Глава IV. Невероятно тонкая гармония

*
Единственная дочь продавца уборочных комбайнов, Снежана, слыла девицей целеустремленной. Видимо, это свойство души досталось ей от напористого папаши, скороспелого миллионера из Харлапановки. Достигать поставленные цели она определенно умела: если в поле зрения Снежаны попадал перламутровый спорткар, то вскоре он урчал у нее под окном. Нацелившись на колье с бриллиантами, она довольно быстро становилась его владелицей. Высмотрев в каталоге белоснежную яхту, Снежана тратила не более часа на управление рычагами папиной души и вскоре яхта колыхалась у личной пристани на Трухановом Острове. Тем не менее, все эти маленькие победы ничуть не приближали ее к основной, заветной цели - высокому столичному бомонду. Манящий и блистающий мир плыл словно вязкая суспензия  над ее головой, приближался огнями и феерверками, а затем вновь отдалялся. Он был недосягаем и лишь Светка с Маринкой соединяли дочь разбогатевшего колхозника с верхними слоями элитной стратосферы.
 
-Трюфеля перед сном? -поражались Маринка и Светка. - Фи-и-и... совсем не комиль-фо, Снежанка. Своему Рамиру даже не говори такое. Это хуже, чем кивиак.

Что такое "кивиак" Снежана не имела понятия и ее крестьянский организм неимоверно страдал от любопытства, а блистающая суспензия над головой вновь отдалялась. Маринка хитро переглядывалась со Светкой, всем видом давая понять, что путь к звездам весьма тернист и белоснежной яхты с бриллиантами совсем недостаточно для его преодоления. А теплые отношения с начальником охраны министерства, Рамиром Эльбрусовичем, лишь первая шаткая ступень к светскому Олимпу. К тому же Рамир, овладев булатными хлебцами, слегка охладел к дочери комбаньера. Снежана горестно сознавала, что требовалось нечто сногсшибательное, умопомрачительное, но, хоть убей, не знала к чему стремиться...

В таком замешательстве ее и застал гениальный экспериментатор Филимон Петля. Окинув беглым взглядом роскошные интерьеры, мэтр моментально составил психологический портрет клиента. "Глупа, капризна, самовлюбленна" - быстрый диагноз был довольно точен. Основные струны крестьянской души легко нащупались и тихо звенели, оставалось лишь подобрать необходимые аккорды.

-Я, видимо, попал в рай, - нежно потиснул девичью ладошку Филимон и скользнул зеленым глазом по желанной картине, скромно выглядывавшей из за фортепиано. - Какой тонкий вкус! Какой  экскюи-де-кутэ! Говорю Вам это, сеньорита, совершенно ответственно... Откуда у Вас эти чудные портьеры? Роскошная ткань! Да, я узнаю эти волшебные шнуры и кисти - пакистанский шелк ручной работы! А фарфор! А фаянс! Такие изумительные вазы я видел в аппартаментах директора пекинской оперы. Внутри Вас, Снежана Семеновна, развита невероятно тонкая гармония.

Снежана млела от комплиментов. Этот изящный человек, сумевший протолкнуть ее заскорузлого папашу на заветные министерские фуршеты, был нужен ей как свежий воздух в затхлом подвале. Молодая тигрица изнемогала от тщеславия: ненавязчивые ухаживания красавца Рамира были незримой каплей в океане зреющей любви. Та самая невероятно тонкая гармония, развитая где то внизу живота, стремилась вверх и желала пристального внимания толпы. И это неутомимое стремление моментально уловил маэстро Филимон, талантливый продавец блестящего мусора, виртуоз мысли и неиссякаемый генератор идей:
-Но, должен Вас огорчить, милая... - Филимон бережно разворачивал окаменелый пенис моржа на ониксовой подставке. Пенис занял почетное место на кабинетном столе.

Моржовый член, окаменевший два миллиона лет назад специально для Семен Иваныча с тем, дабы символизировать мужественное начало олигарха, на самом деле набрал окончательную прочность лишь сегодня утром. Буквально неделю назад еще вялый фалос, по приказу Филимона, притащил подсобник Витька. С опасного задания Витя вернулся поздно ночью, мокрый и грязный, с остатками крови на руках... На следующий день все киевляне негодовали от зверского насилия, случившегося в городском Зоопарке. Неизвестный маньяк-зоофоб ночью проник к лаптевскому моржу по кличке Артист и умудрился вырезать у него детородный орган. По заключению медицинской экспертизы, престарелого моржа перед операцией в хлам упоили русской водкой. Совершив ритуальный обряд членоотсечения, извращенец ловко зашил рану и исчез в направлении обезьянних вольеров. Протрезвев, морж Артист, как ни в чем ни бывало продолжал веселить публику, а добытый пенис уже сушился Йончиком в антикварной мастерской и тщательно готовился к стабилизации двукомпонентными смолами...
- ...Должен Вас огорчить. - продолжил со вздохом Петлевский, поправляя на резной подставке "древнюю" окаменелость. В его гениальной голове уже мелькнула озорная мысль. - Мальорозман, современная молодежь не приемлет ни тонкий фаянс, ни тяжелые портьеры, ни сияющие яхты... Им подавай креативный перформанс. Скандальный ажиотаж. Чувственный фурор... Уж я то знаю чем удивить бомонд.

-Чем удивить бомонд?!- воскликнула дрожавшая от возбуждения Снежана. В ее колхозной душе сплелось все воедино: моржовый пенис, таинственный кивиак и вязкая суспензия, текущая сиянием над головой. Она была близка к обмороку. - Помогите мне, Фил, и я Вас щедро отблагодарю! Берите, что хотите!

- Светским особам, ранимым и утонченным, интересны три вещи: геи, скандалы и сострадание. Гомосексуализм, в силу физиологического строения тела, Вам не грозит... Будь Вы сестрой министра или супругой посла, я бы избрал пиар-скандал, но пока, мон-шер, для грандиозного скандала Вы еще не созрели. Остается сострадание...

-Я хочу страдать,- Снежана так страстно приложила руки к силикону в груди, что Фил захотел приложить свои руки туда же. Но, овладев собой, продолжил:

-В европейских домах, дорогая Снежана Семеновна, давно не кичятся богатством. Нынче велосипеды, обтянутые кожей питона и маргинальные торшеры, обклеенные яичной скорлупой не вызывают удивления... мове-кутэ.  В почете глубокие чувства... милосердие и любовь к хилым и больным...

-Ах, я понимаю...- стонала ничего не понимающая девица. Созревшая на харлапановских утках с яблоками, она не была ни больна, ни хила.

-Пар-экзампль, князь Монако, Альбер Второй, не появляется на приемах без любимой овечки Китти. Чтобы вылечить ее от потери слуха, он потратил целое состояние... Президента Индонезии, известного Сусило Бамбанга, повсюду сопровождает хромая обезьянка. Дабы оплатить сращивание берцовых костей, великодушному президенту пришлось продать две чайных плантации...

-Какой поступок! - чайных плантаций у Снежаны не было и она всерьез запереживала.

-Поступок душевный... Если Вы мне доверяете, мон-шер Снежана, я готов подобрать Вам одинокое животное, которое растопит ледяные души столичных эстетов... А взамен могу принять какую нибудь символическую безделушку.
 
-Безоговорочно, Фил! - выдохнула Снежана, судорожно размышляя, что же имел в виду маэстро Петлевский под символической безделушкой. Может, ту самую тонкую гармонию, томящуюся внизу живота?

-Ну, хотя бы вот эту незатейливую картинку, - Филимон небрежно махнул на квадратную раму за роялем, в которой нежились голубые апельсины. Большую часть картины скрывала бумажная обертка, но обращаться с просьбой развернуть акварель маэстро не отважился: лишний раз акцентировать внимание на живописи было чересчур рисковано. Петлевский лишь успел рассмотреть бархатистую кожицу небесного цвета плодов и часть великолепно прописаных складок атласной драпировки. Судя по технике исполнения, на аварельную подкладку "аля-прима" была нанесена тончайшая паутина кремниевой пастели. Мэтр перевел безразличный взгляд на дочь олигарха. - В память о сострадании...

-Подберите, Фил, я очень страдаю без одинокого животного, - Снежану знобило от эйфории. Невероятно тонкая гармония, к которой стремился изнурительный Рамир Эльбрусович, пульсировала от счастья. -Я буду ухаживать за ним, как за своим ребенком! А эта живопись папе и так не нравится.