Баламут Гл. 13 Разъяснить по существу вопроса

Глава 13. Разъяснить по существу вопроса
Две недели авторы письма ждали ответа из Москвы. Две недели шли лекции, семинары, консультации. Студенты выпускали очередные стенгазеты, пели в институтском хоре, заседали комитет комсомола и профком, даже работала касса взаимопомощи и секции ДОСААФ. Приближалась зимняя сессия, а поэтому студенты забыли о детской шалости,  некоторые  даже  впадали в  кислое уныние. Как это поётся в студенческой песне:
    Студент бывает весел
    От сессии до сессий,
            А сессии всего два раза в год .
 По углам аудиторий начали прятаться скучные сумерки, отчего даже днём приходится  включать электрическое освещение. Кислые дожди вперемешку с мокрым снегом, ленивый кашель с насморком теснили душу студентов. Многое нужно запомнить. В экзаменационных вопросах надо до конца разобраться. Не дай бог тройка, не будет стипендии. А ведь она для многих студентов – единственная кормилица.
Томила неизвестность и наших правдоискателей. Что они там наверху ответят?  Экзамены их не пугали. Их ожидало с двух одно: или громкая слава или крупная неприятность. Чем всё это обернётся? Василий Денисов уже начал  проклинать себя. Как это он - степенный, умный и рассудительный студент не то, что ввязался в эту историю, а сам надоумил товарищей  обратиться с вопросом наверх. И куда? В Кремль! Но уже поздно. Дело сделано. Маховик раскрутился.
 На стол ректора института легло письмо из Кремля с пометкой «Правительственное». Ректор распечатал его. На снежно-белой бумаге было напечатано на машинке несколько строчек: «При сём направляем Вам письмо ваших студентов для разъяснения по существу вопроса. О принятых мерах доложить. Приложение: письмо студентов А. Белого, В. Баламутова, В. Денисова. Б. Тищенко. Подпись»   
За все последние пять лет, как он возглавляет Семигорский пединститут, вступать в официальную переписку с Кремлём не приходилось. Это не к добру, чем ближе к вершине, тем больше шансов свалиться в пропасть. Умники нашлись! Им бы к сессии получше бы готовиться. Так нет! Умничают, мнят из себя чёрти-что.
Срочно у ректора состоялось совещание в узком составе: секретарь партбюро и заведующий кафедрой общественных наук. Было решено собрать внеочередное заседание кафедры, изучить суть изложенного в письме и объяснить авторам письма по существу вопроса.
В понедельник, после второй пары на третьем историческом появилась секретарь кафедры общественных наук и сообщила, что студенты Белый, Баламутов, Денисов и Тищенко приглашаются на заседание кафедры. Начало в пятнадцать часов. Явка обязательна.
Всем всё стало ясно – началось.  И началось не лучшим образом, не так как предполагали. Москва ответила не им, студентам, а ректору.
В назначенное время все четверо явились  на кафедру, переминаясь с ноги на ногу, они несмело толпились у двери и поглядывали в глаза Митрофана  Дмитриевича. Он молчал, но по его сумрачному взгляду можно было понять, что дело принимает скверный оборот. Приглашённые студенты  потупили свои взоры, как нашалившие дети. Заведующий кафедрой привстал и начал:
- Начинаем внеочередное заседание кафедры общественных наук. Вы уже все знаете, по какому вопросу я вас всех пригласил. – Тут он обратил внимание на студентов. -  Э-э, а вас, молодые люди, прошу подождать в коридоре. Мы вас вызовем.
Дверь закрылась. Студенты переглянулись. В коридоре – ни души. Какая-то таинственность. К чему бы это? Если пришёл ответ оттуда, сверху, то почему бы его не прочитать им, студентам, в первую очередь? Почему созвали экстренную кафедру? Что-то здесь не сходится.
Прошло полчаса. Кафедра заседала. У студентов ноги заболели. Напротив – пустующая аудитория, нашли, где присесть. Уселись. Тишина. Никому не хочется говорить. Прошёл час. За дверью кафедры шум всё больше и больше усиливался, но понять, о чем спорят преподаватели, невозможно. Да и подслушивать неприлично. Вдруг неожиданно для всех заговорил Боря Тищенко:
- Хотите современную сказку?
- Давай.
- Поздно вечером в темноте возвращался с занятий художественной самодеятельности Заяц. Навстречу ему – Волк. «Заяц, я тебя съем». «Не ешь меня, Волк. У меня пять экзаменов и семь зачётов». Всё равно съем. Ты можешь сказать своё последнее слово». Заяц не смог сообразить, что бы такое  самое главное сказать, прощаясь с жизнью. А после сообразил и произнёс: «И нужна мне была вся эта самодеятельность?»
- Мораль?
- Какая тут мораль, если зайца волк съел.
- Ты тоже хочешь так сказать про себя, как заяц? – спросил Баламутов.
- В некотором роде, да, вся наша компания обречена на съедение. Если сейчас научного объяснения там, на кафедре, не найдут, то виноваты в этом будем мы.
- А мы тут при чём?
- При том… Любопытной Варваре нос оторвали, потому что она его совала, куда не следует.
- Не надо так мрачно.
- Я знаю, что говорю, - уже с раздражением ответил Боря.
Все замолчали, прислушиваясь как там, через коридор, за закрытой дверью кафедры нарастал шум. Вася Денисов обратил внимание на то, что в этом нарастающем шуме, наверно, друг друга не слышат.
- Да-а! – протянул Толя Белый. – У нас в школе мы играли в такую дурацкую игру, которой дали такое смешное название: «Январьфевральмартапрель». Во дворе школы на перемене мы становились в круг. Ведущий раздавал названия месяцев. Кому попался сентябрь, а кому февраль, к примеру. По команде, стараясь всех перекричать, каждый  выкрикивал свой месяц. Забавно получалось. Рёв бессмысленный. И так повторяли несколько раз. Никто из посторонних не мог понять, о чём мы орали. Вот и они, наверное, играют в эту игру.
Дверь кабинета кафедры открылась, пригласили студентов.  Все четверо опять столпились у двери и ждали, что им скажут философы и экономисты.
Галинский Митрофан Дмитриевич огласил решение кафедры:
- Кафедра, здесь посовещавшись, решила ваш вопрос вынести на обсуждение общим профсоюзным собранием преподавателей и студентов историко-филологического факультета. Когда и где будет проходить собрание, следите за объявлением. Сегодня вы все свободны. Вопросы есть?
- Есть! – отозвался Баламутов.- Я хочу уточнить: на собрании будет обсуждение или осуждение нашего вопроса?
- И то, и другое. И обсуждение, и осуждение, и вопроса, и вас.
- А нас-то за что?
Но ответа не последовало.
Ребята не торопились расходиться и все вместе зашли в соседнюю аудиторию. Вася Денисов был в отчаянии, он находился на грани истерики.
- Это ты. Ты нас втянул в эти исследования, поиски истины. А для меня истина одна, понимаешь, одна:  я должен, я обязан закончить институт, во что бы то ни стало защититься и стать преподавателем. А для этого нужно освоить основы, подчёркиваю, основы, - уже переходил на крик Денисов,- а я занялся околонаучными догадками.
- Всё правильно. Получишь красный диплом, повторяя зады учения, отталдычишь прописные истины в аспирантуре, спишешь диссертацию у своего научного руководителя о коммунистическом воспитании  и сменишь на кафедре преподавателя, которого с почётом проводят на пенсию. К тому времени тебе будет мешать туго повязанный галстук и накрахмаленный воротник. И станешь ты отпечатком Капы.
- Ни  за что!
- Кое-что будет новое, ты ведь – пятидесятник. Капа культом личности овеянная, а ты будешь культом личности развеянный. Капа доживает свои дни в нищете. И она ни о чем не жалеет. Она отдала свою жизнь за светлое будущее. А каким оно будет, так и не удосужилась узнать. Ты, Вася, подёрнешься жирком, тебе не чужды будут земные блага и не в отдалённом будущем, а сейчас. Как знать, возможно, станешь профессором.
Спор прекратился. Члены кафедры, хмурые и усталые, молча расходились по домам.
 По их виду можно было судить, что им не удалось до чего-нибудь договориться. Они прятали глаза от этих  студентов, которые нагло устроили экзамен своим преподавателям и поставили «неуд». По этой причине им хотелось скорее выйти на улицу, чтобы вздохнуть свежим воздухом.
Студенты так не думали. Их угнетала неизвестность. Что значит, вынести их вопрос на профсобрание факультета? Значит, не их вопрос, а персональное дело каждого из них. Будет головомойка. А то и ещё кое-что. Они   остро ощутили тревогу.  И главное: какая-то недосказанность. Что бы это значило? Доигрались!