Белая Баба - 2. Глава 2. Тень Демона

Глава 2.
Тень Демона.

Он проснулся в невыносимой тесноте. Спрессованная Тьма давила со всех сторон, чернильной слизью забивала дыхательные проходы.
Он пошевелился – скрюченные конечности оцарапали друг друга базальтовыми коготками, Тьма влилась в печень, печень растянулась в продолжительном вдохе, затем расслабилась в томном выдохе, замерла, как бы разбираясь в ощущениях – сие есть плохо или хорошо? Нега чернил быстро впиталась  в бесцветную плазму, разлилась по всему телу, ошпаривая смерзшиеся в неподвижности клетки волнами жара.
Он открыл глаза. Тьма расслоилась, обрела углы и силуэты. Тысячи оттенков черноты взвились мириадами мушек, частичек, которые подобно стеклышкам калейдоскопа, крошась об плоскость  Тьмы, отражаясь в миллионе проекций, явили суженным до толщины иглы зрачкам потрясающее зрелище. Тьма обрела объем, многомерность, запах, касалась холодным шелком.
Он застонал от наслаждения, потянулся, расправляя хребет. Базальт шипов хребта за что-то зацепился, натянул. Оболочка сопротивлялась, словно живая, отчаянно билась, пытаясь освободиться от базальтовых крючьев. Он ощущал каждый шип четко, словно послушный палец. Пошевелил каждым из крючьев по отдельности, по капелькам впитывая исходящую от оболочки боль. Нектар! Боль пузырящейся шипучкой попадала на язык, приятно пощипывала его, радужные сполохи Чуждого гасли, превращаясь во Тьму, проникали в плазму. Клетки уже отогрелись, зашевелились, подставляя бока и ядрышки жару чернильной желчи.
И понял ОН – Тьма – есть хорошо! И понял ОН – Боль – есть хорошо!

Зов совпал с проявлением в магической половине мире. Хороший знак! Балий откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза, зашептал заклинание. Кощ! Хвала Чернобогу! Повелитель Тьмы, как и обещал, одарил печатью Удачи.
Каждое слово заклинания с шипением вырывалось вовне и змеиной струйкой убегало  к Нему. Шуршание звуков слово за словом сковывало звенья единящей цепи. 
Ведьмак вышел из салона «Альфа Ромео», встал на солнечное место, подставил лицо под лучи дневного светила. Ничего! Демон уже защищает, унося боль своей родительнице – Белой Бабе. От ряда белых зубов разбежались солнечные зайчики. Балий снял куртку ремесленного мира, сдернул рубашку. Ничего! Бледная кожа тела лишь слегка порозовела. Улыбка ведьмака стала еще шире, переросла в неудержимый хохот. Балий скинул штаны и, разбегаясь по пространству поляны, начал выделывать кульбиты нагишом, наращивая скорость с каждым прыжком. Клубок бледного тела с высоты орлиного полета казался пляжным мячиком, которым забавлялись невидимки.

Дана замерла, раскинув руки. Грудь Белой Бабы с шумом вздыбливалась, прерывистыми выдохами опускалась. Друзей оглушил пронзительный вопль-стон. Тело женщины дернулось и затихло, глаза, закатившись под верхние веки, уставились белками на наклонившуюся к подруге Горлинку. Ладонь летуньи отдернулась от лица Даны – побледневшая кожа страдающей натянулась и стала покрываться водянистыми волдырями. Пузыри лопались, зарастали коростой высыхающего гноя, сквозь трещины коросты надувался водянисто-розовой жидкостью новый волдырь. Лицо Белой Бабы обезобразилось всего за несколько мгновений. 
- В тень! Помогите оттащить ее в тень! – скомандовал Гайка и первый вцепился за ноги Даны, Горлинка и Шиша поспешили на помощь.
Друзья перетащили Белую Бабу под крону соседней сосны. Летунья хотела поправить куртку на теле Даны – при переноске она задралась, обнажив живот по груди, но кикимора ее резко одернула. На чистой коже теле женщины так же стали проступать ожоги. Шиша подпрыгнула, в прыжке обернулась вокруг собственной оси, приземлившись, тут же присела, прижавшись к почве. Корни сосны дрогнули, земля шевельнулась, сверху послышался скрип и шелест. Сосна, по велению лесной хозяйки, зашаталась, задвигала сучьями и ветками, сложив над Белой Бабой подобие живого шалаша, осыпав друзей рыжей хвоей и черными, высохшими шишками. Дыхание Даны стихло, лишь тень неизмеримой боли, застывшая на обезображенном лице, давала едва различимый признак жизни.
Гайка подложил страдающей под голову котомку, Горлинка же попыталась осторожно снять с тела подруги куртку. Глядя на обезображенное ожогами тело Белой Бабы, кикимора, странно почмокивая, зашевелила челюстями, скапливая в клювоподобной пасти слюну.  Затем бесцеремонно, с отхаркивающим звуком, сплюнула на лицо Даны. Скоморох молча придержал возмутившуюся было летунью, покачал головой – не мешай! Темного болотного цвета слизь кикиморы нагрелась на воспаленной коже, став жиже, разлилась по лицу Белой Бабы.  Странное лечение имело действие! Волдыри и покрасневшие места ожогов как бы растворились под темной жидкостью, а та, впитав боль, высыхала, превращаясь в светлую корку грязи, корка трескалась на все более мелкие кусочки, пока не превратилась в пыль. Шиша со свистом сдунула пыль с лица Даны. От ожогов и волдырей на коже не осталось и следа. Горлинка удивленно выдохнула, а скоморох с довольным видом покивал – молодец Шиша!
Удовлетворенно щелкнув «клювом», кикимора вновь принялась причмокивать, с трудом разлепляя челюсти от скапливающейся в пасти вязкой жидкости. Летунья отвернулась, смотреть, как слизь цвета насморка стекает тягучими каплями с пасти кикиморы на тело больной, да еще сие сопровождается смачным причмокиванием – зрелище малоприятное. Когда же Горлинка повернулась, тело Белой Бабы было уже чистым от ран.
- Теперь нам остается только ждать, когда Белая Баба придет в себя. А очнется она еще не скоро. – Проговорила Шиша, слизывая слизь с зеленых губ, потом заклацала клювоподобной пастью, недовольно покачивая головой.
Летунья оглянулась на скомороха, Гайка поспешно отвел взгляд, с нарочитым интересом принялся разглядывать что-то у себя под ногами, для убедительности носком ноги уперся в засохшую шишку и поелозил ею, ковыряя землю. От скомороха ответа сейчас не дождешься! Горлинка с требовательной ноткой обратилась к кикиморе:
- Шиша! Что-нибудь не так?
Кикимора сделала вид, что не расслышала ответа, юрко, как воробышек, повертела по сторонам головой, да и шмыгнула в поросль ближайших кустов. 
- Куда это она? – Летунья спросила Гайку, по снайперски прищурив глаз – попробуй только не ответить!
Гайка вздохнул, потянулся было пятерней к макушке, но тут же вспомнил, что зуда нет и не предвидится с тех пор, как перестал пользоваться волшебной краской, скрывать собственную рыжесть от окружающих более нет смысла. Его тайна раскрыта темными, и только то, что он вовремя укрылся в ремесленной половине мира, спасло от преследования «папаши». Рука скомороха замерла на полпути к шевелюре, затем, с жестом безнадежности, плетью упала, шлепнувшись ладошкой о бедро. Поймав пристальный взгляд магини, не удержался и от досады сплюнул. Вздохнул.
- Куда, куда… за подмогой! Опоздали мы с чуток, Горлинка… Демон ожил в Белой Бабе. Не успели довесть мученицу до волхвов Святвида. Жрецы обнадеживали, обещали вывести Тень с души подруги нашей. А вот не поспели! Коль кожа Белой Бабы солнышка начала бояться, знать, демон вырвался уже из кокона. 
- А подмога-то зачем нам? – не поняла Горлинка.
- Как это зачем?! Неужели ты думаешь, что демон нам так и дозволит Белую Бабу довести до стана полчищ Светлых? Пока Шиша по лескам шуршит, да союзников ищет, нам с тобой, жаворонок, надо бы опутать подругу, хорошенько перевязать, чтобы и пальчиком горемычная наша не могла пошевелить.
- Я – не жаворонок! – обиделась Горлинка, смешно, по-детски надув губки, вернее, сделала вид, что обиделась. Летуна хоть вороном обзови, хоть грифом-падальщиком – все одно не оскорбится, лишь загадочно усмехнется.
 – И не разговаривай со мной как с ребенком! Не девочка уж. И тайну любви с мужчиной уж ведаю!
- Так ведь это… - усмехнулся скоморох – это – дело нехитрое, сию тайну отведать!
Смущенная магиня лишь ножкой притопнула, но замкнулась – сама нескромный вопрос подняла. Чтобы замять неловкость положения, перевела русло речи в другую сторону. Сняла с кожаной куртки ремень.
- А это сойдет для пут?
Скоморох с сомнением пощупал подбородок.
- Не маловат ли будет?
 - А если пока связать только руки? Только… только, кажется мне, что прочность ни какой кожи не удержит демона. Гайка, ты знаешь магию пут?
- Нашла ж кого спросить… откуда? Я ведь, как был скоморохом, так им и остался.
- Я тоже далека от приемов боевой магии, нам - летунам, это ни к чему…
- Вяжем руки! Потом, быть может, Шиша что-нибудь придумает.
Друзей прервал треск сучьев, сопровождаемый топотом множества ног. Вокруг сосны зашевелились кусты, задрожали стебли высоких трав и цветов. Горлинка поморщилась – тяжелый дух нечисти едва ли успевал сноситься ветерком. Итак, подмога поспела-таки. Гайка выпятил грудь, приосанился.
- Ну? Нечисть, где вы там? Выходи, раз пришли! Шиша, ты здесь?
Ветки одного из кустов раздвинулись, сквозь листья просунулся огромный крючковатый нос, над ним блеснула пара желтых огоньков, оттуда же донесся скрипучий голос с нотками брюзжания.
- А ты кто такой есть? Распоряжается… А вот накину на тебя паутину-глухню, там посмотрим, как запоешь!
- Трясовица?! – скоморох встрепенулся, в сей ж момент скинул с лика горделивый вид, но и страха постарался не выказать. – Трясовица Глухея! Мимо ль пробегала, аль по делу заглянула?
Ветки еще больше раздвинулись. Показалась безобразная голова старухи, морщины которой напоминали шероховатость коры векового дерева, да и цвет существа под стать безмолвным созданиям – темно-коричневый. Темные, почти черные губы растянулись в самодовольной улыбке, обнажив пару гнилых клыков.
- Узнал, значит, лапоть ты этакий!
При виде страшной старухи, Горлинка невольно спряталась за спину Гайки. Скоморох, не обворачиваясь, шепнул ей: «Тс-с! Не показывай, что боишься, иначе – беда!», и бодрым голосом ответил трясовице:
- Узнал, а как же! Как сестрицы поживают твои, Глухея? С тобой ли пришли?
Существо вышло из-за кустов, но ветки почему-то не смыкались, продолжая странным образом удерживать лаз, если вдруг случится, для отхода. Перед взором путников предстала низенькая старуха, ее тело покрывал небрежно набросанный кусок затертой и выцветшей материи. Из-под ткани выглядывали коряжистые, напоминающие корни, руки и ноги. Пальцы трясовицы, словно жили собственной жизнью, постоянно шевелились, цеплялись друг за друга, то удлинялись, то укорачивались.
- Недосуг сестрицам! – ответила Глухея, притворно вздохнув, добавила – все дела, да дела! Вот и меня Шиша болотная от дел оторвала.
- А где ж она сама? – спросил Гайка и, на всякий случай сделал шаг назад. Горлинке ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Один из пальцев трясовицы изогнулся немыслимым образом, затем вдруг выпрямился, указав на летунью.
- А это кто такая будет?
- Подруга моя. Летунья. Путники мы, в беду попали.
- Угу! – ветки за спиной трясовицы слегка качнулись, да сомкнулись, приняв прежнее положение. Глухея сделала шаг вперед. Скоморох и магиня тут же шагнули назад – мало ли чего можно от трясовиц ожидать - сами себе на уме!
- А где ж кикимора? – повторил вопрос Гайка, боковым зрением отмечая возможные лазейки для бегства.
- Ускакала болотная. Куда – не ведаю. Чую, что к людям. Уж и не знаю – нашего ли она рода, все с людьми, да с людьми… С родоками и то так не якшается! Но, вот, прибежала, по старой памяти, на ее клик… Беда, говорит, с моим молочным сыном… Ты, что ль, ее молочко лизал?
- Было дело – не чужие мы! – не стал отрицать Гайка.
- Угу! – трясовица проделала еще шаг. Скоморох и летунья синхронно отшагнули.
Трясовица - шаг вперед.
- Родня, значит?
Гайка и Горлинка - шаг назад.
- Выходит, что так!
Трясовица - шаг вперед.
- Так, что за беда-то у вас, родственничек?
Гайка и Горлинка - шаг назад.
- Подруга в беде.
Трясовица - шаг вперед.
- Вижу. И что с ней?
Гайка и Горлинка - шаг назад.
- Демон в ней. Вот-вот очнется!
Трясовица – шаг назад.
- Демон, говоришь?
Гайка и Горлинка – шаг вперед.
- Ага, демон! Выручишь, Глухея?
Трясовица – шаг назад.
- Так мне ли с демоном тягаться?
Гайка и Горлинка – шаг вперед.
- Выручи! Опутать подругу надо.
Каким непонятно образом, трясовица в момент оказалась подле кустов, те выжидающе раздвинулись.
- Не с руки мне, есть дела и поважнее!
В образованный кустами лаз просунулась голова другого монстра, перекрыв Глухее отход. Трясовица раздраженно обернулась к кустам, не по-старушечьи грозно рыкнула. В ответ со стороны веток раздалось шипение.
- Корятко поможет! Белая Баба – хорошая.
Трясовица поднесла шевелящиеся пальцы к вновь явившемуся существу.
 - Вот и помогай! А мне – недосуг!
Шишига в один прыжок выскочил из кустов, оскалился, обнажив пасть с острыми треугольниками зубов.
- Глухея тоже поможет Белой Бабе! Белая Баба – хорошая!
Спор прервал шум чьих-то шагов. К сосне выбежала запыхавшаяся кикимора, за ней вывалилась с галдежом толпа лесавок.
 - Ну? Не очнулась еще?
Увидев Шишу, Гайка расслабился, в ответ лишь развел руками.
- Успели, значит! – заключила кикимора, едва переводя дыхание.
В этот момент тело Даны, не меняя лежачего положения, всплыло вверх, остановившись в метре над землей. На поляну у сосны словно накинули темное покрывало – резко проступил сумрак, по поверхности земли пошли клубы черного тумана. Из горизонтального положения Белая Баба резко перевернулась в вертикальное. В этот же момент ее глаза раскрылись, ослепив окружающих ярким красным светом.
Существа и люди сгрудились, прижались друг к другу, холод страха проник и в тех, и в других. По лесу, пригибая мощью и травы и деревья, пронесся раскатами оглушительный хохот.
- Я-а прише-ол!!!