Повороты судьбы

(О чём рассказал дядя Митя)

Дядя Митя, мамин брат, стоял у самых истоков информатизации. Ну, может быть, и не у самых истоков, но, во всяком случае, в середине 50-х мало кто мог похвастаться, что видел «живую» ЭВМ. Электронно-вычислительные машины казались в то время чем-то таинственным и всемогущим, об их возможностях ходили легенды. А уж те, кто работал с такими машинами, считались почти «небожителями». Между прочим, в те годы и слова такие –«информатика», «информатизация» – не применялись: говорили о «программировании» и «ЭВМ».

Позади у дяди был фронт. Он жил в Горьком, работал на заводе. Совсем недавно закончил заочное отделение института, получил диплом инженера-технолога. Но с работой тогда было непросто, устроиться по новой специальности сразу не удалось.

И вот однажды в газете попалось дяде объявление. Проектно-технологический научно-исследовательский институт приглашал на работу, связанную с ЭВМ, младшего научного сотрудника. Ну что ж, младший – так младший... В конце концов, дело не в названии. Ещё школьником, до войны, дядя славился как «математик». И он решил попробовать.

Приняли.

Работа не показалась очень трудной. На заводе доводилось решать задачки и посложнее. Только задачи там ставила жизнь, производство, а на «выходе» был станок, который снова работал после поломки. В НИИ результатом работы становилась статья в научном журнале. Приходилось часто ездить в командировки на базовое предприятие в Пензу. Производственный опыт пригодился.
 
Так и шла жизнь: работа  – статья, работа – статья. Потом – отпуск. И снова работа. Ничего другого дядя не ждал. Но однажды в НИИ приехали представители одного из Ленинградских вузов. Гости должны были участвовать в научной конференции. Но были у них в институте и другие дела, а в их числе – такое...

– Что у вас за учёный Тапилов? – спросили приезжие у директора НИИ. – Можно с ним познакомиться?
– Учёный Тапилов? – удивился тот. – Да нет у нас такого.
– Должен, должен быть, – настаивали гости. – В зарубежных журналах на него ссылаются: «Тапилов, город Горький». Профиль ваш, и больше ему работать негде.
– Тапилов, Тапилов... – задумался директор.
– Да это же наш младший научный сотрудник, – вспомнил кто-то из «старших».

Пригласили, познакомились, поговорили, посмотрели.

– Почему Вы не защищаетесь? – спросил дядю учёный секретарь Совета факультета точной механики. – Здесь же – верная диссертация. Прикладной материал. И всё проверено на производстве. Клад!

Хотя и не интересовался никогда дядя вопросами защиты применительно к себе, но работал он в НИИ, где диссертации защищать пытались. И иногда защищали. Поэтому кое-что дядя представлял.

– Вы знаете, – сказал он собеседнику, – кроме материала нужен еще руководитель. И не какой-нибудь, а хороший. А руководителя у меня нет.
– А вы поступайте к нам в аспирантуру. Там вам и руководителя дадут.
Хорошего.
– Да у меня семья, – возразил дядя. – Дочка подрастает. Какая аспирантура? Мне работать надо.

На том разговор и закончился. Но он не стал последним. Спустя несколько месяцев ленинградцы вновь приехали в Горький. Знакомый уже учёный секретарь вновь встретился с дядей.

– Ваша первая проблема разрешилась, – сказал он. – Вас берет к себе профессор Матвеев, ректор нашего  института. А что касается аспирантуры, то ведь можно учиться заочно. Соглашайтесь. Второй такой возможности у вас не будет.

Через две недели дядя отправился в командировку – в Ленинград. В чемодане вместе с дорожными вещами лежала папка с материалами – результат работы в НИИ.
 
В институте дядю ждали и в приёмной пропустили в кабинет ректора без задержки.
Не торопясь, профессор просматривал привезённые материалы. Иногда задавал вопросы. Но вот он отодвинул папку. Помолчал.

– Вы фронтовик? – вдруг спросил Матвеев.
– Фронтовик, – подтвердил дядя, не понимая, к чему этот вопрос.
– Тогда я буду с вами говорить по-фронтовому, прямо,– сказал профессор и, сжав кулак, стукнул им в раскрытую левую ладонь. – Материала здесь на диссертацию хватит, и даже не на одну, – уже медленнее, подбирая слова, продолжал он. – Но сами вы вряд ли сумеете сделать из всего этого готовую к защите работу.

Профессор тронул левой рукой подбородок, словно забирая в горсть отсутствующую бороду.
– Я помогу вам подготовить и защитить диссертацию, – продолжал он. – Вы будете учиться заочно в аспирантуре. Я буду вашим руководителем. А весь материал, который не войдет в диссертацию, вы передадите мне. Без претензий на авторство. Разумеется, вы можете подумать. Скажем, до завтра.

До завтра дядя ждать не стал, а прямо в кабинете дал согласие. И сразу получил от Матвеева несколько заданий по дополнительным исследованиям. Профессор вроде бы и смотрел материалы недолго, но оказалось, что суть он схватывает быстро. Затем ректор пригласил сотрудника и поручил ему решить вопросы, связанные с поступлением в аспирантуру.

Вступительные экзамены и кандидатский минимум были сданы без проблем. Больше всего дядю смущал немецкий. Но какой уж тут немецкий?!

– Идем мы на экзамен, – рассказывал дядя, – и слышим, как кругом говорят: «Аспиранты Матвеева».

Однако путь на «Олимп» не был гладким. Приходилось много работать. Руководитель требовал дополнительных исследований по всем материалам – и тем, что составят диссертацию, и тем, что в нее не войдут. Впрочем, поначалу было не ясно, что и куда войдет. И лишь где-то в начале третьего года учебы стал определяться остов будущей работы.

Дядя урывал каждую минуту, чтобы поработать над расчетами. Выходные, праздники, вечера и даже ночи. В маленькой квартирке с печным отоплением, где жила дядина семья, у него даже стола своего не было, не говоря уж про кабинет. Так что работать приходилось, приткнувшись где придется.

Как-то мы всей семьей – четыре человека – приехали из Арзамаса к дяде на первомайские праздники. Дядя встретил гостей радушно. Ходил с нами на демонстрацию, на прогулки, сидел за праздничным столом. Был весел и, вроде бы, беззаботен. Но один раз всё-таки вздохнул: «Сколько времени пропало зря!..»

Однажды в одном номере Ленинградской гостиницы вместе с дядей остановился другой аспирант из той же аспирантуры, и тоже горьковчанин. Познакомились, разговорились. Сосед оказался преподавателем Горьковского университета. Диссертация у него была уже подготовлена, и на следующий день на кафедре должен был решиться вопрос о допуске к защите.

Вернулся сосед расстроенный.

– Всё плохо, – сообщил он. – Ничего не получается. Сказали: есть анализ того, что сделали другие, сформулированы нерешенные проблемы, обоснована их актуальность. Всё есть. Но нет решения ни одной из проблем. Хотя бы самой крохотной, хотя бы для частного случая!..

...В тот раз по указанию Матвеева дядя привёз с собой весь материал, наработанный им в НИИ – и то, что делал самостоятельно, и то, что выполнял по заданию профессора. Набралось материала много. Дядя достал несколько сцеплённых скрепкой листочков из тех, что еще не видел руководитель, и протянул соседу:
– А вот это не подойдёт?
– Подойдёт, даже очень подойдёт, – просмотрев листочки, сказал сосед. – Ну и что?
– Ну и бери.
– Как «бери»? – удивился тот. – А ты?
– Бери, бери!

Дядя присутствовал на защите земляка. Те несколько исписанных формулами и исчерченных блок-схемами листочков стали центральной частью диссертации. Защита прошла успешно.
А спустя несколько месяцев защитился и дядя.

Первое время после защиты дядя находил в научных журналах знакомые  материалы. Без упоминания своей фамилии. Продолжалось это не один год. Но постепенно такие публикации стали попадаться всё реже, а потом перестали встречаться совсем.

– Не жалеете, что отдали свою работу? – спросил как-то я дядю.
– Нет, – ответил он. – Я всё равно с этим ничего бы не сделал. Ну, было бы несколько публикаций... Но не было бы диссертации.

На работе после защиты всё изменилось. Очень быстро дядя стал старшим научным сотрудником – «стансе». Зарплата подскочила более чем в два раза. Изменилось положение, отношение. Теперь директор – спроси его кто-нибудь – уже не скажет, что «учёный Тапилов в НИИ не числится».

Но жизнь непредсказуема. Прошло несколько лет, и в институте началась реорганизация. Поползли слухи, что НИИ собираются совсем расформировать. Некоторые сотрудники, не дожидаясь финала, стали уходить. Начал подыскивать другую работу и дядя.

Как-то в «Горьковской правде» он увидел объявление о том, что одна из кафедр Горьковского университета проводит конкурс на замещение вакантной должности преподавателя. Предмет соответствовал тому, чем занимался дядя в НИИ, и по остальным требованиям он подходил.

Что ж, когда-то дядя резко переменил профессию, с производства ушел в науку. И не жалеет об этом. Почему же не попытать счастья еще раз, не попробовать себя «на преподавательском поприще»?
 
И дядя отправился в университет.

– Вам надо подойти к зав.кафедрой, – подсказали в университете. Назвали фамилию, имя, отчество заведующего и рассказали, как найти кабинет.

Нужную дверь дядя нашел быстро. Заведующий как раз выходил из кабинета. Ба! Да это – тот самый аспирант, с которым когда-то жили в одном номере в Ленинграде. Фамилию его дядя с той поры позабыл, но в лицо узнал сразу.

...Поседел. Морщинки появились. Но по-прежнему худощавый, подтянутый.
 
Бывший аспирант тоже узнал дядю. Расплылся улыбкой, распахнул шире дверь.

– Какими судьбами? Да ты заходи, заходи. Располагайся. Не стесняйся... Ко мне? Чем могу. Какие проблемы?
Дядя достал газету.
По мере того как он рассказывал о цели визита, лицо хозяина становилось всё более озабоченным и даже виноватым. Улыбка пропала.

Грамотный и даже талантливый учёный, в житейских делах дядя был наивен. И то, что он услышал затем, оказалось для него полным откровением.
– Ты знаешь, – осторожно начал заведующий,  – это объявление, этот конкурс – это формальность... Мы уже нашли человека, обо всём с ним договорились и всё с ним согласовали. И объявление дали под него, понимаешь? Мы просто должны давать объявления и проводить конкурсы. Но это – формальность.
Заведующий помолчал. А потом вдруг совсем другим тоном добавил:
– Ладно. Что-нибудь придумаем. Зайди ко мне... через неделю.

В университет дядю взяли.
Отказали тому, с кем «обо всём договорились и всё согласовали».

Когда дядя переходил с завода в НИИ, ему было немногим больше тридцати. Сейчас же он перешагнул пятидесятилетний рубеж, и новая преподавательская работа далась нелегко. Но, кроме преподавания, кафедра проводила по договорам с промышленными предприятиями так называемую «НИР» – научно-исследовательскую работу. Между прочим, за дополнительную оплату. Вот здесь дядя был «на коне».

Постепенно накапливался опыт и в преподавании. В расписании перед фамилией дяди появилось коротенькое «доц.» – «доцент».

Так и доработал бы «доц. Тапилов» без проблем до пенсии. Но жизнь сделала очередной поворот. Промышленно-экономический факультет, где преподавал дядя, преобразовали в экономический. Сменилось не просто название – изменилась специальность, по которой готовили студентов. А вместе со всем этим резко сократились лекционные часы на курс, который читал дядя.
 
Чтобы добрать до полной ставки, дяде дали дополнительно курс, связанный с защитой от коррозии. Об этой дисциплине дядя отзывался так:
– Это – страшная муть. Это – х и м и я! Я ночами сидел, чтобы хоть как-то разобраться. Первое время читал только по конспекту. Один раз забыл дома очки, но вовремя спохватился, забежал в «Оптику» и купил другие. А один раз забыл конспект... Вот это было дело!

Когда, уже после шестидесяти, подошел срок очередного переизбрания по конкурсу, дяде предложили документы не подавать. Педагогическая карьера закончилась.

Дядя перешел работать на завод – тот самый завод, откуда он когда-то уходил в НИИ. Только теперь дядя работал программистом. Масштабы здесь были уже совсем иными по сравнению с тем, чем приходилось заниматься в НИИ, а затем и в университете в рамках НИРа. И «кандидатские корочки» не потребовались.

Вершина карьеры была пройдена. Началось движение под уклон.