Предчувствие

Шел дождь. Раскаты грома, то умолкали, то снова взрывались. Вечернее небо озарялось тысячами прекрасных оттенков. 
Он сидел в своем кабинете. В том самом кресле, которое подарила ему жена на сорокалетие их совместной жизни. Пальцы нервно стучали по столу, украшенному разными аксессуарами, предназначенными, для составления нужного мнения о хозяине данного кабинета.
Он посмотрел на часы…
Он снова посмотрел на часы…
Казалось, что секундная стрелка стоит на месте, тем самым, тормозя его и без того потерянное сознание.
Он встал. Прошелся по кабинету. Еще раз полюбовался своей коллекцией книг, лишь для того, чтоб хоть чуть-чуть развеяться.
Снова сел.
Сердце с каждой секундой все истошней, и бешеней стучалось о грудную клетку. Он встал, подошел к журнальному  столику в углу кабинета, взял какое-то лекарство и накапал насколько капель в рот, затем опять сел.
Дождь шел сильней и сильней, тем самым нагнетая обстановку еще больше.
Ну, вот опять. Кольнуло сердце. Тупая боль пронзила его с ног до головы. Его правая рука невольно дернулась. Это был второй раз за последние полтора часа. Прошло пять минут, он снова пришел в себя.
Достал лист. Белоснежный, как будто первый снег. Взял ручку. Что-то написал. Скомкал лист, и уже привычным движением кинул его в мусорную корзину.
Подошел к бару. Налил виски. Добавил немного льда. Нет, пить не хотелось, но боязнь новой боли внушала ему непреодолимый страх перед вновь открывающимися секундами ожидания третей волны. Так как он знал, что она будет. Будет непременно. Сделал глоток. Поставил стакан в бар. Подошел к окну.
Секунды начали тянуться нестерпимо долго. Каждое движение стрелок отражались в его голове мыслями: «Поздно, слишком поздно».
Со стороны, было похоже, будто он начал считать каждые капли, что попадали на стекло. Лицо стало каменным. В глазах нельзя было прочитать эмоции, только пустоту, которая сейчас чувствовала себя хозяйкой его подсознания, устраиваясь на полочки, его искаверканной и униженной ожиданием, души.
Так прошло двадцать минут. В дверь кабинета постучались. Он дрогнул.
- Может тебе что-нибудь надо? – послышался тихой и мягкий голос его жены.
- Нет, - ответил он, стараясь говорить более – менее нежно.
- Ты не выходил и кабинета уже целые два часа.
- У меня много работы, – спокойно ответил он.
- Ладно, - сказала жена. – Если захочешь есть, в холодильнике есть бифштекс.
- Спасибо, - сказал он. – Но в ближайшее время он мне не понадобится.
Больше за дверью голоса не было.
Его пробила дрожь. Нет, не та, которая наступает вместе с армией холода, и не та, которая тайно подступает к телу во время жара. Это была дрожь совсем другого происхождения. Дрожь, которая означала лишь неспособность руководить происходящим.
Тихо. Лишь дождь не уступает свои позиции и отчаянно пытается взять штурмом дорогие немецкие окна, чтоб с деловитым видом, благодаря братцу ветру разметать, а затем и смыть все бумаги, которые находились на крепком, из красного дерева, столе.
Раздался звонок. Он быстрым движением подошел к телефону. А вдруг… Хотя нет. Он одернул руку. Два длинных, один короткий, - сказал он про себя, это не может быть он.- Он не может забыть эту схему.
Звонки прекратились. Он снова сел в кресло. Закрыл глаза. Так он просидел десять минут, после чего встал и подошел к столу. Вытащил ящик, убедился, что его пистолет на месте. Закрыл. Опять открыл, взял пистолет, проверил обойму. Положил на прежнее место. Обойма оказалась полная. Сел в кресло.
Время… Как же долго оно тянется, когда не можешь ничего сделать, когда от тебя ничего не зависит. И более того, просто не знаешь в чем дело.
Ну, вот опять. Приступ. На этот раз боль не прошла так же просто, как и до этого. Что-то невидимое сжало его сердце. Он почувствовал, как оно останавливается, как прекращает свою работу. Как кровь стала медленнее течь во всем организме.   Пальцы немеют, не чувствуются ноги. Дыхание становится все тяжелей. Щелчок. Раскат грома. Боли нет. Она ушла также внезапно, как и появилась. Он стоял на коленях посреди кабинета. Тяжело. Тяжело осознавать, что ты ни кто против этого явления.
В глазах замаячил красный свет. Он не сразу понял, что это его письменный стол. Стол дышал. Он чувствовал, как внутри стола бьется сердце. С каждым ударом стол становился все ярче. Но… Он обошел вокруг. У левой ножки, где расположился ящик, разливалось серебряное сияние. Он открыл ящик. Сияние усилилось в несколько раз, до такой степени, что он, закрыв глаза левой рукой, нырнул в него правой.
Пистолет. Он стал источать мягкий запах. Запах духов, которыми пользовалась его жена. Пропитанный ими воздух накалялся. Но накалялся не температурой, а напряжением, которое сейчас пробегало по каждой его мышце.
Он сел в кресло. Сейчас оно манило его как никогда. Оно звало, просило, умоляло. Он сел. Сейчас он слышал у себя в голове каждую секунду. Ему не нужны были часы. Он сам для себя определил время.
Выстрел.
Рука, обмякнув, свисла с кресла, как ватная. Пистолет, который несколько мгновений назад источал аромат, сейчас вонял порохом. В воздухе пахло смертью.
Стуки в дверь. Крики. Ничего уже не воспринималось им как нечто важное. Он был далеко.
Факс в его кабинете начал неторопливо свою обыденную работу. И через несколько секунд, на листе, который он так старательно выплюнул, замаячила надпись:

Уважаемый мистер    . . . . . . . .  доводим до Вашего сведения, что два с половиной часа назад Ваш сын, ехавший на большой скорости, не справился с управление и вылетел с трассы в кювет. Две минуты назад он скончался не приходя в сознание.

С уважением и скорбью мистер . . . . . . . .


Ему было все равно, ведь он встретится с сыном пусть не здесь, но там,  ни на секунду не опоздав.