Жил однажды генерал

Жил да был генерал. Вроде как военный, но не совсем. Нет, генерал он был настоящий, с лампасами и кортиком, но вот только он не воевал совсем. Даже когда внук просил его прийти в детский сад на праздник Дня Победы, он всегда смущался, потому что рассказать о войне он  толком не мог. Он был генералом интендантской службы, проще говоря, - главным бухгалтером армии. Очень важным и очень уважаемым, но детям про свою настоящую службу он, почему то, рассказывать не хотел, и приходилось ему придумывать истории про то, как его часть попала под обстрел или как армия шла в наступление. Детям только этого и нужно было: генерал большой, красивый, истории страшные и интересные, внук довольный. Но внук придумывал за деда много других историй и рассказывал их в детском саду, потом в школе. Он очень гордился дедом, особенно тем, кем он его представлял в историях. А дед-генерал любил внука и очень хотел, что бы тот стал настоящим генералом, не бухгалтерским.

И жизнь у генерала была не такая уж тяжелая, ну, не тяжелее, чем у других. Характер был у него не то что веселый, но и грустить он не очень любил. Он, конечно, иногда грустил, но это, действительно, были трудные моменты его жизни. Детства он не помнил почти, воображение у него было так себе. Зато он очень любил считать, - например, птиц на небе, все думали он мечтатель, а он просто считал ворон, журавлей, даже кур на дворе. А когда пришло время жениться, он посчитал, что вот, их уже двое, а его зарплата все та же. Поэтому он решил пойти на бухгалтерские курсы. Но молодой жене такая специальность не очень нравилась и Толя, так звали будущего генерала, грустил и был даже рад, когда его призвали в армию. А потом началась война и, чаще всего, было не до грусти.

Однажды зимой, во время Белофинской войны, он сидел в землянке, ему было холодно, но не это его заботило, а то, что были в его подразделении люди, что не отдавали себя полностью работе. Он думал о том, что сама Партия доверила ему финансовый учет и контроль, а он не может полностью положиться на своих подчиненных. Он сидел вечером, при свече, писал в своем дневнике о том, как нужно работать, описывал каждого сотрудника, пытался понять, как всех настроить на правильную работу. И вот тут принесли письмо от Кати, его жены. Он обрадовался, он был правильным, как можно не порадоваться, что вот жена ему пишет письмо. Но, прочитав письмо, он сильно расстроился, - Катя ругала сына, родственников, жаловалась на что-то.  Как же так, думал он, она же должна поддерживать меня, ведь идет война, у него трудные задачи стоят, он сидит в холодной землянке и письмо из дома, это как глоток свежего воздуха, как луч солнца. Слезы выступили на глазах лейтенанта, он же не сразу стал генералом. Этот вечер он постарался забыть, но у глаз появились маленькие морщинки.
 
Война закончилась, у капитана уже росли три сына, которых он почти не знал, - они росли в далекой Одессе, а он служил в Германии, возглавлял финансовый отдел, он стал очень хорошим руководителем. Единственное, чем он не мог руководить, так это – своей семьей. Он давно не был дома, почти забыл, как выглядит жена, не помнил - как это - взять ее за руку. У него были женщины, но он не считал их близкими людьми, лишь пересчитывал по памяти: Ирина, Оля, Валентина и так далее. Но любил он только Катю.  А когда приехал домой после многих лет отсутствия, то у Кати оказалась маленькая дочка. Он не знал от кого она, он даже не ругал Катю, вот только никак не мог взять в толк как ему себя нужно вести, как справиться со своей болью, ведь он вот-вот станет подполковником, большим начальником и грустить ему совсем нельзя. Он становился больше, но внутри что-то сворачивалось, он чувствовал себя меньше и беззащитнее. Дочку отдали на воспитание дальним родственникам,  и подполковник снова уехал по службе.

Время шло, таких грамотных военных финансистов было очень мало в стране, и подполковник стал полковником, его отправили в Ленинград.  Все было хорошо, - большая квартира, хорошая зарплата, редко у кого такая была в то время, служебная дача. Сыновья вырастали, и он так надеялся, что они станут военными. Они не стали. Они выросли почти чужими, они не верили в его идеалы и очень плохо считали. Только дочка, она все-таки стала частью семьи, любила его. Полковник давно перестал стыдиться ее, новые сослуживцы не знали ее историю. Но самое главное, - он так была похожа на молоденькую Катю. Полковник смотрел на нее и вспоминал свою молодость, сердце его сжималось, ведь сама Катя уже совсем не была самой собой. Она стала жесткой женщиной, не осталось и следа от ее радостного смеха, как раньше в деревне.

И вот генерал стал генералом. Он и мечтать не мог об этом. Да и должность была полковничья. Просто он все делал правильно, все его любили и уважали. Генеральские погоны стали особым знаком отличия. Но самым главным были не погоны, а рождение внука. Внук стал всем для него: тремя сыновьями, которых он не видел в детстве, маленьким собеседником, что так хорошо понимал генерала, гордился им, бежал ему на встречу, когда тот приходил домой, и громко кричал: «Ура, дед-генерал пришел!» С ним было так хорошо гулять по суворовскому проспекту, разглядывая золотые звезды из лампочек, что висели над проспектом. Они ходили к Смольному, где внук катался на ледяной горке. Генерал рассказывал истории Гражданской войны, в которой он не участвовал, и она была овеяна прекрасным и трагическим романтизмом. Они ходили в Таврический сад, и рассуждали о царском времени, когда строили прекрасные сады и дворцы, но простые люди жили так плохо и бедно.  Внук не знал ничего про бухгалтерское прошлое деда, про дочку, а Катя была для него просто бабушкой Катей, которая делала очень вкусные блины. Когда они были вместе, грусть полностью исчезала, генерал мечтал о том, как внук вырастет и станет отличным военным, у него будет прекрасная семья, что он сможет помочь внуку построить свою жизнь намного лучше, чем свою, что и времена теперь совсем иные.

Но получилось так, что внука оказалась своя жизнь: он не захотел стать суворовцем, не хотел идти в военное училище, с превеликим трудом удалось его убедить стать военным врачом, но и оттуда он сбежал. Женился, развелся, снова женился…  Нет, они не сразу стали чужими друг другу, но чем взрослее становился внук, тем больше у него появлялось интересов, непонятных генералу, тоньше становилась ниточка связывающая их, и вот она исчезла. Сыновья… Старший почти ненавидел его, непонятно за что, средний все больше пил, младший не любил не только отца, но и всю страну. Катя стала совсем бабушкой и ходила по дому в старых шерстяных носках, он звал ее – мамуля, но в этом не было ни нежности, ни радости. Было много внуков, они производили много шума, а шум заглушал грусть. 
Генерал вышел на пенсию. За ним оставался специальный кабинет в здании штаба округа, он мог приходить туда, но только по средам и пятницам, в другие дни там был еще один генерал, такой же пенсионер. Это было очень человечно для такой бесчеловечной страны. Но сидя в пустом кабинете, генерал понял,  что стал совсем одинок:  дети и даже внуки выросли, стали чужими людьми. Он встал и подошел к окну, оно выходило на Дворцовую площадь.
Над площадью летели облака, их трудно было сосчитать, одно облако перетекало в другое… Он посчитал людей, их оказалось пятьдесят четыре человека. Это немного успокоило, непонятно почему. Он снова сел, взял лист бумаги и нарисовал дом. Это был дом, в котором он вырос, дом, где он с отцом Василием собирался на рыбалку, дом, где первые годы они жили с Катей, дом, где родился Вовка, первый сын. Но самое главное, это был дом, где он не грустил, где мамины ладони касались его щек.
Он принял решение построить этот дом опять. Да, у него была дача, там жили дети и внуки. Но ему был нужен ТОТ дом, тот самый, с сенями, подвалом и гостиной комнатой с трюмо. Что бы была маленькая банька, подпол и его комната, его любимая комната. Все дети и внуки были очень рады, что генерал решил построить большую дачу, ведь сами они ничего особенного в жизни так и не достигли и построить дачу даже и думать не могли, зато советовали, какие комнаты там должны быть, что бы все смогли разместиться, если приедут одновременно. Но он никого не слушал, только кивал головой, даже не хмурился, только подолгу сидел и смотрел, как идет стройка.

Дом быстро рос, и вот он уже стоял, окруженный высокими соснами, не большой, но и не маленький, почти такой, как ему хотелось. К этому времени генерал уже знал, что у него рак, что, вероятно, скоро он умрет. Это не сильно беспокоило его. Да, боль мучала его, но уколы приносили облегчение. И самое большое облегчение приносило то, что он мог сидеть в своей комнате, на своей кровати, касаться босыми ногами холодного пола, мог крикнуть: «мамуля», он звал Катю, но ему казалось, что он зовет свою маму, он ведь так звал ее в детстве. С кровати он видел край веранды и большой куст сирени. И было так мирно на душе, что ему казалось, что, вот ведь, не зря он прожил такую длинную жизнь, полную войн, страданий, работы, -  немного было любви, но и она была: мама, Катя, дочка, внук. А вот теперь и дом. Тут можно и умереть. Тут генерал и умер, на той самой кровати, где родился, почти на той.

Но, чтобы не было так грустно, можно сказать, что хоронили генерала хорошо, не смотря на то, что он давно не работал и про его важность почти все забыли. Была гражданская панихида, куда приехали все, кроме внука, но и он приехал на кладбище. Солдаты стреляли в воздух, что бы почтить честь генерала, была хорошая погода, собрались все-все, как собирались раньше на новый год у генерала в его большой квартире. Никто не грустил, правнуки даже играли у ограды. Потом семья собралась, и все хорошо говорили, так хорошо, как ни раньше, ни потом уж никто генерала не вспоминал. И если бы генерал все это слышал, то ему бы точно было приятно, а я думаю, что он – слышал и улыбался.

Женева, 1 апреля 2012 г.


;