Исповедь Тираннозавра

Куда катится наш доисторический мир? Что стряслось с мирозданием? Никакого уважения к нам, Тираннозаврам, со стороны представителей других видов динозаврия. Раньше, едва услышав наш грозный рык, все бежали врассыпную — и бронтозавры, и аллозавры, и трицератопсы, и брахиозавры, и дейнонихи.
Бронтозавры (массивные долгие шеи, как живые мосты, лениво жуют верхушечные ветки и смотрят на мир снисходительно) тут же расползаются по долине, вытянув шеи к небесам, будто пытаясь увидеть своё детство. Аллозавры (проворные, острые, с хищной ухмылкой — всегда готовые к драке, но в основном предпочитают спорить из-под брови) топчутся в стороне и шепчутся, пересчитывая, кто кого вчера перегрыз. Трицератопсы (рогатые бородачи, что носят свои панцири как дворянские манто — пугают своей стойкостью) словно на параде, фыркают и слегка расставляют рога для порядку. Брахиозавры (высоченные, как жилые башни, с пастью у самой кроны) медленно покачивают головой и с видом древних философов пожимают плечами. Дейнонихи (быстрые, острые, с хитрым взглядом, как подростки, которые знают все мемы мезозоя) носились кругами, подслушивали и строили козни.
А вот птеранодоны, трепеща перепончатыми крыльями, взмывали в небо и оттуда пищали — словно старые бабушки на базаре: «Ой, глянь-ка, что творится!» — высокие визги, щебет и матюгательства на геологическом диалекте. Ихтиозавры — эти рыбные пловцы с глазами как прожекторы и улыбками, которыми они успокаивают собственных щупалец — старались укрыться поглубже в морской пучине; они сворачивались в мутные завихрения, зарывались в водоросли и оттуда выглядывали как свидетели, боящиеся смотреть на сушу: у них было впечатление, что суша вдруг стала слишком громкой и слишком наглой. Боялись страшнее смерти — не потому что рык, а потому что бояться теперь модно, и никто не хочет быть не в тренде.
Вот идет брат мой, тираннозавр, и все кланяются, дичь преподносят, говоря:
— Славься наш царь, наш вождь и владыка!
А теперь... Прошли времена славной эпохи. Мезозойская жэра совсем скурвилась. Вот, к слову, ползут мимо диплодоки, длинные словно парусные корабли на ножках: шеи изогнуты волнами, хвосты — хлысты, на которых можно было бы вывесить баннер «Здесь был мезозой». Они медленно перекатывают тучи травы через зубы, их шаги — это метроном эпохи, и в их глазах — столько спокойной насмешки, что от неё можно отрастить новый панцирь.
Они ухмыляются, смотря в мою сторону, зубоскалят, хихикают. Им бы кашу из травы жрать, а все туда, критикуют власть!
— Смотри, братец, — говорит один другому, — Тираннозаврик язык высунул... ха-ха-ха... наверное, приболел...
— Да, наверное, пора им вымирать, нечего планету своим присутствием портить, — с серьезным видом поддакивает ему второй. — Шастают, рычат, спать не дают...
И рвут листья с папоротников, тугодумы эти и жирняки — медлительные, с пузами, которые качаются, как мешки с испорченной семечкой; они ковыряются в траве, как старые коты, и говорят тоном людей у фонтана: «Раньше было лучше» — хотя иметь «раньше» у существа возрастом в три-четверти Юрского — это достижение.
Вздрючил бы их, да сил нет – пищу перевариваю. Вчера один трицератопс с критикой вылез, шипел, расписывал свои «аналитические» выкладки, типа, расплодилось много хищников, пора остановить эту нерегулируемую рождаемость. Мол, ныне на трёх травоядных приходится десять плотоядных, скоро совсем житья не станет. Настойчиво вещал, что необходимо разбивать яйца тираннозавров, ограничить их популяцию, контролировать рык, а то «мир погрузится в хаос». Я глянул на него, а у него глаза кругом от собственного пафоса, словно рога вот-вот вывернутся наизнанку, панцирь трещит от важности.
Слушал я его, слушал эти террористические речи, равнодушно так, зевал иногда, а потом — прыг! — и тушу негодяя-провокатора через свои челюсти пропустил, как мясорубка на полную катушку. Панцирь треснул, рога сложились, а сам трицератопс покатился, как мешок с гравием. Ничего, но невкусный, гад ползучий, оказалась, что все его «мясо» пахло влажной глиной и старыми листьями. Отрыжка от него была кислой, с привкусом болотной тины, так что я чуть не поперхнулся — именно такие вот неаппетитные мутят воду и призывают динозавров к бунту, к неповиновению. И с каждым днём всё больше и больше их — весь лес и болото полны криков и подлых замыслов, процесс аж не остановить.
Действительно, чувствую, что меньше почтения к моей персоне. Птеродактили специально пролетают надо мной, хлопают перепончатыми крыльями и гадят на голову, будто проверяют реакцию. Не достать их — скорость бешеная, да и под крылом травы мало. А то бы давно в «котлеты по-мезозойски» скрутил. Водоплавающие выражаются нецензурно, рык у них заменяет каждый синий и зелёный пузырь, но близко к берегу подплыть не решаются; безопасно им из воды сквернословить, меня злить.
А я слушаю и мимо ушей всё пропускаю, вроде бы меня это не затрагивает, не обо мне речь идёт. Один плезиозавр решил, что у меня со слухом проблемы, подплыл поближе и стал орать, мол, нечего тираннозаврам власть свою показывать, в море мы — никто. Да забылся! Я ведь всё-таки хищник ловкий, проворный. Прыг к зазевавшемуся плезиозавру — двухметровая глубина меня не испугала, вода хлестнула в ноздри, но я швырнул хвост и шею ему прокусил. Ничего, вкусным оказалось, мясо сочное, хоть и с привкусом тины и водорослей, слегка мускусное, но пригодное для рыбного дня. Впрочем, раз в неделю рыба — это почти праздник: пока перевариваю, думаю, кого ещё сегодня «отметить» в лесу, а кого оставить жить для разнообразия…
А вообще… хреновая ситуация, слухи всякие ползут. Распространяют их стегозавры, считают себя защищёнными животными, мол, панцирь крепкий. Много рогов и пластин острых, шипы везде, не доберёшься до мягкой плоти. Как бы не так. Был один типчик, ходил, про меня анекдоты гнусные травил, стадо стравливал против тираннозавров. Так я его на опушке леса поймал и быстро все шипы повынимал — как клюшки старые, которые только мешают шагать. Внутренности разметал вокруг, пускай другие узреют, что значит я и как меня унижать. Заодно и полакомился его органами: к счастью, на вкус как шашлык, только не пропечённый, сочный, слегка солоноватый, с запахом свежескошенной травы и лесной подстилки.
В это время выползли из ближайшей реки гигантские крокодилы, глаза — как старые фонари, жадные и блестящие, слюни тянулись к земле. Я их всегда за уличную шантрапу воспринимал, ходят, визжат, щёлкают челюстями — мелкая шпанка зелёная, мне-то что?.. А тут почувствовал: хотят у меня мою добычу отнять. Зубы щёлкают, языками шлёпают по воде, словно говорят: «Хищник, отдай!». Совсем стыд потеряли, мерзавцы, дерзкие как юные аллозавры на празднике.
— Проваливай, — говорят они мне, — пока цел, нечего на нашей территории хозяйничать!
Их территория? — я тут обомлел, хвост чуть не закрутился в коленях от удивления. Думаю, совсем обнаглели эти зубастые лягушки. Схватил их вожака за хвост и — бац! — о камень. Кожа с внутренностями слетела с тела, один скелет остался в моих челюстях, как напоминание о силе главного хищника. Увидев это, его сподручные прыг в воду и больше не всплывали! Плевать на них — пусть знают, как задирать самого главного хищника планеты. И если вздумают снова на берег выползти, я им ещё покажу, что значит рык Тираннозавра Рекса, когда он голоден и зол.
Хотя если честно, нас мало становится. Вымираем как вид. Другие хищники на пятки наступают, хотят царский трон захватить, себя самыми главными провозгласить. И с каждым днём всё труднее оправдывать своё название — Тираннозавр-Рекс!
Особенно мешает мелочь пузатая. Развелось этих динозавров, величиной с мой палец, как тараканы после дождя. Поймать их невозможно: прыткие, как лягушата на горячем камне, сквозь клыки проскальзывают, под ногами путаются, запутывают хвост, шипят, как маленькие колючки, и исчезают в траве прежде, чем я успеваю сделать шаг. Кажется, они повсюду: в кустах, под корнями, в трещинах земли — настоящая армия невидимых раздражителей.
Зато обзываться — они мастера! Букашки знают, что не угнаться мне за ними, вот и трещат на весь лес, что пора меня на пенсию отправить, власть переходит народу! Народ — это они, квакающаяся недоросль, только-только из амёб в динозавры превратились, а мнут себя аж самыми интеллектуальными. Смотрят на меня свысока, будто я какой-то устаревший музейный экспонат, а не живой рык Мезозоя.
Ладно, займусь я ими. Или природа ими займётся! Пора мир в нормальное состояние приводить, иначе лес превратится в балаган из пискучих тел и шипящих хвостов.
Вот, этот астероид, что сейчас к Земле летит, атмосферу сотрясает, и выполнит миссию очищения планеты от недостойных. Надеюсь, что нам, тираннозаврам, останется от падения достаточно прожаренного бифштекса на завтрак, обед и ужин! Представляю, как из облака пепла вынырнут свежие туши — горячие, сочные, с хрустящей корочкой космического выживания.
Хотя смутные сомнения меня одолевают… астероид не разборчив. Может, снесёт и нас, великих и ужасных, вместе с теми мелкими трещунами. Ну, посмотрим… если что, завтра можно будет устроить последний ритуальный рык.
(25 мая 1989 года, Ташкент,
Переработано 28 октября 2025 года, Винтертур)