Минидетективы

             

                ЖИЛИ-БЫЛИ
                ДЕД  И БАБА...
(Русский народный детектив)               

ЖИЛИ ТО ЖИЛИ, но нерегулярно, от случая к случаю, примерно раз в квартал. Не то чтоб дед не мог, просто не шибко хотел — ему молодухи больше нравились, вот он и побегивал на сторону к одной вдовушке разбитной. Возьмет в сельпо поллитра и шасть украдкой по темну к этой на всю деревню известной гулене, и ежели у ней не занято, справлял там свою малую сексуальную нужду. А дед, надо признаться, большой был выдумщик и бесстыдник по этой части, сраму не ведал, без стыда, без совести и без всяких дурацких "комплексов", стало быть.

А вот про бабку этого не скажешь, она и в молодости то была не шибко темпераментна, а на старости лет совсем зафригидела, даже позу поменять во время утехи и встать поинтересней, как дед хотел, противилась. И не было в их семье по этим причинам полного душевного согласия.

Стряпухой старая была тоже не ахти какой, все больше у телевизора сидела, вязала всяку всячину, да постирушки иной раз затеет, и то потому, что деду, как ветерану", на правлении колхоза выделили в кредит "Вятку". Протопит баньку дед, водички горячей натаскает и тогда, тряпье засунуть и кнопку нажать, бабе уже не в тягость было.

Зато сам — на все руки был дока и одну еще слабость имел — пожрать вкусно страсть как любил и потому кашевар, как говорится, от бога был. Такие щи да кулеши мог сварганить — за уши не оттащишь.

Вот как-то раз не досуг было деду харчи готовить — по дрова в лес поехал, и наварила каши баба. Чего кажется мудреного? Налей молока в чугунок, насыпь туда крупки, присоли да сунь в печь. Дак нет, и тут баба умудрилась напортачить, пошла телик смотреть,придремала, вот каша и подгорела.

 Вернулся дед из лесу, усталый, голодный, как волк февральский, и злющий по этой причине. Разделся, разулся и пообедать чего-нибудь у бабы спрашивает. Наложила ему баба каши, дед ложку зачерпнул, попробовал и ажно поперхнулся. Что ж ты, говорит, тварь такая, отравить меня решила? Сколько лет ты меня, стерва старая изводишь, и что я тебе такого поганого сделал?

 Баба совсем затюканной-то не была, он ей слово - она ему два, и вся обида за дедовы измены скопившаяся у ней, выходу запросила. И потому вот так — слово за слово, хреном по столу, вскипел дед и от рукоприкладства не удержался — бац бабе по печени кулаком. Взвыла та не своим голосом, под руку кочерга ей подвернулась, она с горяча деда и огрела по седой его башке. Дед сразу с табуретки и кувырнулся. А перед этим баба в подпол за картошкой лазила и творила закрыть позабыла. Так дед прямехонько туда и улетел, ударился головой о край сусека, основание у черепушки сломал, да не приходя в себя и преставился.

 Участковому из района баба придумала сказать, что дед сам спьяну оступился и в подполье кувыркнулся. Посомневался тот — что-то не пахло от трупа сивухой да и рана на голове уж больно подозрительной ему показалась, но пожалел старую, тем более что теткой двоюродной она ему приходилась. Несчастный случай отписал.

 Баба потом одна еще лет десять скрипела, мыкалась, прежде чем прибрал ее Господь. Ну а где другого-то деда ей было взять, коли у них в деревне на семь старух даже по одному лицу мужеского пола старше шестидесяти не осталось. Вот так жила баба, жила и молилась, да молилась, и перед смертью только исповедалась.
               
                ВЫШЕЛ МЕСЯЦ
                ИЗ ТУМАНА...
                (Русский народный детектив)

Когда Ванька Месяц откинулся, долго без дела ему сидеть не пришлось, с неделю на одной блатхате погулял, а как деньги кончились, за старое пришлось, хошь не хошь, браться. Специальности у него путевой не было, сами понимаете, "гопник" —  разве это профессия?

Вот просыпается он утречком раным-рано после недельного празднования по случаю волюшки, колосники, понятно, горят, башка чугунная, рядом мара какая-то страшнющая, истасканная, как кляча гортоповская, ажино блевать потянуло. Пошарил по карманам — денег нет, только справка об освобождении, пачка с под "Беломора" пустая и крошки табачные. Вышел Месяц на балкон — воздуха свежего глотнуть, глядь, а там знакомарь его — Засеря бритвой опасной скоблится. Щетина видать надоела.

— "Приветули, Засеря, папиросочкой не угостишь? А почто так рано вскочил, али на дело какое собрался?  Меня б с собой прихватил" — спрашивает Ванька.

— "Кому Засеря, а тебе - Сергей Поликарпыч. Не курю, и тебе не советую. Я вот еще и не ложился, сейчас только прикондыбали с Зассаней, лавку одну подломили — на всю ночь пахоты хватило", — отвечает Засеря. — "Да толку-то с тебя в деле пожалуй — как с козла молока. Ты что делать-то умеешь? На шухере стоять?"

 И ухмыляется своей рожей недобритой. Засеря да Зассаня — погонялы у двух родных брательничков — уголовных авторитетов были, по паспортам-то у ментов они Сергеем и Александром Нужниковыми числились. Рецидивюги, воры в профессии  известные и уважаемые, мелким-то жульем.

— "Но, но, ты за метлой следи — за козла и ответить можно", — хотел было занозится Месяц, да передумал и с балкона свалил по-добру, поздорову. Бритва в руке у Засери ему здорово не понравилась. "И Зассаня видать где-то поблизости шарахается", — сообразил он вовремя.
 

Вернулся Ванька в хату, залез под шконку, где эта кляча храпела, достал свой "сидор", вынул из него финку, когда-то лепшим корешем дареную, что на самом дне своего часа дожидалась,  вышел с той малины на улку, бредет сам не зная куда, и так на сердце у него хреново, злость на себя и на весь мир этот гребаный в душе закипает — любого порвать готов.

 Солнце еще толком встать не успело, и на улицах ни души. Туман над огородами стелется, в частном секторе петухи загорланили, навозом свежим потянуло. Дело то было в городишке совсем не большеньком, на 101 километре от стольной, на самой, считай, его окраине. Вышел Месяц на околицу, глядит у дороги красавица — березка, вся в кипени листочков молоденьких, сквозь туман стволом белеет. Подошел к деревцу Ванька, а сам думает:   "Некому что ль тебя, в натуре, падлу кудрявую заломать?"
 
Попробовал, да где там одному мужику да с грыжей, что на лесоповале в зоне заработал, такую метра в три березку сломать. Гнется та аж до земли, а не то, что ломаться, даже трещать не думает.
 
  Вынул тогда Месяц финку из кармана и давай невинное растение "пером писать", резать значит. Топора-то с собой не было. По щекам слезы бегут, зубы ощерил, скрежещет ими, глаза выпучил, ветки кромсает и бормочет сквозь всхлипы: "Буду резать, буду бить - все равно вам всем пи..ец, гады, козлы! Да пущай мне век воли не видать!"
               
                ШИШЕЛ  —  МЫШЕЛ…
                (Вечный детектив)
 
 Шишел со своим честолюбием должен бы был стать председателем колхоза или кибуца. Да чего там — выше бери, это уж в крайнем случае - главным агрономом, а ему пришлось своим горбом и в поте лица хлеборобить. А куда денешься, если исторический процесс еще был в первобытной стадии и до коллективизации с раскулачиванием ждать еще нужно было не один миллениум, да и евреи свою историческую родину еще ни разу покинуть не успели, чтоб потом вернуться и организовать там эти самые кибуцы.

 Землицу пахать, как Карла за растрату — не мед. Кто пробовал — знает. Тем более в полупустыне — зоне рискованного земледелия, примитивным-то оралом, без минеральных удобрений, и об агротехнике, знать не зная и ведать не ведая. Мартышкин труд, сами понимаете - с голоду может и не помрешь, ноги носить будешь, но на бабу уже лишний раз не потянет. Вот так и тянул нелегкую свою лямку Шишел, однако в душе с таким положением дел пребывая в радикальном несогласии.
 
Был у Шишела брат Вышел-Мышел. Тому отец их Кушал-Мышел своих баранов, верблюдов и ослов пасти завещал. Посмотрит Шишел бывало на Вышела, как тот с пастбища верхом на муле, бичом пощелкивая да песенки напевая, скот гонит, и зависть его чернущая глодать начинает.
 
 И за какие такие красивые глазки, батяня ему всю скотину отдал? Вон харю-то какую на баранинке наел — со спины щеки видать. Нет похоже на земле никакой социальной справедливости, и выше, поговаривают, тоже. И баба у него холеная да титькастая, и ослица всегда рядышком хвостом крутит — мне б таких, да после мясных то харчей, уж я бы им показал, где раки, и где собаки.

Нет — не правильно мне батя своими заповедями ветхими мозги компостирует, мол не пожелай, и все такое прочее. Как тут не пожелаешь? А эта байка, опять же его допотопная — про Каина и Авеля, как там кончается? Дай Бог памяти... Кажись так: "Он сказал, что земля родить не будет, и скитаться по ней изгнанником будешь."

 -"Да и хрен с ними — земля и так не родит, а со скотиной чего не скитаться-то? Шатер сварганю, баб с собой прихвачу. Эх, закочую шумною толпой по бездорожью да и разгильдяйству, не пропаду чай — не маленький. Кончать этот беспредел пора, ох пора!   
 Вчера пожалуй, было рановато — завтре поздно будет, сегодня в самый раз, пока в поле мы, и пахан нас не видит..."

 И восстал Шишел на Вышела, брата своего, и убил его. И все его добро экспроприировал, на хрен. Бабу и ослицу, само собой, первым делом.

  А как спросят его:
 —  "Шишел-Мышел, где брат твой Вышел?"
 -   "А не знаю, говорит, разве я сторож? Ножиком поигрывает и нагло так заявляет:
 —  "Председателем меня теперь зовите, Президиума, или нет — лучше Президентом, так, пожалуй, побасчее будет..."