на смерть крыски

                На смерть крыски

    Я жил тогда в старом доме,  с двумя комнатами, кухней и верандой. Дом – фактически сельского типа – отапливался газом, но своеобразно: вместо современного котельного оборудования, с батареями парового отопления, стояла обыденная печь, испепелившая немалое количество полениц дров, но теперь оборудованная форсунками вбирала в себя голубое топливо. Печь ровно гудела, привнося в зимние, ранние сумерки старомодный уют и доверие к прожитому дню. Кроме того, одним ее неоспоримым преимуществом перед батареями отопления, -  сухой, горячий воздух, который она отдавала в конвекционных потоках. А в очень холодные, морозные дни – в печь можно было «впечататься», -  и так остаться человеком с более или менее горячей кровью.

    Но вот кухня, – кухня не отапливался вовсе. Это экономило в оплате газа, но не прибавляла тепла. Так было задумано прежними хозяевами дома. И на первых порах меня это устраивало. Я воспользовался способом замерзающих жильцов панельных, многоквартирных домов, - подключил к делу отопления кухонную плиту, с четырьмя горелками (благо счетчик расходования газа у меня отсутствовал, и платил я по тарифному соглашению).

    Тело мое оказывалось, таким образом, поделенным температурным фронтом, - от ступней ног и до пояса – студено; выше – Ташкент. Подобно биметаллической пластине, которая, как известно, наделена свойством сгибаться при перепаде температур, - сутулился и я, особенно заметно при столбике термометра на улице за - 20 . На ноги приходилось натягивать толстые шерстяные носки, а то и вовсе - зимние ботинки.

    В один из таких холодных, бесснежных дней, ближе к концу ноября, на кухне обосновалась крыса. В этом не было ничего удивительного, - при устройстве самого дома; кроме того, эти зверьки попеременно меняли местожительство, перебегая из одного убежища в другое.

    Перспектива зимовать с крысой… неистощимой в старании доставать себе пропитание, и привычкой жрать, что ни попадя, меня не ободряла. Одна такая крыса, весной прошлого года, отъела шнур моего сетевого приемника; другая тварь крала мыло прямо с умывальника.

    Моя новая жилица была с виду не стара, или лучше сказать,  не очень уродлива, серо-бурого и стального оттенка шерсти; но явно не добирала в весе: бросалась в глаза ее худоба, и что делала ее похожей на смешного динозаврика из мультиков.

    Но положение мое было отнюдь не шуточное: начиналась извечная борьба человека с грызунами. Война без правил, с применением самых подлых приемов.

    Крыса устраивала  у меня «оранжевую революцию» в мусорном ведре, подрывала под газовой плитой деревянные устои дома, постоянно чем-то шуршала, что-то перекатывала, и даже шлепала лапами по полу, словно младенец, выбравшийся из ванны.

    В борьбе с ней я извел несколько пакетов с протравленным  зерном  (даже  «спасибо» не сказала); ставил «хитрый домик», - собственного изобретения, который должен был складываться и накрывать крысу кирпичом по голове (не сработало); подумывал уже и о битом стекле… но остановился на обычной мышеловке, за  1 рубль - 30к. советских денег. Механизм был с незапамятных времен, нуждался в очистке от ржавчины и смазке, но пружина была тугая, а боевая скоба ломала спички в семь штук толщиною. 

    Наждаком я оттер металлические части, смазал конструкцию сливочным маргарином (для «зверского» аппетита), отладил спусковой крючок, и – зарядил устройство крепким, тугим кусочком сервелата, -  сорта колбасы, мне, вегетарианцу, незнакомого. С величайшей предосторожностью, боясь и дышать, я установил, наконец-то, в вечер, около 11, это устройство на полу кухни, и отправился в постель.

    Я положил не спать до полуночи, а там как выйдет. Но – заждалась и крыса. Протекло не более минут десяти, как с кухни послышался характерное металлическое щелканье сорвавшейся скобы, а значит… Вслед за этим, - вздернутым слухом я различил какую-то возню… хрипы, и частое, частое всхлипывание, похожее на то, как истомившееся животное лакает воду.

    Я торжествовал. Мой враг нашел свою смерть. Идти же немедленно за дверь кухни, чтобы убедиться … нет, нет, - на сон грядущий я предпочел обойтись без  дурных впечатлений.
    Поутру - меня ждало следующее: моя «гильотина» действительно сработала, но крысы в мышеловке не оказалось. Рядом виделись бурые пятна крови и такой же волочившейся след. Раненый - мой враг ушел. Произошло это, как я понял по следующей причине: боевая скоба развивала свою убойную  силу только в крайнем своем положении – на доске. Величина же холки крысы была такова, что препятствовала этому. Скоба не добрала трети своего разгона, и крыса оказалась просто зажатой, или как-то еще.

    Война возобновилась с новым ожесточением.
    Тут еще усилились холода. Столбик термометра полез далеко за - 20. Огни на моей кухне полыхали как в преисподней – в четыре горелки. Но «мук адовых» я не испытывал, как и жалости к своему врагу. Сама эта ситуация подсказала выход. Как-то быстрым шагом войдя на кухню, я увидел крысу, бесстрашно сидящую у самого пламени горелок. Она посмотрела на меня черными бусинками глаз, и лишь при моем приближении нехотя приподнялась, и также вяло спрыгнула «этажом» ниже, - на тумбочку, рядом с плитой, и уже дальше на пол, в темный, замусоренный угол. Выглядела она теперь совершенно кузнечиком. И я решил ее окончательно «засушить».

    В вечер, - обещанного синоптиками сильного похолодания, я вымел всю кухню от крошек пищи, отмыл плиту и  пластик стола, вынес ведро с мусором на веранду (не дай бог, даже молекулы съестного духа), выключил горелки, и закрыл дверь кухни, лишив мою пленницу даже конвекционных потоков тепла. Теперь ей предстояло  провести длинную  зимнею  ночь, фактически в условиях леденящей стужи. (Я уже отметил пар моего дыхания непосредственно у пола.)

    На этот раз я уснул с полнейшим равнодушием к происходящему: одна ночь ничего не решала. Проснулся под утро, - но все еще рано. В спальне было очень холодно. Моя старая синтетическая шуба, которую я накинул поверх теплого одеяла, сползла на пол. Но верно была и другая причина моего внезапного пробуждения. Обострившимся слухом - в ночной тишине, - я различил равномерное... тук-тук, тук-тук, -  постукивание в кухонную дверь. Затем поскребывание, и опять – тук, тук-тук… Я был удовлетворен (я ухмыльнулся): это могла быть только моя крыска. Поправив шубу, я нырнул в теплые пласты, с убежденностью, что теперь мог бы проспать до весны.

    Проснулся я уже окончательно – засветло. Все тоже была зима. И прогнозы синоптиков, - по всем признакам, подтвердились. Тяжело, нехотя, я поплелся на кухню. Открыл дверь. И вот уж когда заледенило. И тут ничего не ожидавший – я замер. Похоже, это был пантеон, но из детских фильмов-ужасов. («Женщина-кошка», и все такое прочее.) На отмытом с вечера голубоватом пластике стола, посередине, вытянувшись, лежала она. Лапки крысы были покойно скрещены на груди. На острой мордочке оттиснулась окоченелая улыбка. Она была мертва. Я мог торжествовать. Больше никто не будет ворошить в мусорном ведре, не загремит корочкой под столом… Спи спокойно – человечище. Да, не зашумит, не постучит… Тук-тук, тук-тук…Что-то во всем этом было не так. Стало по особенному… холодно. Так, значит, это она ночью стучалась ко мне. Она просилась войти. К тому  единственному существу, кто мог бы ее спасти. В порыве угасающей жизни, крыска сумела преодолеть ту пропасть… нас разделяющею, и что не сумел сделать я, - в своей теплой комнате, перегруженной умными книгами, со столом, на котором лежали крошки бисквита, и опять же книги… которые не сделали их владельца ни мудрее, ни добрее.

    Притиснула скорбь. На душу легло одиночество, какое я забыл и знать. Взор застила непрошеная «философская слеза».

Трепещите – отказать просящему, поднять руку на беззащитного.

    Мы – одной крови, одной жизни, - на палубе одного кораблика бытия, противостоим хладу мертвой, гибельной бездны. Нас ненавидят – воды и безводье, вершины и пропасти, пожарища и сели,  пустыня небесная и земные, ранящие нас камни и коварные глетчеры, и сам Всемогущий Случай.

    Есть ли где еще жизнь во Вселенной? Спорный вопрос.

    Если тебя укусила пригретая на груди змея – прости ее. Она не ведает, что творит, и она способна лишь обороняться. Тогда как ты – защитить.

    Защити жизнь.