О писательстве

О ПИСАТЕЛЬСТВЕ

«Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных…, приближается к характерам, являющим
высокое достоинство человека, который… избрал одни исключения»…
                Н.В. Гоголь ч.I
                «Мертвые души»
Для писателя напряжение его нервного настроя, а следовательно, и качество произведений зависит от возникающих жизненных трудностей, которые он должен преодолеть.
Сила творчества растет не в произведениях писателя, а в быту, ибо в произведениях она только реализуется, а в реальной жизни она мужает, делая доступными, как продолжение себя, еще более высокие творческие высоты.
Писатель, решивший, что достиг вершины, начинающий задумываться о значении своего творчества для потомства, - не писатель.
Но и борение за последующие творческие вершины невозможно без личного мужания, которое, в свою очередь, невозможно без контакта с жизнью, с близкими людьми, без неизбежных страданий и треволнений, возникающих в контакте с ними.
Писателя нельзя создать в  пробирке. Если это настоящее произведение, то это всегда дыхание той жизни, в которой писатель творил, во всем ее своеобразии и наготе – в этом и гений писателя – взять ничтожнейшее из явлений и возвести его в перл творения, т.е. воссоздать через него Эпоху. Если писатель решит обезопасить себя от жизненных коллизий для создания монументального полотна, он не создаст ничего. В лучшем случае его творения выродятся  в жалкие борения с собой, которые кроме него никого не интересуют.
Настоящий писатель не сможет выродиться до конца, он должен проживать судьбу своих произведений. И как не прав был Гоголь, писавший о завидной участи писателя, «который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы».
Те, о ком он пишет, - не писатели, ибо людей, которых они рисуют, не существует. Конечно, есть крупные личности, но они – ничто вне духа времени (а только в его контексте их значимость), и их описание невозможно без того невообразимого многообразия (которое невозможно вписать в схему, а можно только высмотреть в жизни) эпизодов и деталей – подчас смешных, нелепых, которые, собственно, и создают колорит эпохи. Их невозможно вообразить или придумать – ими можно только жить. Это невозможно объяснить или вписать в логическую схему – чтобы понять это, нужно родиться писателем.
Искусство невозможно без любви к людям, которые тебя окружают, к своему времени; а жизнь в искусстве это и есть жизнь, которая нас окружает в ее наилучшем, наивысшем проявлении, ибо она напоминает нам, как замыслил ее Создатель, а следовательно, и заставляет нас преисполниться благодарности и Любви к Нему.
Писатель – не Бог, но он может приблизиться к Божественному замыслу в своих творениях, если живет как все люди, деля со своим народом все его заботы и тяготы. Отделив же себя от жизни народа, из нечего он и не создаст ничего и тем более горько его падение.