Сказ о Шайтанке

   
      Племяш мой, Федька, вроде хороший парень, но какой-то завидущий, а от этого всё у него наперекосяк. В прадеда Семена, видать, пошел, такой же рыжий и непутевый. Тот всю жизнь пробарогозил беспутно, и этот туда же, а ведь скоро уж тридцатник стукнет балбесу.Дед Серега, могучий шестидесятилетний мужик, любит выйти вечером во двор покурить и порассказывать байки о своих деревенских родственниках. Всякий раз у него находится необычная история. Он с удовольствием затягивается дешевой сигаретой, выдыхает и продолжает.Вот возьми охоту, ведь совсем с ума сошедший. Понимаешь, терпеть не может, если кто удачливее. В последнее время, правда, попритих, дед усмехается.Сентябрь-то в этом году побаловал: сухой, теплый. Ну, Федька с отцом и собачонкой Гречушкой по выходным похаживали на уток, но зачастую пустые возвращались. Тут кто-то и скажи, что на Шайтанке рябчиков полно. Завидки Федюню так и придавили. Отец, брательник мой, еще подначивал: «Давай, покажи, как ходят на боровую птицу неумеючи».
Мать охала, мол, в такую даль на Шайтанку собрался. Слухи всякие, нечисто там.
     Дед Серега увлекается своим сказанием и забывает про курево.
- Да разве тормознешь упрямца, когда вожжа под хвост попала. Манков себе понабрал. В первый же выходной порвал за добычей. Ну лазил там по ольшаникам, старался, подманивал птицу на разные голоса. Да не отозвался ему никто. Тишина - ни пуха тебе ни пера. Я бы с такой охоты сразу домой пошуршал. Племяш же гонористый, признавать не хотел, что как дурак проходил впустую цельный день. Решил с утра подкараулить куриный род на ягоднике. Брусничник-то, краснеющий около заброшенной деревни, он давно приметил и радовался. У рябчиков брусника в почете как первейшее лакомство, и переночевать в деревне сподручней, чем в лесу. Правда, деревня оказалась давно брошенной. Избы без ухода порушились: у какой крыша провалилась, а у какой стена просела. Опасно заходить, того и гляди обрушится.
      На другом конце деревни, этак на отшибе, увидел вроде жилой дом. В окошках блестело стекло. Подошел ближе, огляделся. Нет, давно там людей не было, всё травой заросло. Дом-то снаружи прочный. В избе тоже пол крепкий, печь целехонька. За печью у окна железная с панцирной сеткой кровать. Ржавая заскрипела, но не дрогнула под Федькой. Тут и придумай он сделать постель из еловых лап, благо вплотную к дому подступал ельник. Деднеловко крестится:
- Только вошел, под первой елкой споткнулся о сгнивший крест. Дом, оказывается, стоял у деревенского кладбища. В бабьи-то страшилки про покойников Федька никогда не верил, не торопясь наломал веток и вернулся. Поужинал. За окном совсем стемнело. Пора ложиться спать. Погасил фонарь, взглянул в окно и обмер.
Из темноты с кладбища на него смотрели два светящихся глаза. Жуть тут сковала парня, замер как остолбеневший. А горящие глаза давай ему еще подмигивать. Доведись до меня, бежал бы из этой деревни. Дед вспоминает про потухшую сигарету и стряхивает пепел с колена.
- Федор-то наш отчаянный, вишь, любопытничанье и перемогло у него страх. Схватил ружьё и туда - в темноту. Впопыхах забыл фонарь, но возвращаться не стал. Луна взошла, и светловато стало. Красные глаза на месте замерли и продолжали подмигивать.
Как добежал, не помнит. Очухался, когда пень увидел. Ну тут зло его и взяло. Здоровущая ель переломилась, видать, от старости, и остался высоченный пень. На его коре-то и обжилась какая-то светящаяся гниль. Вблизи и то она походила на два глаза. Ветки соседних елей качались, ну и мерещилось, что пень подмигивал. В сердцах он ободрал и выбросил всю кору. Плюнул на пень, пнул со всей мочи, что тот аж крякнул. Вернулся и как ни в чём не бывало уснул.
      Утром дураку всё показалось вообще смехом, вот и решил посмотреть, что за живность на коре светилась. Да какой там коры, даже пня не нашёл. Долго бродил. А вот как будто и не бывало того пня! Не до рябчиков стало.
Дед опять закуривает, затягивается, долго смотрит на зависший неподвижно дым и, наконец, заключает:
 - Одно слово - Шайтанка.