Уход старика

Я стал свидетелем убийства. Узбеки вынесли его из подъезда под дождь. Он  дышал ещё, мерз, сопротивлялся, что-то бормотал. Кажется, по-французски. Шкаф-старик. Он плакал.
-Не убивайте меня! No tuez pas! No tuez pas!
-Унга, унга, унга! Чапга! Ха!- гаркали узбеки.
Грохот. Тишина. Как будто ничего и не случилось. Какой-то дядька в трениках вышел на балкон, закурил. На другом балконе развешивали пододеяльники и целовались. Старик валялся в помойном баке. Он больше не кричал и ни о чем не просил. Я не успел его спасти. Подошёл поближе.
Мимо прошла девушка на каблуках. Она явно куда-то спешила. С размаху, как жонглер, кинула мусор и побежала дальше. Она была красиво одета. Может, торопилась в театр. Вот смотрит спектакль и утончается. Смотрит и утончается. Я посмотрел в бак: шкаф-старик лежал вместе с другим мусором. К нему прилипли картофельные очистки, скорлупа, все атрибуты салата. Лицо у него было разбито вдребезги. Печальный старик – красный платяной шкаф. Резной, модерн. С короной на макушке. Зеркало на фасаде. Было зеркало. Точно такой же я видел в антикварной лавке за углом. Не укупишь. Меня не оставляло ощущение убийства. Убийства живого существа. Как будто он узник, пленник. Я вспомнил ту девушку: стояла бы она перед этим шкафом, в веке девятнадцатом, смотрела бы на себя в зеркало, такая модницы. Её маленькая прихоть – дубовый шкаф со шпоном красного дерева от лучшего мастера Москвы. Она ещё раз поправила бы локон, улыбнулась и поехала бы в театр утончаться, прихватив с собой «Дамский журнал».
Я нашёл узбеков. Спросил про шкаф. Они пошли искать какого-то Петра Ивановича. Стоял под дождём, судорожно соображал, куда мне этот шкаф пристроить. Я бы с радостью забрал его себе. Но, однушка, жена, дети и моя библиотека- ещё один член семьи. Перебирал в голове всех знакомых, как увезти-привезти. Может Николаю? Василию? Боре? Так же нельзя оставлять. Я услышал голоса узбеков, они говорили с кем-то: «Тут какой-то странный человек про шкафы спрашивает».
Узбеки вернулись. Сказали, что Петра Ивановича не нашли. Мифический получился Петр Иванович. Я сам походил по подъезду, поспрашивал. Никто ничего не видел, никто ничего не знал.
Я вернулся и посмотрел на шкаф. Он тоже смотрел на меня. Надеялся.
- Что же мне с тобой делать? Выкинули тебя. И меня выкинут. Всех выкинут.
У тебя же и имя есть, и биография, всё есть. Ты же живой. Выкинули. Долой всё прошлое! Всё выбрасываем! Резные буфеты с высокой спинкой, дедовский самовар с медалями, патефон, бабушкину прялку, утюг с трубой в виде дракончика. Всё уходит в прошлое. Шкаф внимательно слушал меня и как будто кивал своей короной.
-Мы же все больные. У нас у всех вирус – равнодушия и ненависти к прошлому. Вот так-то…
Шкаф молчал.
Я хотел ему ещё что-то сказать, но вдруг увидел узбеков. Они резво тащили огромный шкаф из ДСП. Новый, запечатанный. Тут же объявился и Петр Иванович. Он очень суетился, крутился возле шкафа, отдавал распоряжения, куда, чего и как. Очень он за шкаф боялся.
Всё  опять стихло: узбеки, Петры Ивановичи, фанерные шкафы. А мы так и остались с ним под дождём, так и не зная, что нам делать.