Как я редактировал сельскохозяйственную газету

(для киносценария
по мотивам одноименного рассказа Марка Твена)


     Я ехал… впрочем, это неважно, куда я ехал, потому что денег мне хватало только на полдороги. Я спросил у кассирши, куда могу доехать за эти деньги, она сказала: «До Питсонвилла».
     Я слышал о Питсбурге, слышал о Джексонвилле и никогда не слышал о Питсонвилле. Но я взял билет до этого городка, чтобы отсидеться в туалете, который никто не будет закрывать на те 2 минуты, которые будет стоять поезд на этой несомненно заштатной станции.
     Однако, когда поезд начал притормаживать, в туалет решительно постучали, и после того, как я, разумеется, не открыл, «служебный» голос проводника возвестил мне: «Ваша станция». Итак, прием был слишком популярен, чтобы мог провести опытного проводника – именно об этом говорило каменное выражение лица, с которым он смотрел сквозь меня, когда я выходил из туалета.
     Итак, деньги на вторую половину пути предстояло заработать.

     Последнее моё место работы было в редакции одной навороченной газеты, в каждом номере которой учредители очень хотели видеть календарь событий. Этим я и занимался. Газета была денежная, и платили мне хорошо, правда, не каждый раз вовремя.
     Я всегда руководствовался принципом, что газета – это не научный журнал, и вносил в довольно скучное и разочаровывающее собрание событий мировой истории малую толику юмора, что не нравилось одной части руководства газеты («вам надо в юмористическом журнале работать!»), но импонировало другой, которая была при власти… В общем, когда руководство печатным органом поменялось, я лишился работы.
     Короче говоря, я подумал: если в Питсонвилле есть какая-никакая газетенка, то почему бы мне в ней не заработать на вторую половину поездки?

     У продавца газет на привокзальной площади я узнал, что в городке целых две газеты: «Питсонвиллский вестник» и «Сельскохозяйственная газета».
     Я всегда был далек от сельского хозяйства, хотя мне и пришлось как-то участвовать в сборе урожая, но я выбрал эту последнюю газету, ибо, как мне тут же сообщил умудренный долгим общением с прессой газетный бизнесмен, её редакция располагалась на той же привокзальной площади, что и киоск, у которого я стоял.

     В редакции, которая состояла из одной-единственной комнаты, все углы были завалены пачками газет. В комнате был только один сотрудник, как я понял, он же и её главный редактор, который вычитывал гранки, прижимая плечом телефонную трубку, через которую он брал интервью у какого-то производителя арахиса, и прихлебывал пиво из бутылки, которую время от времени брал левой рукой и подносил ко рту. Кроме того, он той же левой рукой в промежутках между общением с пивной бутылкой вытирал себе нос носовым платком, что было верным признаком простуды.
     Как только я поведал посмотревшему на меня газетному волку, что работал в редакциях разных газет и был бы не прочь продолжить свою карьеру в сельскохозяйственной газете, он показал мне пальцем на единственный свободный стул и продолжил интервью.
     Сев и попытавшись устроиться поудобнее, ибо конца интервью не было ни видно, ни слышно, я к свою изумлению понял, что меня что-то держит за брюки. Слава богу, мне хватило ума не испугаться, а, наоборот, замереть на стуле. Перестав слушать вопросы редактора, обращенные к арахисовому королю, я сосредоточился на мысли, что делать (вопрос совсем не праздный, ибо запасных брюк у меня не было) в сложившейся ситуации. Я уже понял, что вовнутрь моей одежды проникло, хотя и неглубоко, острие гвоздя, которым, очевидно, неаккуратно ремонтировали стул. Любое мое движение параллельно его поверхности вызвало бы разрезание им ткани брюк, что сделало бы невозможным мою карьеру в «Сельскохозяйственной газете». Однако по здравому размышлению я пришел к выводу, что с небольшой дырочкой придется смириться, а если я медленно встану со стула, то она никак не может увеличиться в размерах…
     В этот момент интервью было закончено, и редактор спокойно объяснил, что забыл предупредить меня о гвозде. После этого он перешел к делу: «Вы пришли очень вовремя, потому что я хочу уйти в месячный отпуск. Будете выпускать газету». Увидев моё замешательство, он добавил: «Посмотрите старую подшивку,– и показал движением головы,– там, на шкафу».
     Он снова углубился в корректуру, но всё же согласился выдать мне небольшой аванс, как он сказал, «на первые дни, а через недельку я к вам заскочу».
     Я попрощался с ним, пожелав как следует отдохнуть и пообещав за предстоящий месяц удвоить тираж газеты…
     В конце концов, делал же я себе зарплату, приперчивая мировую историю, так почему бы не заработать нужную мне сумму на сельском хозяйстве?..
     При всём при том, как я уже говорил, моим принципом было: «Газета не может быть скучной!»,– да и просто тасовать и резать позапрошлогодние материалы мне было не по нутру.

     Утром, придя в пустую редакцию, я открыл номер с такой же датой, но двухлетней давности… Материал «Приближается сбор урожая картофеля» был подан мною в такой редакции: «Все знают, что картофель растет на деревьях. И к сбору урожая нужно приготовить и тщательно проверить приставные лестницы. Плохо прибитые или непрочные перекладины не должны стать причиной производственного травматизма…»
     Через пару дней, проходя мимо газетного киоска на площади, я поинтересовался, как продается «Сельскохозяйственная газета». Газетчик сказал, что всё расхватали, и спросил, не осталось ли у меня чего в редакции. Я пообещал ему увеличить тираж, о чем и договорился с типографией на следующий день, когда все продавцы газет, придя за очередным номером, захотели взять двое больше. Они рассказали, что весь городок покатывается со смеху, читая «Сельскохозяйственную газету», и больше всего его уважаемых граждан забавляет то, что новый редактор настолько глуп, что не знает самых элементарных вещей о сельском хозяйстве. Жители города, даже совершенно не связанные с сельским хозяйством, с хохотом зачитывают друг другу мои пассажи из свежего номера. Даже городские бродяги просят газетчиков за четверть цены дать им почитать, «что пишет этот дебил». (Когда последнее слово было произнесено, все продавцы прессы замерли… Я посчитал этот «эпитет» всего лишь небольшой издержкой надвигавшейся славы.)

     Через пару дней после того, как тираж вырос вдвое и был так  же быстро раскуплен, я, подходя к редакции, увидел, что чуть в стороне стоит толпа молодежи. Тут раздался восторженный возглас: «Это он!..»,– и я понял, что слава меня нашла.
     Когда вечером, отослав в типографию материалы очередного номера, я уже собрался уходить, в редакцию ворвался высокий, крепкий мужчина с револьвером в руке, с ходу изрыгая разъяренные фразы: «Я полковник Норманн. Выйдя в отставку, я начал издавать «Питсонвиллский вестник» и рассчитывал, что спокойно доживу до старости. У моей газеты был свой читатель. А теперь её никто не покупает – я банкрот! Если вы не оставите этот город, я вас застрелю!» Я не решился проверять самообладание отставного полковника и, присев на корточки, стал передвигаться между столами, имея целью достигнуть таким образом выхода. Полковник, произнося свой монолог, пытался обнаружить, куда же я подевался, поворачивая револьвер во все стороны. Но как раз начали сгущаться сумерки, так что я успел на четвереньках выбежать из редакции.
     В гостинице я долго раздумывал, что же делать дальше, поскольку смотрящий из стороны в сторону револьвер полковника всё время стоял у меня перед глазами. Мне очень хотелось уехать, но денег, как не было, так и нет. Значит, этот вариант был просто неосуществимым.
     В общем, промаявшись всю ночь, утром я пошел в редакцию, чтобы продолжить редактирование «Сельскохозяйственной газеты».

     Но не успел я приняться за следующий номер, как появился редактор. Он, совершенно без выражения на лице, сказал, что досрочно выходит из отпуска, и отсчитал положенные мне деньги.
     Когда я шел на вокзал, чтобы купить билет и, дождавшись ближайшего поезда, навсегда распрощаться с Питсонвиллом и моей недолгой славой, продавец газет, завидев меня, приподнялся со своего стульчика и поклонился.