Избранные. Гл. 16 из романа МУХА

На кухню вбежал мальчик лет семи-восьми и громко доложил:
- Мама, там дедушка пришел. У него большие и тяжелые сумки. Он просит, чтобы ты помогла ему.
- Ой, сейчас, - засуетилась женщина, ополоснула тарелку, закрыла кран, вытерла руки и скоро семеня, выбежала из кухни.
Через минуту она вернулась с двумя увесистыми пакетами с провизией. Следом за ней вошел мужчина почтенных лет с двумя свертками, из которых выглядывал зеленый лук и прочая зелень. Он осторожно положил их на стол и деловито оглядел все, что лежало на столе.
- Вот, по дороге из синагоги я сделал базар, - Яков Михайлович говорил «сытым» гортанным голосом и с сильным одесским акцентом. – То ли дело у нас, в Одессе. Покупаешь продукты и сильно уверен, что они кошерные. Ну, ты знаешь, у нас за синагогой есть маленький рыночек. Ты в детстве бегала туда с Сонечкой полакомиться вкусными пончиками. Их у нас называют суфгания.

- Да, помню дедушка. Все продукты освящались раввином, и мы ничего не боялись.
- Если вдруг Рахели понадобились ножки и шейки на бульончик, идёшь себе от ворот прямо, туда, где стоят с курями, и берёшь всё, что нужно. Конечно, немножко поторгуешься, но это уже чтобы утешить себя и поговорить с торговками. Эти женщины знают все!
- Помню как они рассказывали про тогдашнего секретаря одесского обкома. «Это была та ещё сволочь, но хороший семьянин. Он так любил свою жену, что построил большой железный мост до тёщи, чтобы ей было близко ходить до дочки». Ха-ха-ха! Сейчас это так смешно вспоминать, а в то время эти женщины делали большую политику.

- Однако же мы теряем наши корни…
- Ты о чем, дедуль?
- Истинные евреи всегда соблюдают божественную заповедь о кошерной пище. Наши мудрые предки нашли в ней источник святости, моральной чистоты и воздержания. И что я вижу?! - сокрушался дед переходя на фальцет. - Я видел еврея, который покупал филей. Это не обрадовало мое сердце! – с грустью посмотрел через оконный проем в небо. -  Ты ведь знаешь, Софочка, что эта часть говядины треф. Она пагубна для тонкой еврейской души. По нашим законам ее нельзя-таки есть.

- Я помню, дедушка. Пожалуйста, не волнуйся, это вредно для твоего сердца. – Софья обеспокоено обняла деда и прижалась к его спине – И еще я помню, что бабушка Рахель, когда мы закололи нашу корову, всю заднюю часть отдала русским.
- Моя Рахель не могла отдать, - Яков Михайлович причмокнул губами и сдержанно улыбнулся. – Она продала треф и довольно выгодно. Она все делает во благо нашей семьи нашего здоровья.
- Бабушка недавно звонила и сказала, что приедет к нам вместе с Цапкиными. За нашим столом сегодня будет многолюдно и весело. Только вот думаю, успею ли…
- Софочка, перестань сказать. Гость – посланник Всевышнего. Думать-таки это дешевая хохма. Надо все успеть. Я принес довольно мяса и рибы. Думаю, что на всех хватит. Да! – вспомнил Яков Михайлович, – я сумел купить гусиный жир… это такая редкость в наше время и в этом месте. Я уже мечтаю вкусить айерцвибеле и гривенес. Ты помнишь, что это?
- Конечно, помню. Этот острый салат из яиц, лука, гусиного жира..., а гривенес – гусиные шкварки с луком. Ой, с жареным луком.

Софья порылась в пакете и достала из него приличных размеров бумажный сверток с гусиным жиром.
- Дедуль, здесь хватит и на салаты с редькой и огурцами. А может быть приготовить еще жнейдлих. У меня есть маца.
- Ты настоящая еврейская жена. Мое сердце стонет от счастья.
- Еще будет гефилте фиш, бириани с курицей, – Софья заглянула в холодильник, - баба гануш. Так-так-так… еще у меня осталось пару банок кашерных укропных огурчиков.
Софья, не закрывая дверцу холодильника, быстрыми движениями начала перекладывать в него продукты, принесенные дедом.
- Ой, дедуль, у нас мацы и жира хватит еще на кугель. Но я начну готовить его, когда все соберутся. Его надо есть горячим. А халу, ты только не обижайся, испечет Владимир. У него очень хорошо получается. Тесто я уже замесила…

- А что мне обижаться? Основа еврейского дома – еврейская мать. Володя русский, но …что я уже могу поделать. Это был твой настойчивый выбор. Тебе сам раввин говорил, что нашел для такой красавицы, как ты, изумительного молодого человека – Абрама. Я видел его. Конечно, он не так красив, несколько полноват, но это родная кровь.
- Дедуль, не порть настроение. Володя очень хороший.
- Если он такой хороший – пусть примет нашу веру, живет по нашим законам. Посещает синагогу. Конечно, наша вера допускает смешанные браки. – Яков Михайлович тяжело вздохнул, - меня успокаивает  лишь то, что дети еврейки, замужем за гоем, евреи. Мы вчера с твоим Володей спорили до хрипоты, но так ни к чему и не пришли. Нельзя сказать, что он нас не любит, но истинную веру принимать не собирается. Вейз мир! Он же лишает моего правнучка возможности быть счастливым…

- Что это ты такое говоришь, деда? Он любит Радика безумно!
- Он лишит его счастья быть евреем… не формальным, а истинным иудеем. Как его замечательные предки. – Яков некоторое время тупо смотрел в окно, видимо читал одну из своих любимых молитв. – А впрочем, это, в конце концов, ваше решение…
- Ну, вот и договорились! Иди к детям. А то они с утра от компьютера не отходят.
- Компьютер – это исчадие ада. Да, Софочка, я сегодня слышал один юмор. Мол, евреи едят то, что не сумели продать. Шутники… но, я пошел.

Яков Михайлович, в свои восемьдесят пять, сохранил живость ума и тела. Про таких говорят – живчик. Еврей с головы до пят. Песики стрижет, но борода отменная. И черная фетровая шляпы фасона 50-х годов. Яков Михайлович не снимает ее даже в помещении. Эта шляпа и древний сюртук специального покроя, сшитый по моде польской шляхты XVI века, он расценивал (вслух!) как проявление национальной гордости, но никак вызов нееврейскому обществу, в котором он волею судеб оказался (а что теперь сделаешь?!). Этой маленькой еврейской хитростью он придерживался принципа хукос а-гоим - не следовать обычаям неевреев. Потомственный одессит привел в дом женщину из крепкой еврейской семьи из Крыма, чудом отвертевшейся от выселения. После свадьбы поселились в его одесском доме на Троицкой улице, что в двух шагах от главной синагоги. Той, что на Еврейской улице. По странному стечению обстоятельств на этой же улице находилось здание КГБ.
- Ви представляете себе, - возмущался Яков Михайлович. - КГБ на Еврейской улице? Такая хохма может быть только в Одессе.

Так вот, супруги ревностно исполняли законы семейной чистоты, кошерности кухни, святости праздников, поскольку для евреев история народа, их личная жизнь и религия неразрывно связаны. Обучали и воспитывали в этом духе своих детей – трех сыновей и двух дочерей. Учили любить свой дом – пространство, где еврей учится быть счастливым. Дом - его надежная база в этом непредсказуемом и опасном мире. Дочерей сызмальства готовили к семейной жизни, ибо сказано «Моя жена – мой дом».  Всевышний подарил еврейской женщине скромность, покорность и природную потребность в мире и сделал ее матерью всего живого. Она ставит труд выше удовольствия. Материнство — вечный корень. Он дает всходы приносящие плоды. Истинная еврейка никогда не оденет неряшливую или слишком мрачную одежду. Это противоречит требованиям цниюта. Дочерям внушали и на личном примере показывали, что главной целью жизни еврейской женщины должно стать обеспечение уютного дома для мужа. 
Но когда Яков Михайлович и Рахель узнали о выборе внучки Софьи, были страшно потрясены. В мужья она выбрала русского, христианина. Он срочно покинул Одессу, дабы увидеть внучку и образумить ее. Привлек знакомого раввина…. Но ничего не получилось.

- Э-хе-хе! Разве этому мы учили своих детей? – горестно вздыхал Яков.
Позже в разговоре с раввином, приехавшим из Израиля, Яков узнал, что Израиль активно приглашает красивых и крепких русских парней для того, чтобы еврейки рожали от них детей и обновляли кровь израильского народа. Еврей – человек страшно недоверчивый, но здесь пришлось поверить, поскольку это было сказано священником. Отчасти успокаивало сердце то обстоятельство, что матерью их будущих правнуков будет еврейка. В крайнем случае, думал он, это допустимо. Э-хе-хе… Если бы на русской женился его сын, то это бы стало для них невосполнимой потерей. Яков несколько успокоился, вернулся в Одессу и успокоил Рахель.
Яков Михайлович вошел в комнату, где находились дети, подошел к купат цедаку, нащупал в кармане несколько монет и опустил в него. Это древний еврейский обычай. Содержимое копилки передается в синагогу на благотворительные цели. Затем сел в кресло и приказал своим правнукам выключить компьютер. Дети недовольно подчинились. Радик был сыном Софьи и Володи. Миша и Гриша – дети его младшего сына Иосифа. Яков строго посмотрел на детей. Ему не понравилось, что правнуки, развалившись, сидели на диване.    

- Дети, ви совсем забыли все нормы приличия. Почитание родителей есть почитание самого Всевышнего. Дети обязаны разговаривать с родителями стоя, а ви что,  развалились как грязные свиньи в хлеву...
- Мы не свиньи, - перебил прадеда Радик, обиженно встал с дивана, и подошел к креслу, на котором, уютно свернувшись, спал котенок. Взял его на руки и прижал к груди.
- Оставь кошку в покое и слушай мои слова.
Радик в обнимку с кошкой сел в кресло.
- Повторяю, дети обязаны разговаривать с родителями стоя. Я ваш родитель, а ты к тому же позволил себе меня перебить. – Яков горестно покачал головой и строго спросил у Радика. – Скажи, ты где сейчас сидишь?
- В кресле… - удивился вопросу правнук.
- Кто обычно в этом кресле сидит?
- Бабушка, а что?..
- По нашим древним и мудрым законам дети никогда не садятся там, где обычно сидят родители.

- Что же мне, всю жизнь стоять?
- Я на вас удивляюсь…. Таковы законы! Эти законы позволили нам выжить в условиях страшных гонений.
- Сейчас нет гонений…
- Голубой наив! Есть один грустный анекдот: «У Рабиновича не было врагов. Зато его страшно ненавидели все его друзья». Мы всегда должны быть начеку.
- Папа сказал, что все люди одинаковые, просто есть выскочки. И больше всего их среди евреев…
- Вейз мир! Вот оно, наследие варварского воспитания! Я всегда говорил моей Софочке, чтобы она не смела выходить замуж за гоя. Нет! Не послушалась. И вот он – этот горький плод.
- Мой папа не гой, он Владимир…
- Ой, я вас умоляю... владеет миром. – Пробурчал Яков.
- Нет, гой! – Злорадно гримасничая и страшно картавя, перебил прадеда Миша, двоюродный брат Радика. – Мне мама говорила так. И раввин так сказал.
- Ой, подумаешь, твой раввин сказал. Он мне не начальник…

Ситуация накалялась. Яков Михайлович решил перевести разговор в другое русло: 
- Ты ведь запомнил слова нашего раввина о том, что надо любить каждого еврея, как самого себя. Каждого еврея. А что я вижу? – Яков горько усмехнулся.
- А папа сказал, что надо любить всех.
- Твой папа много чего знает и скажет, – дед нервно кусал губы. - Это все его христианские штучки.
Открылась входная дверь. Это пришел Владимир. С ним был его давний друг и коллега Арсен.
- Софья, - крикнул Володя с порога, - принимай гостей.
Софья выбежала в коридор и всплеснула руками:
- Цохораим товим, Арсен! Здравствуй.
- Шалом-шалом, Софья. Извини за мой иврит. Но чтобы ты все правильно поняла, скажу - барев! - Арсен красиво улыбнулся. - Вот Володя пригласил меня хотя бы на один вечер погрузиться в истинно еврейскую атмосферу. Обещал, что я получу массу положительных эмоций.

- Он правильно сказал. Здорово, что ты пришел. Проходите в комнату, я занимаюсь готовкой. – Софья приняла у Володи и Арсена сумки, - как хорошо, как хорошо.
- Видал, как радуется. Надо чаще приходить.
По дороге на кухню Софья заглянула в комнату, чтобы сообщить отцу о дорогом госте. Мужчины сменили обувь на домашнюю и прошли в комнату. Радик на радостях бросился на шею отцу, Арсен подошел к сидящему в кресле Якову:
- Шалом алейхем, Яков Михайлович. Наконец-то, я с вами познакомился.
- Вэалейхем шалом Арсен, я тоже рад знакомству. Присаживайся, потолкуем о наших делах скорбных.

- Так уж и скорбных?
- Я уже выбился из сил воспитывать этих непослушных детей.
- И в чем же они провинились?
- Яков Михайлович желает воспитывать их по законам Торы, – ответил за деда Владимир.
- А что, это очень плохо? – спросил Арсен и игриво подмигнул деду.
- Нет. Не плохо. А если мой Радик захочет принять христианство?
- Как вам это нравится? Я вас умоляю. Он хочет плодить в нашей семье выкрестов! – воскликнул Яков Михайлович. – Родион по нашим законам самый настоящий еврей и прекратите мене нервничать..

- Так, то ж по вашим… Лично я не веду никакой его обработки. Хотя бы из уважения к вашей внучке. Родион имеет право выбора. – Владимир с хитрецой прищурил один глаз, будто нащупал в своей памяти нечто важное. - Кстати, а не ваши ли соотечественники постоянно долдонят о либерализме, о свободе...
- Таки так! Они честно исполняют наставления наших мудрых предков.
- А мы честно исполняем наставления наших древних предков. И почему вы все время путаете ваших добропорядочных предков с протоколистами?
- Сионские мудрецы лишь систематизировали учение древних. Мы древнейшая нация. И где вас тут стояло?

- По-вашему, нас нигде не стояло…
- Танах, еврейская библия, - пояснил дед Арсену, - написана за три века до вашей эры..
- Кто же это не признает?! Мы почитаем Ветхий Завет. Но чем плох Новый Завет. Любовь к ближнему своему и прощение. А ваши книги, те, что инструкции к Танаху, внушают об избранности еврейского народа. Не честно это.
- Мы таки избранные…
- Кем?
- Всевышним. Нас осуждают за это, ну, что ми считаем себя богоизбранным народом. Но ви не понимаете, что это, прежде всего, ответственность. Ответственность за судьбы людей, за судьбы мира, наконец. – Дед щедро брызгал слюной. - Она совсем не даёт нам никаких прав, никаких преимуществ. Сплошные величайшие обязанности.

- Лично я вас не просил опекать меня. Никто у вас в ногах не валялся и не умолял покровительства. Откуда, я удивляюсь, такая нахрапистая самоуверенность. Прямо-таки самозванцы. – Володя посмотрел на Арсена, - сами назвали себя избранными и сами же зомбируют людей этой своей выдумкой. Вы постоянно врете.
- Боже мой, боже мой! Я не перестаю на вас удивляться! Таки ваши имперские замашки никак не спасут человечество.
- А вы спасете, да?
- Ви должны стать либералами. Это чудесное слово…
- Чудесное. Согласен. Но как вы его понимаете, мне не нравится. Таких либералов я бы придал суду истории. Вот и сейчас, прикрываясь либерализмом, зомбируете людей, осуждая нас, русских, за якобы имперскую идею. Где вы видели эту идею. Этот ваш, так называемый либерализм, столько горя принес людям. Не только русским. Всем! И выиграли здесь именно евреи. Нет, не простые евреи, вы тоже пострадали, а те, кого я называю сионистами. Вы их прекрасно знаете. Они рулили страной все девяностые годы. – Володя наклонился над креслом, где сидел Яков Михайлович и пристально посмотрел на него. - Кара за их деяния будет страшной.

- Ви же православный. А что же я вижу?! Вы желаете мести. Иде тут ваша хваленая любовь?
- Мы на поле брани и уничтожить врага – святая обязанность христианина. И кстати, со всей ответственностью заявляю, что христианин больший либерал, чем любой иудей. У вас, евреев, трагичная судьба. Как могло так стать, что вы превратились в отъявленных шовинистов?
Миша и Гриша с дивана, молча и с тревогой, наблюдали за спором старших.
- Вот так-так… и с каких это пор евреи стали шовинистами?! Нас постоянно преследуют, устраивают погромы, а в итоге шовинисты ми!

- Именно так. Именно это я и сказал только что. У вас есть одна особенность. Все нации любят хвастать своими победами, и только евреи постоянно жалуются, как их обижают. – Владимир подмигнул Арсену. – Познер как-то сказал, что не любит русских за пьянство и еще за что-то. И сошло с рук! А если бы я сказал что-то подобное про евреев, меня спокойно бы осудили за ксенофобию. А, Яков Михайлович? А что касается погромов, так вы сами эти погромы и устраивали! Можете мне объяснить, почему вам неймется?
- Спрашивается вопрос: ты уже кончил или мене начать?
- Начинайте…

- Я ужасно смеюсь с тебя… Ми шовинисты и сами бьем друг друга! Вот так-так! Я вас умоляю…- Это все ваша больная фантазия. Не делайте мне беременную голову… Вам еще много чему надо у нас поучиться.
- Меня умолять не надо, а лучше поясните безграмотному, зачем вы родили Гитлера, зачем подарили миру Бена Ладена…
- Может быть, и Сталин наше все!
- И Сталин тоже…
- Вот так-так…
- Да что тут говорить, если для вас русофобство совсем не шовинизм. Что я не так говорю?
- Вот так-так!..
- Опять «вот так-так»! Или я вру? У вас всегда такой скорбный вид, когда говорите о моей национальности и вере. Я же отец вашего внука? Или я никакого отношения к своему сыну не имею? – Владимир развел руки.
- Не путайте мне мозги. – Старик нервно жевал губы и с шипением добавил:
- Мишигенер...
- Чуть что – мишигенер. Это иврит. – пояснил Владимир Арсену. - Что значит сумасшедший!
- По нашим законам он еврей, – четко, внятно и по слогам, тоном, не терпящим возражений, вращая зрачками, прошипел Яков Михайлович - По крови матери.
- Нет такого закона! И быть не может…

- Почему пот крови матери? – в мешался Арсен, – Яком Михайлович, уважаемый, я вам расскажу, почему у евреев принято передавать национальность по матери…
- И что ви можете мне сообщить?
- Вообще-то, имеет место теория, согласно которой, …вы только не обижайтесь, это всего лишь теория, евреи – общность, члены которой объединены верой, но не физиологически.
- Я не перестаю на вас удивляться…. При чем здесь еврейская мать?!
- А притом, что физиологическая сторона, то есть генетика, отступает на задний план. Ребенок большую часть своей жизни проводит с матерью. С женщиной, которая есть хранитель обычаев и веры. Отец, часто находится вне дома. Он с уверенностью доверяет ей воспитание ребенка и благополучие дома. В этом плане вы счастливые люди. И Владимир счастливый, что у него такая любящая и преданная жена.

- Я вас умаляю… А мужчины здесь не стояло?
- Стояло и много! Но как вы откреститесь от того факта, что евреи усиливают свои гены за счет крепких и здоровых мужчин других национальностей. В большинстве своем, русских. Оплодотворили и хорошо. Можете остаться, можете уезжать, но дальше за судьбу ребенка в ответе мать. Ну и где здесь физиология, которую…
- Подожди, Арсен! – перебил друга Владимир. - А ведь он прав, Яков Михайлович. Был в жизни добропорядочных евреев несчастный случай. Это когда кучка недобросовестных людей, именно, недобросовестных (от слова совесть), вдруг решила, что они избранные и решили толковать библейские истины в свою пользу. И совратили вас в том числе. Но многие евреи поняли, к чему может привести эта ваша философия. Их вы называете выкрестами…

- Вы ведь знаете о том, что среди сионистов есть много неевреев. Это уже не физиология, и не вера. Это и-де-о-ло-ги-я. – по слогам, собрав пальцы в щепотку и по-итальянски жестикулируя, пропел Арсен. – Это уже партия, в которой кто только не представлен.
- Скажу больше, что это подобие исламистов, которых, как вы говорите, с исламом рядом не стояло. Так что, умоляю вас, оставьте Радика в покое. Он русский. В нем течет моя, русская кровь. Моя!
- Вот это и страшно, - вжав голову в плечи, прошептал дед.
- Почему страшно-то, уважаемый шовинист? Или вы считаете по-прежнему, что мы, неевреи, люди второго сорта. А может быть третьего? Гои? Тогда, чем вы лучше Гитлера? Или это вы научили его делить людей по сортам…

- Ты сравниваешь несравнимые вещи. – Яков Михайлович побелел от негодования. - Я не делаю людей по сортам, но этот вопрос нельзя пускать на самотек! И к чему этот твой антисемитизм, я не понимаю… Оно тебе надо?
- Это я-то антисемит?!.. Женатый по любви на еврейке и антисемит?! Антисионист – да, но никак антисемит.
- Ты обращаешь ее в свою веру!
- Вот! Наконец! В веру! Не в нацию, а в веру.
- Да! Именно!
- Извините, Яков Михайлович. Уж коли пошел такой разговор, я отвечу вам так. Ваши еврейские идеологи сподвигли и вас тоже к идее взять Россию под контроль. Или как вы выразились, нельзя ее историю пустить на самотек. И что из этого вышло? 
- Мы практически взяли ее под контроль…, если бы не пьяница Ельцин. Как жаль, как жаль… - Яков Михайлович сокрушенно качал головой.

- Значит, вы подтверждаете, что все-таки, такая цель есть?! А с какой стати?
- Мы избранные…
- Опять избранные…
В комнату вошла Софья с большим подносом со сладостями и большим заварочным чайником:
- А ну-ка, семиты и антисемиты, охладите пыл горячим чаем и еврейским сметанным пирогом. Специально для вас вчера испекла. А вам дети я подам на тот стол.
- О, вот это вкуснятина, - Арсен весело потирал руки, хотя на сердце у него было тревожно за Володю. – Яков Михайлович, вы к столу или вам подать?
- Я еще не так стар, - сказал он, вставая с кресла и подсаживаясь к столу.
За чаем, каждый из спорщиков старался забыть недавнюю перепалку. Первым сменить тему решил старый еврей:

- Кстати, мы признаем Иисуса нашим кровным братом. Ведь он еврей.
 - Здесь слегка попахивает лицемерием. – Владимир положил кружку на блюдце. - Иудаизм с ненавистью относится к христианству. В Израиле уже припомнили забытые молитвы с проклятиями в адрес христиан. Они возносятся ежедневно в израильских синагогах. Вам об этом не говорил раввин из Израиля?
- Это чушь…
- Спросите его еще раз. – Володя внимательно посмотрел на Якова. – Не понятно для моего разума… Если наш Бог Иисус Христос, как вы утверждаете, был евреем, почему же тогда Он не признан вами. Не как кровный брат, а как, ну скажем, великий Пророк. Вы должны гордиться им. Ведь Он еврей, которому поклоняется как Богу больше половины населения Земли.
- Косвенно доказано, что Иисус Христос не был евреем, - это была реплика Арсена – Лет пять-шесть назад была определена группа крови, стекающей с иконы Казанской Божией Матери. Она соответствовала второй группе, что ко всем прочим доказательствам говорит о том, что Богоматерь не была еврейкой.

- Это все ваши сказки. Чья кровь стекала с иконы?! Что ви мне морочаете голову? Если не можете убедить, не надо запутывать,  - сопротивлялся Яков Михайлович, вытирая губы салфеткой.-
- Вот я и говорю, странно. Это же верная дорога к мировому господству – вашей голубой мечте. Можете объяснить? Конечно, нет! Как можно признать того, кого когда-то казнили!
- Это не мы, а римляне его казнили… – лицо деда пошло пятнами. – И не надо на нас навешивать всех собачек. Пусть уже, наконец, будет «ша» и не делайте мне беременную голову!
Володя не на шутку испугался за здоровье деда:
- Ша? Пусть будет ша! Не горячитесь, что я такое сказал?
- По-твоему ничего существенного. Подумаешь, еще одна зарубка на израненном еврейском теле. Так себе, мелоч…
- Что я такого сказал? Даже не смотря на то, что став евреем, Радик получит пропуск к финансовым потокам любого государства, я не пойду против его воли стать христианином и носить мою русскую фамилию. Имею же я на это право…
- Имеет право разумный подход, но не ты. Радик должен быть богат и счастлив. Это он может добиться только в одном случае. Приняв нашу веру и наши мудрые законы. У него тонкая еврейская душа, а ты хочешь покрыть ее неразумными русскими мозолями.
Теперь уже Владимир пошел пятнами:

- У вас совесть есть?
- Зачем она мне, когда речь идет о светлом будущем моего правнука.
- Может быть, мы еще воспользуемся услугами института еврейских невест. Вы ведь знаете, как он успешно работал при большевиках, при коммунистах…. Да сейчас успешно функционирует.
- Почему таки нет?! Что в этом зазорного?
- Ладно. Прекратим спор, а то чего доброго…
За разговором не заметили, как в доме появился новый гость. Давний друг семейства, раввин одной из московских общин Моисей Гойхман. Он стоял в коридоре у двери в комнату и внимательно слушал разговор. Все разом повернули головы, когда услышали:
- Мир вам! – Моисей тепло поздоровался с Яковом - Доброго здоровья и радости всем присутствующим в этом прекрасном доме. - Поздоровался с Володей, детьми, познакомился с Арсеном. - Ви очень горячитесь, молодые люди. Не все так каверзно, как вам мнится... -  Цель сионизма – всеобщее благо для людей…

- Рабе, почему вы боитесь признать, что вы враждебны христианству?
- Не более, Володя, чем любая другая религия, борющаяся за души людей. И это не враждебность, но желание показать, что именно наша вера – есть дорога в рай земной, а затем, что греха таить, и небесный.
- А любовь к ближнему – дорога в ад?
- Мы тоже любим ближнего… своего.
- Ага! Точно! Своего!
- Каждая конфессия по-своему понимает, как сделать бытие каждого человека счастливым и что нужно, чтобы душа его в раю наслаждалась покоем…. Мы знаем это лучше всех. – Раввин достал из кармана носовой платок и вытер влажные губы. – Поскольку мы прародители всего человечества.
- И дети обязаны любить родителей… хм…- Владимир перекрестился. – Прости Господи и вразуми…

- Никогда не делай этого в еврейской семье! Крест нашей вере враждебен.
- А это не еврейская семья. Я здесь живу!
- Ну, …хотя бы из уважения, что ли…
- Вот вы из уважения и потерпите. Я в своем доме могу делать все, что мне захочется.
Яков Михайлович и раввин молча переглянулись и недоуменно пожали плечами…
- Вот-вот! В этом доме я хозяин. – И после небольшой паузы добавил. - А вы уважаемые гости.
- Я уже как будто верю…
- И правильно делаете. И я не позволю проводить в моем доме политику сионизма.
- Щто ви имеете в виду?

– Моральное разложение и уничтожение христианства, а за этим - разрушение государственности, смешение народов в единую массу и контроль над ними.
- А что, собственно, происходит! Народ стремиться обрести свободу.
- Интересно. Свободу через кровь. Как в 5-м, в 17-м, в 37-м, в 90-х…. Да?
- Что поделать, если вы слабы? И сионизм здесь совсем не при чем!
- Еще как причем. Сначала вы влезли в душу придуманной романтизированной еврейской историей. Нет, чтобы покаяться, вы приукрасили до неузнаваемости ваше прошлое. Сионизм – тот же экстремизм. До сих пор в Израиле практикуются отъем имущества у гоев, их убийства и пытки. С ведома суда, между прочим. А сейчас! Вы подняли такой вой, когда посадили вора и убийцу Ходорковского. Почему? Потому, что он отпрыск рода Ротшильдов. Самые чудовищные годы в России непосредственно связаны с еврейскими женами. Единственным пропуском для русского в элиту общества, заметьте, российского, была еврейская жена…
- Виходит, и ви стремитесь в элиту. У вас красивая еврейская жена.
- Я так и знал… Во мне ви можете бить спокойны, – под еврейский манер ответил Володя. – Не надо уходить от темы. Вы будете отрицать, что подкладывали под наших элитиков своих дочерей?

- Значит, они-таки не были достойными элиты гражданами! Что в России, что в Германии, что где-бы то ни было, где этот институт успешно работал.
- Так вы и назначали эту элиту. Самое что ни на есть быдло. Посредством диктатуры пролетариата, когда вы уничтожили истинно русскую интеллигенцию. А ту сволоту, кто уничтожал, вы тащили наверх. Из грязи в князи! И, чем порочнее были эти люди, тем больше они вам были нужны.
- По-твоему в России живет одно быдло? Значит русские такие похотливые самцы, для которых красивая еврейка выше идеалов собственного народа и веры! Разве не грош цена такому патриоту, которого можно спокойно водить за нос и убаюкивать красивыми сказками! Ведь они были патриотами.

- Вы опять уводите в сторону! Остатки интеллигенции вынуждены были смириться, а из тех, что у власти, не хватало, в основном, элементарного образования.
- Ми никому ничего не навязывали. Ми предлагали. Наша история правдива… - подал голос Яков.
- Правдива? – Перебил деда Владимир. – Прошу еще раз выслушать и понять, о чем я говорю. Не надо путать русских людей с тем позорным явлением, которое мы наблюдали при строительстве чудовищного детища сиониста Маркса - коммунизма.  Может быть, вы забыли, сколько бед принесли России Свердлов, Троцкий, Тухачевский и кампания. Посредством массовых убийств и подкупа вы захватили власть и плодили этих марионеток от сохи с тремя классами образования. – Владимир перевел дыхание. – Все, закончили.

- Да, но я же хочу, чтобы дети выросли достойными своих корней. – Старик опять разнервничался.
- А у нас что, корни гнилые? И почему вы нарушаете Тору?
Яков Михайлович напрягся, ожидая очередной провокации, на которую было бы трудно ответить. Ведь там, в Одессе, он постоянно находился в кругу единомышленников, и спорить было легко. Таких, как Владимир, группа товарищей «равняла с землей» в пять секунд. Достаточно было кому-то из них ответить хоть как-то, пусть невразумительно, остальные немедленно подхватывали и рвали жертву на части. Там их много! А здесь они одни в раввином.
- Таки что я нарушил?
- Люби отца своего и бойся матери своей – вот она о чем учит!

- Не надо выхватывать из священной книги отдельные кусочки. – Начал отвечать рабе. - Она никогда не говорит то, что само собой разумеется. Маму каждый любит, а папу каждый уважает и боится его разочаровать. Но нет, Тора требует бояться слабой мамы и любить даже самого строгого отца!
- О как! Теперь понял, Арсен, как у них все закручено. Они всегда правы. А если я напомню сейчас фразу из письма одного известного кагана испанским евреям, то и здесь уважаемый рабе найдет слова, которые полностью перевернут смысл сказанного.
- Не делай мне нервы, а просто скажи, – упавшим голосом прошептал Яков Михайлович, поглаживая бороду.

Владимир подошел к рабочему столу, вынул из ящика книжку, раскрыл на нужной странице и зачитал: «Мы разводим славянских рабов словно скот. Мы продаем их всему миру и получаем за них все золото мира. Мы уже построили царство Израилево на земле, и никто не посмеет помешать нам завладеть всем миром». Так вот, это письмо не единственный документ, подтверждающий идею еврейской элиты завладеть миром. Доказательств -  тысячи!
Рабе и Яков сидели с каменными лицами. Яков был уверен, что раввин даст достойный ответ. Но тот молчал. Тогда Яков, просчитав ситуацию, решил ее по-еврейски хитро разрулить. Прочистив горло, он, довольно уверенным для сложившейся ситуации голосом, произнес:
- Пожалуй, я соглашусь с тобой. Вероятно, ни одна нация в мире не вызывает такого огромного и не всегда здорового интереса у мировой общественности, как евреи. Я не хочу идти против истины. Возможно, ми не правы, что нами овладела такая идея, а вы не правы, что позволяете нам это делать.

Владимир облегченно вздохнул:
- Ну, все! Я пошел печь халу. Скоро гости, надо успеть.
Арсен тоже засуетился:
- Я с тобой. Научишь!
На кухне Софья копошилась над своими блюдами. Увидев Володю, она показала кастрюлю, где доходит тесто. Он вымыл руки, открыл крышку и прощупал тесто:
- Арсен, посмотри, какая прелесть. Это тесто можно есть сырым. У моей Софочки золотые руки, как сказал бы дед.
- Не остри дорогой!
- И не думаю. – Владимир подошел к Софье и поцеловал ее в щечку. – Арсен, смотри внимательно, сейчас начнется самое интересное.

Все было действительно интересно и красиво. Работа на кухне спорилась. К приходу гостей хлеб был готов, стол сервирован и заставлен всяческой едой.
У всех было приподнятое настроение. Ровно в пять часов раздался пронзительный звонок в дверь. Начали собираться гости. Первым пришел Иосиф (брат Софии) с женой, стоматолог. Глядя на него, невольно задаешься вопросом: что чувствуют больные, сидя в его кресле? Арсен натурально вздрогнул, когда их взгляды пересеклись. Под сросшимися густыми бровями затаились и желание отомстить за свой маленький рост и ужас очередных еврейских погромов одновременно. Кривая улыбка вкупе с закатанными по локоть рукавами лишь усиливала эффект. Кровожадный, как тампакс, подумаете вы, если бы не его речь. Мягкая и мелодичная. Базедова болезнь по-своему распорядилась имиджем некогда симпатичного мужчины. Супруга его, Фира, маленькое, черненькое, безобидное существо, было время, жаловалась Рахель:
- Ваш внук настоящий бандит. Ой, нет, он никого не убивал или, не дай Бог, грабил. Он у вас большой супник.
- Разве это одно и то же?

- Таки да! Вы не знаете, что такое супник? Боже мой! – она платком утирала слезы. - Это мужчина, который каждый раз ест суп у другой бабы. Вы меня понимаете?
Следом появились Цапкины: Борис Аронович и Циля Марковна с двумя отпрысками. С ними приехала Рахель. Она тепло поздоровалась с внуком и побежала на кухню.
- Кто  бы  мог  подумать? Ёся  Абрамович... – воскликнул Борис Аронович нараспев и сходу начал душить в своих объятиях Иосифа. – Мы не виделись с тех пор, как произошел исход евреев из Кремля. Ты помнишь этот момент? 
От безумного натиска и напряжения лицо Иосифа собралось в бордовый узелок из сплошных морщин.
- Конечно, помню, - прохрипел Ёся.
- Еще бы не помнить. Первый раз в жизни ты заплатил сполна по счету в моем ресторане. И еще ты сказал пророческие слова, что новый хозяин Кремля тебе не по нраву.
Оказавшись на ногах, Иосиф отдышался и, разминая помятые плечи, произнес:

- Эта шлюха оказалась почище проститутки Троцкого. Будем посмотреть, кто почем стоит, - и уже с угрозой в адрес кого-то пропел: «Азохенвей - и  танки  наши  швыдки!».
- Аркадий, Абрам, поздоровайтесь с дядей Иосифом. У него золотые руки. Правда, когда-то мы его называли - золотая жопа… Он мог часами сидеть за учебниками.
- Цыпун тебе на язык, Боря. Чему ты учишь молодых людей?.. – Циля нарочито строго смотрела на мужа. - Ой, Ёся, - переключилась она на Иосифа, - как вы себя имеете? Вы не скажете, сколько вы сегодня вирвали зубов? Я просто интересуюсь, с вашего позволения…
- Почему не скажу? Разве мы в ссоре? Конечно, я скажу. – Расхрабрился Иосиф. - Всего-то на 200 долларов.

- Это так дешево или так мало?
- Видимо!..
- Шалом, Фира! Я не вижу вас за массой Бори! – Циля приобняла жену Иосифа.
Борис Аронович, рыхлый тучный мужчина высоченного роста со звонким голосом. Он сильно нафаршировался во время борьбы за свободу и независимость от равенства и братства, после чего стал владельцем двух ресторанов с кошерной кухней. Его заведения нередко посещали высокопоставленные деятели земли обетованной, которые всячески поддерживали Цапкина как посла доброй воли в России. Доброй еврейской воли. Циля довольно стройная дама с большим лицом, отягощённым тройным подбородком, гордилась «за мужа». В порыве интимной страсти называла его не иначе, как Мой Штирлиц. Не в меру любопытна. Сильно ноет печень, когда не первая узнает новость.

Борис Аронович любитель сальных шуточек, всегда был начеку и любил цитировать Зебара: «Бойся времени даже тогда, когда оно улыбается тебе». Сам же улыбается искренне, цинично и всегда хочет кушать. И даже сейчас, беседуя с Яковом Михайловичем, нетерпеливо изучал стол, причмокивая толстыми влажными губами и сглатывая слюну. Его любимая молитва:
- Господи! Дай мне хлеба, пока я имею зубы, но когда их не станет, дари мне мякиш.
Яков же поглядывая на Бориса горестно вздыхал:
- Накормить человека с таким животом досыта – утопия.

Последней, кто обрадовал своим присутствием, была Исидора, дальняя родственница Рахель из Тамбова. Веселая и довольно вульгарная особа. В течение всего вечера пронзительно изучала Арсена. Борис Аронович, здороваясь с Исей, смачно поцеловал ее в губы и по-одесски красиво сделал комплимент:
- Мадам, ваши прекрасные глаза заставляют мене забывать падежов.
- Ше такое, Боря? Ах, ты шибенник! Оставь лялю в покое. Ведешь себя как выкрест. – Отчитала мужа Циля. – У тебя уже есть маленькое еврейское счастье.
- Я похвалил ее портрет, что такого?! Я на тебя удивляюсь! – оглянувшись, он увидел любопытные взгляды детей, -  Шо ви смотрите на меня такими зверскими глазами? Чего вас так холера душит? Я вас чем-то обидел?

В дверном проёме туалетной комнаты появилось женоподобное существо. Все переключили свое внимание на него. Никто не понял, как он туда попал и, вообще, откуда взялся.
- Шалом, - тихо произнес он и застеснялся, перебирая пальцами видавший виды ремень, а заодно и проверяя, не забыл ли застегнуть молнию ширинки.
Оказалось, что его привела с собой Исидора. Это ее очередной любовник со звучным именем Лев. Хотя до льва ему… 
- Это мой Люсик - Исидора потрепала его пухленькую щечку. – Он абсолютный адиёт. - Моему дурашке в дурдоме уже пять лет ставят прогулы. Хотел сэкономить. Покушал на привозе пирожочков «доживу ли до утра». Их шкварили на машинном масле для приезжих. Два дня провел на горшке. Скажи Люсик, что было сейчас?

- Хорошо…
- Надеюсь, сегодня ты будешь в форме, и порадуешь свою мамочку. Давай, малхамовэс, иди уже, мой руки…
- Ну, мамочка… - Лев смущенно улыбался, опустив глаза с бахромой поросячьих ресниц, и, перебирая ноги, карябал указательным пальцем цветочек на обоях.
- Софушка, какая же ты стала красавица, - Исидора переключилась на Софью. – Все на месте и все завлекает.
- Спасибо, Исидора.
Лев уже было вошел в ванную комнату, но в последний момент оглянулся, дабы самому увидеть то, что так завлекает его женщину, но так и остался стоять, плотно сжав ягодицы и открыв маленький ротик.

- Ой, жеж-ж-ж боже-ж-ж-ж ты жеж-ж-ж!… Что за мансы, Люсик? – Исидора перехватила жадный взгляд Льва, каким он изучал фигурку Софьи, и больно ударила его в лоб. - Люсик, иди, кидайся головой в навоз. Твои фаберже не дают тебе покоя. Как ты меня устал!..
Цапкин от греха подальше увел детей в комнату.
- А Лева случайно не из Могилева. Там такие страстные мужчины…- Циля со знанием вопроса с прищуром посмотрела на Исидору. Та любезно улыбнулась в ответ, но заметив, что ее подопечный заинтересовался уже Цилей, гаркнула:
- Ой-ой-ой-ой, да что это такое? Слушай сюда, маньяк, одно из пяти: или успокой свой тренажер, или четыре раза получишь по морде. Я смеюсь с тибе…

Лев, собрав губы в пучок, обиженно уставился на дырочку, которую только что проковырял в обоях. Исидора элегантно за ворот рубашки затолкнула Льва в ванную комнату и, обращаясь к Циле, доверительно прошептала:
- Он может целый день читать за проституток, а потом кряхцать всю ночь…
- Мой Боря в молодости был такой же неугомонный. Сейчас уже совсем не тот.

Исидора огляделась и тихонечко спросила:
- Скажите, у вас есть любовник?
- У меня есть муж.
- Сочувствую…вы видная дама! Вам нужен любовник.
- Вы сумасшедшая, - совсем без злобы, проворно оглядываясь и загадочно улыбаясь, удивилась Циля. – Я выгляжу неплохо, но не часто. А вы замужем?
- Мине туда нельзя! Я таки повар, люблю снимать пробу… ха-ха-ха. И вообще, жизнь дается один раз, и то случайно. Ее надо вкусно прожить.
- Если бы Боря любил меня как кушать, я бы не завидовала тебе.
- Я найду тебе состоятельного супника.

- Ой, не надо состоятельного. Ну, ты понимаешь… - женщины незаметно перешли на ты.
Исидора порылась в сумочке, достала визитку:
- Любовь нужна, как деньги: ежедневно. На, позвони мне завтра. 
- Ой, не знаю… - Циля вся зардела от неожиданности, но визитку приняла.
Исидора заглянула в ванную комнату. Лев сидел на краю чугунки и загадочно улыбался.
- Ты не заснул там? Или вспомнил кого? Проверь хозяйство и иди к гостям. Веди себя прилично. Не будешь слушать маму, станешь сам один сидеть дома…
- Я посижу немножко. Здесь тихо.
- Ишь, какой умный! Тебе череп не жмет? Быстро в комнату!

На кухне кипела работа. Рахель по-хозяйски распоряжалась. Время от времени от нее шли команды: «кончай ловить гавов там, иди, помоги мне тут», или «не крути пуговицы, делай как я сказала», или «об чем ви думаете, уже скоро кушать».
      Народу собралось предостаточно. Евреи - не воробьи, но тоже предпочитают держаться стайками. Семеня, переходили от группы к группе, говорили восторженно громко и весело. Кто-то жаловался на свое здоровье, кто-то хвастал, что купил дом «с видом на море и обратно». Голоса смешивались с запахами из кухни. Дети, изгнанные из столовой, в полуоткрытую дверь наблюдали за старшими и весело комментировали происходящее.
В комнату, словно фурия, с подносом влетела Исидора и, раскладывая еврейские лакомства на стол, продекламировала:

евреи, примите исходное положение! Вы хочите песен? Их есть у меня

и неожиданно красивым голосом затянула старинную еврейскую песню Мизинке. Предчувствуя скорую трапезу, ей начали подпевать остальные гости. К концу песни образовался такой хор, что хоть сейчас на радио. Володя и Арсен стоя в дверях молча наслаждались пением и время от времени восторженно переглядывались. Арсен, как и обещал ему Володя, получил массу удовольствий.

Гости расселись по местам и, после благословения раввина, весело вкушали снедь.
Потом пели Маму, Ицык, Хаву Нагилу, Тум балалайку… Казалось бы, совершенно разные по характеру и социальному положению люди стали единым организмом. Произошло душевное единение. В этом абсолютно четко просматривалась великая сила духа избранного, но вечно гонимого народа.