Северный ветер кричал, Крепись!

 Ш - ш - ш - ш!!!Все утихает. Неугомонный сверчок трещит еще в траве, но скоро и он замолкает, и все погружается во мраке ночи. Птичка, которая опоздала в свое гнездо, бесшумно пролетает во тьме. Но присмотритесь, не так уже и темно! Кто раскинул эти звезды по небосклону, кто повесил этот месяц, кто рассеял мрак ночи? Эти звуки возникли среди лета, среди тьмы.Покой и блаженство.Нега покоряет тело.И вдруг,около трех часов ночи Маня Пупкина села в постели и прислушалась.Тишина и потом снова легла. Через десять минут она услышала все тот же шум, доносившийся из мрака побережья.Маня Пупкина жила недалеко от морского побережьяв, в квартире первого этажа; обитала она здесь всего ничего, несколько дней, поэтому все было ей в диковинку: этот старый дом, старая улочка, старая бетонная лестница, поднимавшаяся круто в гору от самого побережья - ровно сто двадцать ступеней. И как раз сейчас...
- Надо-же!Кто-то поднимается по лестнице, - сказала Маня сама себе.
- Ну что еще,Манечка,что такое,радость моя,что? - сонно переспросил ее муж Ицык Пупкин.
- Я слышу на лестнице мужские голоса, - сказала Маня. - Разговоры, крики, едва ли не до драки доходит. Я и прошлой ночью их слышала, и позапрошлой, но...
- Кого? - не понял Ицык.
- Ш-ш-ш, спи. Я сама посмотрю.
Она выбралась из постели,надела шлепанцы и,шаркающей ленивой походкой подошла к окну, не зажигая света, она и в самом деле увидела двух мужчин, которые переругивались, ворчали,махали руками и... кряхтели - то громко, то приглушенно. До ее слуха донеслись и другие звуки: глухие удары, стук, скрежет, будто куда-то тащили что-то совершенно неподъемное.
- Предсавляешь,Ицык,такое мнение мое,что в это время кто-то надумал переезжать.Такое возможно? - спросила Маня, обращаясь к темноте, к оконному переплету и к себе самой.
- Это вряд ли, - пробурчал Ицык.
- А похоже...
- На что похоже? - спросил муж и было похоже,что он только теперь окончательно проснулся.
- Как будто двое тащат...
- Господи помилуй, кто кого тащит?
- Двое тащат рояль. По лестнице.
- В три часа ночи?
- Как это удивительно!Двое мужчин и рояль. Ты только прислушайся.
Ицык, заморгав, сел и насторожился.
В отдалении, где-то на середине склона, раздался протяжный стон рояльной струны.
- Ну,я права? Убедился?
- Надо же, так и есть. Но кому пришло в голову красть...
- Они не крадут,милый, они доставляют по адресу.
- Рояль?
- Я тут ни при чем,дорогой мой. Выйди, поинтересуйся. Нет, погоди, я сама...
Кутаясь в халат, она выскочила за дверь и пошлепала тапками по тротуару.
- Маня,чертова баба, - яростно прошипел Ицык ей вслед. - Куда тебя понесло?
- Женщина в пятьдесят пять лет, толстая и страшная,без вставных зубов может смело гулять по ночам.
Может она и права,подумал Ицык и ничего не ей ответил.
Она бесшумно добралась до побережья. Где-то там внизу - у нее не осталось сомнений - двое ворочали неподъемный груз. Временами он издавал протяжный стон и умолкал.
- Что-то очень знакомые мне голоса... - прошептала Маня. - С чего бы это?.
В непроглядной тьме она ступила на лестницу, которая мутной полосой уходила вниз, и услышала разносящийся эхом голос:
- Все,как всегда, из-за тебя влипли.
Маня замерла. Где же, недоумевала она, я слышала этот голос, причем тысячу раз!
- Аууу!Кто здесь? - окликнула она.
Осторожно,чтобы не упасть она побрела вниз ,отсчитывая ступеньки, и....
И никого не увидела.
Сердце отчаянно застучало и камнем упало к шлепанцам. Незнакомцам просто некуда было деться. Склон шел круто вниз потом круто вверх, а они волокли тяжелое, громоздкое пианино, ведь так?
"С чего я взяла, что это пианино? - подумала она. - Я ведь только слышала звук. И сомнений нет, это пианино. Причем в ящике!"
Она медленно развернулась и пошлепала обратно,по дороге ловя ногами тапки.Преодолевая ступень за ступенью, медленно-медленно, и голоса тут же зазвучали вновь, будто только и ждали, чтобы она убралась восвояси после того, как появилась.
- Ты что, спятил? - негодовал один.
- Да я хотел... - начал другой.
- На меня толкай! - закричал первый.
"А второй-то голос, - подумала Маня, - он ведь мне тоже знаком. И я даже знаю, что сейчас последует!"
- Эй ты фраер, - сказало ночное эхо далеко внизу, - не отлынивай!
- Так оно и есть! -Маня закрыла глаза, откашлялась и едва не упала, присаживаясь на ступеньку, чтобы отдышаться, перед ее мысленным взором проносились черно-белые картины. Почему-то ей вспомнились те давние времена,когда она сама, еще девочкой, сидит в кино, в первом ряду, а высоко над головой мелькают светлые и темные кадры, она замирает, потом смеется, потом опять замирает и опять смеется.
Она открыла глаза. Где-то внизу перекликались все те же голоса, скрежетал груз, в ночи разносилось эхо, незнакомцы выходили из себя и пыхтели,обливаясь потом.
Фирочка! Надо позвонить Фирочке Нахес. Она знает все. Кто, как не она, объяснит мне, что происходит. Да! Фирка и никто другой!
Вернувшись в дом,трясущимеся палбцами рук она набрала Ф, потом И, потом Р, К, А и только тут сообразила, что делает не то; пришлось начать сначала. Телефон звонил очень долго, пока ей не ответил досадливый спросонья голос Фиры, жившей в часе езды от них.
- Привет,дорогая, это я, Маня!
- Боже! Что случилось! Ицык умер?
- Нет, что ты, мне прямо дурно стало...
- Ах,ты мне звонишь ночью и тебе еще и дурно?
- Ты, наверно, решила, что я схожу с ума, но...
- Ну, сходишь с ума, а дальше что?Не могла выбрать другое время суток?Хотя-бы полдень.

- Послушай, в прежние времена, когда в окрестностях Одессы. снимали кино, натурные съемки проходили прямо здесь, в самых разных местах,Одессы так ведь? ...

- Да,Леонид Утёсов — Костя Потехин, талантливый пастух-музыкант
Любовь Орлова — Анюта, домашняя работница
Мария Стрелкова — Елена, дитя Торгсина
Елена Тяпкина — мать Елены
Фёдор Курихин — факельщик
- у них были натурные съемки?
- А как же!
- У нас в Одессе?
- Маня, разве можно так орать?
- Ты сказала,что в одесском приморском парке,на берегу...?
- Ну, да. Помилуй, сейчас три часа ночи!
- На самом берегу?
- Совершенно верно - там, где лестница. Известное место. Там еще Костя Потехин убегал от .....
- Конечно, Фирочка, конечно! Боже мой, Фирка, если бы ты это видела, если бы слышала то, что слышу я!
Даже у Фиры, на другом конце провода, сон как рукой сняло.
- Что происходит? Ты не шутишь,дорогая,ты в своем....?
- Господи, конечно, да! По лестнице - я только что слышала, и прошлой ночью тоже, и вроде бы позапрошлой, да и сейчас слышу - двое тащат в гору... это... пианино.
- Боже милостевый! Ты хотя бы помнишь, когда это было?Кто-то тебя разыгрывает.
- Нет-нет, они там. Я вышла - никого и ничего. Но эти ступеньки - как живые, Фирка! Чей-то голос говорит: "Опять из-за тебя влипли". Это надо слышать!
- Ты напилась и решила меня подразнить, потому что я от них без ума еще с детства.
- Ничего подобного! Перестань, Фирка. Вот, слушай внимательно...А? Что скажешь?

Через 40 минут Маня услышала дребезжание допотопной колымаги, притормозившей на заднем дворе. Этот драндулет Фирочка купила исключительно из любви к эксклюзиву в стиле рэтро, чтобы можно было раскатывать по окрестностям, заряжаясь вдохновением для статей по истории старого немого кино, исключительно по истории: подъехать туда, где когда-то разгуливала Дама с собачкой,Беня Крик,господин Япончик, Леня Утесов с Любовь Орловой и,конечно же Николай Минх  — пианист, аккордеонист и аранжировщик в Теаджазе Л.Утесова. В его аранжировках звучали такие популярные песни, как «Будьте здоровы!», «Лейся, песня», «Пароход», «Все хорошо, прекрасная маркиза»; инструментальная пьеса «Десять лет джаза» и др.
....Ах,Фирка,ее подруга детства, была сейчас сотрудница журнала "Серебристый цвет экрана", своя в мире классического кино и музыки, истории того времени.
Она собой полностью заблокировала парадную дверь: над необъятным туловищем, которое поддерживали ноги-колонны, словно изваянные самим Бернини для собора Святого Петра в Риме, маячило луноподобное,сытое,здобренное питательным кремом лицо.В рыжих волосах такое количество мелких бигудей,как у Тузика блох.Прямо на ночной рубахе до пола сверкала блуза в стразах и в шлепанцах на босу ногу.
Круглая и сытая физиономия сейчас в равных долях отражала подозрение, сарказм и скепсис. Но, заметив бледность и отрешенный взгляд подруги, она только и смогла воскликнуть:
- О...Манечка!
- Теперь ты веришь? - спросила Маня.
- Верю,дорогая,верю...!
- Не кричи,Фира.Я не глухая. Мне и боязно, и любопытно, и жутко, и радостно. Пойдем-ка со мной....
И пристарелые подруги детства направились по дорожке туда, где старый склон уходил старыми ступенями вниз к морю и вдруг почувствовали, как время описало вокруг них полукруг - и вот уже на дворе стоял совсем другой год, потому что рядом ничего не изменилось, все здания остались такими же, как в тысяча девятьсот...побережье выглядело совсем как в двадцать шестом, а ступени - как в двадцать первом, когда их только-только зацементировали.
- Прислушайся, Фирка. Вот, опять!
И она прислушалась, но вначале сумела разобрать только скрежет, похожий на треск сверчка, потом стон древесины и... жалобы фортепьянных струн; тут один голос стал браниться по поводу этой холеры, а другой твердил, что он тут вообще ни при чем, вслед за тем по ступеням с глухим стуком поскакали шляпы-котелки, и сердитый голос бросил: "Опять из-за тебя влипли".
От изумления Фира чуть не скатилась кубарем вниз. Ухватившись за локоть Мани, она всхлипнула.
- Это розыгрыш. Кто-то из наших установил магнитофон или...
- Нет, я проверяла. Здесь только голые ступеньки,дорогая моя подруга, голые ступеньки!
Пухлые щеки Фирки намокли от слез.
- Надо же, его собственный голос! Уж я-то разбираюсь, они - мои любимцы,Маня. Это Ленька и Николай. Другой голос это Эмиль Гейгнер это он был и как аранжировщик, и барабанщик оркестра ...
 -  А ты, как ни странно, в здравом уме!
Голоса звучали то громче, то тише, и наконец один из них вскричал:
- Эй, ты, не отлынивай!
У дам вырвался стон:
- Бог мой, какое чудо!
- Что прикажешь думать? - спросила Маня. - Как их сюда занесло? Это и вправду привидения? С какой стати привидения каждую ночь лезут в гору по этим ступеням и толкают перед собой этот старый ящик? Объясни, какой в этом смысл?
Мудрая Фирка окинула взглядом крутой склон и на мгновение прикрыла глаза, обдумывая ответ.
- А с какой стати привидения вообще куда-то лезут? Собирать дань? Вершить возмездие? Нет, наши - не таковы. Возможно, их подгоняет любовь, неразделенные чувства или что-то в этом роде. Согласна?
Сердце Мани отсчитало пару ударов, прежде чем она ответила:
- Может, они не слышали этих слов.
- О чем ты?
- А может, слышали много раз, да не верили, потому что в прежние годы что-то у них случилось, какая-нибудь напасть или вроде того, а когда случаются напасти, все остальное забывается.
- Что забывается?
- Как мы их любили.
- Им это было известно.
- Откуда? Мы, конечно, болтали друг с дружкой, но не трудились им лишний раз написать, или помахать, когда они проезжали мимо, или хотя бы крикнуть: "Мы с вами!" Как ты думаешь?
- Маня, прийди в себя, о чем ты говоришь, они же не сходят с телеэкранов!
- Ну, это совсем другое. Теперь, когда их с нами нет, хоть кто-нибудь подошел к этим ступенькам, чтобы признаться в открытую? Что если эти голоса - вернее сказать, призраки, или уж не знаю кто - обитают здесь годами, каждую ночь ворочают ящик с пианино, и ни одной живой душе не приходит в голову шепотом, а то и в полный голос дать им знать, как мы их любили все эти годы. А почему, собственно?
- В самом деле, почему? - Фирочка вгляделась в бескрайнюю, почти отвесную мглу, где, скорее всего, маячили тени, а меж ними, быть может, неуклюже громоздилось пианино.
- Если я права, - сказала Маня, - и если ты со мной согласна, нам остается только одно...
- Нам с тобой? А почему со мной?
- Ну да, кому же еще? Тише. Пойдем-ка.
 И они пошлепали на ступеньку ниже. В тот же миг тут и там начали вспыхивать окна. Где-то раздвинули входную решетку и негодующе закричали в ночь:
- Безобразие!Придурки!
- Что там за грохот?
- Вам известно,негодяи такие, который час?
- Господи, - зашептала Маня, - теперь их услышали все без исключения!
- Мне только этого не хватало! - Фира стала озираться по сторонам. - Так можно все испортить!
- А вот я сейчас полицию вызову! - Наверху яростно хлопнула оконная рама.
- Ох, - выдохнула Маня, - не дай бог, нагрянет полиция...
- Ну и что?
- Как это? Все пойдет насмарку. Если кто и должен им сказать, чтобы они передохнули и не шумели, так это мы с тобой. Мы их не обидим, верно?
- Само собой разумеется, но...
- Никаких "но". Держись за меня. Идем.
Внизу все так же переговаривались два голоса, пианино заходилось в икоте: подруги осторожно спустились на ступеньку ниже, потом еще на одну, у них пересохло во рту, сердца колотились как бешеные, а непроглядная тьма пропускала лишь слабый свет светильника у подножия лестницы, но он был так далеко, что загрустил в одиночестве, дожидаясь, пока запляшут тени....
Окна хлопали одно за другим, скрежетали дверные решетки. Того и гляди, сверху могла обрушиться лавина досады, протестующих криков, а то и выстрелов, готовая безвозвратно смести все и вся.
С этой мыслью подруги крепко обнялись, но обеих так зазнобило, что, казалось, каждая решила вытрясти из другой нужные слова в противовес чужому гневу.
- Фира,прошу тебя, не молчи, скажи им хоть что-нибудь.
- Что тут скажешь?
- Да что угодно! Они обидятся, если мы не...
- Они?
- Ты знаешь, о ком я. Надо их поддержать.
- Ладно, будь по-твоему. - Фира опустила накрашенные позавчера веки и замерла, подбирая слова, а потом выговорила: -Привет всем!!!
- Громче.
- Привет всем!, - окликнула она, сначала тихонько, потом чуть громче.
Прямо под ними впотьмах зашуршали тени. Один голос сделался решительнее, второй увял, а пианино затренькало на арфе своих невидимых струн.
- Не бойтесь, - продолжала Фира.
- Умница. Давай дальше.
- Не бойтесь, - осмелев, повторила Фира. - Не слушайте этих крикунов. Мы вас не дадим в обиду. Это же мы! Я - Фира, только вряд ли вы меня помните, а это Маня, мы вас знаем тыщу лет, с раннего детства, и всегда вас любили. Время ушло, но мы решили вам сказать. Мы полюбили вас, когда впервые увидели задворках нашего родного города, а может, на корабле с привидениями, или когда вы торговали вразнос рождественскими елками, или в автомобильной пробке, когда вы отдирали у машин фары - и любим вас по сей день, верно я говорю, Маня?
Мрак выжидал, притаившись внизу.
Фирка ткнула Маню в плечо.
- Да, верно! - воскликнула Маня. - Она говорит, как есть! Мы вас любим.
- Просто сейчас ничего больше в голову не приходит.
- Но ведь и этого достаточно, да? - Маня взволнованно подалась вперед. - Правда достаточно?
Ночной ветерок шевелил траву и листья по обеим сторонам лестницы, а тени, застывшие было внизу, по бокам заколоченного ящика, теперь смотрели наверх, на двух женщин, которые почему-то расплакались. Первой не выдержала Маня, но когда Фирочка это почувствовала, у нее тоже покатились слезы.
- Так вот,друзья нашей молодости, - Фира сама удивилась, что не утратила дара речи, но продолжила наперекор всему: - Мы хотим, чтоб вы знали: вам нет нужды сюда возвращаться. Нет нужды карабкаться в гору и ждать. Вот что мы хотим сказать, понимаете? Чтобы услышать такие слова на этом самом месте, вы и приходили сюда по ночам, и взбирались по лестнице, и втаскивали наверх пианино, в том-то все и дело, других причин нет, правильно? Наконец-то мы с вами встретились: теперь все сказано напрямик. Спокойно отправляйтесь на отдых, друзья мои.
- Счастливо вам! - добавила Маня грустным-грустным шепотом.
Прячась в темноте, пианино негромко помурлыкало струнами, скрипнуло старой древесиной и вздохнуло глубоко и свободно.
И тут произошло самое невероятное. Во тьме раздались чьи-то вопли, деревянный ящик загрохотал по склону, пересчитывая ступеньки и отмечая аккордом каждый удар; он кувыркался и набирал скорость, а впереди неслись сломя голову два неясных силуэта: они удирали от взбесившегося музыкального зверя, голосили, спотыкались, орали, проклиналио свою судьбу, взывали к небесным силам, а сами катились ниже и ниже, оставляя позади четвертый, шестой, восьмой, десятый десяток ступеней....
Тем временем на середине лестницы, в ночи, прислушиваясь, ловя каждое движение, вскрикивая, обливаясь слезами и хохоча, поддерживали друг дружку две, уже не первой свежести женщины, у которых перехватывало дыхание, когда они пытались разглядеть - и почти верили, что разглядели - как три очертания скатывались по ступенькам, как улепетывали два с молоду знакомых силуэта, как пианино с ревом прыгало за ними по пятам, не разбирая дороги, как внизу, на тротуаре, одинокий фонарь внезапно погас, будто сраженный, а тени кувырком полетели дальше, спасаясь от хищных зубов-клавиш.А подруги, оставшись вдвоем, смотрели вслед и смеялись до упаду, чтобы потом залиться слезами, и рыдали, чтобы потом рассмеяться, но вдруг лицо Фиры исказилось от испуга, словно рядом прогремел выстрел.
- Что я наделала! - закричала она в панике, ринувшись вперед. - Подождите, я не то сказала, мы не хотели... не исчезайте! Просто сейчас удалитесь, чтобы соседи могли выспаться. Но раз в год... слышите? Раз в год, ночью, ровно через двенадцать месяцев и потом каждый год, непременно возвращайтесь сюда, договорились? И не забудьте свой ящик, а уж мы с Маней - подтверди, Маня! - встретим вас на этом самом месте.
- Во что бы то ни стало!
Ответом было долгое молчание над ступенями. Обширная набережная пустовала этой майской ночью. Морской ветер задувал, нагоняя волны, шелестя кронами сосен.
- Как по-твоему, они услышали?
Подруги прислушались.И тут далеко внизу прозвучал едва слышный хлопок, будто очнулось старинное авто, а потом промелькнула какая-то причудливая музыкальная фраза, слышанная в детстве на дневном сеансе. Но и она тут же смолкла.
Через некоторое время они побрели вверх по лестнице, вытирая слезы бумажными носовыми платками. Потом обернулись, чтобы напоследок вглядеться в темноту.
- Знаешь, что я тебе скажу? - прошептала Фира. - По-моему, они услышали.
И ветер принес им отет:-Пой песню, пой! —
"Ты мне надоел!" — заявил один,
"И ты мне!" — сказал другой.
Северный ветер кричал: "Крепись!" —
Пой песню, пой! —
Один из них вытер слезу рукавом,
Ладонью смахнул другой.....