрезанные узорами, скамеечки. Волшебник пригласил всех сесть, и только хотел обратиться к Миране с вопросом, как Чайли, кто по своему  обыкновению, уже сидела на столе, выкрикнула:
- Давайте знакомиться! Я – Чайли. Самая умная и красивая, а также самая храбрая из всех чаек! А это - моя лучшая подруга – Аннидель. Она босая и в рваном платье, но она не нищая. Она принцесса! Настоящая. – Чайли так развеселила всех своим выступлением, что чуть не зазвучал смех, но… Чайли посмотрела на Урату и тута же сконфузилась: - А это, это У-у-рата, самая добрая фея на свете…
Верон наклонился к змейке, лежащей на коленях девочки, внимательно всмотрелся в нее и воскликнул:
- Урата! Кто же, моя милая, посмел тебя в змею превратить?! Кто сделал это? Я расправлюсь с этим негодяем!
       Урате пришлось в который раз рассказывать свою историю и заново переживать страшные события. Когда она окончила свой рассказ, все в ожидании и надежде устремили взоры на волшебника. А он, насупив брови, молчал. И вдруг с негодованием ударил по столу кулаком так, что Чайли в испуге шарахнулась в сторону и прижалась к Аннидель.
- Проклятый Сатар! Ты думал старый Верон совсем одряхлел, и все твои злодеяния останутся безнаказанными? – гневался волшебник, - О, нет, ты ошибся, у Верона есть силы бороться со злом, разум его еще не затуманен, мышцы еще крепки, и в колдовском искусстве его трудно превзойти!
Он снова помолчал, потом хитро-хитро улыбнулся и подмигнул:
- А ну-ка, Урата, покажем этому злодею, на что способен старый Верон! Когда-то в молодости он меня боялся больше смерти и отваживался только на мелкие пакости, а теперь, когда я отошел от колдовских занятий, он возомнил, что я ему больше не помеха, и обнаглел вконец. Но мы ему еще прижмем хвост!
Говоря это, Верон взял скамеечку и, выбрав такое место, что бы лучи заходящего солнца хорошо ее освещали, и не малейшая тень от деревьев не подала, поставил скамеечку на землю. Критически оценив свою работу со всех сторон, он выбрал место и для себя.
- Урата, устройся на этом «пъедистале» поудобнее и все время смотри на меня. Мирана, Аннидель, Чайли, что бы ни случилось, не двигайтесь с места, молчите, и ничего не бойтесь. Внимание!
Верон стоял, гордо выпрямившись, прищурив глаза и вытянув вперед руки. Казалось, что он собирается излучать из своих ладоней, обращенных на Урату, какую-то сверхъестественную энергию. Наверное, так оно и было. Все напряглись в ожидании. Даже птицы умолкли. Волшебник был серьезен и спокоен. Какое-то время все было тихо, и ничего не менялось. Вдруг все заметили, что красный диск солнца над горизонтом стал желтеть, сделалось светлее. Но небо быстро затягивалось страшными, черными тучами. Солнце все разгоралось и разгоралось… Ярче и ярче…. А черное небо разрывали невероятной величины молнии. Ветер усиливался и оглушительно ревел, вокруг сада бушевал ливень…. А в самом саду играли яркие солнечные зайчики. Ни один листик не шелохнулся, ни одна капля дождя не упала с неба…. Не может Сатар ничего сделать против Верона! Но вот на торжественно-строгом лице волшебника появилась улыбка. Все, затаив дыхание, смотрели на скамеечку, где, свернувшись колечком, лежала змейка. Змейка постепенно таяла, а вместо нее появлялись, сначала очень не ясные, призрачные, а потом все более четкие очертания маленькой, стройной фигурки…. Наконец перед восторженными взорами друзей предстала Урата. Предстала такой, какой ее создала природа и жизнь. Она стояла на скамеечке, осматривая и ощупывая себя, словно не веря, что это ее настоящий облик. Урата была очень похожа на Мирану: такие же бездонно-голубые глаза, длинные золотистые волосы, синее с серебряными, как на воде, бликами платье. А сама – хрупка и легка…
- Какая красивая! – в восторге воскликнула Аннидель, и это получилось у нее слишком громко в наступившей тишине. Она смутилась и, как-то неловко, попятилась к кустам, потому что все невольно обернулись на нее. А добрый Верон положил руку на головку девочки и, наклонившись, прошептал ей на ухо:
- Чудеса еще не кончились!
Солнце играло последними лучами в безоблачном, спокойном небе. Сатар проиграл битву. Урату вырвали у него, и он позорно отступил, затаив в себе злобу и месть.
***********
- Я скатерть-самобранку давно в сундук убрал. Сам теперь занимаюсь стряпней. Это интересно! – весело, как ни в чем не бывало, сказал волшебник. Он встал, пошел в дом и вернулся с большим расписным подносом, уставленным деревянной резной посудой. – Посуду я тоже сам сделал. Люблю из дерева вырезать разные вещи. – Потом принес затейливо разрисованные горшки, кувшин и блюдо. - Это тоже моя работа. Красиво? И молоко не волшебное, а настоящее, от моей коровки. - Хвастался старик, - картошечку и все овощи сам выращиваю, - он улыбался, снимая крышки с горшков, - А ну-ка, друзья, отведайте натуральную кашку Верона. И не унывать! – хитро подмигнул он, и все повеселели.
Ужин был чудесным, хотя все кушанья были приготовлены безо всякого чуда. У Верона оказалось даже вино собственного изготовления. Чайли так понравился этот искристый. Сладкий напиток. Что она весьма редко вынимала клювик из своего стаканчика, а вынимая – вскрикивала, все больше и больше заикаясь:
- Ух, и задали же мы этому С-с-сатару! М-мы ему еще б-больше з-зададим! Я е-ему п-п-покажу, к-как ч-чужие о-озера в-в-воровать!!! Она шлепала в такт своим словам по столу лапами и снова окунала клювик в стакан.
Аннидель оторвала Чайли от вина и сердито сказала:
- Я не знала, что ты, Чайли, такая выпивоха.

12. СЕР – АЛМАН

Все были очень утомлены дальней дорогой и, особенно, событием этого вечера, и по этому крепко спали. Только не спал Верон. Он зажег свечу и поглядывал на большие стенные часы. Потом встал и, войдя в спальню, остановился у постели Аннидель. Тихо позвал ее по имени. Девочка открыла глаза и, узнав волшебника, улыбнулась.
-Чудеса еще не кончились! Пойдем со мной, моя девочка. Аннидель подала Верону руку, и они пошли в ту комнату, где горела свеча, и тикали часы. Верон сел в свое кресло, а Аннидель посадил к себе на колени.
- Послушай меня, маленькая принцесса. Есть у меня старое, старое, совсем поблекшее, но волшебное зеркало. Только оно одно может тебе помочь, потому что ты не заколдована, ты просто по каким-то причинам так сотворена природой. А оно создано именно для того, чтобы помогать таким людям. Правда, оно капризное, ворчливое и несговорчивое. Но это и понятно: за свою долгую жизнь ему пришлось служить у разных людей, а им владели, большей частью, люди жадные и злые. Вот его характер и испортился. Ты очень устала, Аннидель, и хочешь спать, я знаю, но сегодня не простой день не только для нас, он особенный и для нег7о, для Зеркала. Оно сейчас в отличном настроении, что бывает очень редко, лишь один раз в году. Сегодня ему исполняется две тысячи тринадцать лет. Ровно столько лет назад его изготовил один великий маг. Он, бесспорно, был очень великим, но история не сохранила его имени. Даже само Зеркало своего создателя забыло. На задней стороне рамы мне, однако, удалось прочитать несколько букв, оставшихся от истершейся надписи: …се…р…алм…ан…, но что это означает? – не знаю. Идем, Аннидель, я провожу тебе к нему.
Верон остановился возле маленькой дверцы и передал Аннидель свечу:
- Желаю тебе удачи! И нечего не бойся, – шепнул он и открыл дверь.
Аннидель несмело переступила порог, и дверь закрылась. Свеча в ее руке увидела свое отражение в противоположной стене, и ее пламя весело заплясало. «Вот оно, зеркало волшебника Верона!» - Аннидель с интересом разглядывала массивную серебряную раму с замысловатым узором. Вдруг кто-то недовольно хмыкнул. Девочка вздрогнула и опомнилась:
- Здравствуйте, уважаемый Сер-Алман! – неожиданно вырвалось у нее.
- Что, что? Как ты сказала? Сер-Алман? Что-то знакомое…Сер-Алман.… Что это означает? Ну-ка, отвечай быстро! Да, кто ты такая? Зачем сюда пришла?
Аннидель совсем растерялась от этого скрипучего, ни то старушечьего, ни то стариковского голоса, неприятного и неприветливого. То, что этот голос исходит от зеркала, она догадалась по световым волнам, цветным точкам, кружочкам, зигзагам, пробегающим в такт словам по его поверхности. Она с трудом заставила себя не убежать, а сказать:
- Простите, глубоко уважаемое Зеркало! Меня зовут Аннидель. Мне тринадцать лет, – и она поклонилась, - Верон сказал, что Вам сегодня исполняется две тысячи тринадцать…
- Вот, вот, мы с тобой, хи-хи, почти ровесники.
- А имени у Вас до сих пор нет.
- Как это нет? Как это нет? – возмутилось зеркало и пустило по своей поверхности зеленые волны. – Мое имя – Зеркало!
- Но так называют любое зеркало. Как любую вещь называют: стол – столом, чашку – чашкой, а значит, должно быть и  имя. Свое, неповторимое, красивое. Вот мне и пришло в голову – Сер-Алман. Извините, пожалуйста, если Вам это имя не нравится.
- Хи-хи-хи, - на удивление звонко и приятно захихикало зеркало, и по нему весело запрыгали разноцветные зайчики. – Сер-Алман, Сер-Алман…. А знаешь, мне твой подарок очень нравится. Сер-Алман! Ах, это замечательно! За две тысячи тринадцать лет я не разу не получало подарков и не имело своего собственного имени. Теперь я – Сер-Алман. Ах, это мило! И передай Верону, чтобы он меня иначе не называл, как только так. Хи-хи-хи-хи…. А ты – умница. Умница…
От этих слов Аннидель совсем осмелела:
- Простите, уважаемый Сер-Алман, я вот… Вам, наверное, неприятно отражать меня…
-Вижу, вижу, – перебило ее зеркало, - Но вот уже сто лет, как я не исправляю больше никакие уродства: толстые носы, кривые ноги, бородавки… Б-р-р-р! Люди неблагодарны, глупы и злы. Исправишь внешность, а душа остается кривой. По прошествии какого-то времени такой человек опять становится отвратителен. А почему? – люди не понимают, снова приходят ко мне, снова требуют исправить их внешние уродства. Внешние! О, если бы я могло эти души делать красивыми!
Зеркало ворчало и ворчало, скрипуче и монотонно, распуская коричневые и серые круги. А бедная Аннидель слушала его, опустив голову, и слезы навертывались на глазах. «Все пропало, не будет чуда».
Зеркало вдруг замолчало на полуслове и погасло. Только свеча отражалась в нем. А потом вспыхнуло голубым светом, замерцало розовыми звездочками и захихикало.
- Э, да ты уже нюни распустила! Ладно, ладно Аннидель, у тебя то, как раз, с душой все в порядке. Я поэтому с тобой по душам и беседую… Душа у тебя красивая! А внешность…. Это, понимаешь, такой случай… Ладно. Я сделаю тебя красивой и здоровой! Но запомни, если это испортит твою душу, никто и никогда ее не исправит. А ну-ка повернись! Еще разок, еще… Да-а, - зеркало вздохнуло, - задала ты мне задачку…. Эх, не люблю непосед. Вот у меня был один случай с очень богатым купцом… - зеркало принялось рассказывать какую-то историю, но вместе с тем взялось и за дело. Девочка еле различала свое отражение среди мерцания разноцветных бликов в зеркальной поверхности, а по комнате забегали какие-то тени и: то гладили ее ножку, то пощипывали за нос и губы, то тихонько нажимали на спинку и лоб, то ласково тискали за уши, ворошили волосы…. Ползали и щекотали все тело. Было приятно и смешно, хотелось дергаться и чесаться. А зеркало рассказывало одну историю за другой, обрадовавшись возможности блеснуть красноречием. Свеча давно догорела, и солнце, улыбаясь, сунуло свой луч через окно прямо в зеркало. От этой неожиданности болтовня сразу прекратилась, зеркало поперхнулось и захихиколо стыдливо и виновато:
-Ой, я совсем заболталось! Ах, как славно, как хорошо было с тобой! А я неплохо тебя претворило! А? Ну, ты иди, девочка, иди…
Аннидель нерешительно постояла, надеясь увидеть свое отражение, но, кроме расплывчатого силуэта какой-то незнакомой фигуры, ничего не разглядела. В утреннем свете зеркало было совсем тусклым.
- Спасибо Вам, уважаемый Сер-Алман! – сказала она, - Прощайте, – и уже закрывая дверь, услышала, как зеркало на разные мотивы запело свое имя.

13. КРАСАВИЦА

Верон встретил Аннидель с радостным удивлением. Перед ним предстала, пусть не сказочная красавица, но очень милая и стройная девочка, совсем непохожая на ту, которая несколько часов назад входила в комнатку с волшебным зеркалом. И только большие темно-синие глаза с пушистыми ресницами выдавали, что это все-таки Аннидель.
- Ну, красавица, взгляни-ка на себя! – и Верон подвел ее к зеркальцу, висевшему на стене.
Аннидель стояла и смотрела на свое отражение, долго не веря, что это она. Крутилась перед зеркалом, наклоняла к плечу голову, поднимала руки, шевелила пальчиками, поворачивалась боком и рассматривала свою ровную спинку, длинные до пояса медового цвета волосы. Трогала аккуратный носик, маленькие ушки, гладила свой красивый лобик и подбородок…. Потом, наконец, вдоволь насмотревшись на себя и убедившись, что это действительно, она, бросилась к Верону и крепко обняла его.
- Я буду очень-очень любить тебя! Так как я любила свою старенькую нянюшку, и как люблю Чайли.
А Верон усадил ее за стол, на которым для нее уже был приготовлен завтрак, и сказал:
- Ты очень устала, внучка, тебе даже не пришлось поспать. Вот поешь и иди, отдохни немного…
- Нет, нет, я совсем не хочу спать, а есть, действительно, очень хочется…
Верон улыбнулся своей особенной улыбкой:
- Тогда ешь и рассказывай. Ведь ты – принцесса? Настоящая принцесса? Расскажи-ка о себе.
- Да, я была принцессой. А, может, и нет…. Но теперь я, уже точно, больше не принцесса. Теперь я не знаю, кто я и чья я, – и Аннидель поведала Верону всю свою жизнь с того монета, как стала помнить себя, до того – как оказалась с Чайли возле пропавшего озера и познакомилась с Уратой.
- Теперь ты можешь вернуться во дворец, Аннидель, я помогу тебе в этом, – выслушав ее рассказ сказал Верон. Я думаю, что твои родители будут счастливы, им не придется стыдиться своей дочерью перед другими королями и перед подданными.
-О, нет, они и так счастливы, у них есть сын. А мне там будет очень плохо без вас.
- Тогда оставайся у меня. Хочешь быть моей внучкой? - Большие глаза Аннидель радостно заблестели, а  потом вдруг снова погасли.
- Я не могу сейчас остаться у тебя, добрый, хороший Верон, но я к тебе вернусь. Ведь озеро Ураты у Сатара. А как его отобрать?
Вдруг в окно с шумом влетела Чайли и уселась на стол.
- Вот это да! Аннидель, это ты? Вот это да! – и она закрутилась, как волчок, - Мирана! Урата! Идите скорее сюда, - кричала она, - посмотрите, какая красивая наша Аннидель!
Обе феи прибежали в комнату. Они очень долго и бурно выражали свое удивление и радость, а Аннидель, покраснев от смущения, скромно улыбалась.

14. СОВЕЩАНИЕ

Между тем Верон накрыл на стол, и все сели завтракать. Ели и молчали. Молчали, и каждого мучил один и тот же вопрос: как вернуть Урате ее волшебное озеро, которым завладел столь страшный и сильный враг? Но никто не мог ничего предложить. Ни одной, даже самой маленькой идеи никому не приходило в голову, и потому все ели кашу, угрюмо уставившись в тарелки. Верон молча строил план за планом, но отбрасывал их один за другим и ждал, что чью-нибудь, не столь мудрую головку, посетит маленькая мысль, которая наведет его на мысль большую.
Чайли ела, ела, потом вдруг оторвала клюв от тарелки, напыжилась, так это важно, и спросила тоном председателя:
- Скажи-ка, Верон, а ты мог бы налить дождем полную яму, в которой было озеро?
Верон незаметно хмыкнул в усы, но серьезно ответил:
- Да, Чайли, это, пожалуй, - мог бы.
- А ты, Урата, - продолжала все также деловито Чайли, - ты могла бы снова превратить эту воду в волшебную?
- Нет, Чайли, не могу.
- Какая же ты, в таком случае фея? Охранять маленькое озеро в лесу с таким же успехом может и простая глупая утка! – возмутилась чайка.
- Да ты что, Чайли? – с укором воскликнула Аннидель.
Но Чайли не обратила на это внимания и все тем же председательским тоном сказала:
- А расскажи-ка, Урата, откуда взялось у тебя это озеро?

15. ГОСПОЖА ФРЕЯ

И Урата рассказала:
- Когда я была маленькой девочкой (только научилась ходить и говорить) к нам в дом пришла отвратительного вида старуха. Мама моя умерла, и я жила со своим стареньким-стареньким, больным дедушкой. Мы были очень бедны и часто не имели даже куска хлеба. А старуха принесла каких-то грибов, яичек, кореньев. Из ярко зеленой травы заварила вонючий чай и весь день пила его с дедушкой. О чем-то разговаривая, она все время смотрела на меня такими же зелеными, как ее трава, глазами. Мне было страшно, хотелось заплакать и убежать, но эти глаза завораживали меня, заставляли стоять на месте и смотреть прямо в них. К самой ночи, когда я уже хотела спать, старуха взяла меня за руку и увела с собой. Помню, дедушка обнял меня, поцеловал и подтолкнул к двери. С тех пор я стала жить в глубоком, дремучем лесу. Страшная колдунья, однако, со мной была ласкова, и я скоро к ней привыкла. Но, что она была из тех злых колдуний, которых все боятся, и которые никого не любят, я узнала позже.
Однажды, когда я уже прожила у ведьмы три года, к нашему дому (у нее был, действительно, дом, не избушка, большой просторный, хоть и очень старый и мрачный) приплелась Жулька, маленькая дедушкина дворняжка.
У нее на шее была привязана половинка дедушкиного пояска. А вторая половинка была у меня. Я поняла, что дедушка умер. Но сколько времени Жулька скиталась по лесу, неся мне эту весть, я не могла знать. Бедная собачка от голода и усталости еле стояла на своих израненных лапках. Я обнимала ее и плакала, а она слизывала мои слезы. Тут из дома вышла колдунья, и я радостно закричала ей:
- Госпожа Фрея, (так звали старуху) смотрите, смотрите, ко мне Жулька пришла!
А Фрея расплылась в своей отвратительной улыбке, подскочила к нам, схватила Жульку за лапу и потащила в дом так стремительно, что я не успела опомниться. Я побежала вслед за ней и увидела, что дверь в запретную комнату чуть приоткрыта. Мне не разрешалось заглядывать сюда, и  я никогда не заглядывала. И если бы ни Жулька, я и теперь не осмелилась бы это сделать. Но Жулька жалобно визжала,  я сунула нос в щель в тот момент, когда Фрея опустила уже свой топор на голову собачки и та замолчала. Я зажмурила глаза, не в силах даже крикнуть, а когда открыла их, увидела, как кривым ножом она потрошит мертвую Жульку и бросает куски в огромный котел, который бурлил и чавкал, и приговаривает:
- Пусть твой желудок будет вечно голодным, как желудок этой твари…. Пусть у тебя будет такой же ободранный хвост, как у этой твари…. Пусть твои уши будут…
Так она разрезала на куски всю мою Жульку, обговаривая каждый брошенный в котел кусок. При этом у ведьмы был такой страшный и злорадный вид, что я сильно перепугалась, выбежала из дома, спряталась в кустах, дрожала и плакала. А потом я долго болела, пролежав в постели почти пол года. Старуха тогда была со мной особенно ласкова и добра, поила меня какими-то травами, сидела возле меня ночами, пела мне свои колдовские пески. Она не догадывалась о полной причине моей болезни и, решив, что я переживаю потерю собачки, говорила:
- Не плачь, деточка, придет время и у тебя  будет таких собачек, сколько ты захочешь. И будет у тебя много-много всяких тварей. Кого захочешь, того и превратишь в паршивую собаку, в мерзкую жабу, в лошадь со свиной головой, в свинью на журавлиных ножках…. Во что только захочешь, кого только захочешь, всех и все превратишь… и будешь ты королевой, и будут они твои подданные…. Не плачь, деточка…
Так я прожила у Фреи до двенадцати лет. Колдунья обучала меня разным своим премудростям, колдовству, хитростям. Научила читать магические книги, говорить заклинания. Но никогда не водила меня в ту комнату, где день и ночь кипел котел, в котором когда-то сварилась моя Жулька и еще много-много разных зверюшек и птиц, которых она каждый день притаскивала из леса.
Во мне уже не было жалости к несчастным тварям, а было одно любопытство и злость на старуху, что она не хочет открыть мне эту самую главную тайну.
Однажды Фрея, всегда такая быстрая, подвижная, вышла из своей ужасной кухни бледная, трясущаяся, еле держась на ногах, качаясь, добрела до своей постели и легла. Я спряталась за дверью и ждала, когда колдунья меня позовет. Но она лежала и о чем-то думала очень долго. Тогда я  не вытерпела, просунула голову в отрытую дверь и притворно воскликнула:
- Вот Вы где, госпожа Фрея!
- Я знаю, что ты давно здесь стоишь. Ах, жаль, что ты еще  так плохо притворяешься и обманываешь! Подойди же сюда, возьми эту чашу со стола и садись рядом со мной.
Я подала ей чашу с зельем и присела рядом на скамеечку, но она не стала пить лекарство, что-то пошептала над ним и протянула его мне.
- Выпей, детка, этот бальзам. Выпей, это твоя сила, твоя молодость, твое долголетие…
Я выпила. Я привыкла пить всякие ее зелья, и очень противные, и очень сладкие, зная, что мне Фрея плохого не желает. И вот, очевидно, после этого напитка я так и осталась маленькой, как двенадцатилетняя девочка, как наша Аннидель, а каждые десять лет я старею только на один год. Потом Фрея уже чуть ослабевшим голосом стала говорить мне вот что:
- Дорогая Урата, ты знаешь, что я тебя вырастила, обучила своему искусству, я баловала тебя и не утруждала работой, я красиво и чисто тебя одевала, вкусно кормила и относилась к тебе не так, как другие глупые ведьмы относятся к своим ученицам. И ты не можешь сказать, что я не любила тебя, как дочь. Хоть я, как истинная ведьма, неспособна на такие чувства, но приближающаяся смерть заставила меня воспитать наследницу, продолжательницу моего великого дела так, чтобы помнила она обо мне с благодарностью. Я прожила на свете более пятисот лет. И все эти годы прошли в ссорах и интригах, - глосс ее слабел, - в жестокой мести и вражде. И вот устав от этой бессмысленной злобы, не давшей мне никакого удовлетворения, я решила сотворить такую гадость, чтобы не только людям, но и ведьмам, и даже самому Сатару жутко стало. А как это сделать, я знала: для этого требовалось расшифровать один рецепт моей прабабки. У нее было много прекрасных рецептов, но этот заинтересовал меня тем, что был особо засекречен и дополнен такой недвусмысленной припиской: «Первый, на ком я испробую эту мою гениальную находку, будет Змейрад. Ух, как я его ненавижу!» И, очевидно, испробовала, потому что погибла от его руки. А Змейрад, потом его сын, а теперь и внук – Сатар стали такими отвратительными! А ведь до этого в их роду все были красавцами и очень гордились этим. Да, зависть – великая сила! А прабабка моя – великий гений зависти! Я проработала над ее рецептом долгие годы и наконец, приготовила «чудесную водичку». Если ею на кого-нибудь брызнуть, то эта тварь превратится в другую тварь, в самую немыслимую, в самую безобразную, какую только можно представить, стоит лишь произнести нужные слова. А если эту водичку подлить в колодец или родник, то все, кто от туда напьется, превратятся в мерзости. А если водичку подлить в реку?! – глаза старухи загорелись безумной радостью,  но тут же погасли, и она, боясь, что не успеет сказать главного, заговорила торопливее: - Я умираю, Урата… Моя вода, мое детище, готово, очаг загашен. Но мне не суждено увидеть результаты своих трудов. Их увидишь ты. Ты продолжишь мое дело. Я выбрала тебя, потому что ты необыкновенно красива. А это дает возможность заманивать, зачаровывать, губить, если правильно использовать этот дар… Глупые ведьмы отращивают космы и клыки, а ими лишь запугивают маленьких, отпугивают молодых, отталкивают старых и радуются своим мелким подлостям. Ты же станешь величайшей из ведем, перед тобой будет трепетать весь мир! И все это благодаря созданному мной «оружию» и твоей красоте…. Так дай же мне торжественную клятву. Сейчас, немедленно. Поклянись, что сделаешь все так, как я хочу, что не обманешь моих надежд, не забудешь моего имени! – голос ее был уже совсем слабым, и она глазами умоляла меня скорее произнести эту клятву. Но я медлила. «Ты учила меня обманывать? Вот я и обману тебя, не получишь ты никакой клятвы!» И Фрея умерла в страшной муке, так и не услышав желанных слов. Злые духи похоронили колдунью, и я осталась жить одна в ее доме.
Душа моя к тому времени опустела и очерствела. Но не настолько, чтобы я тут же приступила к насилию над живыми существами. Какой смысл в том, что все станут уродами, а я одна среди них буду красавицей? Делать кому-то добро – глупость, чепуха! Но творить зло в таких масштабах – безумие! Фрея просто сошла с ума, помешавшись на своей идее.… Я заперла комнату на ключ, а ключ спрятала подальше и забыла о Фреином завещании.
Я жила одиноко, мне было скучно, тоскливо, нечем себя занять. От безделья листала колдовские книги. Сколько в них было гадостей и злодеяний! Но кому мне здесь их делать? И я решила выйти из леса и пойти куда-нибудь к людям. Без сожаления я оставила Фреин дом и стала скитаться по дорогам. Однажды в степи  увидела костер, а у костра Верона и Мирану. И они взяли меня с собой, отогрели мое сердце, выгнали все злое и плохое, перенятое у Фреи. Верон научил меня новым чудесам, светлым и добрым. Это время было самым счастливым, но оно кончилось. Мирана ушла в пустыню, а я поспешила в лес к заброшенному дому ведьмы. Я боялась, что в доме мог кто-нибудь побывать и, проникнув в потайную комнату, натворить непоправимых бед. Но, вернувшись домой, я нашла все на своем месте. Ничего здесь не изменилось, только птицы осмелились летать возле самого дома и вить гнезда под его крышей. Я этому очень обрадовалась, и первое, что мне захотелось сделать, это открыть страшную комнату и поскорее вылить зелье в какую-нибудь яму. Закапать, похоронить зло, оставленное Фреей мне в наследство! Я нашла ключ, открыла дверь, с отвращением и страхом приблизилась к котлу. Над ним стоял смрад испарений, которые принимали формы различных зверюшек и птичек, когда-то брошенных в это варево. Пар «рисовал» картинки и пробуждал во мне воспоминания, жалость и раскаянье в том, что я, зная о деяниях колдуньи, равнодушно наблюдала за ней, и что сама нет-нет, да и помышляла заняться тем же. А когда над котлом поплыл призрак Жульки, я бессильно опустилась на скамеечку и зарыдала. Слезы мои текли и растворялись в этой бесовской жидкости, разбавляя ее каплями любви, жалости и раскаянья. Я плакала и не предполагала, что эти слезы могут подействовать губительно на главное свойство зелья – служить силам зла и предать ему свойство новое, совсем иное. Успокоившись, я зачерпнула кувшином отвратительное варево и вылила его в помойную яму за домом. Намериваясь таким образом перенести сюда и уничтожить все содержимое огромного котла, я вернулась к яме со следующим кувшином и увидела чудо: сквозь мусор, шевелясь, как живая, прорастала трава, тянулись вверх, зеленела, и распускались цветы. Тогда я плеснула зелье под давно засохшее дерево. И дерево тоже ожило, зазеленело, зацвело. Я недоумевала, вместо злого колдовства – чудо, такое прекрасное. Сделав еще несколько опытов, я убедилась, что зелье вместо зла делает добро.
Не очень далеко от дома Фреи в лесу было озерцо. Оно находилось, как бы, в глубине холма… Вы все его видели, рассказывать я о нем не буду.
Так вот, осмотрев место, я решила вылить все зелье в это озеро и посмотреть, что же будет. В озере плавали карасики, а вода такая прозрачная, что видно было каждую рыбку. После того, как я вылила всю воду из котла в воду озерную, карасики стали радужными, а маленькая мушка, упавшая по неосторожности в озеро, превратилась в большого синего жука и улетела с радостным жужжанием. С тех пор я стала жить на этой горе, охранять озеро и заботиться о лесных жителях. И, что интересно, вода в озере много лет разбавлялась ручейком, но не теряла своих свойств.

16. СОВЕЩАНИЕ

Урата замолчала, а Верон сказал:
- Если это так, то нам достаточно одного кувшина твоей чудесной водички, Урата, чтобы восстановить волшебную силу озера, а простую воду…
 - Вот и я тоже говорю, - не дала ему закончить невоспитанная Чайли, - вот и я также думаю! Правильно, правильно! Мы украдем у Сатара кувшинчик волшебной воды, Верон нальет дождем яму, а Урата сделает озеро снова таким же. Я в него нырну и вынырну такой, такой… - тараторила она.
Погоди, погоди, Чайли, - вмешалась Аннидель – для того, чтобы добыть хоть один кувшин, надо знать, где Сатар прячет всю воду. А если мы восстановим озеро Ураты, и оно будет таким же чудесным, как прежде, то как его уберечь от Стара?
И еще много «где» и «как» спрашивали все друг у друга, посматривая с надеждой на Верона.
- Мы слишком мало знаем для того, чтобы спорить и ответить хоть на один из этих вопросов, поэтому я предлагаю собираться в дорогу. Путь будет не ближним, нелегким, но мы будем вместе. А пойдем мы к горам Сартафи. Я там был когда-то и много слышал в тех местах о Сатаре. Думаю, что именно там его главная резиденция.
На сборы потребовалось совсем немного времени; теплая одежда, «крыша», скатерть-самобранка и все необходимое уместилось в котомке Верона. Мирана распрощалась с друзьями и ушла в свою пустыню, которую она и так оставила на слишком долгое время, а Верон, Аннидель, Урата и Чайли отправились на поиски гор Сартафи.

17. ГОРЫ САРТАФИ

Друзья остановились переночевать на холме, с которого в лучах заходящего солнца были хорошо видны уже совсем недалекие горы. Как радостно было их видеть, почти рядом, после долгого-долгого пути через леса и степи, через множество деревень и даже городов. Завтра к вечеру они уже будут идти горными тропами, и искать встречи с теми, кто мог бы рассказать что-нибудь о Сатаре. А может быть, они нападут на его след.
Верон, Аннидель и Урата устроили лагерь: раскинули легкий шатер, разожгли костер, разостлали скатерть. И стали ждать Чайли, которая не удержалась от соблазна долететь гор и увидеть там первой что-нибудь такое, чем удивит или обрадует друзей. Она долго не возвращалась, ее ждали, и никто не притрагивался к еде. Солнце село, и темнота все ближе подкрадывалась к костру.
- С ней что-то случилось! – чуть не плача, проговорила Аннидель. Но вдруг прямо на середину их «стола», в миску с пирогами, свалилась Чайли.
- Ух, как я проголодалась!
Все весело рассмеялись.
- Чего это вы развеселись? – глотая кусок пирога и еще больше смеша всех своей напыщенной серьезностью, спросила Чайли.
- Давай-ка, скорее, рассказывай, что ты там видела, обжора! – сквозь смех сказала Аннидель. А Чайли уже втянула голову в плечи, и это означало непритворную серьезность. Она ждала, когда все примут тоже серьезный вид и приготовятся ее слушать.
- Мы слушаем тебя, Чайли. Какие новости с гор? – сказал Верон, потому что пауза слишком затянулась.
- Горы Сартафи – пусты! Там никого нет, – выпалила чайка, потом часто заморгала глазами и стала говорить шепотом: - Ты, Верон, рассказывал, что в горах живут люди, что люди строят красивые домики, красят их яркими красками, и с высоты птичьего полета кажется, будто по горам разноцветные бусы рассыпаны. Нет там никаких бус, и людей тоже нет. Совы там противно кричат, черные тени над горами летают, ветер между скал злобно воет. Страшно… - Чайли еще больше втянула в себя голову и сделала глаза полные ужаса.
Это открытие всех не приятно поразило, но в то же время подтвердило догадку Верона, что здесь, вероятнее всего, властвует Сатар, а значит, они не зря пришли сюда.
- Так, - сказал Верон, - Пока ничего заранее загадывать не будем. Завтра на рассвете отправимся в горы, найдем подходящее место для жилья, понаблюдаем, поищем людей, может, кто-нибудь остался. Попытаемся кое-что разузнать.
- А если Сатар узнает, что мы пришли в его горы? – спросила Урата.
- Конечно узнает, конечно узнает! – затараторила Чайли, - узнает и похитит нашу Урату!
- Но мы же с Вероном, нам нечего бояться, – сказала Аннидель.

- Правильно, девочка, Сатар наверняка давно уже знает, где мы, но он не осмелится к нем приблизиться. Он может подослать к нам своих слуг, но что они нам сделают? Только мы должны быть всегда вместе. Никто не отходите от меня ни на шаг! А теперь, друзья, всем спать.

18. ОРКОР

- Смотрите, какая удобная пещера! – воскликнула Аннидель, когда они влезли на очередной уступ. Солнце уже садилось, и им необходимо было найти какое-нибудь укрытие хотя бы на эту ночь. Чайли с этой целью весь день кружила над горами, но ничего подходящего не попадалось.
- Да, - отозвался Верон, - она даже чересчур удобная. И это странно. Видишь, Аннидель, эта площадка, пещера и скала над ними, будто, не природой созданы.
- Мне кажется, - сказала Урата, - нам опасно здесь оставаться. Но уже скоро стемнеет, куда же нам идти?
Тут раздался полный ужаса вопль Чайли:
- Спасайтесь, кто может! Спасайтесь!
И на всей скорости она упала на руки девочки и спрятала голову ей в рукав. В то же мгновение огромная тень легла на площадку, а за тенью на землю опустился орел. Крупный горный орел, красивый. На высоко поднятой его голове блестела яркими синими бриллиантами тяжелая черная корона.
- Как вы осмелились приблизиться к моему дворцу? – грозным голосом спросил орел.
Урата и Аннидель невольно прижались к Верону. А Чайли еще глубже засунула голову в рукав и задрожала. Верон же спокойно и с достоинством поклонился орлу и сказал:
- Не гневайтесь, Ваше величество, мы не знали, что находимся возле Вашего дворца. Мое имя Верон. Может, Вам приходилось его слышать?
Орел, совсем по-человечески, ехидно ухмыльнулся:
- Еще бы, волшебник Верон! Тут на Сартафи из-за Вас такое творится! А кто это с Вами?
- Это мои спутницы: Аннидель и фея Урата…
- Фея Урата?! – злой блеск в глазах орла угас, голос потеплел и стал тише, – Фея Урата! Почему же Вы здесь, в этих проклятых горах, а не на своем чудесном озере? – он, ожидая ответа, смотрел на Урату, а та, печально опустив голову, молчала. Тогда орел с уважением поклонился маленькой фее и перевел взгляд на Аннидель: - А кто же эта милая девочка? Она тоже фея?
- Нет, Ваше величество, - ответил Верон, - она обыкновенная принцесса. Но настоящая, – и Верон с орлом обменялись значительными взглядами, - А вот сердце у нее необыкновенное, и судьба – тоже.
Орел поклонился смущенной Аннидель, и в глазах его мелькнула добрая улыбка:
- Простите меня за грубый прием. Такие уж мои королевские обязанности…
Осмелевшая Чайли вытащила из укрытия голову и, опасаясь, что ее забудут представить, выпалила одним духом:
- Я тоже необыкновенная! Я самая красивая, умная и храбрая… Я – лучшая подруга Аннидель, я служу Урате и даю советы Верону.
Тут орел расхохотался. Друзья тоже заулыбались. Ниточка доверия протянулась между ними. Все почувствовали, что этот грозный король Сартафи мажет стать их другом. А Верон даже был в этом уверен. Уж он то умел отличать притворство от искренности.
- Я никогда не встречал говорящих птиц и животных, – оборвав  смех и с любопытством разглядывая Чайли, сказал орел, - Но вот – говорящая чайка, настоящая, да к тому же такая умница!
- Но ведь и ты тоже говорящий, - поспешила с выводом Чайли, - и тоже…
- Я говорящий, потому что я – не птица, я – человек… - он опустил голову и с грустью добавил: - Птицей я стал благодаря Сатару. Я – его раб. Король – раб. Мои подданные служат не мне, а ему. Нам приказано следить за вами, докладывать обо всех ваших действиях. Верона Сатар описал, как коварного врага, ужасного злодея, грозящего нам гибелью, и обещал большую награду тому, кто его обезвредит. Но имена спутниц Верона он от нас скрыл. А это и хорошо. Почему? – вы поймете позже…. Уже темнеет. Оставаться в горах вам нельзя. А во дворце, как не странно, хотя бы до утра вы будете в безопасности. Прошу вас! – Он, указав крылом в сторону пещеры, повел гостей внутрь.
Пещера и дворец. Что-то не вяжется…. И если бы не уверенное спокойствие волшебника, все остальные во главе с Чайли сбежали бы от странной птицы-короля из этой кромешной тьмы, в которой они оказались, последовав за орлом. Но впереди вдруг разом загорелось множество свечей, как только они подошли к решетке из чугунного кружева, и она стала медленно подниматься. Свечи горели на рогах горных баранов, которые стаяли, как живые, окаменевшие на ступенях широкой лестницы вдоль стен. И стены и лестница были отделаны черным, отшлифованным до зеркальности, камнем. Они довольно долго поднимались наверх и, наконец, остановились перед огромными, тяжелыми дверями, которые медленно и бесшумно раскрылись, пропуская их в невероятно просторный зал с потолком, уходящим ввысь в виде пирамиды. Там на верху были большие треугольные окна, но свет через них не проходил, видно, солнце уже  село. И зал освещался сотнями свечей в одинаковых медных подсвечниках, которые держали на своих рогах такие же, как на лестнице окаменевшие бараны. Стены и здесь были выложены черным камнем, и из такого же камня в замысловатом порядке по залу были расставлены разной высоты столбы. А на столбах сидело множество хищных птиц: коршунов, ворон, сов…. При виде вошедших гостей они все разом загалдели. И хоть речь их была человеческой, слова разобрать было трудно, но все же понятно, что они удивлялись, возмущались, боялись.
Король взлетел на трон-столб, массивнее и выше других и украшенный позолотой, а Верон, Урата и Аннидель с Чайли на плече остановились по середине зала.
- По какой причине вы все слетелись в тронный зал? – грозным голосом спросил орел и гневным взглядом окинул своих пернатых придворных, - Я не собирал сегодня никакого совета.
- Ваше Величество, - подал противный голос толстый, большой филин, сидевший ближе всех к трону, - разрешите Вам напомнить, что от Великого Сатара мы получили приказ выследить и обезвредить… - и он покосился на Верона, - к тому же нам были выданы инструкции, которые мы обязаны строго соблюдать в целях безопасности. Вы, Ваше Величество позволили себе их нарушить. Ни один король до Вас не осмеливался ослушаться приказов Великого  Сатара, поэтому я и счел нужным созвать срочный совет. Мы должны принять решение и немедленно доложить обо всем властелину, – в противном голосе его все время звучали сладкие нотки, и он беспрестанно кланялся, что так не вязалось с высказанной им речью.
- Замолчи, трухлявое чучело, ты опоздал со своими советами и доносами. Эти люди у меня во дворце по велению самого Сатара.
Услыхав эти слова, Аннидель и Урата в испуге переглянулись, Чайли задрожала, но Верон остался совершенно спокоен, даже чуть заметно улыбнулся в белые свои усы.
- Все свободны, и можете убираться от сюда! – все тем же грозным тоном продолжал король, - А ты, Филис, - он обратился снова к толстому противному филину, - распорядись, чтобы немедленно был подан ужин в зеленой гостиной для пятерых.
Птицы стали покидать зал, вылетая через ту же дверь, в которую несколько минут назад входили гости, а орел повел друзей в противоположную сторону. Прошли несколько комнат, очень тускло освещенных и похожих одна на другую, только менялись оттенки шлифованных камней, которыми были отделаны стены. Темно-синяя комната, красная, сиреневая…
Наконец вошли в зеленую комнату. В углу стоял великолепный олень с ветвистыми рогами, на которых горело несколько десятков свечей. А по середине – такой же, как стены, зеленый стол из целого камня.
- Здесь мы можем говорить, не боясь ушей моих шпионов, – спокойным голосом сказал орел, плотно закрывая тяжелую дверь, - Прошу вас к столу.
Давно проголодавшаяся Чайли, забыв об опасности, спрыгнула с плеча Аннидель и заняла место напротив короля.
- А я думала, что вы питаетесь сырым мясом, а у вас все, как у людей… - с некоторым разочарованием промямлила она и, высматривая что-нибудь подходящее для своего желудка, как бы между прочим, сказала:
- А звать то тебя как?
- Ах, да, простите, что я оказался столь не вежлив. Мое имя – Оркор, что означает Король. Но, как не странно имя это настоящее, я его ношу с детства. И очень бы хотел его слышать теперь. Пусть, с иронией, как прозвище, но без лицемерных прибавлений: «Ваше Величество», «Король Сартафи»… Я хочу опять стать человеком и вернуться к людям. Однажды услышав о фее Урате и  ее волшебном озере, я загорелся мечтой бежать отсюда и разыскать озеро, чего бы это не стоило. Но слишком велики преграды для осуществления моей цели. А теперь я вижу, что цель эта стала и вовсе недостижима.
- А может наоборот? – прервал его Верон и коротко рассказал о том, что случилось с озером.
- Да, вы оказались в трудном положении, а вместе с вами и я тоже. Но у нас есть время до завтра до полудня. Я рассчитал, что Филис, а это самая гнусная тварь из всех шпионов Сатара, обязательно проверит, получил ли я от властелина указание ввести вас во дворец, но он не решится этого сделать до завтрашнего обеда. Это время докладов, доносов. Советов, приказов. И в другое время беспокоить Сатара рискованно без особо важных причин. А если я сказал правду? То Сатар будет не доволен, что Филис сует свой нос в его секретные планы, и тогда Филису не быть первым министром, а тем более, никогда не быть королем. Итак, у нас есть время. Но что можно за это время сделать? На что Вы надеетесь, Верон?
- На Вашу помощь, - спокойно ответил волшебник.
- Я очень хочу вам помочь. Я очень хочу вернуться к людям. Пусть я буду - беден, невезуч, но простаком я уже не буду.
Все сидели, давно забыв о еде, только Чайли поклевывала в задумчивости котлету. Но с последними словами Оркора даже она бросила свое занятие и с куском в клюве уставилась на орла.
- Зачем же тогда ты стал птицей? – вдруг спросила она, выронив свой кусок.
- Что ж, если вы позволите, я расскажу свою историю, и вы поймете, за что я теперь так наказан.

19. САТАР

В одном небольшом городке, на самой его окраине, где жили самые бедные горожане, жила и моя мать – красивая молодая женщина, и мой отец – тоже молодой и сильный мужчина. Но их дом редко посещала радость, потому что они были бедны, как и их соседи. Мать стирала и чинила одежду для бедняков, отец ремонтировал старые ботинки. За работу они получали крохи, на это и жили. Единственная большая радость их посетила тогда, когда я появился на свет. Говорили, что эта новость облетела город с быстротой ветра, потому что таких детей, да еще среди бедняков, давно не рождалось. Я был на диву крупный, здоровый, красивый ребенок. А пеленки, в которые меня как крепко бы ни пеленали, я тут же разматывал. И если я хватался за чей-нибудь палец, то разжать мой кулачек было довольно трудно.
- Ну и орел! – говорили соседи.
И пока отец придумывал мне настоящее имя, все привыкли называть меня Орлом. Мой бедный отец так и не успел дать сыну другое имя. Он погиб.
Какой-то купец, проезжавший через наш город, набирал для охраны своего каравана сильных и ловких мужчин. Мой отец за хорошую плату согласился служить у купца, уехал из дома и больше не вернулся. Только через год мать получила известие о его гибели. И так во мне души не чая, после смерти отца она стала еще больше нежить меня и баловать. К тому времени я уже научился ясно выговаривать слова, и умел не только что-то попросить, но и потребовать. Одна соседка, обратив внимание на мое поведение, воскликнула: - Смотрите люди, какой король объявился! С тех пор меня стали дразнить королем. Но имя Орел твердо прикрепилось ко мне, и мать даже не думала менять его. Теперь часто можно было слышать: «А наш-то Орел себе нос разбил!», «Э, да король в штаны наделал!», а потом и вовсе стали называть меня Орел-Король. Мальчишки же для краткости прозвали Оркором. И это имя осталось мне навсегда.
Я рос драчуном и забиякой. В драках я всегда одерживал победу, даже если противников было несколько. А мать из-за меня проливала слезы. Она хотела выучить меня какому-нибудь ремеслу, но отдав в ученики очередному ремесленнику, уже через пару дней получала свое любимое чада обратно, выслушав в придачу угрозы и проклятия.
Мать еле сводила концы с концами, а я здоровый, сильный парень ни учиться, ни работать не хотел. Мне больше нравилось слоняться по кабакам, демонстрируя свою силу и ловкость, за что меня угощали вином и обедом. Матери я приносил немного денег только по праздникам, когда устраивались состязания бойцов. Там я неизменно был победителем и получал награды золотыми монетами. В такие дни я действительно чувствовал себя королем; девушки улыбались мне, шутили и подмигивали, мужчины восхищались моей силой, юноши завидовали, женщины восхищались.
И вот, однажды, на таком празднике я встретился с Сатаром. Правда, я тогда не знал, кто он такой. Просто из толпы вышел роскошно одетый господин с очень неприятной физиономией, взял меня под руку и отвел в сторонку.
- Как твое имя, парень?
- Оркор.
- Странное имя, - противно улыбнулся он, - я в вашей стране таких имен не встречал.
- А Вы слышали, - хвастливо сказал я, - как все кричали: «Браво, Орел! Браво, Король!»?
- Ах, вот оно что! Но на короля ты, однако, не похож. И он окинул взглядом мой наряд. Я смутился, а он вдруг сказал:
- Послушай, Оркор, а ты не хотел бы стать настоящим королем?
«Что за болван? – подумал я, - или он меня за дурака принимает?»
- Конечно, нет.
Он засмеялся, а я добавил:
- Скучно. – И собрался отойти (уж больно неприятная была у него рожа), но он схватил меня за рукав:
- Не торопись, Оркор, подумай. Я не шучу.
В его голосе было что-то такое, что я насторожился и решил продолжить разговор.
- Не шутишь? А как же ты думаешь сделать настоящим королем такого «короля», как я   -  сына бедной прачки?
- Сделаю, если ты сам не побоишься.
- Не побоюсь? – и я рассмеялся, - Еще никто не осмеливался сомневаться в моей храбрости!
- Тогда идем со мной, – и он жестом предложил мне следовать за ним.
И я пошел, как баран на веревочке, не думая ни о матери, ни о том, что меня ждет. Мы прошли несколько улиц, и во дворе одного дома мы сели в золоченую карету, запряженную шестеркой вороных лошадей. По кривым и узким улицам лошади шли спокойно, но зато за городом, выехав на прямую, широкую дорогу, они стали набирать такую скорость, что все предметы за окном замелькали, а потом и совсем размазались, расплылись. Голова закружилась, и стало темно. Толи это в глазах у меня потемнело, толи так быстро ночь настала? Не успел я решить этот вопрос, как мы остановились. Вышли из кареты. Кругом темно. Передо мной какая-то дверца в высокой каменной стене. А стена ли это дома, или каменный забор, я не разглядел. Дверца открылась, господин мне предложил войти первому. Я переступил через порог, а дверь за мной захлопнулась. В ловушке?! Сплошная темнота, я не знаю, где нахожусь. Толкнул дверь, - закрыта, стал стучать, - никто не отзывается. Что за дурацкие шутки? Вдруг замерцал свет, слабый, но я смог оглядеться: стою возле двери, окованной железом, а от этой двери тянется коридор, стиснутый каменными стенами. «Пойду вперед. Посмотрим, какие еще сюрпризы ждут меня?». А коридор не был прямым, он менял и менял направления. А свет исходил ниоткуда, он двигался вместе со мной, оставляя за моей спиной темноту, и не открывая мне того, что впереди. Я дошел до другой такой же двери, и здесь мое путешествие окончилось. Дверь вдруг сама открылась, и я смело вошел в нее. Я оказался в большом, довольно светлом помещении с высоким потолком, который поддерживали четыре толстые колонны. Вдоль стен стояли каменные скамьи, а на них вразвалку сидело несколько молодых людей. Здоровенные парни, с широкими плечами, огромными ручищами (я, пожалуй, перед ними карлик) не дружелюбно уставились на меня. «Ну, что же, - думаю, - я с такими справлялся не столько силой, сколько ловкостью. Пора готовиться к бою!». Но тут один из них встал, подошел ко мне и доброжелательно улыбнулся.
- Что, друг, тоже королем решил стать?
Я почесал затылок:
- Так значит, вы все претенденты на трон?
Парень грустно кивнул головой:
- Как видишь, мы тоже такие же дураки, как и ты. Однако, один из нас, все же, будет королем, только не известно, какого королевства. Может им, и править-то не захочется.
Мы познакомились, разговорились. Этот парень стал моим другом, и до сих пор он единственный, кому я могу полностью доверять. Его имя – Гроз. Она самый первый попался в ловушку Сатара, и кое-что сумел разузнать о его планах. Гроз объяснил мне, что Сатару нужен правитель в одно владение, имеющее особое значение. Нас уже стало пятнадцать претендентов, и на этом он, пожалуй, остановится. Сатар испытает нас и выберет одного. Что это за владение Гроз не знал, но он знал, кто такой Сатар и давно уже передумал бороться за право быть королем, но это единственный шанс вырваться на свободу.
Понемногу я узнал и всех остальных. Каждый рассказывал о себе уже, видно, не в первый раз. Я слушал их рассказы и делал для себя выводы. Никто из этих парней мне не понравился. Я не любил таких людей, которые могли обидеть слабого, предать друга, обманывать и воровать, а тем более ненавидел разбойников и убийц. И пусть я сам был бездельником, хвастуном и забиякой, но мои теперешние приятели вызывали у меня отвращение. Только Гроз был другой, он был добрый и благородный. Он не отличался большой физической силой, как все здесь собравшиеся, но он обладал силой ума и сердца. Да и сейчас он не растерял этих своих достоинств, хотя положение его очень незавидное. А как он попал в ловушку Сатара, я не знаю. Гроз не хочет об этом рассказывать.
Три дня я провел в этой странной тюрьме. Кормили нас хорошо, даже очень хорошо. По два раза в день с потолка между колоннами опускался большой стол свином и яствами. За этим столом мы проводили большую часть времени, обжираясь и пьянствуя. Только Гроз не пил, и я последовал его совету.
И вот через три дня явились слуги Сатара и вывели нас из этой тюрьмы.
Я никогда не бывал в богатых домах и поэтому, идя в толпе моих приятелей, которые были сильно взволнованы предстоящим, просто зевал по сторонам. Меня поражало количество и многообразие украшений на стенах, потолках и полах коридоров и комнат, через которые мы шли. Все блестело, все сверкало, переливалось и кружилось в голове. А зал, в который нас, наконец, привели, был, как мне казалось тогда, еще богаче. На троне восседал мой знакомый господин в несказанно великолепном наряде, в золотой короне с огромными алмазами и все с той же отвратительной физиономией. «Ну и морда! – подумал я, - как я мог ему поверить?». А трон окружали люди в сравнительно скромных одеяниях и с обычными, но очень высокомерными лицами. И они тоже мне были неприятны. Во всем происходящем чувствовалась фальшь, готовый разыграться спектакль уже предвещал невеселый конец.
Сатар, а это был, конечно, он, сошел со своего трона и, сделав улыбку, приблизился к нам. Медленно осмотрел всех нас с ног до головы и сладеньким таким голосом спросил:
- Ну, так как? Никто не передумал стать королем? Уверен, что – нет. Сейчас кто-то из вас им обязательно станет! Все вы имеете свои достоинства и недостатки, и сделать выбор я не могу. Пусть решает вопрос ваша сила. Но тебе, Гроз, я не советую даже пробовать. Если ты и окажешься сильнее всех, все же ты мне, как кроль Сартафи, не подходишь. Для тебя я уготовил другое королевство, – И он мерзко хихикнул. Потом быстро отвернулся от нас и зашагал к своему трону. Развалившись в нем поудобнее, уже другим голосом, зычным и торжественным, проговорил:
-Мои условия – простые: вы будете драться. Драться безо всякого оружия и безо всяких правил. Драться все вместе. Но – каждый за себя и каждый против всех! Тот единственный, кто останется на ногах среди поверженных противников, будет тут же коронован. Судьи, займите свои места! Гроз, встань рядом с моим троном, – Он хлопнул трижды в ладони и крикнул - Начинайте!
Мы долго стояли в растерянности, каждый надеялся для начала выбрать себе одного противника, и я уже присматривал такового, но один из нас, тот, что занимался разбоем на больших дорогах, услышав хохот Сатара, огромным кулачищем смазал по лицу рядом стоящего парня, а другим кулаком угадил мне в лоб. На ногах я устоял, но рассвирепел от неожиданности и ткнул его головой в живот. Второй тоже напал на него и, свалив разбойника с ног, бросился ко мне…. Но я уже полностью приготовился к драке и уклонился от сильного удара, предоставив возможность получить его стоящему сзади. Тут уже началась настоящая свалка. Мои приятели так колотили друг друга, что громко трещали кости. Я, хоть не из маленьких, а все же перед ними – сверчок, и если дерутся слоны, сверчку остается только увертываться, чтобы не раздавили. Конечно, и я тоже подарил несколько ударов тем, кого больше недолюбливал, но это только так, чтобы никто не понял мою хитрость. Драка продолжалась долго. Такой страшной, беспощадной драки я еще не видел: мозаичный пол был залит кровью, а на нем валялись разбитые статуи богинь и кое-кто из претендентов на трон Сартафи. Одни корчились от боли, другие лежали без сознания. На ногах оставалось все меньше и меньше бойцов, а когда нас осталось только четверо, плохо пришлось и мне. Разъяренные приятели, наконец, заметили; что я меньше всех пострадал, и что победа может достаться мне, решили все втроем на меня напасть. И все же неуклюжим здоровякам, к тому же, изрядно побитым с моей ловкостью и быстротой, справиться было трудно. Они не успевали разворачиваться, как я уже сыпал на них удары. А вокруг слышались стоны, ругательства и проклятия, а над всем этим раскатывался смех Сатара.
Кровь заливала мне глаза, смешивалась с потом, ноги подгибались, разбитые кулаки горели. Вдруг я, все еще махая кулаками, заметил, что уже никто на меня не нападает, а в зале сквозь дружный смех зрителей гремит голос Сатара;
- Ох, Оркор, ты, ты – король Сартафи! Я в этом был уверен с первой же минуты, как тебя увидел. Не даром ты – Король-Орел!
Потом мне предложили умыться. А когда я вернулся, в зале уже было чисто, и тела раненых, а может быть, и убитых унесены. Я и сейчас не знаю об их судьбах. А Гроза, этого великолепного, красивого и доброго парня, Сатар превратил в жалкого ужа и сделал королем болота Жиж. Теперь мы встречаемся с ним каждый день на советах у Сатара.
Моя коронация была короткой. Сатар превратил меня в орла, возложил мне на голову эту жестянку, и вручил грамоту, где написаны все указы, которые я обязан выполнять. Потом передал меня Филису, и тот, уже здесь, в этом дворце посадил меня на трон.
Вот уже три года я здесь, охраняю входы в подземное владение Сатара и поставляю к его столу горных баранов и коз.
Оркор замолчал.

20. ПЛАН ВЕРОНА

А Верон спросил:
- Откуда Вы знаете об озере Ураты?
- На одном заседании у Сатара рассказывал о нем некий Ворб – шпион, каких у Его Величайшего Величества много. Они рыщут по всему свету, разнюхивают разные чудеса и редкости, а Сатар потом завладевает чьим-нибудь богатством, талантом, чудом.
- Если Вы давно знали о моем озере, почему же не попытались разыскать меня? – спросила Урата.
- Ах, милая фея, я только зовусь королем Сартафи, а на самом деле я – пленник.
- Но ты такой большой и сильный, почему не сбежал от сюда? Подала голосок Чайли, - я бы на твоем месте… Я бы…
- Потому, мудрая птичка, что сильный я только здесь, в горах, но стоит мне перелететь их границы, и я превращусь в обыкновенную навозную муху.
- Какой ужас! – Чайли втянула голову в плечи, - Какой ужас...
Верон сидел задумавшись, А Аннидель, заметив в его глазах хитрый огонек, поняла, что волшебник уже кое-что придумал.
- Скажите, Оркор, - спросил, наконец, Верон, - а Вы, случайно, не знаете, где Сатар прячет похищенную воду?
- Нет. В эту тайну посвящены только особо приближенные его слуги.
- А Ваш друг – Гроз может знать?
- Думаю, что – нет. Он, ведь, меньше всех пользуется «любовью» Сатара.
- А помочь нам Гроз согласился бы?
- О, да! Я в этом совершенно уверен.
- Тогда, Ваше величество, у меня последний вопрос: когда Вы встретитесь с Грозом?
- Мы встречаемся каждый день, у Сатара на обеде, который называется советом. И мы обязаны присутствовать там, увы, в сопровождении своих шпионов-министров.
- Значит, Филис тоже должен быть с вами… - в задумчивости протянул Верон и, почему-то, посмотрел на Чайли, которая постоянно крутила головой, следя за говорящими, - Так это же прекрасно, Ваше Величество!
- Чего уж тут прекрасного? – проворчала Чайли.
Аннидель и Урата в недоумении переглянулись. Оркор нахмурился.
Верон же озорно захихикал, - не забывайте, друзья мои, что я же волшебник. Слушайте мой план!
Утром Оркор созывает на срочный совет всех до единого своих слуг, даже дозорных, будто бы на короткое время, надо снять всех с постов. Предлог – провозглашение особо важного указа самого Сатара. Пусть все эти птички соберутся в тронном зале и займут свои места. Вы, Оркор, говорите им, что тайный советник Сатара должен им кое-что сообщить, и передаете мне слово. А мое слово будет кратким, но после него все они не только потеряют дар человеческой речи, но и вовсе перестанут понимать ее. Им некоторое время придется побыть обыкновенными птицами…. А в полдень, Оркор, Вы, как всегда, являетесь на совет к Сатару.
- Без Филиса? – перебил его Оркор.
- Нет, с Филисом. Только Ваш Филис останется на своем столбе, а с Вами отправится наш Филис. – И Верон опять хитро взглянул на Чайли.
Все переглянулись. Что он придумал? Неужели он хочет Чайли превратить в Филина?
- Ну как, Чайли, согласна ли ты пообедать сегодня с Сатаром?
- Пооб-об… с Са-сатаром? Лучше ты сам с ним обедай, а я потерплю до ужина! – от одной мысли о Сатаре Чайли стало трясти.
- А если я побуду Филисом? – вмешалась Аннидель. – с Оркором мне не будет страшно!
- Ты – храбрая девочка, - сказал Оркор, - Но ты, Аннидель, не летать, не двигаться по-птичьи не сумеешь. Пока я привык к своему новому телу, два месяца прошло.
Чайли вдруг вытянула шею, выпятила грудь, поднялась на лапках и громко крикнула:
- Я тоже храбрая! Но я не хочу, чтобы меня превращали в такого урода, как этот Филис! А нельзя ли мне побыть хотя бы… хотя бы – гусем?
- Нет, - ласково сказал Верон, - гусь здесь ни при чем. Нам Филис нужен.
- Ладно уж, - вздохнула Чайли, - ради Ураты я согласна превратиться хоть в лягушку летучую.
- Итак, решено, - продолжал Верон, - Оркор с Чайли идут на обед к Сатару, и вместе с Грозом постараются найти воду озера Ураты, а если будет возможно, даже добыть один кувшин этой воды. А Урата, Аннидель и Я будем ждать вас в безопасном месте, которое заранее укажет нам Оркор. Потом мы будем действовать так, как потребуют события.
- Вы согласны с моим планом, Ваше величество? – заканчивая свою речь, обратился Верон к Оркору.
- Да, – ответил тот, - Но я не согласен только с одной деталью, не называйте меня «Вашим величеством», уважаемый Верон.
Верон улыбнулся и согласился, и обратившись к Чайли сказал, - А ты, моя милая, все же должна обращаться к Оркору, как к королю.
К утру, друзья обсудили свой рискованный план до мелочей. Больше всего волновало их, как поведет себя Чайли в роли Филиса, и потому ей пришлось выслушать бесконечные советы и указания.

21. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК И ПЕРВЫЙ МИНИСТР

Оркор гордо сидел на высоком столбе-троне, посматривая сверху на своих подданных. Он даже и не думал, что их у него так много. По левое крыло Оркора стоял с не менее гордым видом старый Верон, а по правое – неуклюже восседал на своем столбе первый министр Сартафи – Филис.
Вчера министр очень сомневался в том, что Сатар велел королю принять во дворце этого странного, похожего по всем описаниям на опасного врага, человека и двух его спутниц, а сегодня, когда Оркор созвал полный совет, и на нем присутствует этот гость, министр и вовсе недоумевал. И у него было такое глупое выражение, что если бы не серьезность происходящего, Оркор точно бы рассмеялся. А когда Оркор объявил, что перед ними тайный советник Сатара, Филис почувствовал сильное головокружение и закачался на своем столбе.
Верон вышел вперед и, подняв вверх руки (как бы для убедительности), громко проговорил:
- Господа! Вашему славному королевству угрожает страшная опасность! Злой волшебник Верон, коварный и беспощадный враг великого Сатара, решил лишить вас возможности разговаривать вашим родным человеческим языком! И, что ужаснее всего, Верон это – я! – Все заволновались, закричали, а Верон спокойно прибавил; - Поздно, мои дорогие…
Он, испуская ладонями невидимые лучи, делал их слова птичьими криками. Первым попался под эти лучи Филис, он даже не успел ничего сказать, как начал испуганно угукать. Потеряв осмысленное выражение «лица», Филис стал совсем не противным, а вызывал даже жалость, как обыкновенная птица, вдруг попавшая в ловушку.
Друзья покинули тронный зал в невообразимом шуме, птицы кричали на все голоса, хлопали крыльями, бились в панике о стены…
Пещера, куда затем привел их Оркор, была очень удобно расположена. С наружи ее трудно было заметить, а из нее просматривалось довольно большое пространство. И внутри пещерка была довольно уютной, даже благоустроенной. Возможно, здесь когда-то прятались последние жители этих мест. Посредине – большой камень – стол, вокруг – несколько камней – стульев, в углу находился маленький очаг. Что еще нужно?
Аннидель сидела на одном из «стульев», гладила и  целовала Чайли, а та терлась о мокрую щеку девочки и говорила:
- Не бойся за меня, Аннидель, не бойся. Я и сама достаточно боюсь. Мне твоего страха не надо…
- Нам пора готовиться, Чайли, – ласковым голосом сказал Оркор, тронутый этой сценой.
Чайли вырвалась из рук подруги, села на камень-стол и задорно крикнула:
- Я готова готовиться! Ваше величество… Верон, приступай!
Верон потрепал озорницу по головке и одним жестом руки превратил ее в Филиса.
- Ну, как? – спросил Верон у Оркора.
- Замечательно! – ответил тот, - я думаю, что Сатар ни за что не заметит подмены. Но не хватает одной детали: на левом крыле должны быть два особенных перышка – черное и серебряное. Это отличительный знак министров.
- Пожалуйста! – Верон сделал последний штрих.
Оркор еще раз осмотрел Чайли-Филиса со всех сторон, удовлетворительно кивнул и тоном, которым разговаривал с подчиненными, сказал:
- Ну, дорогой министр, мы должны поторопиться, чтобы до обеда успеть переговорить с королем болота Жиж.
- Идемте, Ваше величество! – голосом, очень похожим на голос Филиса, ответила ему Чайли. – Я теперь сама такая страшная, что мне не страшен страшный Сатар.
- Умница, Чайли! У тебя здорово получается! Сатар ничего не заподозрит! – восклицали друзья, прощаясь с ней и Оркором.
Наконец орел и Жилин вылетели из пещеры.

22. ГРОЗ

От того места, где Чайли и Оркор оставили своих друзей, до того камня, где они опустились на землю, было совсем близко. Совиные глаза Чайли плохо видели днем (хорошо еще, что в этих горах всегда полумрак), а совиные крылья, и вовсе, не понравились ей, она чувствовала себя жутко неуклюже.
Оркор постучал клювом по камню и зычно прокричал:
- Король Сартафи и его первый министр!
По горам прокатилось эхо, тяжелый камень шевельнулся и сдвинулся.
И перед ними словно разинулась в горе пасть. Оркор привычным движением нырнул в нее, а Чайли медлила. Ей было так страшно, так страшно! Но почему? Ведь она храбрая! Очень храбрая! И она шагнула в эту жуткую пасть. Камень над ними задвинулся.
Но в темной пасти оказалось не так уж темно. Наоборот, здесь Чайли лучше видела, чем на верху. Какой-то слабый свет вместе с ними спускался по бесконечно длинной, узкой лестнице, оставляя за их спинами темноту. Здесь так же, как и во дворце Оркора, ступеньки и стены были сделаны из черного шлифованного камня. Они, наконец, спустившись вниз, пошли по узким коридорам. Чайли еле поспевала за Оркором,  который, хорошо зная дорогу, уверенно лавировал в этом лабиринте, круто поворачивая то на право, то налево. Вдруг, коридоры стали расширяться и расти в высоту, пока не превратились в настоящую галерею, стены которой уже были не из черного камня, а из белого и розового мрамора, и украшены позолотой да увешаны картинами. И вот они, наконец, остановились у огромных людей с собачьими головами. «Ах, как это не красиво…» - только подумала Чайли, как дверь перед ними распахнулась, и прогремел чей-то голос:
- Его величество король Сартафи Оркор и его первый министр господин Филис!
До того момента, как войти в зал Чайли помнила, как должен вести себя герой, которого она играла, но как только следом за Оркором она переступила порог, то зал, пересыщенный украшениями, заставил ее остолбенеть, разинуть клюв и глупо озираться.
- Вы что сегодня, министр, со своего столба свалились? – привел ее в чувство голос Оркора. И Чайли заковыляла за ним, стараясь не смотреть по сторонам и не замечать птиц и животных, которые стояли маленькими группами и беседовали между собой человеческим языком. Кто вполголоса сплетничал, кто громко о чем-то спорил, но никто не обращал на вновь вошедших особого внимания. Так, бросали косые взгляды, сухо здоровались и возвращались к своему занятию. Все присутствующие были хищными или питающимися падалью животными. Ни одной безобидной твари. Здесь были только короли с черными коронами на звериных и птичьих головах и их министры с черно-серебряными пятнами на боках.
Оркор направился в дальний угол к одной из колонн, у подножья которой, свернувшись, лежал большой уж. Оркор подошел к нему и поздоровался просто, без напыщенной церемонии:
- Здорово, дружище! Какие новости у тебя?
- Здравствуйте, Ваше величество. Какие же у нас в болоте могут быть новости? – с подчеркнутой официальностью ответил Гроз, косясь на Филиса.
- Зато у нас с министром есть интересные новости! – лукаво сказал Оркор и подмигнул Чайли. – Я в тебе уверен, как в самом себе, Гроз, и поэтому, не буду терять время. Слушай: у меня в гостях волшебник Верон, фея Урата и одна прелестная маленькая принцесса... Им необходимо добыть хоть один кувшин волшебной воды, украденной Сатаром из озера Ураты.
Гроз с удивлением и подозрением смотрел то на Оркора, то на Филиса. Оркор тихо засмеялся, поняв недоумение друга.
- Знакомься, Гроз, это Чайли! Она – не филин, она – чайка и самая замечательная птичка на свете!
- Самая умная и самая храбрая! – своим настоящим голосом добавила Чайли.
- По ее же собственному согласию превращенная Вероном в толстого министра, – подхватил Оркор ее хвастливый тон.
Но Гроз не успел ими высказать своего восхищения, как за спиной у Чайли кто-то зашлепал по мраморному полу.
- Тише, друзья! Это Жамбо приперся... Опять будет шпионить, – шепнул Гроз.
Чайли обернулась и увидела рядом с собой отвратительную жабу с отличием министра на левом боку. Она даже не поняла, как это вышло, она никогда не соблазнялась лягушками, а тем более – жабами..., а тут как-то само собой проснулся у нее инстинкт охотника. Может - совиный? ... Жамбо в момент оказался у нее в клюве и тут же проглотился.
- Фу, какой невкусный, – только и сказала она в смущении.
- Ты что наделала? – ужаснулся Оркор и оглянулся, опасаясь, что кто-нибудь мог заметить столь невероятный поступок его министра.
Чайли растерялась, закрутила головой, виновато захлопала глазами..., а Гроз неожиданно расхохотался.
- Вот это да! Браво, Чайли! Браво, птичка! С тех пор,  как я стал королем проклятого болота, у меня не было желания даже улыбаться, а сейчас я готов скакать кузнечиком или порхать, как бабочка! Да, успокойся же, Оркор – он обратился к другу, который все еще в тревоге оглядывался по сторонам. – То, что Жамбо был здесь, многие видели, а куда он исчез – никого не волнует. И уж, тем более, ни кому и в Глову не придет, что министра мог слопать министр, – и он снова весело рассмеялся.
Кое-кто обратил на них внимание, но, заметив, что смеются лишь Гроз и Оркор, а Филис стоит насупившись, решили, что оба короля подшучивают над глупым министром. А это здесь принято.
Но долго веселиться было некогда. Близился час появления Сатара, а до этого времени надо было еще многое обсудить.
Гроз, взглянув на огромные часы, висящие над троном, сообщил, к радостному удивлению друзей, что знает, где Сатар прячет волшебную воду. Оркор вопросительно уставился на Гроза, Чайли в волнении переминалась с ноги на ногу...
- Вчера, Оркор, ты рано оставил собрание, - тихо, но быстро заговорил Гроз, - а обед слишком затянулся. Сатар был в сильном раздражении и, как мне показалось, в страхе. А причина, конечно, - Верон. Этот страх Сатар обильно заливал вином. Не жалел его и для подданных. Пьяные головы на перебой давали советы, как уничтожить врага, но ничего путного, как я заметил, не придумали. Только очень напились, и кто-то ляпнул сдуру о волшебной воде озера Ураты. Сатар в ответ разозлился и велел болтуна вытолкать за дверь. Однако все продолжали об этом шептаться. Я думаю, что каждый, каким бы зверем по внешности и по натуре он не был, в тайне мечтает вернуть человеческий облик. Жамбо, сильно охмелевший, тоже что-то лепетал мне об этом. Он, привыкший всегда и везде за всеми шпионить, точно знал, что вода спрятана в подземном саду Сатара, вход в который с некоторого времени стали охранять. Пьяный Жамбо поведал мне свою мечту искупаться в волшебной воде. И как раз вчера был подходящий момент для этого, но Жамбо напился. Вино оказалось сильнее его желания стать человеком. Я поспешил увести его домой, но по дороге он скатился в лестницы и остался лежать. В ответ на мои попытки привести его в чувство он захрапел. Тогда я решил воспользоваться случаем, вернулся в подземелье и пополз в сад. В нем, вопреки запрету, я уже бывал не раз, и потому хорошо знаю все лазейки в него. Когда я подползал к одной из них, били часы, и у ворот собакоголовые меняли караул. Это было очень кстати, и я незаметно проскользнул в сад. А уж фонтан, который был заполнен волшебной водой, отыскать было еще проще – он единственный не работает, а над поверхностью воды зависли тысячи маленьких радуг, а под водой – золотые рыбки, – Гроз бросил взгляд на часы, желая, очевидно, успеть сообщить еще кое-что, но Чайли перебили его:
- Это та самая вода! Это вода Ураты! Я знаю, два раза в ней купалась!
Но гроз, будто не слыша ее, спешил продолжить:
- И я окунулся в фонтан, не думая о последствиях, но к великому удивлению, вылез из воды, ничуть не изменившись. Я повторил эту процедуру несколько раз – и никакого эффекта. Я даже в отчаянии перекупался во всех фонтанах, но ничего не добился. Потом услышал, что стражники опять меняются, (они меняются каждые три часа) и уполз из сада.
- Все равно, это та самая вода! Та самая, та самая... – уверенно повторяла Чайли.
- Но почему тогда не произошло никакого чуда? – спросил Гроз, и тут часы ударили в первый раз. Все зашевелились.
- Потому что, потому что, - затараторила Чайли, - Без Ураты она только красивая водичка. – Часы ударили во второй раз... – Сатар очень просчитался, превратив Урату в змею. А теперь с нами Верон. А Сатар был уродом, уродом и остался! – мелодичный звон прозвучал в третий раз...
- Идемте, друзья, идемте! Не следует обращать на себя внимание опозданием... – сказал Оркор. Его прервал четвертый удар.
- После обеда я подойду к вам, - прошептал Гроз, - и мы отправимся в сад. Я, кажется, смогу вам быть полезен!
Часы били в пятый раз... Гроз пополз в сторону двери, Оркор с Чайли заторопились в сторону трона.

23. САТАР

Короли и министры выстроились в два ряда, образуя широкий коридор от огромной двери до высоченного, украшенного золотом и драгоценными камнями трона, над которым басы звонко отбивали последние удары. В своем ряду Оркор занял самое первое ближайшее к трону место. За ним встала Чайли-Филис. За Чайли стоял тоже крупный орел, только другой породы и помельче Оркора. За орлом – коршун – министр... Дальше – тоже: разные вороны, ястребы, совы... А в  ряду напротив, в определенном порядке выстроились звери: тигры, пантеры, волки, лисы, гиены, шакалы... Гроз стоял в этом ряду последним и без министра. Его министр в этот момент переваривался в желудке Чайли, вызывая противную икоту. Часы умолкли, короли и министры замолчали и приняли торжественные позы. Двери широко распахнулись, и голос, исходящий откуда-то с потолка, прогремел:
- Его Величайшее Величество, Всемогущий повелитель и владыка подземного царства, и властелин наземных королевств (перечислялись все его королевства, первое из которых было Сартафи, последнее – Жиж), известный всему миру своими великими деяниями, непревзойденный в мудрости и знаниях и непобедимый, бессмертный Сатар!
Забила по ушам какая-то невообразимая музыка, и все  застыли в низких поклонах. Неуклюже сгорбилась и Чайли, боясь даже повернуть голову в ту сторону, откуда вот-вот должно появиться ужасное, по ее мнению, чудовище. Музыка резко прекратилась, и в наступившей тишине послышались шаги, много шагов... Чайли замерла и зажмурила глаза. И чем громче и ближе становились шаги, тем громче и быстрее билось сердце. Звук шагов умолк, и она услышала над самой головой резкий голос:
- Что с Вашим министром, Оркор? Он спит?
- Нет, властелин, - с поклоном ответил Оркор, и незаметно наступил Чайли на ногу, - он, по-моему, сегодня не здоров.
- Замечательно! – усмехнулся Сатар, - Уж не Верон ли его околдовал?
От этих слов у Чайли помутилось в голове: «Он все знает! Он догадался! Нас предали! Мы пропали!» Она решила храбро принять смерть, гордо подняла голову и уставилась на Сатара. К ее удивлению, он оказался не чудовищем, а человеком, и даже, по ее меркам, довольно смешным, не противнее только что вылупившегося из яйца птенца  вороны, только совсем без пуха. Но по человеческим меркам его можно было описать так: маленькие, бесцветные без бровей и ресниц, колючие глазки, сидящие очень глубоко в глазницах и сдвинутые к самому носу, крупному и бугристому, с широкими ноздрями. Безгубый, длинный рот напоминал разорванный шов, сомкнуться которому мешали большие зубы, выпирающие наружу. Большие оттопыренные уши сверху и снизу оканчивались длинными острыми уголками. Глубокие поперечные борозды уродовали его, и без того уродливый,  мясистый лоб. А на совершенно лысой макушки красовалась дорогая, но аляповатая корона. Руки и ноги – кривые и худые, туловище (будто не его) широкое, с большим животом. И к каждой из обрисованных черт его лица и фигуры хотелось бы добавлять слово – очень!
«Урод, а не чудовище...» - подумала Чайли, и осмелев сделала шаг вперед. Но, запнувшись о ногу Оркора, растянулась на полу перед Сатаром.
- Н-нет, нет... Я не знаю ни какого Верона...
- Филис, - оборвал ее лепетание Сатар, - я вижу, Вам уже надоело быть министром Сартафи. Может Вам уже пора занять место Жамбо?
Чайли вспомнила, что мерзкий Жамбо у нее в животе, и от этой мысли громко икнула, чем вызвала у Сатара еще большее бешенство. Он заорал, брызгая слюной:
- Ты опять обожрался?! Только этим и занимаешься, чтоб ты лопнул по всем своим жирным швам! Даже теперь, когда вверенных вам с Оркором владениях бродит ненавистный Верон! Когда всем нам угрожают большие неприятности..., ты, ты... Негодяй! Если завтра же к этому времени, – он обращался уже и к Оркору, - вы не найдете способа уничтожить врага и не приведете сюда Урату, я сам уничтожу вас, я превращу вас в тараканов, в пиявок, в червей!!! – и он отвернулся от них. Разговор закончен. Отвернулся и метнул взгляд в сторону Гроза. Но Жамбо рядом с Грозом не было. – Где твоя гадкая жаба? – набросился он на короля болота Жиж.
- Он явился сюда со мной, и все время путался у всех под ноками, – спокойно и с достоинством ответил Гроз.
Сатар ненавидел Гроза именно за эту способность всегда держаться с достоинством, даже тогда, когда его можно было унизить, раздавить, уничтожить...
- Где же теперь эта гадина? – завопил Сатар, заставляя дрожать всех, только не Гроза. С тех пор, как Верон встал у него на дороге, он бесился по любому поводу. Вот сейчас: идиотское поведение Филиса, исчезновение Жамбо – независимого шпиона, мелкого, мерзкого, но незаменимого, эта невозмутимость самого последнего из его рабов... – все, все выводило его из себя. Он вдруг понял, что боится! Боится Верона, боится предательства, боится Гроза, который, несмотря на свое жалкое положение, пользовался уважением среди орлов и тигров. А за что его любит Оркор? Оркор, на которого он возлагал большие надежды! Надо бы провести хорошую чистку. Всех проверить, всех! Пока Сатар углублялся в свои мысли, короли и министры несмело пытались высказать свои предположения, что Жамбо, скорее всего, спит. Да, он был здесь, его видели все, но теперь он где-нибудь спит, потому что вчера сильно перепил. Выслушав их, Сатар велел стражникам с собачьими головами разыскать жабу-министра, бросить его в темницу и три дня не кормить, не поить!
Бедная Чайли тряслась от страха, ничего уже не видя и не слыша. Тогда как все остальные уже пришли в себя. Они привыкли, что каждый раз кто-то попадает под гнев владыки. А на этот раз попался Жамбо, чему все были даже очень рады.

24. СОВЕТ-ОБЕД

Сатар еще несколько раз быстро прошелся вдоль рядов, выискивая следующую жертву, но не найдя ее или передумав, велел всем идти в зал советов и занять свои места. Короли и министры, низко кланяясь, стали выходить в дверь, противоположную той, в которую входил Сатар.
Огромный, но низкий стол был богато уставлен разными яствами и напитками. Особенно он изобиловал бутылками с вином. «Сегодня опять славно повеселимся!» - шепнул кто-то в самое ухо Чайли.
Стол для Сатара и его личных министров, которые, кстати, были людьми, был выше, и нему были придвинуты кресла, а не тумбы, как к общему столу. Первым сел Сатар в центре своего стола на самое высокое кресло, за тем расселись его министры, и только после них звери и птицы устроились на своих тумбах.
Чайли окинула взглядом стол, но в восторг не пришла; от всех блюд исходили острые запахи перца, чеснока, уксуса и вина. «Хорошо, что я уже перекусила» - подумала она и грустно икнула. Слуги – те же собакоголовые солдаты – обошли стол, разлили вино, по высоким бокалам для птиц и по широким пиалам для зверей, разложили закуску. И, в том же порядке, как и садились, все принялись за еду. Оркор ел с аппетитом, а бедная Чайли по привычке втянула в плечи голову и тупо уставилась на тарелку. Едоки с жадностью уничтожали все, что им подавали слуги. Но тут явились стражники и сообщили, что Жамбо не найден.
Сатар грохнул серебряной кружкой об стол. Вино из нее выплеснулось на скатерть. Он выругался. Прекратилось чавканье и стук клювов о тарелки... И в этой напряженной тишине прозвучал задумчивый голос министра Филиса:
- А может, его кто-нибудь съел?
Оркор ужаснувшись, взглянул на Чайли, а та, услышав вдруг среди тишины свой голос, ужаснулась сама и завертела головой. Что теперь будет?! Но Сатар взорвался смехом:
- Уж не Вы ли это сделали, Филис? По Вашему виду можно предположить, что Вы проглотили жабу!
Его поддержали все остальные, и смех очень долго не мог уняться. «Ох, и молодчина, эта Чайли!» - подумал Гроз, сидевший на самом дальнем конце стола. Все снова принялись за вино и еду. Но шутки и смех по этому поводу не прекращались. Гнев Сатара, таким образом, был потушен, и за обоими столами воцарилось веселье.
Вниманием Чайли вдруг овладела бутылка с вином, которая стояла прямо напротив нее. Высокая, узкая, туго оплетенная металлической сеткой, с ручкой, как у корзинки, с крепко притертой пробкой. «С такой бутылкой в любую щель пролезешь и воду не расплещешь...» - подумала Чайли и, когда все бросились осушать бокалы за здоровье Сатара и погибель Верона, она схватила бутылку и сунула под крыло. А чтобы не было заметно, что одно крыло сильно оттопырилось, она нахохлилась, распустила перья. Даже Оркор ничего не заметил. Зато Сатару бросился в глаза ее не тронутый бокал. Оркор тоже это заметил, но не успел шепнуть ей, чтобы она немедленно выпила вино. А Сатар уже кричал:
- Ты что, мерзкое пугало, не желаешь погибели Верону?! Кто - кто, а ты больше других должен быть заинтересован в этом!
Чайли не сразу поняла, кто и на кого кричит, но когда взглянула на Оркора, настойчиво указывающего ей глазами на полный ее бокал, а потом – на Сатара, вдруг выпалила:
- Простите, Ваше в-величайшее... Я жела-ла... желаю этому В-верону... Я задумался, задумался... – и скосилась на Оркора, ища у него поддержки.
Оркор уловил ее умоляющий взгляд и, поклонившись, спокойно произнес:
- Да, Ваше величайшее величество, мой министр, крайне обеспокоен. Как министр Сартафи он понимает повышенную ответственность, и потому мы сейчас обсуждали кое-какой план. И Филису не терпится поскорее приступить к его осуществлению, если Вы позволите...
- Что же это за план, Филис? – уже более мягким голосом, но не скрывая подозрения спросил Сатар.
Чайли совсем растерялась, нахохлилась еще больше и закрутила головой. Сатар же понял это по-своему: в присутствии стольких ушей, нельзя рассказывать какие- либо планы.
- Хорошо, господа! Если это так, я разрешаю вам уйти.
Оркор поклонился и спрыгнул со своей тумбы, Чайли – за ним, изо всех сил прижимая бутылку крылом. Они прошли в полной тишине уже пол дороги до двери, как Сатар, стукнув кулаком по столу, гаркнул им вслед:
- И чтобы завтра же от Верона и духа не было!!!
Чайли вздрогнула, чуть бутылку не выронила. А Оркор обернулся, спокойно сказал:
- В этом не сомневайтесь, Ваше Величайшее Величество!
Пока внимание всех присутствующих было приковано к Филису и Оркору, Гроз никем  незамеченный соскользнул со своей тумбы и шмыгнул в щель под дверью. Так что, когда друзья вышли из зала Советов, Гроз к радостному их удивлению был тоже тут.

25. ПОДЗЕМНЫЙ САД САТАРА

- Ну, теперь нам отступать некуда, и время тянуть нельзя. Гроз, веди нас в сад Сатара!
И друзья пустились в путешествие по мрачным лабиринтам подземного царства...
Гроз быстро и уверенно полз по коридорам влево, вправо, вниз по лестницам, вверх... Оркор тоже довольно ловко следовал за Грозом. А Чайли, боясь выронить и  потерять свою драгоценную бутылку, еле успевала за ними. Этот лабиринт казался ей бесконечным. Наконец Гроз остановился.
- Дальше идти нельзя. За поворотом - ворота сада. Там Собачьи головы. Они нас сразу же учуют и поднимут тревогу. Что будем делать? – он задумчиво посмотрел на друзей. – Я пройду, Вы – нет. Но я не смогу протащить кувшин с водой через щель, а калитку мне  не открыть. Но если бы я и открыл, то с кувшином мне все равно не справиться.
Тут Чайли с облегчением вытащила из-под крыла свою бутылку.
- А это ты бы мог протащить в щель?
Гроз и Оркор ахнули:
- Чайли, откуда?!
- Одолжила у Сатара. Только вот не дождалась, когда вино выпьют...
Оркор взял бутылку, всколыхнул...
- Она совершенно полная, даже не распечатана...
Но Гроз с грустью сказал:
- Я не справлюсь с ней, слишком тяжела. К тому же я без рук, без ног... Хвост и голова, только и умею, что ползать.
- А калитка далеко?
- Рядом. Но она маленькая. Чайли, однако, пролезет. Но как мимо собак проскочить?
- Проскочите вы, а я побеседую по душам с собакоголовыми. – хитро сощурившись, сказал Оркор и потряс бутылкой.
- Отлично! – воскликнул Гроз. Конечно, воскликнул он шепотом. Им всем приходилось шептаться, ведь за ближайшим поворотом – чуткие сторожа.
- Сколько сейчас может быть времени? – Гроз взглянул на Оркора.
- Когда мы проходили тронный зал, было около двух...
- В три – смена караула. Но новой смены ждать опасно – все может измениться. Значит, у нас полчаса.
- Надо действовать! – согласился Оркор, сунул под крыло бутылку и вышел из укрытия. Чайли и Гроз последовали за ним в нескольких шагах.
Собакоголовые стражники учуяли чужих, заволновались, заворчали. Тут Оркор вышел из-за поворота, и они чуть не бросились на него.
- Господа, господа, разве так встречают гостей? Я к вам – по приказу нашего повелителя, – дружелюбно обратился он к ним. Собакоголовые утихли, хотя глядели на него с недоверием. – Великий Сатар добр и справедлив к своим верным подданным. Он знает, как тяжела ваша служба на охране его богатств. Он всегда помнит о вас! И вот этому доказательство - Оркор вытащил бутылку. – Он посылает вам это замечательное вино со своего собственного стола!
- Но почему господин послал со столь ничтожным поручением такого высокопоставленного вельможу, как Ваше величество? – недоверчиво  пробурчал один из собакоголовых, не отрывая глаз от бутылки.
- Да! Ты прав, но и у нас бывают небольшие неприятности по службе... Я немного перепил вчера, - нашелся, что ответить Оркор, - поозорничал, понимаешь, так вот теперь...
- Бывает! – воскликнул собакочеловек, хватая бутылку и ловко откупоривая ее.
- Выпейте, господа за здравие и благополучие великого нашего повелителя! – громко сказал Оркор, высоко взмахнув крыльями. С одной стороны это предало тожественность его словам, с другой – дало возможность Грозу и Чайли проскочить незамеченными.
Пока стражники по очереди жадно глотали вино прямо из бутылки, Оркор, не опуская крыльев, выкрикивал:  «Слава Сатару! Слава повелителю!»..., а друзья за это время успели добраться до ближайшего поворота, который не был таким уж близким, и скрыться за ним. Пройдя еще некоторое расстояние, они остановились возле маленькой железной дверки. Почему ее Гроз назвал калиткой? Дверка оказалась запертой изнутри.
- Жди здесь! – шепнул Гроз и юркнул в дырочку под дверью. К большому их счастью засов был задвинут не до конца, иначе ужу не за что бы его не открыть. Приложив необходимые усилия, он открыл дверь и впустил Чайли. Время шло, и некогда было рассматривать сказочно красивые цветы, невиданные деревья, золотые скульптуры великолепных фонтанов, струи которых рисовали в воздухе затейливые узоры... Гроз устремился к цели, Чайли сначала летела за ним, но потом и сама увидела то, что они искали, и помчалась прямо к фонтану утопающему в радугах. «Вот она Уратина водичка! Наша водичка! Сейчас, сейчас я тебя чем-нибудь зачерпну! И ты пойдешь с нами, пойдешь опять в свое озеро... к Урате, на простор, на солнышко...» - бормоча себе под нос, Чайли суетилась, крутилась во все стороны, отчаяно искала это «что-нибудь» во что зачерпнуть воду. Подоспевший Гроз крикнул:
- За мной, Чайли! – И не останавливаясь, скользнул в сторону. За густым цветущим кустом в высокой траве стоял большой зеленый ящик, крышку которого Чайли без труда удалось поднять. В нем было сложено все, что нужно для ухода за садом. Три лейки разных размеров стаяли в углу ящика.
- Бери ту, которую сможешь унести с водой, – подсказал Гроз. Чайли схватила среднюю и, не заботясь о том,  что ящик остался открытым, стремглав полетела к фонтану. На лету зачерпнула воду и устремилась к выходу. Гроз же пополз напрямик, и они почти вместе достигли дверки. Лейка была переполнена, и вода выплескивалась из нее. Гроз обернулся и увидел, что по всему пути Чайли светились маленькие радуги.
- Это очень плохо, мы оставляем за собой след, нас легко найдут!
Чайли быстро среагировала и, вырвав из газона клок травы, заткнула им носик. Но сверху лейку плотно прикрыть было нечем.
- Ладно, - сказал Гроз, - выходи из сада и жди меня.
Чайли вышла, не пролив ни капли, и закрыла дверь. Гроз задвинул засов и вылез наружу.
Времени оставалось очень мало, он быстро вполз на лейку, свернулся плотной спиралью, прикрыв, таким образом, верхнее отверстие.
- Вперед, Чайли! Скорее!
Чайли рванула с места, часто замахав крыльями. Хорошо, что ширина коридора позволяла ей лететь. Одуревшие от вина стражники вдохновенно пели: «Слава, слава, слава Са-тао-тр-ру!» Оркор широко расставив крылья, им дирижировал. Чайли промчалась мимо и за углом тяжело опустила лейку на пол, гулкий звук от удара прокатился по коридору.
Собачьи головы насторожились. Оркор опрокинул ногой бутылку и вскрикнул:
- Ой, вино проливаете!
Те бросились вылизывать лужицу, толкаясь и рыча один на другого. Тут и Оркор поспешил за друзьями.
Чайли стояла тяжело дыша. Ноша оказалась ей не по силам. Оркор увидев лейку, чуть не бросился целовать Чайли и Гроза. Но – время, время шло. Он легко подхватил драгоценную добычу и побежал по коридору. Даже летя, за ним Чайли не поспевала.
Вдруг по коридору громко загремели чьи-то шаги. Гроз, подняв голову, шепнул:
- Стража! Сворачивай налево.
Оркор резко свернул, а Чайли проскочила мимо. И только успела приземлиться, как из-за поворота вышли три собакоголовые солдата. Один из них, шедший впереди, с лохматой рыжей мордой, остановился. Чайли обмерла от страха.
- Ба, да это министр короля Сартафи! Вы, что здесь делаете, господин Филис?
- Я-я-я заблудилась... – промямлила птичка, - заблу-блудилась.
- Заблудилась!? – расхохотался рыжий.
- Господин начальник, смотрите, он же совершенно пьян! – подсказал другой.
- Вот это да! Он же непьющий... – заявил третий.
- Был бы непьющий, тверже бы на ногах стоял.
- И не заблудилась бы, - сострил начальник, - Вы, господин Филис, идите сейчас в эту сторону, - он рукой указал направление, - три раза повернете налево, потом два раза направо..., а уже там не заблудитесь.
- Спасибо, - сказала Чайли, немного оправившись от испуга, и, нарочно покачиваясь, поковыляла по коридору.
Стражники пошли своей дорогой, рассуждая о том, что из-за этого Верона совсем не стало порядка и, что с министрами творится, что-то непонятное...
Вскоре Оркор догнал Чайли. Теперь пришлось бежать еще быстрее. Новая смена, найдя пьяных стражников, заподозрит неладное, и похищение волшебной воды из сада может быть очень скоро обнаружено. Тогда не миновать погони. А коридоры стали узкие, даже Чайли не могла уже расправить крылья. Трудно пришлось бедной Чайли в этой гонке. У орла ноги длинные, а у филина – короткие. К тому же когти скользили по гладкому полу. Но вскоре, к ее радости, проходы стали расширяться, и она смогла, наконец, лететь. Вдруг послышались, будто со всех сторон, голоса собакоголовых. Страх придал Чайли новые силы, и она перегнала Оркора, и теперь переживала, как бы он не отстал. Лай, крики и грохот сапог становились все громче.
- Быстрее, Оркор, быстрее! – нервничала Чайли, обернулась, и остолбенела от ужаса, Оркора позади нее не было. Она остановилась в замешательстве, но тут сквозь шум погони услышала:
- Сюда, скорее, сюда! – она поняла, что пролетела нужный поворот и теперь, догнав Оркора, уже не лезла вперед.
Преследователи приближались. К счастью коридоры стали настолько широкими, что и Оркор мог лететь. А это давало им возможность не оставлять следов. Здесь в лабиринте собакоголовые успешно преследовали их благодаря своему нюху. А как только беглецы смогли оторваться от пола, солдаты на столько отстали, что их голоса стали затихать.
Выход уже не далеко, но стены снова сузились, а потолки снизились. Оркору, а потом и Чайли пришлось перейти на бег. Собаки вскоре опять напали на их след. Но впереди оставалась только лестница. И еще надо было выиграть время на то, чтобы сдвинулся ленивый камень и пропустил их. Подъем по ступенькам оказался самой трудной частью их пути. В конец уставшие, без возможности помочь себе крыльями, они медленно взбирались по этой крутой, невероятно длинной лестнице, а внизу уже рыча и лая бежали  стражники. Чайли изнемогала в толстом, неуклюжем теле Филиса. Только бы не упасть! Не скатиться в низ!
Вот и камень. Еще не добежав до верха, Оркор крикнул: «Оркор и Филис». Камень дрогнул, стал сдвигаться. Медленно, ох как медленно увеличивается щель, и как близко, совсем близко собакоголовые! Оркор ринулся на выход, а Чайли на мгновение ослепла от ворвавшегося дневного света и отшатнулась назад. Вдруг у нее за спиной кто-то рявкнул: «Именем Сатара закройся!». Камень стал возвращаться на место... В щель просунулся клюв Оркора, схватил Чайли за шкирку и вытащил наружу. Теперь только оставалось долететь до своих. А это совсем близко. Преследователи, конечно, вылезли тоже, но было уже поздно. Беглецов встречали вышедшие из укрытия Верон, Урата и Аннидель. Собаки, завидев волшебника, толкаясь и кусаясь, полезли назад.
Еще не опустившись на землю, Чайли жалобно закричала Верону:
- Скорее, скорее преврати меня в меня! – тяжело плюхнулась у его ног и плаксиво заговорила: - Я больше не хочу, не хочу, не хочу быть этим министром, толстым, неуклюжим, противным, некрасивым, глупым Филисом. Он трус, он дурак, он обжора...
Верон ласково погладил ее по голове, и Чайли превратилась в чайку.
Оркор опустившись на землю, с поклоном поставил к ногам Ураты драгоценный груз. Гроз раскручиваясь сполз со своего места, и из лейки вырвались яркие радуги. Урата так обрадовалась, что бросилась целовать огромного Оркора и холодного Гроза. А Аннидель заласкала свою Чайли так, что та от блаженства сразу уснула.
Гроз и Оркор с жаром рассказывали о своем приключении. Теперь, когда переживания и страхи были позади, можно было, наконец, расслабиться, немного прихвастнуть и приукрасить выходки Чайли, восхищаясь ее героическим характером.
- Как жаль, - сказал Верон, - что не могу я сейчас пожать ваши руки. Но обещаю это сделать, как только мы выйдем из владений Сатара. Я обещаю, что очень скоро вы снова станете людьми!
- Мы понимаем Вас, – согласился Оркор.
- И верим, – добавил Гроз, - Мы сделаем все, что от нас потребуется.
- А от вас сейчас требуется одно: взять пример с Чайли и хорошо выспаться. На рассвете двинемся в путь, – сказал Верон.

26. ПОБЕГ ИЗ САРТАФИ

Друзья отдыхали. Аннидель дремала, крепко прижав к себе Чайли, а Урата окунув пальцы в свою воду, о чем-то думала, чуть улыбаясь своим мыслям. Гроз и Оркор крепко спали, а Верон, сидя на камне у самого входа, следил за собакоголовыми солдатами Сатара, обдумывал план побега и растирал в порошок какую-то траву.
Рано утром, еще перед рассветом разбудил он пернатую часть своей команды и Гроза. Посоветовавшись вчетвером, они решили поступить так: для начала отделаться от собакоголовых и пустить по ложному следу, а самим, против логики, идти не самой короткой дорогой до границ Сартафи, по которой солдаты уверенно бросятся их искать, а самой длинной, в противоположном направлении. Всем было строго наказано держаться, как можно ближе к Верону. Не отставать и не отходить в сторону ни на шаг. Только у Чайли будет особое поручение – очень опасное, но необходимое. Оркор, знающий здесь каждый камень, будет показывать дорогу и предупреждать об опасностях, которыми Сатар, рано или поздно обнаружив беглецов, попытается их остановить. Обсудили еще много мелочей, чтобы быть готовыми ко всяким неожиданностям, ловушкам и хитростям врага... С первыми лучами солнца все были уже готовы к трудному походу.
Озорница Чайли первая выпорхнула из пещеры. Но тут же прогремели выстрелы, и Чайли в панике, без перьев в хвосте кинулась обратно.
- У собак – ружья! Что будем делать? – спросил Оркор, - Чайли выпускать нельзя...
- Можно, – спокойно ответил Верон, - Главное – Чайли почти не пострадала. Сейчас собаки разбегутся, и она сможет лететь. Ну как, Чайли, сможешь?
Аннидель заботливо смачивала волшебной водой голый хвостик чайки, и на нем тут же вырастали новые перышки.
- Я готова! – отозвалась Чайли, - Я – не Филис, я ничего не боюсь!
На шею ей Урата привязала мешочек с порошком, который ночью приготовил волшебник, а Верон весело ей подмигнул:
- Как только псы разбегутся, лети направо и делай так, как договорились!
И он спокойно вышел наружу... беззаботно потянулся... И тут снова грохнули выстрелы. Но не одна пуля не просвистела. Зато собакоголовые завопили на все голоса и в ужасе бросились в разные стороны, побросав свои разорванные ружья. Чайли вылетела из пещеры.
Она держалась низко над тропинкой ведущей на запад. Порошок из мешочка сыпался через маленькую дырочку, оставляя на земле пахучий след. А все остальные пошли на восток. Оркор медленно летел почти над самой головой Ураты. За ней шел Верон, а за Вероном – Аннидель. Гроз полз рядом с волшебником. Лейку, плотно замазанную глиной, несли по очереди.
Собакоголовые солдаты не скоро очухались от испуга. И не мало прошло времени пока они, обгорелые и ободранные, собрались вокруг своего начальника. Потом долго не отваживались приблизиться к пещере, и еще дольше не решались заглянуть в нее. Наконец поняли, что пещера пуста, и по верному расчету Верона, бросились по следу, оставленному Чайли.
А Чайли тем временем улетела уже очень далеко. Мешочек ее опустел совсем близко от границы гор. Ах, как досадно было возвращаться обратно в эти страшные горы, когда уже слышались веселые голоса далеких птичек. Но она резко взвилась высоко – высоко в небо и помчалась на восток.
Верон, Урата, Аннидель, Оркор и Гроз быстро и беспрепятственно продвигались по своему пути. Собакоголовые, задыхаясь, бежали по ложному следу... А Сатар со своими министрами, получив донесение об удачном преследовании беглецов, заранее радовался и ждал только известия о том, что Верона настигнут. И тогда, план его был прост, пока ненавистный волшебник тратит свою силу на защиту от разъяренных псов, он подстроит ему такие препятствия, что Верон совсем обессилит, преодолевая их, и Сатар явится перед врагом сам. Уничтожит Верона, жестоко расправится с изменниками, завладеет феей Уратой, а из девчонки сделает просто скульптурку для какого-нибудь фонтана. Чайли он вообще в расчет не брал, предполагая, что она простая, глупая птица.
Однако его стало тревожить то, что солдаты быстро идя по следу, никак не могут догнать беглецов. Неужели они могли так далеко уйти? Это очень странно. Хотя от Верона можно всего ожидать!
Солнце уже опустилось совсем низко, когда Сатар получил сообщение, ввергшее его в ярость и недоумение: след исчез, будто растворился в воздухе, у самой границы его владения. Собакоголовые носились, как сумасшедшие, обнюхивая каждый камень, но обнаружить след им не удалось.
А беглецы, тем временем, прошли большую часть своего пути ни разу не остановившись отдохнуть. Измученные и уставшие все же решили идти вперед, пока совсем не стемнеет. Чайли давно присоединилась к ним, но летела высоко над горами. Без высоты и скорости ей было трудно, а в небе она чувствовала себя в безопасности.
Сатар, однако, понял, что преследование закончилось неудачей не потому, что Верон со своей свитой сумел передвигаться в горах быстрее его собак, и не потому, что не доходя нескольких шагов до границы Сартафи, он улетел за пределы гор по воздуху, а потому что просто солдаты шли неверным следом. А Верон еще здесь! Здесь, в Его владениях! В его руках! Верон не предпринимает попытки расколдовать Гроза и Оркора, значит, еще не все потеряно. И он решил устроить новую погоню. А так, как в Сартафи не осталось ни одной мыслящей птицы (о, проклятый Верон!), то из других подвластных ему лесов и степей вызваны летучие слуги и пущены на поиски беглецов.
 И вот то, что Чайли летела Высоко над горами и издалека заметила огромную стаю птиц, помогло друзьям вовремя укрыться под скалой. Преследователи промчались мимо, и Чайли подала сигнал, что можно идти дальше. Но уже темнело, и пришлось искать надежное место для ночлега, потому что с темнотой на охоту вылетели совы и летучие мыши. Такое укрытие Оркору найти, конечно, было не трудно. С первыми лучами солнца друзья опять пустились в путь. Подкрепившись сном, едой и мыслью, что цель их уже не далека. Они шли быстрее и увереннее.
Зато Сатара уверенность покинула, он приходил в бешенство после каждого сообщения от ищеек, что Верон в горах не обнаружен. И только то, что Оркор и Гроз еще прибывает в своем зверином облике, оставляло ему надежду на битву с Вероном здесь, в Сартафи, а это давало Сатару большие преимущества. И он усилил поиски, превратив своих самых лучших министров в ястребов, и послав в горы. А хитрые министры не оставили без внимания маленькую белую птицу, кружащую в облаках, и тут же доложили о ней Сатару. Тот сразу сообразил, что эта птица из свиты Верона, и что не зря она летает над самой окраиной гор, а значит, беглецов надо искать в том районе.
Направив в ту сторону свору собакоголовых, он обернулся ястребом и помчался туда же сам. Если бы к этому времени уже не настал полдень и друзья не решили бы отдохнуть, то Чайли пришлось бы плохо. Но теперь она сидела со всеми вместе под навесом скалы и с аппетитом закусывала.
Оркор объяснял:
- За тем поворотом будет неширокая пропасть, через которую я быстро переправлю вас по одному. А от туда недалеко до пещеры лабиринтов. Дорогу в ней я знаю только один. Знал еще Филис, он то мне ее и показал когда-то, но теперь, бедняга не за что о ней не вспомнит. Сатар о ней тоже ничего не знает, это точно. Огибать гору или переваливать через нее и долго и опасно, а из пещеры мы выйдем в нескольких шагах от границы.
- Отлично! – сказал Верон, - Если уже все поели и отдохнули, не  будем терять времени.
- Вперед! – крикнула Чайли и выскочила из укрытия первая.
Она только метнулась ввысь, как сидевший на скале ястреб выстрелил в нее молнией. Чайли перевернулась в воздухе и, как мертвая упала вниз. Оркор только успел раскрыть свое огромное крыло и не дать ей разбиться о землю. Аннидель взяла Чайли на руки, та была без сознания, еле уловимо дышала, все ее перышки сильно обгорели, а на крыльях – почти до основания...
- Сам Сатар сюда пожаловал, – чуть дрожащим голосом сказал Верон и, с грустью глядя на Чайли, добавил: - Попробуй, Аннидель, попрыскай ее нашей водичкой. Может, еще не поздно? Чайли не должна умереть!
Аннидель, обиваясь слезами, сорвала с лейки глиняную крышку, стала черпать ладонью воду и смачивать ею бесчувственную птичку. Долго, очень долго не было ни каких изменений... Наконец сердечко забилось уверенней, перышки стали обновляться, Чайли открыла глаза. Но не то чтобы летать, подняться на лапках она не могла. Урата объяснила, что в таком маленьком объеме нет столько силы как в озере.
- Ничего, милая Чайли, я понесу тебя на руках, а доберемся до озера, - говорила Аннидель, - Верон нальет туда много – много воды, Урата сделает ее очень-очень волшебной, и ты будешь в ней долго-долго плавать и станешь красивой-красивой, сильной-сильной...
- Держитесь все поближе ко мне. – Скомандовал Верон, когда все снова стали готовы выйти из укрытия. – Ты, Оркор, не вырывайся в перед! Лететь тебе теперь нельзя.
И маленький отряд, плотно окружив волшебника, пустился в путь. Сатар устроил им «пышные проводы с фейерверком», он перелетал со скалы на скалу и метал молнии, боясь приблизиться, бесясь от злости, что страшное его оружие без толку прожигает камни. Но он упорно продолжал атаку в надежде, что защита Верона где-то ослабнет, и хоть одна молния попадет в цель. А кто окажется жертвой – безразлично. Он даже Урату не пожалеет.
Около часа шли друзья под огнем Сатара и так привыкли к нему, что уже почти не обращали на него внимания. Вот и пропасть, через которую Оркор обещал без труда перенести всех. А теперь – что же? Сатар, догадавшись, что они идут сюда, раздвинул ее вдвое, узенький, шаткий мостик, по которому едва может идти один из них, он оставил: а вдруг они так и сделают? Пойдут по одному. Сатар даже прекратил свой обстрел, со злорадством наблюдая замешательство врага. Повернут назад - искать другую переправу, или рискнут переходить по этому мостику? А может, Верон решит «строить» свой мост? Но в таком случае его сил не хватит на отражение молний...
- Этого надо было ожидать. – Сердился Оркор, - ... а пещера лабиринтов – прямо перед нами. Я вижу вход в нее...
- Хорошо. Значит, мы скоро будем в безопасности. – Спокойно сказал Верон, отвязывая свой красный с серебряной вышивкой пояс. И все тоже успокоились. Раз Верон серьезен и спокоен, то опасность существует, но выход есть. А что он будет делать с этим поясом?
Ну, конечно же – мост. Нормальный, добротный мост! А не такой, как этот – «Сатаровский подарочек»... Мост-пояс достаточно широкий и прочный уперся в противоположные края пропасти. И отрядик смело взошел на него. Сатар разозлился, у Верона всегда наготове какая-нибудь штучка - пояс, скатерть, может быть, и рубашка, сапоги... – все заряжено определенной энергией. Даже штаны, кто знает, в нужный момент вдруг возьмут и превратятся во что-то другое и выручат своего хозяина. Все у этого Верона предусмотрено. Много он умеет и знает, но и слюнтяй, слабак, связался с девчонками какими-то, птичками-букашками. Если бы захотел, всем миром давно уже правил бы! А он, дурак, садик посадил, курочек развел, коровку доит... Дурак старый! Сатар приходил в ярость от бессилия. Он в бешенстве метал молнии, даже не замечая, что они уже и на молнии не похожи, так себе, шипящие искорки, не способные деревянный мост поджечь. Потом опомнился: Верон со своей свитой вот-вот на другой стороне пропасти окажется, не остановишь сейчас, потом случай не представиться. А силы зря израсходованы. Хорошо, что еще подданные не видят, как он – всемогущий – со стариком справиться не может. В пропасть его низвергнуть! В пропасть!
И зашевелились камни, затрещали, поползли края пропасти, удаляясь друг от друга... Аннидель в ужасе вскрикнула, Урата испуганно обернулась к Верону, Оркор вцепился когтями в мост, чтобы успеть удержать его над пропастью, и расправил крылья. Но Верон, быстро оценив ситуацию, направил все свою силу на мост, он стал растягиваться. А защиты не стало, но она пока и не нужна. Ведь Сатар «израсходовал» все молнии.
- Смелее вперед!
И только они все достигли противоположного края, как мост рухнул вниз.
- Жаль пояс, - вздохнул волшебник, - я так старательно его вышивал...
И всем тоже стало жаль красивого пояса, и все тут же забыли про испуг. Зато Сатара трясло от злости. Какая неудача! А ведь он почти ликовал, предвкушая победу! Сколько силы осталось у врага, он не знал, но своих-то – он потерял много. К тому же, сдвигание камней  и метание молний – бесполезная и грубая игра. С Вероном надо действовать по другому.
Тропинка обогнула большой камень, и Урата, которая шла первая, вдруг увидела чуть в стороне маленького горного козленка. Козленок не мог приподняться на задние ножки. Ножки были сломаны, копытца – в крови. Он жалобно блеял, бился в испуге, увидев людей и страшную птицу...
- Ой! Воскликнула Урата и бросилась было к козленку, но Гроз, который полз рядом с ней, метнулся ей под ноги, и Урата, не сделав второго – шага споткнулась об него и упала.
- Это ловушка. – Сказал Верон, помогая ей подняться.
- А если он настоящий, и в правду, ранен? – взволнованно возразила Аннидель.
- Тогда пойдем к нему все вместе и посмотрим.
Но лишь сделали они шаг в сторону козленка, как тот ястребом взлетел на скалу.
- Спасибо, Гроз, ты спас меня! – с чувством вины и благодарности, еще не оправившись от испуга, произнесла Урата.
- Прошу Вас, впредь будьте осторожнее, - ответил тот, - это не последняя ловушка...
- А я думаю, что – последняя. – Прервал его Оркор, - Вот пещера лабиринтов.
Сатар увидел, что беглецы скрываются в пещере под скалой, и решил, что Верон хочет устроиться на отдых, восстановить силы. Пусть восстанавливает. Если успеет..., сейчас здесь будут собакоголовые и выкурят его оттуда, а я устрою ему веселую шутку!
Но никакой шутки устроить ему не удалось, не знал он о секрете этой пещеры, не захотели его верные и преданные слуги, даже Филис, поделится с любимым господином своим открытием, утаили находку, оставили себе. Ведь он отнял у них все. И – облик человеческий. Пещера им не нужна. Какая от нее польза? Но это был символ. Символ независимости. Сатар владеет страной Сартафи, распоряжается судьбами своих рабов-подданных, но об этой очень интересной пещере он не знает и в лабиринты душ рабов своих заглянуть не может.
Вскоре подошли собакоголовые с высунутыми языками, с ошалевшими глазами, измученные и обозленные. Сатар приказал им, не поднимая шума, неожиданно ворваться в пещеру и перегрызть глотки врагам. Но солдаты в нерешительности топтались на месте, подталкивая друг друга к входу в пещеру. Сатар полюбовался на действия этой трусливой толпы идиотов и послал им на помощь парочку слабеньких молний. У двоих подпалилась шкура, и они свалились замертво. Зато остальные отважно ринулись в пещеру. Сатар ждал, что оттуда сейчас же послышатся лай, крики, рычания, кое-кто из псов выскочит наружу..., но слишком долго было тихо, а потом виновато и растерянно стали выходить, наконец, собакоголовые. Никого там нет. Даже следов ничьих они там не учуяли. Проклятый Верон опять исчез! Сатар бросился в пещеру сам, приняв свой обычный облик. Он метался по маленькой пещере, в свете молний заглядывал за каждый камень, но не обнаружил ничего. Вдруг начальник собакоголовых, который последовал за господином, чтобы хоть как-то показать свое служебное рвение, крикнул:
- Ваше Величайшее Величество, этот камень недавно был сдвинут с места!
- Болван, где ты был раньше? – рявкнул Сатар.
- За-запаха следов нет, и темноте я не мог ничего увидеть. А сейчас В-вы посветили и я...
- Отодвинь камень!
Начальник свистнул, прибежали трое солдат, поднатужились... Сатар первым сунулся в образовавшуюся дыру. Солдаты полезли за ним. Освещая дорогу молниями, Сатар уверенно помчался вперед по тоннелю, но тут попал в тупик, вернулся назад, заметил поворот направо, свернул, прошел несколько шагов – опять поворот, еще – несколько шагов, - тупик... Начальник и кое-кто из солдат следовали за ним, остальные попали в другие тоннели, повороты, тупики... Началась беготня и паника. Сатар метал молнии и проклятия:
- Ищите след, негодяи безмозглые! След, след! Морды собачьи...
Но след они найти не могли, потому что предусмотрительный Верон и здесь посыпал дорожку порошком, но только другим – уничтожающим запах следов. Долго метались Сатар и его солдаты по лабиринту, но даже не смогли вернуться туда, откуда пришли. Теперь Сатару приходилось думать не о дальнейшем преследовании врага, а о собственном спасении. Вот это ловушка! Хитер Верон! Ненависть, досада, зависть и страх – все смешалось в одну бушующую силу, которая вырвалась из него, как смерч, и затрясла гору. С вершины покатились огромные камни, увлекая за собой новые. Гора рассыпалась на глазах у друзей, в удивлении остановившихся поодаль от нее.
- Скорее, скорее! Надо перебраться через реку! – перекрикивая оглушительный грохот, командовал Оркор.
Все бросились к реке, которая бурлила, как бешенная, от падающих в нее камней. Оркор посадил себе на спину Урату и Аннидель с Чайли на руках. И тяжело и опасно, но когда такое твориться,  не до удобств. Он опустил их на безопасном берегу и вернулся назад. Гора рушилась с такой страшной и стремительной силой, что Верону стало жутко. Лишь успел Оркор с Вероном и Грозом взлететь над рекой, как гора лопнула пополам. Вместе с камнями в воздух взлетели собакоголовые, вопли их смешались с грохотом и треском.

27. ПОБЕДА

Оркор пролетел свой путь под градом камней, немного пострадав от мелких, и, к счастью своему и пассажиров, избежал встречи с крупными. Наконец друзья были снова вместе. Шум постепенно стих, ветер стал рассеивать пыль, и над грудами камней заметалась тень большой перепуганной птицы.
- Привет, Сатар! – крикнул вдруг весело Верон и помахал ястребу рукой. – Как себя чувствуете, Ваше Величайшее Величество?!
Сатар услышал и заметал в их сторону молнии, которые не летели с треском и шумом, а тихо и беспомощно падали в воду, но уж тут то шипели так, будто шипением этим хотели кого-то здорово напугать. Тут и всем остальным весело стало.
Невесело было Сатару. Но не из-за того, что враги его радовались, а из-за того, что получил он только что еще один удар от Верона. Очень сильный удар, неожиданный. «Как же так? - Недоумевал Сатар, - Река – граница его владений. Середина реки – полоса, на которую наложены известные только ему заклятия, эту черту ни одна Сатаром сотворенная тварь безнаказанно пересечь не может. Как же так? Оркор должен был неминуемо превратиться в муху. Должен! И Гроз – в червя... А Верон и эти две девчонки должны утонуть. Должны! Но не превратился Оркор в муху, Гроз – в червя. Не утонули девчонки... Как же так?! Никто, никто не может разгадать и снять эти заклятия! Неужели Верон...? Не-е-е-т!
Но самое интересное, что в своем недоумении Сатар не был одинок. Если Оркор и Гроз уверились во всесилии Верона, а Аннидель и Урата не знали, где точно пролегает граница, то Верон в суматохе просто-напросто позабыл и о границе и об опасности. Из головы вылетело... Бывает такое. Тем более – в его годы... Но теперь, стоя на Земле поросшей травкой, чувствуя, как легко ему стало двигаться и дышать, видя яркое солнце на чистом небе, он понял, что границу Сатаровых владений они уже перешли, и вспомнил вдруг о том, что должно было произойти с Оркором и Грозом дерзнувшими на это, и стал недоумевать: «Как же так! Неужели пустое запугивание? Не-е-ет! На Сатара это не похоже... Как же так?!»
Пока они оба недоумевали, в мрачном небе Сартафи появилась стая птиц – слуги Сатара. Наконец то. Обнаружили беглецов! Где? Там, за рекой. А вот и сам Сатар! Сейчас начнется что-то интересное! Они рванулись в сторону одинокого ястреба.
А Сатар смирившись с мыслью, что заклятия над рекой уже нет, обрадовался другой мысли, что можно еще потрепать Верона, что не все еще потеряно. Пусть вне своих владений он теряет большие преимущества, но зато теперь с ним его верные подданные! Не трусы и не дураки, как эти собакоголовые. Вперед! И он, резко развернувшись, полетел к реке. Крылатый отряд важно ринулся за ним. Верон «включил» защиту. Друзья встали к нему поближе. Сатар одним махом перелетел на их берег и, приземлившись, на безопасном расстоянии от Верона, предстал «во всей красе» своего настоящего облика. Гордо приняв позу вождя, он приготовился командовать атакой.
- Какой он страшненький! Бедняга..., - вырвалось у Аннидель, но тут внимание всех захватило новое зрелище:
Желая доказать любовь к повелителю и нелюбовь к его врагу, преданные слуги обгоняя друг друга мчались к Сатару. Но вдруг на середине реки самые усердные из них исчезли, растворились в воздухе. Следующие за ними не успели ничего понять и исчезли тоже. А те, кто понял, в чем дело, не успели остановиться, и с ними стало то же, что с первыми. Кто-то попытался повернуть назад, но столкнулся с теми, кто этого еще не сделал, и в быструю реку попадало не мало верных и преданных... Паника, сумятица, и..., пятерым – шестерым не очень усердным, но непострадавшим оставалось только на своем берегу занять зрительские места и издали наблюдать за противниками, которые в напряженном молчании быстро сменяли суровую решимость на крайнюю растерянность и удивление. Замешательство затянулось слишком долго... Вдруг Верон взорвался громким хохотом. От неожиданности растерянность сменилось на легкий испуг, но потом все друзья разом прыснули веселым смехом. Зрители на том берегу никак не могли понять, что происходит... Верон еле успокоил своих спутников, но в наступившей тишине опять зазвенело жалобное жужжание мух, облепивших Сатара, и приступ смеха повторился.
Наконец Сатар, который еще больше был ошарашен случившимся, пришел в себя. И тут же – вышел... Он в мгновение превратился в ястреба и, сыпля ругательства и молнии, умчался в горы. Да, такого поражения и унижения ему не приходилось переживать! Хоть он и считал Верона серьезным противником, но недооценивал. А теперь, когда он убедился в том, что Верон оказался способным не только снять сильнейшее его заклятие. Но и с легкостью восстановить, ему стало страшно. Что еще можно ожидать от этого Верона? Нет, его надо уничтожить! Во что бы то не стало. И он это сделает! И отомстит подлым изменникам Оркору и Грозу, и превратит в гадких мокриц Урату и Аннидель... Дорого они заплатят за это веселье!
Итак, Сатар позорно убрался восвояси. Теперь бы отдохнуть! Плотно поесть, крепко уснуть..., но Верон скомандовал: «в путь»! Он знает, что надо делать. И они пошли подальше от страшных гор, вышли на открытое ровное место. Ласковый ветерок, густая мягкая травка, редко стоящие деревья. После страны голых камней и мрачных скал эта местность им показалась раем.
Вот теперь-то можно и отдохнуть. Вон, под тем большим, старым, развесистым деревом..., но Верон опять не спешит ставить шатер. Разложил на траве скатерть-самобранку, велел всем хорошо подкрепиться.
- Пока наш Сатар прибывает в сильном потрясении, пока не очухался и не подготовил нам новые пакости, - сказал он, проглотив первый кусок, - нам надо попытаться совершить очень большое чудо. Но я, - он был серьезен и грустен, - не уверен в своих силах... Сегодня вы насмотрелись много чудес, и даже устали от них. И я, признаться, устал. Но только не от последнего чуда. Оно – не мое. Я его не совершал. Как оно сотворилось, я и сам до сих пор не пойму. И Сатар тоже не понял.
Все вопрошающе смотрели на Верона, и он пояснил:
- Дело в том, что я ничего не сделал для того, чтобы с Оркором и Грозом не случилось такой же беды, как со слугами Сатара... И то, что все окончилось хорошо, - по истине настоящее чудо! А могло бы..., - он с досадой махнул рукой. – Все-таки стар я, склероз у меня и маразм, возомнил себя молодым и всемогущим... Нет, друзья мои, горшки разрисовывать, салфеточки вышивать у меня лучше получается.
- Неправда! – выкрикнула Аннидель, - Ты – самый лучший волшебник! Самый добрый волшебник! И я знаю, знаю, что это твое было чудо! И Оркора с Грозом ты обязательно, вот прямо сейчас, расколдуешь!
- Спасибо, Аннидель, что ты веришь в меня, – благодарно улыбнулся Верон.
- Да, но ты не веришь мне..., - горячо продолжала девочка, - Вот, послушай, что рассказывала мне когда-то моя няня, - и она выпалила почти на одном дыхании, - У каждого человека, даже самого одинокого, есть невидимые и неслышимые маленькие друзья. Они бывают хорошими и плохими, добрыми и злыми. Сделал человек доброе дело, у него добрячок появляется, сделал злое – злюка. Чем добрее человек, тем больше у него добрячков. Чем злее – тем больше злюк. Добрячки всегда на помощь придут в добром деле, в трудную минуту выход подскажут, чудо совершат. Только верить в них очень надо, они от этого сильнее становятся. А злюки злому помогают. Но они плохие друзья, они трусы и предатели. Они сразу разбегаются, если сильных добрячков много собралось. А у тебя, Верон, добрячков – целая армия! Злюки Сатара испугались, попрятались, границу охранять не стали, а добрячки твои открыли нам дорогу, вот мы и перелетели через колдовство, и ничего с нами не случилось... А когда через границу полетел Сатар, злюки-солдатики опять свои места заняли, колдовство восстановили, мол, мы ничего не знаем, хозяин...
- Очень мудрая у тебя была няня. Очень правильную сказку рассказала. Но ведь я то этой сказки не знал, в добрячков своих не верил...
- Это не важно, что ты не знал, что ты не верил. Мы с Чайли знали, мы поверили. Важно, что их у тебя так много, что все злюки разбежались. Значит это твое чудо!
«Нет, это твое чудо, волшебница ты маленькая!» - подумал Верон, а вслух сказал:
- Раз так, то давайте прямо сейчас Гроза и Оркора расколдуем. Все вместе расколдуем. Только для этого все наши добрячки потребуются: и твои, Аннидель, и твои, Урата, и ваши, Гроз и Оркор. И твои, Чайли, обязательно!
- Пр-р-равильно!!! – закричала Чайли (наконец то, пришла в себя), - У меня этих добрячков – столько! Мы в миг этих Сатариков уделаем, Гроза и Оркора в человеков превратим!
- У тебя, Чайли, хвастунчиков с избытком, – успокоила ее Аннидель.
А Верон уже в хорошем настроении, пошел готовить Оркора и Гроза к перевоплощению. Поблизости оказался подходящий камень, на него вполз уж, а орел встал рядом. Вид у них был торжественный, как на портрете. Ну, впрямь, - короли! Особенно – Оркор. Верон отошел на нужное расстояние, а Урате и Аннидель с Чайли велел встать рядом с ним. Потом сосредоточился, вытянул вперед руки...
- Приготовьтесь! – Скомандовал он и бросил беглый взгляд в сторону Сартафи. Там, и в без того мрачном небе, черными клубами разрастались тучи. «Почувствовал Сатар, занервничал» - Ну как, ваши добрячки готовы уделать Сатариков?
Готовы! – визгнула Чайли.
И началось: тучи, ветер, молнии, гром, дождь... «Будто с цепи сорвались Сатаровы злюки! – подумал Верон, - А добрячки наши – молодцы, бойко фронт удерживают! Ни одной тучки, дождинки, ветринки к ним не пропускают. «Да, над ними солнце светило спокойное, будто ничего вокруг не происходит... Все было также, как в тот раз, когда Верон у Сатара Урату отвоевывал, только бой был сейчас напористей, стремительней, зато быстрее окончился. «Вот, что значит – добрячки помогли! А, может быть, и тогда, с Уратой, они помогали? Но только Аннидель одна в них верила, а теперь нас много и добрячков еще больше стало. Ах, умница Аннидель! А я - старый глупец – в уныние впал...» - рассуждал Верон. А тем временем фигуры орла и ужа обволоклись густым туманчиком и исчезли. Туманчик растаял и две человеческие фигуры проявились, стоят, плечи расправляют, ощупывают себя, осматривают, счастливо и немного глупо улыбаются, не веря, как говорится, своим глазам.
Аннидель и Урата тоже улыбались: наконец Оркор и Гроз стали свободными! И людьми! И какими еще красавцами! И Верон вовсю сиял своей особенной улыбкой: Ладные парни. Ну, прямо я – в молодости! Чайли не могла улыбаться, но всем видом своим выказывала радость. Ох , сейчас покувыркалась, попрыгала бы! Но слаба еще...
- Эй, мужики! – И где она такого нахваталась? – А кто «спасибо» говорить будет?
«Мужики» опомнились, бросили мять друг друга и хлопать, и перенесли на Верона, Аннидель и Урату весь избыток своих чувств. Верон то кряхтел  в их объятиях, то горячо пожимал их большие крепкие руки, то кричал: «Осторожней! Осторожней!», когда они подкидывали в воздух визжащих от удовольствия Урату и Аннидель. А бедную Чайли совсем затискали, ее прижимали к груди, ласково трепали и даже целовали в острый клювик. Теперь Аннидель кричала: «Осторожней! Осторожней!». Славные ребята эти Оркор и Гроз! Стройные, высокие, крепкие. Оба одного роста, оба симпатичные, только Оркор чуть рыжеватый, чуть кудрявый, чуть курносый, с по-детски озорными ярко-зелеными глазами, а Гроз – синеглазый, как Аннидель, темные волосы волнами спадают на плечи, прямые черты лица с тенью мягкой печали и приятный, очень заразительный смех. Наконец угомонились и заметили, что солнце уже легло на горизонт. Пора ставить шатер и ложиться спать.

28. МАЛЕНЬКИЙ ПРАЗДНИК

- Спать..., спать..., а я не хочу спать! – раскапризничалась Чайли. – Так весело, так весело, что я даже проголодалась!
- Верно, – сказал Верон, разворачивая скатерть, - Мы все заслужили хороший ужин. А ну-ка, самобранушка, накройся!
Самобранушка накрылась таким ужином, какого сам хозяин не ожидал, каким она даже в дни своей молодости по большим праздникам не накрывалась.
- Ух-х, ты! – выразилась Чайли.
- Ого! – пробасил Оркор.
- Как здорово! – захлопала в ладоши Аннидель, - Как вкусно!
А Урата сказала: - Спасибо, Верон!
А Верон ответил: - А я сам не ожидал, что она такое выдаст.
- Надо же, какая живая! Разумная и самостоятельная. Бывает, рассердится за что-то..., бац! – миска с подгоревшей кашей и яблоко червивое. Нате - ешьте! С характером...
Аннидель по-хозяйски раскладывала по тарелкам горячее, Верон разливал по кружкам вино и, ухмыльнувшись довольно в усы, не упустил  случая похвастать, что вино он делал сам, что оно прямиком доставлено из его погребочка, вот, посмотрите, какое прохладное! А какова картошечка? Сам вырастил. Рыбка – из собственного пруда...
- Где рыбка? – закричала Чайли, - ф-ф-ф-у! Опять – жаренная, – огорченно захлопала глазками. Вдруг: шлеп! – на тарелке у нее бьет хвостом толстый карась. Хлоп, чмок – карася нет. Чайли вальяжно разлеглась у самой тарелки переваривать карася. Больше ей ничего не надо. А вы беседуйте, беседуйте...
И все беседовали, и очень бурно беседовали. Столько пережито опасностей, неожиданностей, страхов, волнений! Все это надо выплеснуть. А то не уснешь. И, как мальчишки, сумбурно и непоследовательно, приукрашивая, прихвастывая и каждый по своему, они пересказывали и без того невероятные события этих дней. Даже Верон втянулся в игру. И, можно сказать, что в приукрасе и в хвастовстве не уступал никому. Единственным достойным соперником ему могла бы быть только Чайли, если бы она не спала. А Гроз, такой серьезный и немногословный, описывал самые жуткие события с таким юмором, что от смеха сотрясался не только их легкий шатер, но и могучее дерево над ними. Что же... Им – можно! Они – победили. И разрядка необходима. Ведь впереди долгий путь, на котором Сатар будет возводить свои препятствия, ставить ловушки, творить новые подлости...

29. СКОРПИОН

Тихая ночь, ласковый рассвет, чистое небо над ними, и тяжелые тучи над Сартафи... Верон еще раз напомнил, чтобы все держались ближе друг к другу, не отходили в сторону, замечали любые странности и тут же предупреждали остальных. Но эти опасения не только в этот день, но и последующие дни их долгого пути казались излишними. Не стоит описывать это путешествие подробно, до того момента, как подошли они к пустыне, хоть и были свои трудности, опасности, приключения, как в любом другом далеком путешествии, но в этих передрягах вины Сатара не было. Постепенно друзья успокоились, перестали вздрагивать от каждого постороннего звука, с подозрением поглядывать на каждую тучку, на каждую птичку, с опаской любоваться красивыми цветами. Ночные дежурства проходили в тихих, задушевных беседах, потому что Аннидель, Чайли и Урата тоже решили дежурить на равнее с мужчинами. И так, можно сказать, что все шло хорошо и гладко: пройденная дорога становилась все длиннее, а предстоящая – короче. Только Верон не был так спокоен и безмятежен. Но он не выказывал своей тревоги, нарастающей с каждым днем. Сартафи уже давно, давно не было видно, но он понимал и чувствовал, что над ее горами сгущаются тучи, что вот-вот они вырвутся от туда, нагонят и зависнут над ними. Но когда и как это произойдет? Наверняка Сатар уже подготовил свой страшный удар, и только нужный момент выжидает.
И вот подошли они к пустыне. Пересекать ее им не надо. Пройдут какое-то расстояние по самому краю, а подом опять – зелеными просторами...
- Хорошо бы Мирану увидеть, - сказала Урата, - она рада была бы узнать, что мы все живы и здоровы, что воду добыли, что возвращаемся озеро оживлять... А то, когда мы с ней теперь встретимся?
Понятно, что пройти мимо Мираны нельзя, если уж она так близко..., и в то же время – далеко: как ее найти? Как позвать? Оркор – нелетучий, Чайли – больна, всем в пустыню идти – нелегкий путь, одному – опасно. Верн, конечно, выход знает, он сумеет вызвать Мирану, но помалкивает, размышляет, что-то взвешивая, всматривается в пустыню.
- Хорошо, - наконец сказал он, - рано утром до восхода я дойду до того холма, а с его вершины попытаюсь Мирану нашу покликать. Это не далеко, я быстро вернусь, думаю, с вами ничего не случится. Ты, Чайли, со мной пойдешь. У тебя – глаз острый, если что-нибудь заметишь, мне сообщишь. Оркор и Гроз, ко всему готовы будьте, а ты, Аннидель, если - что, нашими добрячками командуй.
И что это Верон так беспокоится?! Сатар уж давно решил с ними не связываться! У него других проблем хватает: вон, чего они во владениях его натворили!
Аннидель и Урата крепко спали в шатре, когда Верон с Чайли на плече ушел в пустыню. Оркор и Гроз проводили волшебника, разожгли костер (утро было довольно прохладное) и добросовестно принялись исполнять приказ Верона. Постояли у костра вокруг шатра прогулялись, снова вернулись... Все спокойно, тихо. Верон уже на холмик взобрался, что-то там делает. Аннидель и Урата спят. Ничего подозрительного, все спокойно, тихо... Вдруг – пронзительный крик Аннидель, легкий шатер заколыхался. Гроз, выхватив горящее поленце из костра, влетел в шатер. За ним – Оркор. Вспышка, как от молнии..., столб пламени и жуткий треск... Тонкая ткань шатра загорелась. Оркор схватил перепуганную Аннидель, Гроз – спящую Урату (странно, что она не проснулась), выскочили наружу. Пылающий шатер обвалился и очень быстро догорел. Урату положили на островок жесткой травы, попытались привести в чувства... Нет, ничего не получается. Аннидель вспомнила про воду, бросилась к тому месту, где минуту назад стаял шатер. К счастью лейка осталась невредимой. Она торопливо стала срывать глиняную пробку...
- Не надо, девочка, поздно, – услышала она голос Верона, - Урата умерла.
Аннидель не поверила, подтащила лейку к Урате. А над Уратой наклонились испуганная и  плачущая Мирана, склонив головы, стаяли Оркор, Гроз и Верон. Чайли теребила маленькую фею за рукав: проснись, проснись...
Как это случилось? Что это было? Или кто это был? Сатар? Но никаких признаков его присутствия ни раньше, ни теперь...
- Я не знаю, почему я проснулась, - еле сдерживая рыдания, рассказывала Аннидель, - но в тот же миг я увидела отползающего от Ураты  какого-то очень большого и страшного жука, или паука, или...
- Скорпиона, – помог ей Гроз.
- Он прыгнул на меня. Я испугалась, закричала, сбросила его, и тут подоспел Гроз с горящим поленом...
- Скорпион, действительно, был необычных размеров, черный-черный с ярко – желтым рисунком на спине. Рисунок я не разглядел. Скорпион, как-то странно, приподнялся на задних лапах. А я со всей силы ударил его поленом. Он громко треснул и вспыхнул ярким, как молния светом, а потом загорелся таким сильным пламенем, что поджег наш шатер...
Гроз замолчал. И все молчали. Мирана и Аннидель всхлипывали. Чайли нахохлившись, уставилась на Урату. А Верон внимательно разглядывал ранку от укуса скорпиона на шее феи. Потом он сказал:
- Нет сомнений, что это злодеяние Сатара. Надеюсь – последнее. Если ты его не убил, Гроз, то ранил очень тяжело. – Верон стал обследовать место пожара. Посредине бывшего шатра в твердой, как камень, земле была внушительная вмятина. – Таким ударом можно проломить череп быку, колдун же мог остаться жив. Но оружие твое было с огнем, к тому же – яркая вспышка, пламя..., я думаю, что Сатару – конец.
Все молчали. Да, эта новость была радостной. Сейчас бы «Ура!» кричать, шапки к небу бросать, но этого даже Чайли в Глову не пришло. Все смотрели на Урату и молчали. Нот больше маленькой, прекрасной, доброй феи, верного, отважного друга, не будет и волшебного озера…. Слишком высокая цена заплачена за смерть злодея, пусть это даже сам Сатар.
Урату похоронили здесь, на краю пустыни. Мирана оторвала кусочек своего шлейфа, возле могилки маленькое озерко разлилось, травка зазеленела, кустики из земли проросли. Яркие цветочки головками закачали...
Невесело, без хвастовства и преукраса рассказали друзья Миране свои приключения. На следующее утро она рассталась с ними и ушла в свою пустыню. А куда теперь идти им? Зачем нести с собой эту воду? Бесполезную, обычную водичку, только очень красивую. Ненужный груз... Похоронить ее рядом с Уратой... Гроз и Оркор пусть домой к себе возвращаются, Аннидель с Вероном пойдет, Чайли – с ними, пока не поправится, а потом к морю улетит... Или – нет, Оркор к матери вернется, будет хорошим сыном, жениться. Гроз с Аннидель пойдет, проводит принцессу до дворца ее королевства (ему, все равно идти некуда, а Аннидель одну отпускать опасно), Чайли у Верона погостит, выздоровеет – и к морю, потом, как события покажут... Тоже – нет! Не так. Нельзя на пол пути начатое дело бросать. Надо, хотя бы в память Ураты озеро восстановить. Пусть гора снова зазеленеет, птицы на ней поселятся, зверюшки в норки свои вернутся. И лес вокруг оживет. Вот тогда они простятся и разойдутся, кто – куда... А дороги им уж меньше половины осталось. В путь – так в путь!
Прошло много дней. Уныние постепенно рассеялось. Хотя того особенного радостного подъема еще не было, но настроение улучшилось. Чайли окрепла и понемногу стала летать,  Аннидель иногда пела, очень радуя друзей своим красивым голосом, но чаще приставала к Верону с вопросами: а почему люди бывают добрыми и злыми? А  вещи умеют думать, как Сер-Алман и скатерть-самобранка? А почему не каждый может быть волшебником? А как надо научиться летать? А почему...? А зачем...? А как? И Верон терпеливо ей отвечал, объяснял, открывал перед ней вход в таинственный мир волшебства. Оркор все чаще с теплотой и нежностью рассказывал о матери, с горечью вспоминал о глупой и нелепой своей жизни, мечтал о том, как вернется домой и каким он теперь будет... Только Гроз ничего не рассказывал о себе, он просто больше и остроумнее шутил. Не хочет рассказывать, не надо. Может быть, воспоминания для него очень тяжелы? Но любопытная Чайли не выдержала и как-то сказала:
- Ты Гроз шуточками не отделаешься. Скоро дорога наша кончится, а мы не знаем, кто ты такой. Давай, рассказывай!
Гроз посмотрел на добрые лица друзей, улыбнулся и начал свой рассказ.

30. ГРОЗ-ЭДЕЛЬ

Я помню большой и прекрасный дворец, роскошный цветущий сад под моим балконом... Я помню городские улицы широкие и прямые, веселых людей, машущих мне руками и кричащих: «Да здравствует Гроз-Эдель!», когда я прогуливался по городу, гордо восседая на маленькой смешной лошадке в окружении нарядных слуг. Я помню короля Байра-Эделя  - моего отца, строгого и величавого в присутствии придворных, и озорного и доброго, ползающего на четвереньках, когда мы с ним вдвоем играли в солдатиков. Я помню, как он носил меня на руках, как высоко, подбрасывая, меня в воздух, радовался моему восторженному смеху... Я помню королеву, мою мачеху, чопорную и холодную всегда и со всеми, и лишь с моим отцом была она ласкова и приветлива, а меня не любила. Не обижала, грубой не была, но не любила... Помню, как однажды ночью мой воспитатель Арид-Гур, завернув меня полусонного в одеяло, вынес из дворца, посадил в карету и увез в какую-то далекую, глухую деревню. Мне было тогда четыре года.
 Мы прожили с Арид-Гуром в этой деревеньке пятнадцать лет. Он был достаточно образованным человеком, и у него было много книг. Кроме простого письма и чтения он обучал меня разным наукам, хорошим манерам, правильной речи и даже танцам. Только я не понимал, зачем все это. А вот верховая езда, стрельба из ружья и владение мечом и шпагой мне нравились, и в этом я преуспел.
И вот, когда мне исполнилось девятнадцать лет, Арид-Гур повесил мне на шею медальон, очень красивый и дорогой. На медальоне была изображена молодая красавица с темными волосами и синими глазами.
- Кто это? – спросил я.
- Это твоя мать, Аури-Эдель.
Я смутно вспомнил мачеху.
- Нет, я помню другую женщину, она совсем не похожа на эту.
- Аури-Эдель была настоящей королевой, ее очень любили и придворные и народ, но она не долго нами правила, через год после твоего рождения Аури внезапно и тяжело заболела. Врачи не успели определить болезнь. Она умерла в течение трех дней. Смерть твоей матери осталась загадкой. Кое – кто не осторожно предположил, что ее отравили, и – он исчез. Остальные предпочли молчать. Король тяжело переживал потерю прекрасной Аури-Эдель, но по закону королевство не должно быть без королевы, и он женился на твоей мачехе. Через три года у новой королевы родился сын, твой брат. Но не он наследник, а – ты. И по этому королева-мачеха решила от тебя избавиться. Удобный случай не заставил себя долго ждать, нашу границу перешел враг и король уехал защищать свое королевство. Я ничего не знал о готовящемся злодеянии, я просто каждую ночь по несколько раз заходил в твою спальню, проверить не раскрылся ли ты, не плачешь ли (тебе часто снилось что-то страшное). Вот и в этот раз я вошел, поправил одеяльце и вдруг услышал тихие шаги за дверью. Я успел юркнуть за высокую спинку кровати, как дверь открылась, и в спальню вошел человек. Я его узнал. Это был слуга королевы, пользующийся ее особой благосклонностью. Он крадучись приблизился к тебе, снял пробку с маленького флакончика, который держал в руке... Я понял, что он в следующую секунду сделает, и схватил его за руку, он попытался сопротивляться, но я оказался сильнее. Теперь ему ничего не оставалось, как рассказать мне все: он должен был этим мгновенно действующим ядом отравить маленького принца. На улице в условленном месте его ждет карета, кучер увезет их подальше от города, и там он закопает мальчика. А в кроватку принца положат другого ребенка, тяжело и неизлечимо больного, с жуткой сыпью на лице. Ребенка этого нашли в какой-то деревне, украли и привезли во дворец. Утром к принцу Грозу-Эделю пригласят врачей, спасти принца они не смогут, но будут свидетели, что мальчик умер от страшной болезни. Лицо ребенка из-за красных пятен неузнаваемо, но никому и в голову не придет, что это не принц. Хитро придумано! Я велел этому подлому слуге завернуть тебя в одеяло, потом быстро побросал в сумку кое-какие вещи, и мы вместе вышли из дворца. По дороге я отобрал тебя у слуги, мало ли, что он может сделать. Низко надвинув на глаза шляпу, я подошел к карете, объяснил кучеру, куда ехать, слуга успел незаметно прицепиться сзади. Кучер был посвящен в это преступление, и я очень боялся, что ты вдруг заплачешь, но ты помалкивал, хоть и проснулся. Я сел в карету и мы поехали. Остановились у самого леса, пока кучер разворачивал лошадей на узкой лесной дороге, я с тобой скрылся за деревьями. Здесь и слуга подскочил к нам; «Дайте, господин, вашу шляпу и плащ, а то проклятый Бар лишние вопросы задавать будет». Отдал я ему шляпу и плащ, а заодно показал, что у меня пистолет имеется, чтобы что-нибудь не удумали они вместе с этим головорезом Баром. К утру, мы добрались до ближайшей деревни, там я купил лошадь, и через два дня мы были здесь.
- А мой отец жив?
- Не знаю. Я все эти годы отсюда не выходил. Первое время меня везде разыскивали, это я от нашего соседа слышал, он тогда здоров был и в столицу часто ездил, а теперь больше некому новости привозить.
- Почему же тебя искали?
- Думаю, мое исчезновение очень кстати пришлось. Королева меня обвинила в твоей болезни и смерти, и побег мой этому доказательство. Но теперь не обо мне речь. Ты уже взрослый, ты силен, ловок, прекрасно владеешь оружием и достаточно умен. Пора тебе, сынок, ехать в столицу и во всем разобраться самому.
- А ты, как же?
- А я здесь останусь. Станешь королем, про меня не забудешь, а не станешь, сюда вернешься. Я тебя, как сына, ждать буду.
Он дал мне немного денег и письмо, которое я должен передать старому верному его другу, служившему когда-то у короля – отца моего, военачальником. А может, он и до сих пор им служит. В письме кратко написано: мол, помоги моему родственнику на службу к королю устроится, Арид-Гур.
Я распрощался с ним и уехал. Как только прибыл в столицу, я по совету Арид-Гура пошел на базарную площадь, среди торговцев потолкался, поспрашивал, послушал и узнал: что отец мой Байр-Эдель жив, что он еще король и что очень любим народом, но сынок его Норгон-Эдель надменный и коварный, хочет поскорее трон занять. Вот тогда наплачемся, говорили люди. А королева? Королева – хитрая, как змея, полон дворец ее шпионов и убийц. Куда же король смотрит? Он очень ей верит. После смерти первого сына – Гроза-Эделя он всю свою любовь королеве отдал. А любовь – слепа! Я также узнал, что старый военачальник, друг Арид-Гура еще служит у короля. Но долго ли продержится? Королева с принцем против него сети плетет, он – самый большой ее враг... И откуда люди все это знают? И почему с такой охотой вступают в разговор со мной? Поняли хитрецы, что я не шпион? Да. Такой туповатый деревенский парень, и уж очень видный. А шпионы, они незаметными быть предпочитают, в лоб не о чем не спрашивают. Разговор издалека начинают...,  а поболтать уж больно хочется, высказать свою любовь к королю, ненависть к принцу и к королеве. Много я еще услышал разных подробностей и только после этого пошел разыскивать дом военачальника.
Получив  письмо, он очень обрадовался, что Арид-Гур жив и в безопасности, стал меня обо всем расспрашивать, а я рассказывал так, как велел мне мой воспитатель, а именно: в странной болезни принца он не виноват, но по известной причине ему пришлось скрыться. Я же дальний его родственник, сирота. Арид-Гур заменил мне отца, он обучил меня всему необходимому для службы во дворце... Я неплохо владею оружием, хорошо умею ездить на лошади. Возьмите меня в королевские солдаты!
Проверив мои способности, старик остался доволен и уже больше нисколько не сомневался в том, что я, действительно, обучен и послан сюда Арид-Гуром. На следующее утро я был представлен королю, как дальний родственник самого военачальника и предложен для службы в личную охрану его величества. Король, как-то сразу, выказал мне особую свою милость, предпочитал всегда держать меня возле себя. Даже по вечерам, когда он обычно в одиночестве любил сидеть в своем кабинете, меня не отпускал, сажал в кресло напротив себя, и мы вели с ним долгие беседы. Король стал со мной очень откровенен и как-то признался, что я напоминаю ему королеву Аури-Эдель и, что чем-то похож на его покойного сына Гроза-Эделя, которому теперь бы исполнилось ровно столько лет, сколько и мне. Но этой своей любовью ко мне он навлек на меня ненависть королевы и принца.
Я знал, что надо мной нависла опасность, что убийцы только ждут случая, чтоб меня убить. Я стал осторожен и внимателен, прислушивался к каждому звуку, к каждому разговору. И благодаря этому мне удалось узнать, что королю грозит более реальная беда: принц Норгон-Эдель не собирается ждать, когда король добровольно отдаст ему корону, он станет королем на много раньше, может быть даже на этой неделе, после большой королевской охоты...
Охота – любимое развлечение короля. Он уже с вечера был в приподнятом настроении, а утром, по дороге в свои охотничьи владения он непрестанно рассказывал смешные истории про охотников и сам смеялся громче всех. На эту охоту выехал весь двор: нарядные кавалеры и даже дамы, потому что королева тоже решила участвовать в забаве. Я и не думал, что их так много. В лесу мы разделились на небольшие группы. Мы с королем ехали впереди своего отрядика, в котором были: королева с дамами, старший егерь, преданный королю военачальник и кое-кто из слуг. Король торопил своего коня, а королева, наоборот, придерживала своего и никого из слуг не пускала догонять нас. Только старый военачальник ее не послушал и был рядом с нами, когда среди деревьев король увидел красавца оленя. Олень вел себя  как-то странно, он явно, завидев нас, не спешил убегать. А когда мы были совсем близко, и король приготовился выстрелить, разочарованный легкой победой, он вдруг прыгнул в сторону и помчался в глубь леса. Мы – за ним. Наш старик вскоре отстал, а в планы королевы не входило догонять короля. Мы остались вдвоем. Я чувствовал, что это западня, но доказывать что-то кролю было не время. На большой поляне, как стеной, окруженной кустарником, олень резко остановился. Король выстрелил, но не попал. Мигом позже раздался другой выстрел, но не по оленю, а по нам. И тот, стрелявший, не промахнулся. Короля тяжело ранило и он упал с коня. Теперь стали стрелять по мне, но я успел спрыгнуть с коня, залечь за камень и открыть встречный огонь. Их было трое. Кто они? На лицах - черные маски. Одну  - я зацепил, другую подоспевший военачальник подстрелил тоже, но третья маска убила военачальника и скрылась в лесу. Я бросился к королю, он истекал кровью, но был в сознании. Я стал перевязывать его своим шарфом, а он отстранил меня жестом и сказал:
- Не надо, я умираю. Но я хочу перед смертью узнать правду: кто ты?
Я снял с себя медальон и вложил его в руку короля.
- Я так и знал, сынок... Мой дорогой Гроз-Эдель...
Меня душили слезы, я только лепетал: «Отец, отец...», и больше ничего не успел сказать. Меня схватили, оттащили от короля, связали. Я оглянулся вокруг, на поляне собрались все придворные разом, будто были они одинаково недалеко, и только ждали развязки, чтобы выскочить из укрытий. Королева фальшиво завопила: «Убили, короля убили!», а сама пыталась разжать руку умирающего, чтобы взглянуть на вещь, которую я ему дал. Принц Норгон подошел ко мне, сверкнул полным ненависти взглядом и процедил сквозь зубы: «В тюрьму убийцу, завтра же казнить самой страшной казнью!»... На груди у него, зацепившись за пуговицу, висела маска. Слуги схватили меня под руки и повели. Вдруг я услышал:
- ... сын, Гроз-Эдель, я говорю вам – это же...
Вопли королевы заглушили слова короля...
И вот мой длинный рассказ подходит к концу. Меня привезли в город, бросили в тюрьму, а утром повели на казнь. Но странно, место казней здесь рядом, а меня посадили в карету и повезли. Куда? Сначала я думал, что мне уготовили особую расправу, на особом месте, но потом понял, что везут меня слишком далеко, что есть шанс спастись. Я осторожно приподнял занавеску и взглянул в окно, карета неслась с такой скоростью, что невозможно было разглядеть ни одного предмета. Все слилось, все смешалось. Потом стемнело..., карета остановилась. Я вышел. Прямо передо мной была открыта какая-то дверь. Неведомая сила втолкнула меня внутрь. Дверь захлопнулась... А дальше все было так, как рассказывал вам Оркор.
Все молчали потрясенные этим рассказом. Каждый думал о том, что зло не должно оставаться безнаказанным, и чувствовал, что не может быть равнодушным к беде принца Гроза-Эделя, к беде их друга Гроза, к несчастью его народа. Но как и чем они могут помочь? Поэтому сейчас никто не проронил ни слова, но всю дорогу они никак не могли отвязаться от мыслей о судьбе этого далекого королевства.

31. КОНЕЦ САТАРА

Между тем путешествие их близилось к концу. Друзья уже подошли к лесу, а Чайли слетев на разведку, сообщила, что заветная гора – как раз на этом краю, и что, если они будут побыстрее перебирать ногами, то через три дня взойдут на гору.
Эти последние три дня путешествия, не смотря на однообразие и полумрак густого леса, не оказались слишком скупыми на впечатления. В первый же день друзей здорово напугал огромный тигр, как-то несмело преследовавший их на некотором расстоянии. Его увидела Аннидель и громко вскрикнула. Тигр трусливо шарахнулся в сторону, какие-то тени, шедшие за ним, тоже попрятались в кусты. Наши друзья, немного опешив, приготовились к схватке с диким зверем, но странный тигр не торопился нападать Оркор и Гроз, наконец-то догадались, в чем дело, и Гроз крикнул:
- Эй, не бойтесь, выходите! Давайте поговорим!
А Оркор объяснил друзьям:
- Это, наверное, беглецы из Сатарова царства...
Кусты зашевелились, и не тропу вышел тигр с черной короной на голове, за тем вылезли два волка: один – с такой же короной, другой – с пятнышками на боку..., потом – шакал и гиена. Господа короли и министры пожаловали!
- Зачем вы следите за нами? Чего хотите?
Тигр помялся, сделал несколько осторожных шагов навстречу и сказал плаксивым, мяукающим голосом:
- О, великий из великих, непобедимый и могущественный волшебник Верон, не гневайтесь на нас, смилуйтесь..., мы будем вашими верными рабами, преданными слугами, только превратите нас снова в людей.
Верон взглянул на них с жалостью и пониманием и ответил:
- Вернуть вам человеческий облик – для меня не составит труда, но сделать вас людьми я не могу. Это превращение вы совершите сами, иначе – рано или поздно вы попадете к другому Сатару, и он опять натянет на вас звериные шкуры. А теперь идемте с нами, если вы не передумали.
Они не передумали. Они пошли. По дороге тигр рассказал о том, что за это время произошло во Владениях Сатара:
- Когда Сатар проиграл битву с Вероном, упустил беглецов, потерял всех своих собакоголовых и многих министров, он пришел в такое бешенство, что мы думали – колдун рехнулся. Он без конца устаивал казни и наказания. За малейшие провинности рубились головы, хвосты и лапы. Над наземными его владениями зависли такие черные и тяжелые тучи, что казалось, они вот-вот нас раздавят. И все погрузилось в сплошной мрак. Сатар заливал свою ярость вином, но пьяный становился еще страшнее, тогда в тучах проскакивали молнии, и хлестал дождь. В потоках воды тонули более мелкие твари. Мы думали этот кошмар никогда не кончиться. Но однажды Сатар исчез. Мы поняли, что он, наконец, решил действовать, и ждали в страхе его возвращения, и надеялись, что он не вернется. Неподвижные плотные тучи все также давили на нас, но молнии не сверкали, и дождя не было. Наше напряженное ожидание казалось бесконечным. Но вот огромная, невероятная молния непрерывным зигзагом прошлась по всему нашему низкому небу и ударила в землю, страшный грохот раскатился по владениям Сатара. Земля вокруг затряслась, вспыхнули пожары, мы выли от ужаса и от боли в ушах... Гром стих как-то внезапно, земля прекратила трястись, ветер с неимоверной быстротой уносил тучи, небо расчистилось и засеяло над нами чистой голубизной. Такого неба и солнца мы не видели с тех пор, как стали служить Сатару. Значит, он опять проиграл, но теперь окончательно, и уже никогда не вернется. Все очень быстро оправились от потрясений, и начались грабежи, разделы владений, борьба за власть. Но кое-кто решил вырваться на свободу. Препятствий, к этому уже не стало. Но не все рискнули идти искать вас, потому что думают, что Верон еще страшнее Сатара.
- А вы, что же думали иначе?
- Нет! – сказал женским голосом волк, у которого была на голове корона (оказывается, у Сатара были королевы!) – Нет, мы так не думали, но мы решили: или снова стать людьми, или погибнуть.
- Я верю, - сказал Верон, что вы сумеете стать людьми не только внешне.
На другой день, и на третий к ним присоединились еще группки бывших слуг Сатара, и также со страхом и надеждой молили Верона о спасении. Итак, к горе подошел уже не маленький отряд: четыре человека, одна белая чайка, три крупные хищные птицы и пятнадцать зверей, от тигра до крысы.

32. ОЗЕРО УРАТЫ

Как много времени с тех пор, когда Аннидель, Урата и Чайли отважились на трудное и долгое путешествие в неизвестность с очень маленькой надеждой на успех. Очень печальный вид тогда имела эта гора. А теперь? Теперь – еще хуже. Если тогда деревья шевелили пожелтевшими листьями, а кусты подавали признаки жизни, то теперь деревья и кусты стали совсем голыми, большие сучья, обломанные ветром, валялись по всюду и затрудняли подъем в гору. А дно бывшего озера напоминало свалку из сухих веток и листьев. Прежде всего, его надо было очистить. Этой работы для четырех пар человеческих рук – на целый день, а то и на два. Но такой отряд четвероногих и даже крылатых работников навел порядок не только на дне, но и на всей горе в течение часа. Теперь очередь Верона. Все застыли, в ожидании уставились на него. А он не торопясь, выбирал удобное место, прогуливался по крутому берегу взад и вперед, потирал ладони, разминал руки, расправлял плечи... Потом вдруг резко остановился, быстро поднял руки к небу и в напряжении замер. Всем показалось, что прошло уже очень много времени, но ничего не изменилось, лишь легкий ветерок незаметно крепчал, а небо постепенно затягивалось слабой дымкой. Дымка сгущалась и превращалась в тучу, ветер усилился и пошел гулять по кругу, лепя из этой рыхлой, расплывшейся в пол неба массы, плотный, тяжелый комок, который неподвижно и низко повис над самым центром бывшего и будущего озера. Верон медленно опустил руки и из тучи закапали крупные капли дождя, гулко застучали о пересохшее дно. Капли, струи..., а потом целый поток обрушился вниз. Уровень воды стал быстро расти, а тучка светлеть и таять. Вскоре она совсем исчезла, дождь прекратился, вода в озере стала спокойной, но зрители еще долго сидели раскрыв от удивления рты. «Сидите, сидите...» - подумал Верон, а сам лег на землю, закрыл глаза. Он очень устал. «Да, тяжело мне стали даваться такие фокусы...»
К нему тихонько подошла Аннидель, опустилась рядом на колени и мягко взяла его за руку.
- Что с тобой? – взволнованно прошептала она.
Он широко улыбнулся:
- Все в порядке, внучка. Я немного отдохну и встану, а ты пока вылей воду из лейки  в озеро.
- Но вода в озере очень мутная. Надо подождать, когда она просветлеет.
- Не надо, - сказал Верон, - на это уйдет несколько дней.
Аннидель взяла лейку, откупорила глиняную пробку, спустилась к самому озеру и радужной тонкой струйкой стала выливать драгоценную водичку в мутную воду. Чайли села ей на плечо, Оркор и Гроз тожественно стояли рядом, а Верон и все остальные наблюдали за ними сверху. Правда, эти «звери» и «птицы» не знали, что здесь происходит, и зачем все это делается, но понимали важность происходящего и тоже  торжественно молчали.
Волшебная вода, чуть-чуть поиграв своими радугами, растворилась в мутном озере. Вот и все.
- Смотрите-ка! – закричала Чайли – Какая прозрачная здесь стала вода! Вот, здорово! Я ее сейчас по всему озеру размешаю! – И не успела Аннидель возразить, как она бултыхнулась в воду.
Чего только эта озорная птица не вытворяла! Она ныряла и выныривала, взлетала над водой и ныряла снова, плавала кругами, кувыркалась и брызгалась, поднимая маленькую бурю. Глядя на ее безудержный восторг, нельзя было более сохранять строгую торжественность, и над озером зазвучал многоголосый веселый смех. А между тем вода становилась прозрачнее и прозрачнее, и уже стал виден каждый камешек на дне озерка, а маленькая буря, поднимаемая маленькой птичкой, вдруг стала сильнее, и все увидели, что в воде плещется  и дурачится большая птица. Аннидель закричала, замахала руками. Чайли, наконец, заметив эти сигналы, успокоилась, чуть обиженная вышла на берег, и только на берегу поняла, что с ней произошли изменения.
- Я выросла? – удивленно спросила она.
- Еще как! – сказала Аннидель, - ты такая огромная, что я не знаю, кто ты.
Чайли взмахнула крыльями, чуть не сбив с ног девочку, и низко полетела над водой, внимательно разглядывая себя. Завороженные зрители молчали. Аннидель была даже немного перепугана, а Верон хитро улыбался и о чем-то думал, поглядывая на действия Чайли.
- Аннидель, Аннидель! Смотри, я же альбатрос! Гроз, Оркор, вы видите? Я – альбатрос! Верон, скажи им, что я теперь – альбатрос. – Она села на камень возле толпы «зверей» и стала в радостном волнении объяснять им, - Нет, вы представляете? Я так мечтала об этом,  но Урата умерла... Я не знала, я не думала, но я стала альбатросом! Ур-ра! – как неожиданно она села на камень, также неожиданно взлетела с него и взмыла в небо, крича с высоты, - Спасибо, Урата! Да здравствует наше волшебное озеро!
- А можно нам попробовать? – осторожно спросил тигр, обращаясь к Аннидель.
Девочка в растерянности взглянула на Верона, а тот сделал вид, что внимательно наблюдает за Чайли, и не слышит вопроса, и не замечает взгляда девочки.
- Попробуйте, – неуверенно сказала она и покосилась на Гроза с Оркором. Гроз одобрительно кивнул, Оркор пожал плечами.
Тигр, не дожидаясь другой команды, прямо сверху прыгнул в воду. От падения такого могучего тела поднялась целая волна и фонтанами радужных брызг, с головы до ног, окатило стоящих на берегу. Пока одни вытирали лица, а другие отряхивали шкуры и перья, с тигром произошло превращение... На берег пытался выбраться человек. Но берег – слишком крут, а ему привыкшему к звериному телу, трудно было управлять человеческим. Оркор и Гроз схватили его за руки и вытащили из воды. Это был здоровенный, уже не очень молодой мужчина, он сиял от радости, и готов был, как Чайли, закричать: Смотрите, я – человек! Но Чайли закричала в место него: Смотрите, он – он человек!
- Наше озеро ожило? Оно снова стало волшебным? Или это твои чудеса, Верон? – Спросила Аннидель, подбежав к волшебнику.
- Это наше общее чудо. Мы все поровну участвуем в нем. Не будь сейчас кого-либо одного из нас, хотя бы – Чайли, и чудо не свершилось бы. Но озеро выбрало тебя хозяйкой, и ты здесь главная.
- Откуда ты это знаешь?
- Знаю, внучка, знаю. И вот они все тоже это знают. Взгляни-ка, с какой надеждой смотрят на тебя и ждут твоей помощи.
До самых последних лучей солнца продолжалось волшебное купание «королей», «министров» и одной (все же - одной) «королевы», которая из волчицы превратилась в красивую черноглазую девушку. А потом всю ночь горел большой костер у подножья горы, и звучали возбужденные голоса, и блестели слезы радости. Каждый хотел поделиться своими мыслями, своими мечтами, надеждами, сожалел об ошибках, раскаивался в плохих поступках. Искал поддержки и совета и находил. Какая замечательная была ночь!
Какая чудесная, добрая ночь! А завтра все заторопятся кто куда, разойдутся в разные стороны... Чайли только о море говорит, новые свои крылья испытать не терпится. Верон о хозяйстве своем переживает; как мол, там коровка моя, курочки? Он их на семью каких-то гномов, оказывается, оставил, а для них курица, как лошадь для нас, а корова – как дом. Подои-ка такую! А Оркор в Вилину влюбился. Она, действительно, хороша, эта бывшая королева-волчица.  И ей наш Оркор понравился, черных глаз своих с него не сводит. Всю ночь они оба о чем-то шепчутся. Гроз печален, молчит, в костер смотрит. Сам он еще здесь, а мысли – там, в далеком его королевстве. Только Аннидель здесь остается. Она, конечно, с Вероном бы пошла, очень у него хорошо. Или с Грозом, ему сейчас верный друг нужен, а Аннидель может хорошей помощницей оказаться. А можно в свое королевство вернуться. Заявиться во дворец, к королю и королеве, сказать: здравствуйте, мама, папа, я ваша дочь – принцесса Аннидель! Интересно, поверили бы они, обрадовались бы? Но Аннидель никуда не пойдет. Озеро оставлять одно нельзя, оно ее признало своей хозяйкой, и без нее оно погибнет.
Аннидель уснула на рассвете, а проснулась, когда солнце уже стояло высоко над озером. Проснулась и долго понять не могла, откуда столько в лесу шума, стука, треска, голосов...
Что это? Она вскочила, вокруг – никого, костер погашен. Что же могло случиться? Она побежала в ту сторону, откуда доносились эти звуки, и остановилась в изумлении: люди работали топорами и пилами, валили деревья, выкорчевывали кусты и пни, ровные стволы обрабатывали, делали из них бревна... Уже была расчищена довольно большая площадка, и все-все были заняты делом. Даже Чайли суетилась, оттаскивала сучья и ветки в одну большую кучу. Всеми работами бойко руководил Гроз. Только Верон сидел в сторонке на бревнышке что-то чертил палочкой на земле и время от времени весело поглядывал на работающих. Аннидель подбежала к нему:
- Верон, Верон! Что здесь происходит?
- А, внученька! – волшебник радостно приветствовал ее, - как тебе нравятся эти бывшие короли и министры? Они решили, прежде чем разойтись в разные стороны, выстроить здесь дома и вернуться сюда со своими семьями. А вот на этом месте, - и он показал на расчищенную площадку у подножья горы и на берегу весело журчащего ручья (ручеек жил!), - будет выстроен вот такой дворец – Аннидель увидела, что, оказывается, и Верон был занят важным делом: он нарисовал на земле проект очень красивого здания. – В этом дворце будешь жить ты.

33. ГОРОД ФЕИ УРАТЫ

В том маленьком приморском королевстве, когда-то родилась и росла, скрыта от людских глаз принцесса Аннидель, жизнь текла спокойно и размеренно. Во дворце рос будущий король и отец с матерью в нем души не чаяли. Здоровый, красивый ребенок, с живым умом и веселым характером радовал родителей и придворных, и о том, что когда-то у короля и королевы была дочь, все кто о ней знал, давно позабыли. Необъяснимое появление младенца в спальне королевы и исчезновение Аннидель было объяснено местными мудрецами, как воля Бога, его дар. Королевство жило своими маленькими заботами, радостями и бедами, никто и ничто не тревожило его извне. И вот однажды в столицу вместе с обычным товаром купцы завезли интересную новость, которая дошла до ушей придворных и стала излюбленной темой для бесед, потому что все остальные разговоры давно надоели.
- Как ты думаешь, - спрашивала королева короля за завтраком, - правда ли то, что на ничейной земле, в глубине дремучего леса ни с того ни с сего вырос какой-то город? Говорят – он небольшой, но очень красивый, что стоит он у подножья горы, а внутри горы озеро...
- Как ты считаешь, - заводила она разговор за обедом, - правда ли, что озеро это волшебное? Говорят, что его вода исцеляет от любой болезни! А жители города – все до одного волшебники...
- Как по твоему, - приставала королева к королю за ужином, - очень ли далеко от нас этот город? Говорят, что название у него какое-то странное – город Ураты, и озеро называется также, и гора...
- Все это сказки, дорогая королева! – каждый раз отвечал ей король,  - Не забивай себе голову ерундой, у нас есть более важные государственные вопросы.
- А ты знаешь, - не унималась королева на другой день, - как звать главную волшебницу, правительницу города и хранительницу озера? Я – как услышала, то так удивилась, что – у меня закружилась голова...
- Как?
- Аннидель!!!
- Все это сказки, дорогая королева, не забивай себе голову ерундой. У нас есть более важные...
Но королева все настойчивее возвращалась к разговорам об этом странном озере: «Говорят, один калека из нашего города побывал там, он вернулся здоровым и красивым... Говорят, что через лес к нашему королевству дорогу проложили... Говорят...» Королю уже стали надоедать эти разговоры, но когда королева применила хитрость и стала жаловаться на свое здоровье, и намекать, что ей никто не поможет, и что попробовать искупаться в чудесном озере ей просто необходимо, он понял, что пока королева не увидит все своими глазами, ему покоя не будет. Король согласился на путешествие в город Ураты. После этого заявления королева сразу выздоровела и стала собираться в дорогу.
Не верящий не во что король был удивлен, когда они со своей свитой въехали в лес по широкой гладкой дороге, и когда увидел, что на дороге этой полно людей, едущих на лошадях, осликах, в повозках, идущих пешком. Он заговаривал с путешественниками и удивлялся еще больше. Но когда они добрались до места, а на это потребовался ни одни день, и наконец взошли на гору, и перед ними открылся великолепный вид озера, дворца на берегу живописной речки и похожего на яркий цветник городка, он воскликнул: «Все это сказка!» Но только теперь в эту сказку он поверил.
Их встретила красивая девушка лет семнадцати, в дорогом, но строгом без лишних украшений наряде. Она сначала была очень растеряна, очевидно, не ожидала увидеть столь знатных гостей, но когда прошла растерянность, девушку охватила неподдельная радость. Она сияла улыбкой, суетилась, что-то запинаясь, объясняла, извинялась, брала на руки маленького принца, целовала его, смахивала с густых своих ресниц слезы. «Удивительная девушка! - Думали король и королева, - Кто она? Фея, волшебница, или служанка?» Ни почестей, ни необходимых церемоний..., но девушка была так мила и по-детски искренняя, что даже королева, считавшая нарушение установленных этикетов, грубостью и оскорблением, не обиделась, а лишь с нетерпением поглядывала в сторону дворца, куда их, кстати, и вела эта хорошенькая служанка. Ну,  наконец-то! По аллее им на встречу идет группа знатных вельмож и дам. Впереди – высокий, светловолосый, молодой господин, в великолепном наряде, и с гордой осанкой. Наверное – правитель города. А рядом черноволосая статная красавица. Без сомнения – их главная волшебница. Теперь то уж были проведены все положенные церемонии: во время приветствий и поклонов вдруг выяснилось, что милая девушка в неброском платье – Аннидель, что это она здесь самая главная, а красавица с черными локонами – лишь ее помощница и жена молодого вельможи. Ее имя Вилина, а его – Оркор. Он – действительно, - важная персона, и управляет делами этого города.
Гостей повели во дворец, необычный дворец, деревянный, но такой красивый, такой уютный... Одним словом – сказочный! Из его больших светлых окон, как на ладони был виден город. Такой же – сказочный! Прямые чистые улицы, и везде – цветы, цветы, цветы...
Гостям предоставили комнаты для отдыха. Это, конечно, не были большие роскошные покои, как в обычных дворцах, но было здесь на много уютнее и приятнее. Король и королева были очень довольны. После того, как они искупались в озере и почувствовали себя лет на десять моложе, они просто пришли в полный восторг. Вместе с бодростью и силой влились в их души давно утраченные любовь и доброта. Они не были плохими людьми, но власть и богатство их постепенно портили, они черствели и теряли свои лучшие качества, человеческие качества, заменяя их качествами королевскими. Но теперь, после купания произошло чудо – они увидели мир другими глазами. И другими глазами увидел король девушку – волшебницу, и имя ее – Аннидель – вдруг зазвучало в его сердце и больно и сладко.
- Тебе не кажется, дорогая, - шепнул король королеве во время торжественного ужина, устроенного хозяйкой в честь знатных гостей, - что эту прекрасную девушку мы когда-то знали?
- Да, – вздохнула королева, - Моя бедная, несчастная дочь. Я помню ее глаза. Они были точно такие, как у этой волшебницы, большие, красивые, темно синие...
- И звали нашу дочь также – Аннидель. Послушай. А вдруг...?
- Нет, нет! Наша девочка, ведь была слепая, и она еле ходила на своих уродливых ножках..., и она... – Королева начала всхлипывать, и утирать глаза платочком.
Все заметили это, забеспокоились. Взволнованная Аннидель вскочила с места, подбежала к королеве. Но король остановил ее, мягко взяв за руку и глядя прямо в глаза, спросил:
- Скажи, дитя мое, кто ты?
Она все поняла. Она тихо сказала:
- Я – ваша дочь.
Доказывать ничего не пришлось, но когда, наконец улеглось радостное волнение, горячие объятия, поцелуи, когда обсохли слезы радости и были сказаны слова прощения, Аннидель рассказала им всю свою историю. И король, и королева, и все, кто присутствовал на ужине, были потрясены ее рассказом. Уже наступила глубокая ночь, но никто не хотел идти спать. Только маленький принц уснул на руках у своей няни.
- В где же теперь твоя Чайли?
- Она не может жить без моря, но каждую неделю на пару дней прилетает сюда.
- А как поживает добрый Верон?
- У него теперь есть две замечательные лошадки, и он часто навещает нас. Привозит мне свои волшебные книги, дает мне уроки...
- Что-то не видно среди твоих приближенных благородного принца Гроза-Эделя. Где он сейчас? Что с ним?
- Он пробыл с нами не долго, мы понимали, что ему необходимо ехать в свою страну. И не уговаривали его остаться. Оркор и другие предлагали ему свою дружбу и помощь, но он сказал, что скоро вернется. Узнает сначала все, что там и как, и тогда вернется. Тогда ему помощь будет нужна. Мы ждем его, очень ждем...
- Если ему потребуются корабли и солдаты, он может рассчитывать на меня. – Твердо сказал король.
- Тебе бы только воевать! – проворчала королева, - Подумай-ка лучше о судьбе своей дочери.
- Не надо, мои родные, – сказала Аннидель, - Я очень счастлива, и очень здесь нужна моим друзьям, моему городу, и людям приходящим сюда из других городов и сел. Я стану когда-нибудь настоящей волшебницей. В этих диких, не обжитых местах будут жить люди, много добрых людей. И мы построим свое волшебное королевство, в котором все станут волшебниками, добрыми волшебниками...