О преподавании русской литературы

У русской классической литературы XIX века (в которую я включаю и направление Белинского-Чернышевского) есть счастливое свойство: она является самодовлеющим контентом. Даже если она преподается плохими учителями и преподавателями, шиворот-навыворот, в обрамлении дурного вкуса, в рамках ложной идеологии, то все равно до читателя когда-нибудь доходит ее человеческое содержание и рано или поздно он возвращается к ней уже самостоятельно, приводя в порядок свои представления о ней, а заодно и о человеке и обществе. Потому что русская литература дает систему ценностей, которая определяет человека, духовно сопряженного с Россией.

К сожалению, искажения преподавания иногда так сильны, что время реабилитации и восполнения ущерба бывает слишком большим. Но любое преподавание литературы - неизбежно лишь краткий экскурс в нее. Поэтому оптимизация преподавания (в доброжелательном и уважительном к учащемуся смысле, а не наоборот, как часто бывает) должна состоять в том, чтобы минимальными средствами создать у учащегося максимально адекватное понятие о системе отсчета, с которой нужно подходить к этому сложному массиву текстов. Постепенно зародыш правильной гносеологии разовьется в мировоззрение.

Соцреализм был ущербным методом - он суживал и гипертрофировал взгляд на литературу. Примитивный партийный прогрессизм выдавали за магистральное направление, тупо высмеивали мещанство, не понимая, как много мещанства в этом кичливом самохвальстве. Нам даже указывали, что (и это есть принцип историзма в искусстве) соцреализм предполагает отношение к прошлому - с иронией, к настоящему - с оптимизмом, а к будущему - с романтизмом (кажется так, суть передана верно). Такой упрощенный подход, насаждаемый нахрапом в советской школе, лично у меня вызывал ненависть и отторжение.

Поэтому появление в перестройку другой литературы, того же Набокова, экзистенциалистов, русских религиозных философов, творцов мировой философии от Канта до Ницше было воспринято с восторгом, хотя и не без горечи - одновременно произошел обвал общества. Настоящее становилось прошлым, разбиваясь на осколки, а будущее казалось недоступным, но каждый миг таил в себе дурную бесконечность.

На этой цветастой свалке или рынке - кому как больше нравится - возник постмодерн или то, что у нас под этим понималось. Это был период моей учебы в Литинституте, который сильно обогатил меня эмпирическим материалом - общением с людьми и обретением своего рода взгляда изнутри, и пониманием, что привести все это в систему можешь только ты сам, и это, скорее всего, растянется на всю оставшуюся жизнь.

Некоторые предварительные итоги моего литературоведческого экскурса приведены здесь
http://www.proza.ru/2012/04/07/1430

Создана индивидуально убедительная система отсчета, достаточно полная для взвешенного подхода.


Кстати, очень плохо, если депрессивный Достоевский или не менее депрессивный Горький рассматриваются как ключевые фигуры или реперные точки. Природный оптимизм в русской классике есть только у Пушкина (раннего) и Чернышевского.

Мое взросление пришлось на переломное время, когда прошлое было отринуто, а будущее стояло под вопросом - о настоящем и думать было страшно. Но как-то проскочили, хотя нет-нет, да возвращаются сомнения на этот счет, и тогда снова подвергаешь поверке то, к чему пришел. И снова находишь опору. В России нельзя без литературоведения.