Эрос в штатском

Любая хорошо написанная ученая книга — сундук с двойным дном. Автор развивает мысль, ради которой взялся за перо или сел к экрану компьютера, а читатель замечает подробности, которые поворачивают эту мысль чуть по-иному, в новом свете.

Книга Александра Эткинда «Эрос невозможного. История психоанализа в России».— из таких.
Она посвящена истории психоанализа в Российской империи и Советской России начала ХХ века, а слова "эрос невозможного" — цитата из высказываний Вячеслава Иванова (1866-1949), поэта и теоретика символизма (он утверждал, что следует подняться над миром в "башне из слоновой кости", — и в своей квартире на Таврической улице в Петербурге, которая звалась "башней", занимался, помимо поэзии, как пишет А. Эткинд, "эротическими экспериментами группового характера").

Однако представляется, что с таким же успехом книгу можно было бы назвать "Психоанализ на службе ОГПУ-НКВД". И читать ее параллельно, например, с книгой генерала КГБ Павла Судоплатова "Разведка и Кремль".

В книге Эткинда не объясняется, что такое психоанализ, автор рассчитывает на осведомленного читателя. Попробуем рассказать кое-что неосведомленным...
 
Был в Советском Союзе писатель Кочетов, который сотворил роман "Секретарь обкома". А острый на язык артист Зиновий Гердт написал тогда на этот опус веселую пародию — он вообще был мастер этого жанра,— где был такой пассаж (цитирую по памяти): "Светлой радостью Ивана Антоновича была его подруга жизни, безотказная, как кассовый аппарат, жена Сончик. Он так ее любил, что иногда ему становилось неловко перед партией. Но потом он понял: он любит их обеих. На работу он спешил, как на любовное свиданье, а когда общался с женой, ему все казалось, что он уплачивает членские взносы".
 
Зиновий Герд вряд ли читал психоаналитические статьи двадцатых годов, выходившие в Москве. Но почти точно воспроизвел результаты исследования, проведенного в те годы московским психоаналитиком Моисеем Вульфом, тогдашним президентом Русского психоаналитического общества. После опроса московских водителей трамвая и автобуса Вульф сделал вывод, что во время управления транспортным средством эти люди испытывают половое возбуждение, а во время коитуса вспоминают свое рабочее место...
 
Каков был смысл научного исследования, не совсем понятно. То ли установить зависимость между состоянием эрекции и безопасностью вождения, то ли избавить совокупляющихся водителей от воспоминаний о рычагах и педалях,— сейчас уже не выяснишь. Одно ясно: преувеличенное внимание ученого к одной-единственной стороне жизни общества или функционированию человеческой психики, стремление все и вся объяснить классовой борьбой или сексуальным инстинктом, приводит к странным, подчас анекдотическим результатам. Описаний всевозможных курьезов, связанных с психоаналитиками разных национальностей и их сексуальными расстройствами и чудачествами, в книге А. Эткинда предостаточно, — ее чтение способно доставить немало веселых минут.

А психоанализ... Фрейд изучал расстройства нервной системы и искал методы их обнаружения, вовсе ведь не ограничиваясь сексуальными инстинктами пациентов. Как говорят рассказчики анекдотов "с клубничкой", каждый понимает в меру своей испорченности. Секс — лишь одна из деталей. Психоанализ исследует (или пытается исследовать) по преимуществу те процессы психики, которые не осознаются человеком и не выражаются им с помощью речи, — не вербализуются (от Werb — слово). Отсутствие вербализации может быть связано со страхом произнести, например, "неприличное" слово. Психоаналитическим методом удается вскрыть стремление человека вытеснить из своей памяти неприятные события,— стремление, приведшее к болезни. Но только диву даешься, когда психоаналитик-искусствовед делает из анализа произведений Гоголя вывод, будто писатель стремился к труположству или инцестуальному кровосмесительству (последнее особенно курьезно, если вспомнить, что у Гоголя не было детей).
 
Пристрастие фрейдистов к "проблемам ниже пояса" вызывало вполне естественную ироническую реакцию: в 1913 году московский психоаналитик А. Залкинд сообщал, что на Западе к идеям Фрейда относятся весьма скептически, чуть ли не с презрением. И тут же добавлял, что "у нас в России дело обстоит неизмеримо лучше". Впрочем, насчет "лучше",- это как посмотреть. Довольно вспомнить, что знаменитый основатель русской школы судебной психиатрии Владимир Петрович Сербский (1858—1917), говоривший на нескольких иностранных языках, всегда подчеркнуто неверно произносил фамилию Freud: не "Фройд" ("Фрейд" в современной русской транскрипции), а "Фре—уд" с ударением на "у", явно полагая, что собеседник знает старинное русское слово "уд" — половой член.
 
Но это тема совсем другой статьи. Вернемся к связям психоанализа с ОГПУ-НКВД.
При всей популярности фрейдизма в России первых двух десятилетий ХХ века, Фрейд относился к русским левым без всякой симпатии. Он как-то сказал своему биографу, что некий большевик сумел наполовину обратить его, Фрейда, в свою веру. И на вопрос, почему только наполовину,— ответил: "Они говорят, что после их победы сначала будут страдания и хаос, а потом всеобщее процветание, — я же вижу только первую половину".

Как воспитанный человек, ученый, конечно, ничего подобного приходящим к нему социал-демократам не говорил. И марксисты трансформировали идеи Фрейда по-своему. Так, выступил однажды с докладом "Психология марксизма" ученик Фрейда и близкий знакомец Льва Троцкого, немецкий психоаналитик Альфред Адлер. И сообщил, что подавляемые, согласно учению Фрейда, агрессивные инстинкты невротиков "у пролетариата трансформируются в классовое сознание, о котором говорил Маркс". Другой психоаналитик, Поль Федерн, совершенно серьезно утверждал, что, в соответствии с Фрейдом, большевизм есть замена "патриархальной власти" (отца-царя над ребенком-народом) "матриархальными принципами братства".

Германский коммунист Вильгельм Райх, организовавший в 1931 году "Германскую ассоциацию сексуальной политики пролетариата" (СЕКСПОЛ), — писал: "Сексуальность осознала себя во Фрейде так же, как ранее экономика осознала себя в Марксе". Он утверждал: разгул авторитарной власти, наступивший в Советской России,— следствие того, что там в 1923 году была "остановлена сексуальная революция".

Он призывал высланного из страны Троцкого отнестись к эротике серьезно, однако соперник Сталина уклонился от участия в мировом сексуальном движении.

Оригинальны были взгляды Райха на причину победу национал-социализма в Германии: смену власти рабочие поддержали потому, что она обещала реализацию "авторитарных структур характера", тайно сформировавшихся "у сексуально подавленных людей" которыми были рабочие в условиях императорской — "патриархальной (отцовской)" власти. Тут уж даже Фрейд изумился и исключил Райха из числа своих учеников. Заодно его исключили и из Международной психоаналитической ассоциации.

Российские коммунисты, придя к власти, поначалу чрезвычайно увлеклись психоанализом. Члены психоаналитического кружка в Казани пришли к выводу, что методы анализа, разработанные Марксом и Фрейдом, имеют много сходного: "...оба занимаются человеческим бессознательным; <...> объектом того и другого является личность в ее социальной и исторической детерминации...".

Русское психоаналитическое общество в 1925 - 1927 годах проводило по пятнадцать-двадцать заседаний в год и было одним из активнейших членов Международной психоаналитической ассоциации. А переехавший из Казани в Москву основатель Казанского психоаналитического кружка Александр Романович Лурия, будущий академик и всемирно известный нейропсихолог, стал секретарем Общества и работал над "детектором лжи", сообщающем о дрожи пальцев допрашиваемого. Задание поступило от мало кому тогда известного А. Я. Вышинского — будущего главного обвинителя на всех процессах деятелей троцкистско-бухаринско-зиновьевской оппозиции.

Однако в серийное производство прибор не пошел. Из-за сложности. Соратники Вышинского применяли обыкновенную щель между дверью и косяком...
 
Известный же нам Вульф выехал в ноябре 1927 года в заграничную командировку в Берлин — да и решил (или кто-то решил за него) назад не возвращаться. Жил на заработки от публикации статей в журналах Международной психоаналитической ассоциации, находившейся именно в Берлине.

Издавались журналы на средства президента Ассоциации: Макса — или Марка, его имя пишут по-разному, — Эйтингона (1881-1943), философа, психотерапевта и вообще обаятельного человека, гражданина вселенной. "В Цюрихе он был венец, в Вене берлинец, а в Берлине мечтал о Иерусалиме. Везде он был русским..., а сверх того он был евреем",— писал автор "Истории психоанализа во Франции" Е. Рудинеско.

Когда нацисты пришли к власти, Эйтингон уехал в Палестину. Организовал там Палестинское общество психоаналитиков, стал его президентом, а "невозвращенец" Вульф этот пост занял, когда Эйтингон ушел, как говорится, в мир иной...

Словом, Макс-Марк был богат, а родственные и иные связи его были удивительны.
Начать с того, что его младший брат Наум Исаакович - он же Леонид Александрович — Эйтингон  (1899 - 1981) был в 20-е годы начальником 1-го отделения (нелегальная разведка) Иностранного отдела ОГПУ (НКВД, КГБ). Эту линию берлинский Эйтингон, понятное дело, не афишировал.

Не очень-то он распространялся и о том, откуда берутся у него деньги, достаточные для открытия в Вене издательства, выпускавшего труды Фрейда, а в Берлине — психоаналитического института. Для издания журналов Международной психоаналитической ассоциации. Для материальной помощи как бедствующим психоаналитикам русского происхождения, так и самому Фрейду (да-да, венский патриарх получал от Эйтингона деньги!). Для напечатания двух автобиографических книг знаменитой в России и эмиграции русской певицы Надежды Плевицкой. Наконец — для содержания поставленного на широкую ногу собственного особняка в аристократическом берлинском Тиргартене.

На этой вилле собиралась преинтереснейшая эмигрантская публика. Приходил двойной тайный агент большевистского ОГПУ ("Фермер") и нацистской СД (кличка неизвестна) белый генерал Н.В.Скоблин, участник похищения и тайной переправки в СССР главы парижского Русского Общевойскового Союза генерала Е.К.Миллера, которого он привел прямо на явочную квартиру НКВД. Приходила, конечно, жена Скоблина (она же подруга Эйтингона, которую, по ее словам, хозяин виллы "одевал с головы до ног") Надежда Плевицкая, пела "величальную" наиболее важным гостям: К нам приехал, к нам приехал, ... дорогой!

Приходил изгнанный Лениным из России философ Лев Шестов (ему Эйтингон не раз помогал деньгами) в компании будущего деятеля Всемирного еврейского конгресса Аарона Штейнберга,— последний, впрочем, быстро почуял в собиравшемся у Эйтингона обществе что-то недоброе.

Как выяснилось на суде по делу о похищении генерала Миллера, Плевицкая со Скоблиным тратили вдесятеро больше, чем легально зарабатывали. Но суд был во Франции, вилла — в Германии, а деньги Марка-Макса Эйтингона — по германским законам вполне законными. Откуда же они брались? Слов нет, при Психоаналитическом институте была поликлиника, куда, возможно, обращались богатые клиенты.

Но Эйтингон не был ни практикующим психоаналитиком, ни теоретиком психоанализа: "не написал в своей жизни ни одной клинической статьи, вообще ничего, кроме общих речей",- вспоминал много лет спустя резидент НКВД в Швейцарии Шандор Радо — "Дора". Так что если поликлиника и приносила доход, то не он был основой содержания виллы и существования Международной психоаналитической ассоциации.

Куда важнее, что ее президент занимался меховой торговлей. Не какой-нибудь, а масштабной, с отделениями в Польше, Германии и США.
Откуда шли меха? А из Советской России. Благодаря монополии внешней торговли.

И особенно благодаря могущественному тогда Льву Троцкому. Который занимал в советском правительстве пост Народного коммисара по военным и морским делам (наркомовоенмор), а кроме того — был председателем Главконцесскома, выдававшего разрешения на сделки с иностранцами. Когда Троцкий потерял власть, ушла в небытие меховая фирма Эйтингона, закрылся Психоаналитический институт...

Но это позже. А покамест наркомвоенмор интересовался психоанализом весьма серьезно: ради практики, которая должна была заключаться вовсе не в беседах с лежащими на кушетке пациентами. Троцкий полагал необходимым, во-первых, "выпустить новое, «улучшенное издание» человека",  для чего всерьез предлагал слить психоанализ с методом условных рефлексов академика И. П. Павлова (о чем даже письмо отправил академику, да тот, нехороший человек, не посчитал нужным ответить...).

А во-вторых, международные связи психоаналитиков были превосходной "крышей" для деликатных операций за рубежом. И в самом деле, что может быть лучше для явочной квартиры или резидентуры, чем психоаналитический кабинет с его многочисленными пациентами, к тому же нередко из высших сфер?

На психоанализ Троцкого "вывел" его партийный коллега А. А. Иоффе, с которым они вместе в 1908-1912 годах издавали в Вене газету "Правда" в пику "Искре" Ульянова-Ленина. Подпольщик Иоффе лично транспортировал нелегальную литературу в Россию, что не лучшим образом отразилось на его нервной системе. Он стал лечиться у Альфреда Адлера, к которому пришел однажды из любопытства и Троцкий, много лет спустя вспоминавший, что "довольно близко соприкасался с фрейдистами, читал их работы и даже посещал их заседания".

Близким к Троцкому и Иоффе в те венские годы был партиец Виктор Копп — после большевистского переворота первый советский полпред (посол) в Германии. С этим Коппом в ноябре 1924 года произошла удивительная метаморфоза. Несмотря на свой высокий дипломатический ранг, на должность члена Коллегии Наркомата иностранных дел (НКИД) и пост уполномоченного НКИД при Совете Народных Комиссаров — высшем органе власти Советской России, Копп вдруг становится вице-президентом Русского психоаналитического общества! Причуда правительственного чиновника?

О, нет! Вице-президент Копп, в отличие от Коппа — уполномоченного НКИД, имел теперь совершенно легальные, не вызывавшие ни у кого вопросов возможности контакта с Международным психоаналитическим обществом. То есть мог любое время встретиться с Эйтингоном, приехать к нему в Тиргартен и поговорить... О чем?  Ясно, не о погоде. По мнению А. Эткинда, новая должность Коппа обеспечивала "координацию внешнеэкономических,  дипломатических и валютных операций".
 
Вот и сложилась триада: два коммуниста — наркомвоенмор Троцкий с дипломатом Коппом — плюс беспартийный меховщик-психоаналитик Эйтингон... Которому ничего не подозревавший Зигмунт Фрейд писал: "Я предполагаю, что наши отношения, которые развились от дружеских до отношений отца и сына, продлятся до конца моих дней".

Так на "меховые" — контролируемые из Москвы — деньги жила в начале века Международная психоаналитическая ассоциация, боролся с финансовыми трудностями великий Фрейд, шел по планете психоанализ...

Странно, право, устроен этот мир, в котором могущество денег не поддается описанию!