Гансиван

Игорь Осмоловский
ГАНСИВАН
Рассказ

Всемирная история — это всемирный суд.
Ф. Шиллер.

Немец Ганс, статный лощёный мужчина среднего возраста, сидел в дорогом ресторане с одной единственной целью — подцепить русскую проститутку. Не то, чтобы была озабоченность на сей счёт, просто какой-то пунктик в голове утверждал, что это обязательно нужно испытать. Женской лаской Ганс обижен не был, скорее наоборот — была даже перегрузка в этом вопросе. Но, впервые собираясь в деловую поездку в страну победительницу, разгромившую его Германию, почему-то только это он себе и представлял — русская проститутка. Ему самому такое странное желание было непонятно, просто наваждение какое-то.
Проституток в ресторане хватало, дорогих, элитных, но эти почему-то его не прельщали. Ему хотелось простецкую, провинциальную, опять же непонятно почему.
— А ты, Гансик, не здесь такую ищешь, — опытно подсказал ему русский партнёр по бизнесу. — Только нахрена тебе это? Не пойму.
— Я и сам не пойму, — с еле заметным акцентом признался Ганс на русском языке.
— У вас, богатых, свои заморочки, — сделал вывод партнёр, выпив очередную рюмку и собравшись покинуть немецкого гостя.
— А у ваших богатых, какие?
На что русский бизнесмен не ответил, а лишь мимикой выразил что-то вроде «а кто ж его знает?!». И уже прощаясь и выражая надежду на удачу совместного предприятия, о чём договаривались всю предыдущую неделю, предложил:
— Хочешь, отвезу к провинциальным проституткам?..
На выезде из города, куда угодливо доставил немецкого партнёра русский бизнесмен, «ночных бабочек» хватало. Они чуть не бросались под престижную иномарку, водитель которой, русский партнёр, ехал медленно, давая возможность немцу выбрать подходящее тело. Но Гансу всё не нравилось: то слишком толста, то наоборот худа, то размалёвана как «Барби», то ноги кривые, то слишком глупа.
— А ты почём знаешь, что глупа? — начинал раздражаться капризностью гостя бизнесмен.
— По глазам, — уверенно реагировал Ганс.
— Ну, знаешь, может, тогда конкурс объявим, а тебя в жюри? Будешь по глазам выбирать.
Ганс не ответил; он знал, почему всё не то — эти придорожные проститутки ничем не отличались от проституток немецких, и не как не укладывались в его представление о проститутке русской.
— Ладно, — не вытерпел русский партнёр, — я знаю, что тебе надо.
Он дал газу и через несколько минут был у стоянки такси.
— Слышь, приятель, — обратился он к таксисту, — сделай девочку.
— Какую желаешь? — без эмоций отреагировал таксист.
— Ты понимаешь, нужна такая… скромная… с умными глазами.
— Садись, — предложил таксист и завёл двигатель.
— Что, есть такая? — обрадовался бизнесмен.
— Я же говорю, садись.
— Сейчас, сейчас, это другу…
Такси подъехала к неказистому частному дому.
— Подожди, — сказал таксист пассажиру и скрылся за покошенной калиткой.
Скоро вышел в сопровождении девушки.
— Ну-ка, Снежана, покажись клиенту.
Снежана и впрямь была хороша. Фигурка — молода и упруга, нежное личико, длинные русые волосы и самое главное — глаза. Это были те глаза, которые Ганс себе представлял, а может, видел даже в снах — бездонные, чарующие, с еле уловимой грустинкой.
— Годится, — сказал Ганс. — Только одно условие — мы останемся здесь, а не в гостинице.
— Здесь дороже, — быстро среагировал таксист…
В доме обстановка была бедной. В маленькой комнатушке похрапывал старик, что озадачило Ганса.
— Не дрейфь, — успокоила Снежана, — это дедушка. Он глухой и наполовину парализован. Помехи не создаст.
— А кто ещё в доме есть? — пожалел немец, что захотелось вдруг заняться этим в настоящей русской хате.
— Больше никого. Мы вдвоём живём.
— А родители? Отец, мать?
— Так нет никого. Папа в тюрьме, а мама год, как умерла от водки…
В постели Снежана была на высоте — обучена всем приёмам доставки наслаждения. Ганс кряхтел, стонал от удовольствия, и, отдышавшись, снова приступал к процедуре, дорвавшись вдруг до чего-то непонятного, чего-то, что не давало ему покоя последнее время, что каким-то маниакальным желанием поселилось в нём и изъедало изнутри. Его — вовсе на распутного делового человека. Особая пикантность была в том, что всё происходило в бедном, основательно запущенном доме, что удваивало удовольствие. Во всяком случае, так считал избалованный роскошью немец.
Работа продолжалась почти до рассвета.
Проснулся Ганс в постели проститутки один — Снежаны не было. Он машинально проверил кошелёк в кармане пиджака — всё было на месте, исключая ту сумму, что уплачена таксисту и девушке. Ганс осмотрелся. Комната полностью соответствовала его пониманию нищеты: рухлядь-мебель, застиранные шторы, протёртый ковёр да засаленная люстра с мухами в плафонах. Лишь кровать, как производственная необходимость, выделялась на общем фоне своим мало-мальски приличием, да постель достаточно чистая.
Ганс оделся, собрался уйти, но почувствовал, что хочет ещё побыть здесь, чему и сам немало удивился. Как-то спокойно тут было, первобытно, какая-то странная аура дома удерживала.
Из маленькой комнаты доносилось похрапывание старика. Ганса потянуло взглянуть на парализованного глухого дедушку, и он уже направлялся к комнате, когда лязгнули петли двери, и пришла Снежана.
— Проснулся? — спросила она безо всякого интереса, тем более, не ожидая никакого ответа.
Но Ганс, сам не зная зачем, спросил:
— А где ты была?
Снежана, не скрывая изумления, посмотрела прямо тому в глаза, от чего Гансу стало не по себе.
— Тебе, в самом деле, интересно или спутал меня с женой?
Ганс почувствовал неловкость и промолчал, сделав вид, что осматривает комнату. На глаза попался альбом с фотографиями, который привлёк его любопытство. Он уже хотел спросить разрешения взглянуть, но Снежана вдруг ответила на его вопрос.
— За лекарством дедушке ходила.
На что Ганс покивал головой в знак одобрения то ли того, что ответила, то ли, что заботиться о дедушке.
— А за что отец-то сидит? — вспомнил посетитель вчерашний разговор?
— За что садят? Украл, вот и сидит, — отцепным тоном ответила Снежана.
— А ты считаешь, что за кражу нужно орден давать?! — возмутился педантичный немец.
— Нет, не орден, — спокойно отреагировала на сарказм немца Снежана. — Но почему-то укравшие миллионы как раз ордена-то и получают. А тут… Хотя, что ж обижаться-то? Не смог миллион украсть — вот и сиди. Нужно было мочь.
— Это у вас, у русских так! В цивилизованном мире по-другому! — откровенно возмутился немец, не раз уже слышавший подобные речи.
— А ты-то откуда? То-то слышу акцентик. Не прибалт ли?
— Нет. Я немец.
— Нифига себе!
— А что такого? Почему нифига? — с назревающей обидой высказался Ганс.
Снежана не ответила, а пошла давать лекарства дедушке.
Ганс присел на кровать со странным желанием продолжить разговор и выяснить, почему вдруг проститутку удивило, что он немец. Ведь, судя по всему, он не первый посетитель. И было бы нелогично, если бы немцев у неё не было. Вон их полный город.
— Так почему, всё-таки нифига? — с любопытством спросил Ганс, когда Снежана вернулась.
— Не люблю я немцев, — откровенно ответила она.
— И за что же? — ехидно спросил Ганс.
— Просто не люблю и всё! — сказала-отрезала Снежана. — А ты получил услугу, так и топай себе на все четыре. А нет, так ещё плати.
Ганса это задело. Он достал бумажник и, раскрывая, спросил язвительно:
— Сколько?!
Теперь стало неловко проститутке.
— Да ладно, — примирительно буркнула она. — Просто дедушка мой воевал. От этой войны и лечу его до сих пор. Больше-то некому.
Ганс с пониманием посмотрел на заботливую внучку, и вдруг почувствовав вину, пробормотал:
— Ты возьми ещё денег. Я не бедный.
Он вытряхнул содержимое бумажника на кровать.
— Если не бедный, то чего вдруг ко мне? Я не дорогая. Дорогие вон в ресторанах. А ко мне только работяги иностранные подкатывают и торгуются за каждую копейку. Врёшь, небось, про богатства.
— Есть немного, — откровенно солгал бизнесмен, стесняясь своего поступка. — Но деньги возьми, да и немного тут. Много наличных носить с собой не разумно.
Снежана собрала купюры с постели и сунула в старый в трещинки комод.
— Ты знаешь, — чувственно сказал немец, — а мой дедушка тоже воевал.
— Не мы же на вас напали, — тихо отозвалась девушка.
— Не вы. А кому от этого легче? — задумался Ганс.
Снежана, чтобы сменить невыгодную тему, спросила:
— Ты в Германии живёшь?
— Да.
— Откуда русский так знаешь?
— Изучал, потом в советском посольстве работал. Имел большую практику. Много ваших книг прочитал.
— Хочешь, про дедушку расскажу? — неожиданно предложила Снежана. И не дождавшись ответа, стала рассказывать:
— Представляешь. Дед был влюблён в немку. В каком-то маленьком городке, когда освобождали, попал он в немецкий дом. А там она, немка. Дед рассказывал, красивая была, сексуальная. Вот он её силой и взял. Изнасиловал, в общем. Но как-то запала та ему в душу. И стал он к ней ходить, клинья подбивать, когда стояли в том городке. Ну и, казалось, растопил её сердце. И вот вечерком пришёл к ней, харчей всяких принёс, цветочки не забыл. Дед вообще ходок был по бабам. Вот, значит, как дошло у них до постели, рассказывал, его и прошила пуля. Кто-то подстрелил. Деда в морг завезли. Думали мёртвый, а он оклемался. Вот, до сих пор живёт. Правда, рана та проявилась лет десять назад — оглох и парализовало половину. А я вот вожусь теперь с ним. Поэтому немцы мне не очень как-то…
— И что, нашли, кто подстрелил? — с интересом спросил Ганс.
— Не, не нашли. Да и кто в войну искать-то будет. Хорошо ещё не разузнали про связь с немкой, вообще в лагерь угодил бы. А так вон, худо-бедно прожил до сих пор.
— То-то я и смотрю, что бедно, — с непонятно откуда взявшейся претензией заметил немец. — Как-то не по чину победителю.
— Какому победителю? — не поняла Снежана.
— Ну, вы же победители в войне, а мы побеждённые, — пояснил ход мысли немец, вспоминая свой богатый дом.
— А, ты об этом… Так прожили как все, не хуже. Сейчас просто всё поменялось. Миллионеров развелось. А что нам остаётся. Вот дождусь…— Снежана запнулась, — в общем, когда за дедом не надо будет ухаживать — уеду куда-нибудь. А сейчас, как ему без меня? На пенсию его не разгонишься. Другого дохода у нас нету.
— Может в Германию? — растрогался Ганс.
— Что, с женой познакомишь? — съязвила Снежана. И, смягчившись, добавила,— ты знаешь, шёл бы уже. Хочешь, вечером ещё приходи. А сейчас занята буду.
Она принялась застилать постель. Скоро сложив одеяло, небрежно водрузила его на комод. От этого действия с комода свалился  и раскрылся фотоальбом. Ганс поспешил его поднять, но, увидев фото, замер.
— Кто это? — спросил он, остолбенев.
— Это дед в молодости, не обратив внимания на реакцию немца, ответила Снежана…
Вечером другого дня, Ганс был радостно встречен дома женой и детьми. После ужина, коротко посвятив супругу в общие черты предстоящего бизнеса с русскими, он отправился в свой кабинет, где из стола извлёк семейный альбом. Открыл на той странице, где на него смотрела точно такая же фотография, которую он увидел в том запущенном русском жилище…
Дед его, которого тоже звали Гансом, когда дивизию разгромили русские, сумел добраться до своего дома. И как раз в тот момент, когда русский Иван укладывался в постель с его женой, заглянул в окно. С ним пистолет. Не сильно раздумывая, выстрелил. Потом долго прятался по подвалам да чердакам, а когда русские ушли, стал жить в своём доме. Скоро, недоношенным, родился сын, отец Ганса. И, странное дело, на деда, то есть своего отца, совсем не похожий. А много позже пришла секретная весточка с Советского Союза от того самого Ивана: жив, мол, и здоров, чувства испытываю, и прилагалась эта фотография, с которой у Ганса поразительнейшее сходство…