Цветок монарды. Глава 2. Гули-гули

       Тихим, поздним осенним вечером в центральную больницу скорой помощи привезли необычную пациентку, упавшую с какого-то этажа высотки. Её нашли под балконом собственной квартиры, лежащей на траве газона без сознания, с еле заметными признаками жизни. Газон был новым, недавно перекопанным перед осенью, и, наверное поэтому, на теле пострадавшей не заметили серьёзных наружных повреждений. Соседи, обнаружившие девушку, определили, что она ещё жива, потому что зеркальце, поднесённое к её рту по старинному  народному методу, от дыхания запотело, и сразу же вызвали скорую. Прибывшим фельдшером медицинской службы был нащупан слабый, нитевидный пульс, хоть и пролежала пациентка на цветочной клумбе под деревьями целый час до приезда скорой.

       Неторопливость медицинской помощи, к которой все уже давно привыкли в прежнее время, на этот раз объяснилось нововведениями в уже устоявшийся уклад жизни обывателей со стороны правительства, якобы по-матерински заботящегося об улучшении жизни своих вассалов. По новым правилам все звонки с просьбой помочь поступали на один номер, а потом распределялись по разным направлениям. Но, как всегда, с виду новаторские начинания, на самом деле, оказались никому не нужными, как перестановка мебели в квартире с места на место, и даже вредными, потому что внесли только неразбериху и добились того, что помощь стала задерживаться намного дольше обычного, а часто не приходила вообще.

     Если в недалёком прошлом телефон центрального коммутатора скорой помощи горел и плавился от непрекращающихся звонков, то теперь он мирно спал и посапывал в трубочку.  Причина такого комфортного отдыха аппарата объяснялась просто: пока  информация с единого номера шла к нужной службе, она терялась по дороге или приходила в искажённом виде. У кого-то пропускал газ, у кого-то прорвал водопровод, у кого-то заклинила дверь, а кто-то слёзно просил помочь своему любимому котику, который неблагоразумно залез на дерево и не может с него самостоятельно спуститься. Часто к больным старушкам приезжали бравые спасатели-скалолазы, готовые по-рыцарски снимать их с крыш. А при пожаре откуда-то из-за угла появлялись пьяные водопроводчики, которые никак, с бодуна, не могли понять, зачем их вызвали, нигде же нет никакой "протечки", и смотрели "без понятия" на людскую суету вокруг осоловевшими глазами, через слово смачно матерясь. Скорые всё чаще приезжали к начинающим циркачам-котам и больным собачкам, и тогда (что уж делать?) какой-нибудь молодой доктор, разжалобившись дамскими соплями и истеричными воплями кота, прямо в белом халате, цепляясь карманами и рукавами за ветки, лез на высокое дерево, снимал оттуда нервное животное, которое в благодарность за спасение расцарапывало ему, вдобавок, лицо и руки. А потом вся бригада Скорой помощи, вместе с водителем, в тёплой компании пила чай с плюшками у хозяйки безрассудного баловника и оказывала последнему первую медицинскую помощь, а также (угощая валерьянкой) и экстренную психологическую.

     Тем временем, странная молодая особа, слетевшая со своего балкона, лежала прямо под окнами первого этажа около часа, пока какая-то подслеповая старушка, конечно же, не услышав странного глухого шлепка о землю чего-то тяжёлого, случайно подошла к окну покормить любимых голубочков:

     - Гули-гули-гули! - позвала она птичек, но потом увидала: а что это такое валяется тёмное на пожухлом газоне среди осенних цветов её клумбы? Она сильно возмутилась сначала, и даже расстроилась, подумав, что хулиганы взрыли землю цветника, и пошла в комнату искать свои очки. Но так как, кроме ослабления зрения к старости, этому благородному периоду жизни человека, у неё ослабилась и память, то есть наступил полный хронический склероз, искала она очки довольно долго. Но вот бабушка снова вышла из комнаты на кухню, неуклюже натягивая на нос уменьшительные стёкла в тонкой, металлической оправе. И, пока она находила своё ухо и пыталась натянуть на него одну из оставшихся дужек, прошло ещё минут пять. Потом она долго всматривалась в тёмный лежащий предмет на траве и медленно шевелила разжижающимся мозгом, чтобы это могло значить? И вот, наконец, до неё дошло (а это само по себе уже достижение), что прямо под её окнами на траве клумбы лежит чей-то труп - именно так она подумала и где-то оказалась права.

     Так насобиралось, накапало в одну кучку столько минут, что они составили целый час. Всего-то 60 крохотных мигов чьей-то ничтожной жизни,  маленьких тик-таков времени, скучных слайдов, несущественных мгновений, никому не нужных вздохов и слабеющих выдохов разбитой грудной клетки, слабых импульсов тока крови в чьих-то повреждённых артериях и венах, чьего-то прерывающегося дыхания и тайной надежды о помощи - такая мелочь по сравнению с вечностью.

     Всё это невидимо и незначительно, хрупко и эфемерно, жалко и презренно по сравнению, например, с тем же экскаватором или асфальтоукладчиком, с подъёмным краном или шлакоблоком, с небоскрёбом или авиалайнером. И вообще, кто когда переживал об убитой бабочке или кузнечике во время строительства?