Глава VI. Сострадание и слезы Гелиад

*
В нашем мире существует немало мужчин, способных завинчивать шурупы и заколачивать гвозди. Еще большее количество людей умеют переплетать книги и вязать макраме. Специалистов, овладевших тонкостями выпиливания лобзиком -  не счесть. Наряду с ними усердно развиваются граверы и краснодеревщики,судомоделисты и вязальщики жгутов, овощеводы и печники, однако, людей, вобравших в себя все эти навыки сразу и воедино крайне мало.

Одним из таких уникумов был никто иной как мастер Йонас. Он умел многое: дубить кожу, ковать ножи, травить металл и резать древесину. Ему не составляло труда извлечь из болота железную руду, выплавить ее в тигле, рафинировать в металл и из полученного тамахаганэ отковать прекрасную самурайскую катану. Йонас, венгр по отцовской линии, имел золотые руки и, воистину, светлую голову. Патинирование бронзы, спекание мокуме, шлифовка мамонтовых бивней - все это Йончи проделывал блестяще и с большим удовольствием.
Благодаря книгам, он знал все: пороги термообработки легированных сталей, методику вакуумной стабилизации древесины и особенности начеса узбекских ковров. Имея в руках горсть каолина и муфельную печь, Йонас легко создавал тарелку. Кокон шелкопряда мог сплести в тончайший платок, а затем обратно - в кокон. Из подержанной стиральной машины шутя складывал галтовочный барабан, походный примус и духовку одновременно. А оставшихся деталей хватало на изготовление вибромассажера с будильником. Творил из кошачьих фекалий раритетные броши и серьги, предварительно высушив и пропитав какашки глассакрилом. После тонировки марганцем и присыпки мельхиоровой стружкой, комплект из кошачьего дерьма обретал название "Слезы Гелиад" и, соответственно, сертификат качества за подписью мэтра Петлевского. В сертификате указывалось, что ювелирный набор изготовлен карельским мастером-артельщиком Хайло Лууппуки из загустевшей миллионы лет назад янтарной суспензии, найденной в прибрежных песках Белого Моря. Для большей убедительности на сертификате ставилась синяя печать карельского комбината "Калевала" и в глассакрил запекалось пару муравьев.

Читал Йонас упоенно. Если бы люди пили водку так, как читал Йонас, то водки бы уже на Земле не осталось. Впрочем, людей не осталось бы тоже... Свободно владея русским, венгерским, украинским и чешским языками, Йончи обильно черпал знания из всех возможных источников. Одолев еще в школе "Астрофизику для начинающих", "Основы термодинамики" и "Секреты свиноводства", юный Йонас быстро впитал "Металловедение", "Спектральный анализ клееных фиброплит" и "Логистику пространственных структур". Затем, наполнив голову тоннами прочитанных справочников, кодексов и инструкций, Йончи понял, что читать нужно выборочно. Действительно, на кой хрен зубрить "Атлас пчеловода", если разведением пчел не занят, а "Методика грунтовых экспертиз в районах с повышенной сейсмической активностью", само собой, невероятно увлекательное чтиво, но необходимо лишь проектирующим в сейсмозонах.

Как было сказано ранее, все эти знания прекрасно реализовывались на практике. В просторном подвале мэтра Петлевского, раскинутом под антикварным салоном "Империор" кипело творчество. Йонас бурлил. Идея создания из пироговского свина редкого камбоджийского секача охватила мастера полностью. Для начала Арсений, он же Баа Чэнни, был тщательно вымыт и обезжирен ментоловым мылом. Затем Витька придал поросенку диковатый вид побрив ему наголо ножки и взъерошив холку. Тем временим Йончи замешивал стоматологическую массу для запекания в матричных формах. Индийская хна была растворена в теплом спиртовом растворе и ждала своего часа. Поросенок Арсений чувствовал, что наближается великий день и потому был полон дерзкого достоинства. Он внимательно наблюдал как маэстро Петлевский выбирает из старых сундуков пестрые тряпки и пояса.

-Что за дрянь тут набралась?! - сокрушался порхающий эстет. - Куча цветного барахла, а подходящего не найти... О! Вот! Этот будет как раз.

Филимон вытянул на поверхность бирюзовый пиджак, расшитый люриксом. Одного рукава у блестящего пиджака не было. Наступив ногой на оставшийся рукав, мэтр оторвал его и, удовлетворенный результатом, протянул полученный жилет, Витьке:
-Готовь лекала, подсобник. Но выкройку точно режь, это тебе не каракуль.
-Патрон, все будет чики-чпоки, не мандражуй!

Витька орудовал ножницами, Йончик лепил клыки, а Филимон Петля, сидя у стола, воссоздавал печальную историю болезни карликового секача Баа Чэнни. Ибо степень вызванного сострадания заключалась теперь именно в безжалостности медицинских формулировок.

Здесь необходимо отметить , что Петлевский, изворотливый прохвост и тонкий психолог, прекрасно разбирался в механике человеческих душ. Виртуозно манипулируя чувствами светских дам, их тайными страхами и скрытыми терзаниями, ему удалось ловко взобраться на вершину сияющего Олимпа. Не было равных Филимону в выжимании горьких слез из глаз министерских жен и хрустящих купюр из их кошельков. Он знал: Сострадание - дочь Злорадства. Так же как стая гиен зализывает открытые раны падшему соплеменнику, одновременно хохоча и насыщая свои желудки свежей плотью, так и люди: льют слезы над растерзаным оппонентом и в тоже время, алкая крови, ищут выгодные слова для утешения. Ибо мы живем страдая и пожирая близких.

Спустя несколько часов на свет родился сухой медицинский документ, разящий своей жестокостью. Неутешительный диагноз был короток, но печален. Личный ветеринар посла Камбоджи в Украине (в лице Петлевского) обнаружил у бедного животного массу наприятных заболеваний. Ознакомившись с картой пациента, можно было понять, что карликовый камбоджийский секач, по кличке Баа Чэнни, двадцати двух лет отроду, среди прочих травм и хвороб имеет еще "повреждение соска зрительного нерва, повлекшее за собой дальтонизм и болезнь Шляттера...". Также бедняга где то подцепил "хронический нанизм" и очень опасную "аллотриофагию". Немного поразмыслив, посольский ветеринар Филимон Петля добавил слезоточивого драмматизма, наделив свинью фатальной "Травмой статоаккустического анализатора, вылившуюся в синдром микропсии (AIWS)".

Читая диагноз, Витька ни хрена не понимал, но чуть не плакал от сострадания:
-Э-эх, Йончик, вон оно как бывает ... "хронический онанизм"...- смахивал подсобник слезы, - а я, подлец, хотел Арсения подушкой задушить...
-Нанизм, дурень, на-ни-зм! - уточнял Йончик.
-Как это? Оно не заразное? - запереживал Витек.
-Это такая карликовость у животных. Они не растут. Расстройство гипофиза... Волосы выпадают, зубы...

Лысый Витя испуганно потрогал редкие зубы во рту.
-Тебе не грозит, не сцы...-засмеялся Йонас.- Ты больше от аллотриофагии страдаешь.
-Шо за хрень?
-Лучше тебе не знать. Умрешь спокойно...-Йонас извлек из муфельной печи форму с клыками. - Тащи сюда Арсения, брателло. Будем камбоджийскому секачу клыки наращивать.

*

Синие сумерки объяли Ярославов Вал, когда в салон "Империор" вошли два человека неприятной наружности. Уверенно, не глядя по сторонам, они сразу  направились к владельцу антикварной лавки Филимону, ползающего вокруг старинного кресла. Возле кресла на полу были разложены выкройки и кривые лекала - Петлевский перекраивал бирюзовый с блестками пиджак под поросенка Сеню.  Первый неприятный человек - Батрак, покрупнее и с наглой мордой, грузно сел в резное кресло. Второй, Узваров - убийца с детским лицом, застыл над согбенным маэстро Петлевским. У Филимона похолодели внутренности. Розовый мелок треснул в бледных пальцах антиквара. "Началось...неужто десять дней уже прошло?" - обреченно подумал Петлевский, но виду не подал. Наоборот, порхающий эстет резво вскочил на ноги и, собрав волю в кулак, пошел в наступление первым:
-Ты, Батрак, встань с раритетного образца! - дерзко обратился Петлевский к мордатому и сразу испугался своей смелости. - Это кресло...
-Тоже из аппартаментов графини Харданян? - язвительно перебил антиквара мордатый. В руках у него появился африканский клевец, тот самый, подареный Петлевскому Рамиром.
-...и тоже двойная пропитка шеллаком? - нарочито удивленно пощупал кресло второй, Узваров, и глянул на Петлевского. На лице Узварова отразилась насмешка, но Филимон знал: такие пепельные глаза, присыпаные черными точками, бывают лишь у хладнокровных убийц. Это были глаза волка, выжидающего добычу. Зрачки - черные дула, а вокруг - сухие камни с угольками. Мертвые глаза на лице ребенка.

Узваров пристально смотрел на антиквара, а мордатый пускал полированым топориком разноцветных зайчиков по стенам антикварного салона.
-Тебя, Петля, шеф заждался. - мордатый сонно озирался по сторонам , - В гости ждет. Требует соси...  сафи...
-Сатисфакции, - подсказал Узваров. - Ты же знаешь, Петля, наш Петр Фомич  - человек не гордый, но обидчивый. Опозорил ты его. Сильно оскорбил и унизил. Теперь одними реверансами не откупишься.
-Возмещения ущерба требует. -кивнул мордатый Батрак и тюкнул острием клевца по своей коленке. - Так что, ты подсуетись, антиквар... что бы мне потом не пришлось суетиться. Бегать за тобой, пачкаться... кстати, конура у тебя не хилая - центр Киева, стены кирпичные, подвал, поди, теплый... Продается?
-Нет. Не продается. - сухо ответил Филимон. - Передайте Кобыле, пардон... Петру Фомичу, что дельце у меня жирненькое наклевывается. Возмещу ему потери и моральные, и материальные троекратно. Только мне время нужно... Месяц, хотя бы... лучше два...
-Неделя.
-Три...
-Две.
-Идет! - Узваров дружески шлепнул Филимона по плечу. - Видишь, какой Петр Фомич понимающий? Другой бы тебя давно на куски покромсал да собакам скормил. Добрейшей души человек наш шеф. Не чуждый сострадания. Политик и стратег.

"Ну да, - приуныл Петлевский, - не достану эту чертову картину - точно пойду на ужин окрестным псам... тоже мне, нашелся страдалец хренов. Депутат, бля.., по правам человека. "
-И это, - мордатый тяжело поднялся с кресла и погрозил бронзовым острием Филимону, - не вздумай дурить, Петля! Здоровье береги, одевайся тепло, не болей. И так хлопот хватает, а ты нам дорог. В прямом смысле, не переносном... Ну, бывай, Пикассо.

С этими словами Батрак сунул африканский клевец себе за пояс и направился к выходу. Узваров весело подмигнул поросенку, безмолвно слушавшему весь этот разговор,  и последовал за мордатым.
Темная улица проглотила непрошеных гостей сразу за дверями антикварной лавки. Филимон вновь загрустил. Выход был один - подбираться поближе к чувствительной Снежане. Добыть бесценную акварель с голубыми плодами иными способами не представлялось возможным. Теперь вся надежда была на камбоджийского секача Баа Ченни.